Глава - 26. КНР. Сложившаяся система. - 3а

           Говоря о сочетании плана и рынка, сразу нужно указать, о сочетании чего идёт речь. Нет, это нельзя считать сочетанием планирования и рыночности в настоящем значении этих слов.


             В предыдущей  главе уже говорилось об отличии «рыночности при строительстве социализма» от рыночности в классическом смысле этого слова. По-видимому, нетрудно понять, что рыночность, ограничиваемая централизованным регулированием, это уже не рыночный механизм в его действительном, абсолютном значении. Но то же мы должны сказать и о плановости. Так называемая «плановость», заключающаяся в регулировании частнособственнического рынка, это не плановость в абсолютном смысле этого понятия, в его действительном значении.

     Рыночность в абсолютном значении этого понятия требует абсолютно свободных отношений между множеством частных собственников. Плановость в абсолютном значении этого понятия требует абсолютно обобществлённой собственности.

     Таким образом, так называемое «сочетание плановости и рыночности» - это сочетание ЕЩЁ не совсем плановости с УЖЕ не совсем рыночностью. Может быть, эту мысль можно выразить как-то более удачно, но ладно – как сказал, так и сказал. Смысл, думаю, понятен.


            Теперь дальше. Из марксистской теории мы знаем, что рыночность возникла как единственно возможный механизм для соединения в единый хозяйственный комплекс огромного множества частных собственников при обширнейшем разделении труда между ними. Марксистская теория говорит нам, что такое обширнейшее разделение труда с одновременной необходимостью соединения его частей в единый хозяйственный комплекс означает, что труд приобрёл уже общественный характер. Однако частная собственность всё ещё сохраняется. Налицо две противостоящие противоположности, налицо противоречие. Сделать так, чтобы эти множественные части труда соединялись в единый комплекс при одновременном сохранении множественной частной собственности, можно только через механизм рыночности. Итак, рыночность – это единственно возможный способ бытия такого противоречия; только через неё эти противоположности могут сосуществовать в необходимом единстве.

     Для чего нам эта философия? Для того, чтобы понять, что в рыночности заключено противоречие, всё более и более растущее по мере развития производительных сил частнособственнического общества, и что оно не может не проявлять себя. Известные периодические и хронические отрицательности капиталистического хозяйственного механизма как раз и являются следствием того, что характер собственности уже достаточно сильно противоречит характеру труда. Избавиться от этих отрицательностей, согласно марксизму, возможно только устранением этого противоречия через установление общественной собственности, - читателям это, конечно, известно.

     Рыночность, таким образом, в историческом плане, имеет положительную сторону и отрицательную сторону.

     Положительная сторона рыночности состоит в том, что она, как уже сказано, позволяет работать всему хозяйственному комплексу как целому и в условиях такого противоречия, создавать необходимый общественный продукт и приносить необходимый доход. Без рыночности соединить массовое частнособственническое разделение труда в один хозяйственный организм не было бы никакой возможности, и экономическая эффективность производства была бы катастрофически низка.

     Отрицательная сторона рыночности состоит в том, что она, хотя и даёт хозяйству возможность работать, но самого-то противоречия не устраняет и поэтому неизбежно самой своей работой параллельно положительным результатам воспроизводит и известные периодические и хронические отрицательности.

     Чем более общество продвинулось в развитии производительных сил, чем более, следовательно, величина указанного противоречия, тем более отрицательная сторона преобладает над положительной.

     Для обществ, стоящих на низкой ступени развития, рыночность гораздо более положительна, чем отрицательна; для достаточно же созревших и перезревших капитализмов отрицательности становятся намного ощутимее, и если бы не возможность перекладывать их на отсталые регионы или не переводить туда производство, то империалистические центры давно бы упёрлись в тяжелейший системный тупик.

     Повторим ещё раз. Как понятно из сказанного, вина в этом не самой рыночности как таковой, а того исторически сложившегося противоречия, которое содержится в ней. Хотите избавиться от отрицательностей? Измените характер собственности с частной на общественную, устранив тем самым противоречие в принципе. Не хотите отменять частную собственность? Тогда терпите эти неизбежные периодические и хронические отрицательности, всё более и более накапливающиеся.

     Для чего понадобилось такое углубление в марксистскую теорию рыночности? Для того, чтобы понять задачи и проблемы сочетания «плановости» и «рыночности».

     Здесь, видимо, будет уместно привести слова из документов 13-го съезда КПК (1987 год): «Социализм [в смысле – строительство социализма] в Китае вышел из недр полуколониального и полуфеодального общества, и по уровню развития производительных сил Китай далеко отстаёт от развитых капиталистических стран. Поэтому необходимо пройти через длительную начальную стадию развития, на которой предстоит осуществить индустриализацию, придание производству товарного характера, обобществление и модернизацию труда, то есть проделать то, что другие проделали в условиях классического капитализма».

                - - - -

            Если руководящая политическая сила желает социализма, она должна устранить частную собственность и перейти к полномерной централизованной плановости. Это так. Но в том-то и ошибка торопливых «леваков», что они представляют это как какой-то решительный одномоментный акт. А переход от частной собственности к полноценно общественной это не акт, а процесс. Процесс, имеющий определённую протяжённость даже для развитых капиталистических обществ, - что уж говорить об обществах первоначально крайне отсталых!

