Кулик

       Почерк поначалу у меня был ни к черту, как выражалась мама. Вернее, до второго класса его у меня просто не было, а были качающиеся вразнобой отдельные буквы. Ведь я левша, и мне сподручнее писать справа налево, как пишут арабы, а не слева направо, как у нас принято. Но в школе с этим никто не считался. Буквы мои качались на строке из стороны в сторону, как акробаты в цирке. Но, в конце концов, я нашел для себя подходящий почерк. Вернее, я его скопировал у одного парнишки. Звали его Коля Куликов.

        Той зимой я оказался в санатории «Кезево», в Сиверской. Там была школа, то есть все-то же самое, что и на Лермонтовском, - математика, русский, природоведение, - только народу в классе меньше. В отличие от моего класса, где заправляли два хулигана - Фищев и Клепов, - в «Кезево» я оказался одним из самых сильных. Я это выяснил в первый же день, подравшись по очереди с тремя самыми задиристыми ребятами. Дрались, конечно, не на кулаках, - просто боролись. Двоих я уложил на лопатки. И только третий – Ленька Романов, - оказался сильнее меня: он стал душить меня «стальным зажимом», от чего я не выдержал и сдался. Остальные смотрели со стороны, и потом  больше не возникали. Так и пошло: самый сильный – Ленька, второй – я. У меня и кличка была серьезная – Папаша, как у вожака стаи обезьян, которого я смешно изображал.

Колю Куликова же, по кличке Кулик, у нас как-то не любили – считали его ябедой. Но до этого дело еще дойдет. А пока я сидел за партой позади и смотрел, как он пишет. Писал он классно: ровно, четко выводя буквы. Но главное – без наклона. Мне же, как левше, неудобно было писать с наклоном вправо, поэтому Колин подчерк мне очень подходил. Я стал ему подражать. И чтобы удобней было, поменялся местами с его соседом. Мы стали разговаривать, - он оказался умным, и много знал. Я, к примеру, только в Сиверской первый раз посмотрел японский мультик «Корабль-призрак», а Коля – во второй. Поэтому, он заранее знал, что будет происходить, и чем все закончится. Но я его просил молчать до конца сеанса.

       Из кино в санаторий мы шли уже вечером  и по дороге делились впечатлениями. А поскольку впечатления наши оказались похожи, я почувствовал, что мы почти друзья. С этого момента, хотя ребята к  Коле относились все также, я взял над ним шефство.  Я даже посвятил его в свою тайну - рассказал о том, что мы с Котом Базилио собираемся построить ракету, и общаемся с марсианами с помощью карманного фонарика и азбуки Морзе. Коля улыбнулся,  но не стал спорить. Я дал ему почитать книжку Зельдовича о планетах солнечной системы, и обещал, если нам удастся построить ракету, взять с собой.

Однажды вечером в раздевалке я заметил, что несколько наших ребят о чем-то совещаются с Ленькой. Обычно меня приглашали, если затевалось что-нибудь интересное: сходить ночью в спальню к девчонкам или украсть шприцы у медсестры, чтобы использовать их, как брызгалки…  Но в этот раз меня не позвали. Я подошел к ним и сказал: привет, пацаны! Ленька же ответил: иди мимо, - ты водишься с Куликом! Я стал спрашивать, - в чем дело?

        Ленька помолчал, но потом рассказал, что они с ребятами собирались пойти за территорию, на лыжах, вдоль речки Оредеж – хотели дойти до плотины, а Коля заложил их воспиталке. Мне было, конечно, неприятно, но я спросил: а ты уверен, что это он? – Кому ж еще, - ответил Ленька, - он с нами стоял, слушал, когда мы говорили, а идти не собирался. – И что теперь? - спросил я, не надеясь ни на что хорошее. – Мы устроим ему темную, - с угрозой в голосе ответил Ленька. – Ты только молчи!

       Я вышел из раздевалки и в коридоре встретил Колю. Он подошел ко мне, и спросил: что они там секретничают? Но я в ответ только пожал плечами, и пошел дальше.
Ночью его избили, натянув на голову одеяло – били все палатой, долго. Я же сделал вид, что сплю. На самом деле, я готов был разрыдаться от бессилия. Но что я мог против всех?

       Утром в школе я отсел от Коли на заднюю парту, где было пустое место. Больше мы не разговаривали. А когда на родительский день приехала мама и поинтересовалась, как мне удалось научиться так красиво писать, – я написал ей письмо Колиным почерком, - я ответил, что сам выработал такой почерк.