Бриллианты Мессершмитта от Неккермана

               
     Три дня подряд и, что самое смешное, методически, будто огневой шквал советской артиллерии перед финальным штурмом Новосибирска, угождение меня как автора, литературными сигналами запускающего ответные реакции гнусного бесталанностью русскоязычного информпространства, в полнейшее говно, изливающееся - поступательно и поочередно - из Телеграма Бабченки, Инстаграма рыжей кошелки Ландер и - контрольным ахуем уже подзабытого мною детсада для олигофренических младенцев - также Инстаграма Потупчик, привели мои уставшие ноги на край купринской ямы и я, вместо того, чтобы делать татуированной красотке просто хорошее кино или плагиат, принялся тупо и ответственно, как терзающая Потемкина - Таврического вошь, мастырить симбиотический идиотией псевдопанкерных пусек каловый продукт, тут же и напомнивший мои же потуги подогнать пропавшей с концами Женечке Васильевой сценарий видеоклипца, способного при овеществлении свергнуть Диму Билана с чугунного постамента привоксального памятника той бабушки Доста, что проигралась в пух и Дуньку Прахову под ледовым покровом Невки - срачки, нашей Волги матушки реки, одинаковой сущностью восточнославянских рек вяло текущей оттуда сюда.
     Раздается звук секундомера. Тыр - пыр - тыр - пыр. Похоже на метроном, но чаще. Отдаленно шумят неразличимые голоса, что - то требующие или, наоборот, предлагающие, слов не разобрать, смысла тоже. Резким визгом вступает альт Башмета. Взыыыыыы. На экране появляется толстое лицо хоббита Сэма, он закатил глаза и его нижняя губа пренебрежительно отвисла вниз, словно банкир Костин узрел нефтяного Сечина и удивился любой херне, которую он видел в детстве в кинотеатре на дневном сеансе за десять копеек. Чоткий такой ритм, то ли контрабас, то ли ритм - гитара, но проявившийся из левого нижнего угла кадр, постепенно растущий к центру экрана, выявляет человеческие черепа, по которым херачит дуром гуманоидный бабуин, несколько схожий с киношным обликом Латойи Жексон. Бымц, трымц, бымц, трымц. Почти как тыр - пыр, но резче и быром. А потом выскакивает Надька Толокно и все зрители умирают от скуки. Это, товарищ Герцогиня, развитие панк - рока сквозь годы и мили лиг пост - панка курсом на х...й.
     Фигура вторая, закозлиная. Под сценой, тут же и махом ассоциирующейся у зрителя с дощатым помостом Карла Дуос Стеварта, сидит жопой любой невероятно вдумчивый блогер, журналист, аналитик, непроходитемимо гражданин с мнением и позицией, личный представитель передовой армии некромонгеров, объединившихся в конце времен с экологическими движениями веганов, общественной палатой пидарасов и беженцев, а также с теневым составом  " Тоттенхэм Юнайтед Фрут ", дислоцирующимся в каморке Стасовой. Человек под сценой сочувствует Леле Куриленке. Он голосовал и платил налоги. Он не понимает, почему правительства всей планеты считают его реально скотом и помещают под карантэн Монтгомери, предусмотренный неким Ивлукичем давно и неправда. Надька свешивается, словно летучая мышь, к человеку под сценой и говорит по - американски :
     - Мне, пожалуйста, лед.
     Человек переспрашивает :
     - Коньяк ?
     Надька рубит :
     - Нет, нет, не надо, от него болит живот.
     Музыка глохнет, как контрагентессы Машки Шараповой, оглоушенные свиным визгом бывшей физкультурницы. И здоровенные титры по экрану  " А когда четвертной накоплю - лотереи  " Спринт " накуплю по рублю ".