По знакомству цикл Странные бульки

По знакомству…

Нет,  что  ни  говорите,  а  если  хочешь  что-нибудь  «выбить», то  надежнее  и  быстрее  действовать  старым  добрым  методом — посредством  связей,  через  друзей-знакомых.
Слава  Богу,  у  нас,  врачей,  к  ним  прибавляются  и  пациенты.
Вот  и  сейчас,  я  стою  у  Дома  Правительства  и  жду моего  школьного  друга,  Мишку,  с  которым  договорился  вчера,  что  встретимся  с  ним  утром,  до  работы, чтобы,  после  того,  как  он  подмахнет  нашу  институтскую  заявку  на  новую  аппаратуру,  я  бы  успел  отнести  ее  в  Министерство, где,  через  знакомую  секретаршу  (подругу  соседки  по  бабушкиному  дому)   без  канцелярской  волокиты  дать  на  подпись  замминистра,  а  потом  быстренько  отнести  бумагу  в  Минфин  на  подпись  о  выделении  денег  (не  поверите,  но  через  подругу-секретаршу  той  подруги  соседки),  потом — бегом  в  «Медтехнику»,  с  начальником  которой  уже  есть предварительная  договоренность,  что  как  только  аппаратуру  завезут  в  страну,  он  ее  доставит  нам,  минуя  базу,  прямо  в  институт. 
Таким  образом,  я  бы  за  один  день  успел  пройти  1-2-х  месячный  путь  согласований  и  пересылок. Это  в  том  случае,  если  бы  ни  на  одном  их  этапов  не было  бы  отказа  или  особой  задержки.
Что-то  Мишки  не  видно. Странно,  он  всегда  был  очень  аккуратным  и  пунктуальным. Никто  не  помнит,  чтобы  он когда-нибудь  опоздал  на  урок,  или  забыл  дома  дневник. Про  домашние  задания  я  уж  и  не  говорю. Но  списывать  давал — что  правда,  то  правда.
Хотя  дружили  с ним  не  из-за  этого — просто  он  был  «свой»  парень.

К  служебным  воротам  подъехала  правительственная  машина  и  притормозила  перед  не  успевшими  открыться  воротами. 
Из  открытого  окна  машины  я  услышал: «Доктор,  что  привело  вас  сюда  в  такую  рань?» 
Присмотревшись,  я  узнал  бывшего  пациента,  которого  мне  пришлось  консультировать  по  линии  «Санавиа»  в   больнице  одного  из  районных  центров,  куда  он  попал  с  диагнозом  инфаркта  миокарда.  Тогда  он  был  еще  не  на  такой  высокой  ступени  служебной  карьеры,  но  достаточно  высокой,  чтобы,   прежде  чем  принять  решение  о  его  транспортировке  в  столичное  специализированное  отделение,  местное  партийно-правительственно-врачебное  руководство  не  подстраховалось,  вызвав  консультанта.  День,  помню,  был  предпраздничный, кажется, даже  предновогодний.  Дежурившему  в  тот  день  заведующему  отделом,  очевидно,  не  хотелось  ехать  в  такую  даль, поэтому  я  и  оказался  в  самолете. (За  консультацию заплатили  бы  около 10  руб., а  тогда  для  меня  это  были  немалые  деньги. Доцентам-профессорам  давали  20-25).
Правда,  в  аэропорту,  в  ожидании оформления  билета  и  подготовки  спецрейса,  меня  столько  рез  переводили  из  одного  помещения  в  другое,  что  я  где-то  оставил  свою  новую  джинсовую  куртку. Можете  себе  это  представить?  Не  скажу, что  она  была  «фирменная»,  но  имела  очень  хороший  вид… и  даже  не  пришлось  ее  под  меня  подгонять. 
В  общем,  прилетел  я   в  райцентр  в  паршивом  настроении,  но встретившие  меня  руководители  района  обещали,  что  свяжутся  с  кем  надо  в  аэропорту  и  куртку  обязательно  найдут.
(Как  бы  не  так! Но  я  тогда  был  наивен  и  доверчив).
После  ознакомления  с  историей  болезни  и  больным,  у  меня  появилось  подозрение  в  правильности  предварительного  диагноза  и  меня  потянуло  на  подвиги.  Я  решил  провести  ему  дополнительно  рентгенологическое  исследование  желудка.
Т.к. рентгенолог  больницы  был  уже  в  отъезде,  я  просветил  больного  сам  и  обнаружил  язву,  а  также  выраженное  воспаление  пищевода  с  поверхностным  эрозированием  его  слизистой,  вызванной забросом  содержимого  желудка  в  пищевод. В  общем,  я  решил,  что  клиника  больного  обусловлена  не  столько  поражением  сердца,  сколько  желудочно-пищеводными  явлениями. Т.к.  это  непосредственно  не  грозило  жизни  больного,  то  дал  официальное  разрешение  на  его  транспортировку.  Руководство  вздохнуло  свободно,  но  горячку  пороть  не  стало. Мне  дали  на  радостях  25  рублей (!, хотя  это  не  компенсировало  потерю  куртки)  и  отправили  обратно в  Тбилиси,  а  Арчила  привезли  после  праздника  и  поместили  в  правительственную  больницу  IV-го  Управления  Минздрава,  где  я  его  и  навестил  как-то.

