Седукция Михаила К. М

К Михаилу К.М. Глава 2 (Глава 1 - http://proza.ru/2020/03/25/75)
Седукция Михаила К. М.

Девяностые… декада, чьей жертвой стало июльское небо Егора Летова, почерневшее от коптящих пылающей ненавистью газетных заголовков, воздух тех лет вибрировал, вступая в резонанс со стуком грузовых составов, подобно паразитам высасывавшим народные богатства из закромов родины, покуда первый наш президент проваливался в этиловые глубины кратковременного сна, этой газовой камеры для последних аргументов против суицида. То было сумбурное, жестокое время, и те, чей приход в наш мир засвидетельствовал мертвящий свет уличных фонарей лужковской Москвы, навсегда стали обладателями частички того упадка, который воцарился после кислотного дождя 20-го века.

Мы, будучи ещё в материнских утробах, вдыхали благоухающий вонью горелой пластмассы воздух, абсурдность Листьевского ещё «Поля Чудес», ветхозаветной скрижалью выводилась на подкорке вафельно-мягкого ещё cranium. Фамилии Дебейко и Акчурин ещё не приобрели уничижительную окраску среди народа. Ничтожные, убийственные в своей необузданной похабщине филлипики за авторством потомственной советской интеллигенции, бу;хали бетонными обломками в мутные воды столичной периодики. Невольно те брызги долетали и до наших ветхих обителей, затерянных среди безликих спальных районов и фавелл ПГТ областного подчинения. Выживали среди этой помойки только обладатели благоприобретённых мутаций, наше же поколение менялось, даже не родившись.

Годы шли, само время, подобно савану, укутанное в не самую, надо сказать, абразивную материю, стачивало безобразные папилломы, ощерившиеся убийственным заслоном из рогов, когтей, копыт, коими так славны были подмосковные угодья в 90-е. Самые неугомонные из тиранов уходившего в параллельное измерение криминального мира, буквально таяли в дисперсионной буре из взвеси возрожденных в нулевых силовых ведомств. Падение своей кормовой базы пережили единицы, укрывшись до-поры до-времени в коконах заграничных усадеб. Второй срок П. В. В. подошёл к концу, на его место в пасьянсе российской политической жизни встал хороший, но безликий человек.

Сами нулевые, неминуемо ставшие вместилищем сыворотки нашего детства и юношества, постепенно выталкивали нас из своего шприца, свидетельства о гибельной трансформации в одномерное убожество грозовым фронтом заслоняли безупречную лазоревую даль отрочества. Об одном из тех многочисленных грехов я и собираюсь поведать.

То была хрестоматийная ныне дата – первое мая известного года, сутки, наполнявшие наши нетронутые никотином легкие неизбывной терпкостью робкого восторга скинувшей свой белоснежный скафандр среднерусской равнины. В ту пору тяжесть школьных учебников, заключенная в купленный у коммивояжера рюкзак, брала на себя удалая весенняя песнь, разливавшаяся вокруг звонкими нотами первых тополиных листьев. Именно в тот обнаженный ещё, щедро украшенный солнцем полдень, шестнадцатилетний Михаил К. М. условленным маршрутом бороздил подрагивающую мурашками обочину ул. Первомайской. Смутное предчувствие полевым госпиталем разворачивалось в груди, предчувствие чего-то небывалого, способного взбудоражить дремлющий доселе плацдарм бесшабашной подростковой удали. «Какие катакомбы мне доведётся сегодня исследовать?» - вопрошал сам себя Михаил К. М., подспудно зная ответ.


Благодарить за грядущее отравление продуктами распада алкоголя долженствовало Вашего покорного слугу, изложившего ту страницу неоднозначных наших биографий, о которой мы не упоминаем на собеседовании в ИП «Ишханян А. Г», но о той странице, для которой всегда найдется ячейка в чертогах нашей памяти. Я придумал совершенно инновативный алгоритм добычи спиртоносцев, заключавшийся в привитии пивным банкам импульса, позволявшего скорейшим образом пополнить закрома поклонников эротики в формате JPEG опосля катапультирования из окон. Каретой, на чью доля выпала транспортировка алюминиевых боеголовок на первомайский театр военных действий, стал черный полиэтиленовый пакет с золотистыми прожилками по боковинам, и артикулированной ручкой. Пополнив своё войско стройными рядами гофрированной тары, мы должны были решить, где будет проходить таинство, которое мы приурочили к Вальпургиевой ночи, затрудняясь найти более достойный повод.

Недолгие блуждания средь обогащенной стеклотарой берёзовой рощи привели нас на довольно доступную делянку, охотно предоставившую нам щедроты уединения. То было необходимое условие, для приведения моего визави в надлежащую кондицию умственного расположения, при которой человек становится способен на всевозможные буйствования. Моей целью было трансформация Михаила К. М. в принципиального новое для него амплуа подмосковного пройдохи. Орудием преображения я избрал благородный нектар «Золотая Бочка Классика», известный тогда как один из достопочтимых обитателей пыльного зазеркалья продуктовых ларьков.

Откупоренный с громоподобным шипением цилиндр пивной росой внёс начальные аккорды в партитуру майского вечера. Близился, близился долгожданный момент, когда заветная C2H5OH закружит в затейливом танго нейроны нетронутого пороком парубка. То был момент, когда незримые ещё в объятиях светила созвездия возопили в крещендо осознания необратимости судьбы, уготовленной Михаилу в далёком будущем. Пластиковый кубок, медленно, но верно двигался к алому хребту уст.