     Да, социалистически ориентированное политическое руководство желало бы это сделать. Но как быть, если пока не может? Административное установление полностью безрыночного механизма при недостаточности пока условий для его качественной работы резко ухудшит эффективность управления, ещё и усугубив его известными громадными бюрократическими пороками. С другой стороны, оставление прежней полномерной рыночности означает и оставление пока в полной силе сопутствующих ей отрицательностей. Да, в отсталой стране эти отрицательности, проявляющиеся через рынок, как уже сказано, ещё не чересчур велики, но всё же уже есть.

     Выход в одном. Организовать некое взаимодополняющее и взаимокорректирующее сочетание административности и товарности, которое в этих переходных условиях позволит хозяйственному комплексу относительно успешно работать, а остающиеся отрицательности хоть и не уничтожит, но сведёт к возможному минимуму.

     Насколько это осуществимо? Не утопия ли это?

     Как сказано в самом начале главы, действительно полномерная плановость и действительно полномерная рыночность несовместимы, - ни логически, как понятия, ни на деле. Но здесь, как сказано в начале главы, речь идёт не о действительно полномерных плановости и рыночности, а о, если так можно выразиться, «полуплановости» и «полурыночности». И такое сочетание этих механизмов, при котором плюсы каждого из них будут взаимно компенсировать минусы другого (хотя бы в частичной степени), вполне мыслимо и, вероятно, практически осуществимо.

            Другой вопрос, который надо поставить, - можно ли уверенно утверждать, что мы таким образом получим именно сложение плюсов обеих составляющих при взаимной нейтрализации минусов? А не выйдет ли наоборот, - не обернётся ли дело сложением минусов при взаимной нейтрализации плюсов?

     Вопрос очень нелишний, так как многим знающим позднесоветское производство известно, что именно к нейтрализации плюсов и резкому сложению минусов привела так называемая косыгинская реформа 60-х.

     Другой характерный пример – попытка развитых капиталистических хозяйств осуществлять государственное регулирование своей экономики с целью минимизации отрицательностей. Их действия по такому регулированию, вплоть до частичной национализации, поначалу несколько уменьшая проявление неизбежных отрицательностей в каких-то сферах, затем всё равно порождают проявление этих отрицательностей в каких-то других сферах, да ещё и добавляют минусы от известных пороков управленческой бюрократизации. В результате постепенного усугубления дел эти попытки регулирования через время  вновь сменяются идеями либерализации рынка и приватизацией национализированного, - и в таком малорезультативном дёргании туда и обратно протекает экономическая политика всех современных развитых капиталистических государств.

     Следовательно, возможен и положительный, и отрицательный вариант. От чего это зависит? Это зависит, главным образом, от характера административной составляющей этого сочетания.

     Почему главным образом от неё? Потому, что поскольку главную роль в регулирующей политике по отношению к неизбежным отрицательностям рынка играют действия государства, то от его объективной способности как следует делать это и зависит результат.

     Государство, во-первых, должно иметь возможно большую способность охватывать своим регулированием сразу все сферы и все участки экономики. Государство, во-вторых, должно иметь возможно меньшую склонность к обюрокрачиванию. Но ни то, ни другое не доступно ни государству классического капитализма, ни государству махровой государственной буржуазии.

     А вот государству, имеющему крепкую и широкую социальную опору, то есть государству социалистического или действительно народно-демократического типа, эта задача может быть доступной. Или как высказался на одном из съездов тогдашний глава партии Цзян Цзэ-минь: «Социалистическая рыночная экономика должна быть эффективней капиталистической рыночной экономики».


              (Видимо, не стоит надолго уходить от нашей темы и подробно разбирать пороки позднесоветского строя. Об этом у меня достаточно сказано в других текстах. Но когда я слышу заявление, казалось бы, образованных людей, что «в результате косыгинской реформы руководители предприятий устремились за прибылью в ущерб всему остальному», мне первым делом хочется спросить: а были ли эти руководители коммунистами? а были ли на предприятиях партийные комитеты? а были ли в местных обкомах партии специальные отделы по руководству хозяйством? Но я это не спрашиваю, потому что прекрасно знаю, что это были за «коммунисты» и что это были за партийные комитеты. А вот почему эти образованные критики косыгинских реформ технократически выдвигают на самое первое место неправильный, по их мнению, набор стимулирующих показателей, а не изменившуюся сущность поздней КПСС и всей партийной и государственной системы, это мне непонятно. Потому что на первом месте должно быть именно это.
Ведь если всё сводить лишь к «неправильным стимулирующим показателям», то нужно будет клеймить это в любых обстоятельствах  как «поганую буржуазность», как  «несомненный ревизионизм», как «отступление от социализма» и тому подобное. Кстати, так и делают. А это ошибка. Это мешает в каждом конкретном случае разбираться конкретно, применительно к потребностям именно этого общества именно в этих обстоятельствах.
Да, косыгинские реформы, применительно именно к СССР (и конкретно - к СССР того времени) – это большое дерьмо, и по замыслу и по последствиям, но суть дела тут гораздо глубже, чем думают эти товарищи.)


            Итак, разбирая вопрос о сочетаемости некой рыночности с централизованным административным регулированием, мы перешли от экономического аспекта вопроса к политическому, к характеру государственной системы, другими словами – к вопросу о правильном характере диктатуры. К этому непростому вопросу мы и перейдём в следующей главе.


   (mvm88mvm@mail.ru)