В  общем,  потом  его  перевели  в  столицу и  теперь  он  был  уже  о-очень  крупным  «батоно»  Арчилом.
Я  сказал,  что  жду  по  делу  Мишу.  Он  предложил  сесть  к  нему  в  машину  и  так,  минуя  охрану,  мы, в  итоге, прошли  к  нему. 
В  «предбаннике»  уже  ждало  с  десяток  человек,  все  встали,  приветствуя   его, но   в  кабинет  зашли  только  мы  вдвоем. Он  спросил  по  какому  поводу  я  пришел  и  сам  наложил  резолюцию.  Я  расспросил  его  о  здоровье.  Он  пожаловался,  что  работы  много,  особенно — в  новых  условиях:  возможности  все  время  соблюдать  диету  и  режим  нет  практически  никакой.  Я,  заметив,  что  он  как-то  скованно  держит  корпус  и  периодически  морщится,  вероятно,  от  боли,  спросил  в  чем  дело.  Оказалось,  что  он  вчера  заработался  допоздна  и  заснул  за  столом,  а  сейчас  шея  болит  так,  что  не  может  ей  ворочать.
Я  предложил  свои  услуги  «мануальщика»  и   он  предупредил  секретаршу,  что  совещание  немного  откладывается  и  чтобы  никто  не  уходил. Проделав  всё,  что  можно  было  в  той  ситуации,  я  обмотал  его  шею  теплым  кашне  и   собрался  уходить. 
«Куда  Вы,  доктор,  без  пропуска!» - сказал  он  и,  написав  несколько  слов  на  листочке,  дал  его  мне,  объяснив,  как  от  него  пройти  к  «батоно  Михаилу». Уходя,  я  подумал — как  в  таком  виде  он  будет  проводить  совещание? Наверное,  он  снял  бы  шарф.  А  может,  и  нет.
Все  же  слово  врача — это  слово  врача.