Винить меня за все те многочисленные трансформации, претерпеваемые Михаилом К. М. на протяжении десятилетия, более чем опрометчиво, ибо довольно скоро он настолько отдалился от зоны приложения моего влияния, что я перестал получать сколь угодно достоверные сведения о его жизнеописании. Но в то ветхозаветное лето моё влияние на него не поддавалось сомнению. А тот майский вечер можно представить камушком, вызвавшим чудовищной силы оползень, похоронивший под собой целое поколение розовых надежд и утопических настроений. Но тогда камушек больше походил на цунами.

Цунами цвета осенней листвы захлестнуло нетронутое побережье подросткового мироустроения, доселе толком ничего и не видавшего, разве что, краткие снегопады покрывали диковатый, замкнутый мирок взращённого на хитах Бориса Моисеева подростка. Влага должна была вот-вот вызвать опустошение, растерзать годами лелеемую незапятнанность, унося за собой безликие обломки. Но чудовищная волна нахлынула… и растворилась без остатка. Не случилось тогда ни библейского потопа, ни разверзлось лоно Земли, чтобы увлечь святотатца на девятый круг Ада. Словом, не сталось ничего того, о чём впоследствии скорбит любой целомудренный юноша, оплакивая утраченный кусок Обетованной Земли своей психики.

В недоумении, тщетно силясь обнаружить присутствие желанного результата, Михаил К. М. повторил глоток. Ваш же покорный слуга как ни в чем не бывало продолжал засорять эфир вздором про преимущества, которыми обладает человек, покинувший среднюю школу после 9-го класса. Постепенно, по мере перемещения объемов пива, мы поняли, с чем имеем дело. Суть нашего смятения заключалась в происходивших изменениях восприятия окружающей среды.

По итогу первых впечатлений, всё оставалось прежним, но я наметанным взором уловил какую-то вибрацию, которую и толком то нельзя было увидеть, ибо находилась она на пограничье восприятия. Через мгновение моё внимание привлекли чернильные квадраты оконных проёмов новостройки в отдалении, потому что самым краем глаза я уловил в тех пределах смутно улавливаемое движение, мгла колыхнулась подобно водной глади среди бетонных перекрытий, и моментально умолкла. Солнце продолжало играть средь берёз.
Тем временем, инициативу в болтовне перехватил Михаил К. М., вещая подобно радиоприёмнику. Его сентенции вхолостую пролетали мимо меня, я переключил внимание на усеянную пластиком природу.

¬—Я вообще для кого тут расписываю всё, а? — по-учительски вознегодовал Михаил К. М.
—Да тихо ты. Послушай, куда вообще все звуки делись?

По-правде, было довольно тихо тем майским вечером, но определённое звуковое сопровождение всё равно раздавалось. То были привычные нам переливы птичьих разговоров, звуки машин на отдалённой дороге, голос ветра средь ветвей. Теперь же как не бывало и этих скудных свидетельств зримой реальности. Им на смену пришла стерильно-ватная тишина холодильной камеры, познать которую довелось считанным единицам погребённых заживо несчастных. Михаил что-то произносил, но его слова не достигали моих ушей.

Тем временем начал воцаряться новый звук – равномерно нарастая, он подминал под себя безмолвие. То был ритмичный, влажно-упругий поток, почему-то мне на ум пришло багровое марево боли, боль сопровождает кровь… да, то был гул крови в артериях! Но почему он такой явный, такой громкий?

Сами понятия времени и пространства растворялись. Забытье нахлынуло тьмой, вышвырнуло меня за черт знает какие границы мироздания. Теперь я уже и не смогу рассказать, сколь долго я дрейфовал в безбрежной пропасти, ибо не стало для меня ориентиров. Не надеялся я и на спасение, ибо потускнел для меня свет Христов, утратив славу некогда манившего меня сияния, как будто уставший от бешеной скачки в невообразимо громадном пространстве, потускневший за миллиарды световых лет.

Однако, чернота постепенно утрачивала первозданную невозмутимость. Первоначально то были ощущавшиеся бестелесным нутром сдвиги, ничего зримого а тем более улавливаемого ушами не достигало моей запредельной обители. Спустя вечность последовало нечто новое. Преломляя свет из неизвестного источника, колышущая пелена приближалась ко мне, в её перистальтическом движении сквозила закономерность, несвойственная для природного явления. Следом начали возникать мелкими урывками подзабытые частоты звуковых колебаний, сначала робкие, однако приобретали бесшабашную удаль весеннего половодья. Наконец, я оказался способен различить слова, и отдельные предложения:

«Пацанчики, под замком карманчики, а кидалы — высерки, ха-а, чмошники и защеканщики…»

То был хит тех лет, гремевший из всех мобильных телефонов, а тогда – засвидетельствовавший моё возращение в реальность триумфальный гимн. Оказывается, пока я пребывал в кратковременной коме, вызванной приёмом сдобренного стеклоочистительной жидкостью пива, Михаил не нашёл ничего лучше, как скрасить свой досуг прослушиванием песен. Не было ни первой помощи, ни даже молитв, способных препроводить душу к вратам Рая. Михаил преспокойно допивал наш хмель, в то время как я совершал самое кошмарное путешествие в своей жизни.

—Почему, блять, ты даже и не думал мне помогать!? — возмущённо воскликнул я.
—Всё гораздо сложнее, чем ты думаешь, — сообщил Михаил К. М. мне, ещё пока не восстановившему контроль над конечностями. Я поверил ему на слово. Продолжая лежать, я соседствовал с расколотой банкой из-под огурцов «Дядя Ваня» и рваным пакетом-майкой из Перекрёстка. Надо отметить, что Михаил мне всё-таки помог, нейтрализовав губительный эффект метанола приобретённым у проходивших рядом путников лосьоном для лица.

Солнце неумолимо клонилось к западу, звёзды одна за одной выходили для еженощного дефиле. Вечер только начинался…

(Продолжение следует)