Иду  я  по  коридору… спускаюсь  на  этаж, перешел  по  переходу  между  зданиями  и,  конечно,  заблудился. «Простите,  как  пройти  к господину  Михаилу Канделаки?» — спросил  я  какого-то  встречного.
«Ваш  пропуск!» — ответил  он  строго. Даже  не  взглянув  на  листок, мужчина  приказал: «Идите  за  мной!»   И  мы  пошли…
Мы  дошли  до  лестницы,  спустились по  ней  ниже… по  моей  прикидке — даже  ниже  уровня  земли… Долго  шли  по  переходу  с  ответвлениями  и  я  обратил  внимание,  что  весь  путь  нас  никто  не  обгонял,  а  шедшие  навстречу, завидя  нас,  старались  свернуть  куда-нибудь,  или   скрывались  за  ближайшей  дверью.
Но  мой  спутник  невозмутимо  и  уверенно  шел  вперед,  чеканя  шаг. 
Почему-то  я  только  сейчас  обратил  внимание,  что  он  в  военной  форме,  но  без  погон.
В  конце  концов,  мы  пришли  в  какой-то  кабинет  и  он,  оставил  меня  там,  приказав  обождать. Я  удивился,  но  делать  было  нечего.
Отдав  какие-то  распоряжения,  военный  вернулся  и  начал  меня  расспрашивать  зачем  мне  нужен  Михаил  Канделаки.  Я  объяснил.
В  это  время  кто-то  зашел  и  положил  перед  ним  канцелярскую  папку.  Перелистывая  ее, «полковник»,  как  я  его  уже  назвал  про  себя, стал  расспрашивать:  что  у  меня   общего  с  М.К,  уточняя  даты,  когда  мы  вместе  учились. Я  ответил. Когда  же  я  спросил — какое  это  имеет  отношение  к  моему  делу,  он  вдруг  резко  изменил  тон,  жестко заявив,  что  здесь  вопросы  задает  он  и  только  он.
Потом  он  начал  выспрашивать  у  меня, почему  я  пришел  именно  сегодня, что  я должен  был передать  от  М.К. врагам  государства — в  общем,  я  уже  ничего  не  понимал!
Я  с  удивлением  огляделся — нет,  обстановка  и  портреты  на  стенах  подтверждали,  что  сейчас  не  ленинско-сталинские  годы  и  не  время  пост-«оттепельного»  «закручивания  гаек»,  хотя  ситуация  говорила  об  обратном.
Дверь  открылась  и  лучше  бы  мне не  видеть  то,  что  предстало  перед  моими  глазами, ибо это  был  не  всегда  подтянутый  и  элегантный  Мишка,  а  что-то  бесформенное,  висящее  на  руках  притащивших  его  охранников. Но  больше  всего  меня  поразили  его  глаза, точнее — мутный  взгляд,  ничего  не  видевший  и  не  выражавший.

«А-а! Иракуль-муракуль! Попался!.. — раздался  сзади  чей-то  голос. — Щас  как  тюкну  в  ухо — сразу запоешь!»
Так  мог  говорить  только  сопливый  Васька,  наш  сосед  из  Туапсе.
Кроме  обзывания,  у  него  была  еще  противная  привычка  «харкаться» — плеваться  соплями.  Мы  с  ним  не  раз  «тюкались»,  но  это  были  мальчишеские  драки. Правда, бить  его  кулаками  не  имело  смысла,  потому  что,  в  противоположность  мне,  худому  и  костлявому,  он  был  довольно  упитанным  и  плотным,  как  боксерская  груша,  так  что  я  побеждал  тем,  что  валил  его  на  лопатки,  или  носом  в  асфальт,  удерживая  какое-то  время,  что  считалось  достаточным.
Каким   образом  он  через  столько  лет  оказался  здесь,  в  Тбилисском  бункере?
Он,  знакомо  шмыгая  носом,  приближался,  закатывая  рукава  зеленой  гимнастерки.
Я  его  не  боялся.
Я  его  и  сейчас  бы  повалил,  но  вокруг  были  не  те  мальчишки  и  здесь  действовали   не  те  правила.
Я  понял,  что  выхода  нет. Что  меня  будут  просто  бить,  как  били  Мишку.
Может,  даже  палкой  по  пяткам  (почему-то  это  казалось  самым  непереносимым!)
Мне  стало  страшно  и  за  себя  и за  Арчила.  Ведь  у  «полковника»  была  его  записка,  данная  мне,  и  все  видели,  что  мы  пришли  вместе.
Я   испугался...
И  проснулся.
                29.03.2020 г.