В. Глава 46

46


     В этот понедельник у меня получился укороченный день, потому что 3Б сняли с двух последних уроков и отправили на экскурсию. Мы ведь тоже, как и любая обычная школа, иногда организуем для своих учеников экскурсии. Иногда и я в них участвовала, правда, лишь в качестве ассистента, потому что на мне нет классного руководства. Мне уже несколько раз предлагали, но я отказывалась. Не нахожу в себе достаточно сил, чтобы взвалить на себя такую ответственность. Потому что с “особыми” детьми должность классного руководителя становится в разы важнее, но подобная ноша пока не для меня.
     Таким образом, я закончила в двенадцать часов, и уже уходила домой, когда на лестнице меня задержала Алла Григорьевна. Наша директриса всегда появляется в самый неожиданный момент, когда ты её совсем не ждёшь. Ходит она бесшумно, предпочитает туфли на низком каблуке или вообще без него. Мне не раз приходилось вздрагивать, услышав её голос у себя за спиной. А сегодня я была особенно задумчивой, и Алла Григорьевна застала меня врасплох:
     – Здравствуйте, Вера, я бы хотела с вами поговорить. Если вы не против, конечно.
     Она очень любит добавлять эту фразу. Как будто кто-то из нас может быть против, когда она приказывает. А она почти всегда приказывает так, что и не отличишь от обычной просьбы. И всё вместе это меня как-то угнетает, так что в разговоре с ней я всегда теряюсь и не нахожу нужных слов.
     Мы прошли на второй этаж в кабинет директрисы. В него я всегда входила с таким же ощущением, как и тридцать лет назад, будучи ещё школьницей. То есть, разумеется, не в этот же самый кабинет, просто я имею в виду… В общем, чувства очень схожие. 
     – Присаживайтесь, пожалуйста, – Алла Григорьевна указала мне на кресло напротив себя. – У вас сегодня короткий день?
     Она, конечно, прекрасно знала, что у меня короткий день, но не могла отказать себе в удовольствии спросить. Потому что знает, как мне неудобно говорить о таких вещах.
     – Короткий, – тихо ответила я, стараясь не смотреть директрисе в глаза. – Потому что 3Б…
     – Ах да, конечно, экскурсия, я помню, – небрежно прервала она меня. – Но это очень кстати, потому что у меня к вам серьёзный разговор.
     Ничего серьёзного, подумала я, готова биться об заклад. Алла Григорьевна обожала преувеличивать всё, связанное со своей персоной. По её мнению, она просто не могла бы завести разговор о пустяках. Но она была директрисой, и мне нужно было ей подыгрывать. Такова правила, и не мы их придумали. Я сделала вид, что внимательно слушаю.
     – В последнее время, Вера, вы, честно говоря, неважно выглядите.
     Чудесненькое заявление, не правда ли? Вполне в духе Аллы Григорьевны. А чего только стоила её манера всегда всех называть по имени? Ну то есть всех подчинённых, разумеется, учителей и завучей. Когда у нас появляются люди из РОНО или городской администрации, она прямо рассыпается перед ними. Дешёвые уловки, как те ужасные духи, которыми она себя поливает. Их запах буквально пропитал весь её кабинет.
     – Сейчас у меня… довольно трудное время, – уклончиво ответила я.
     – Да-да, я что-то такое слышала. Семейные проблемы, не так ли? – неприятно улыбнулась директриса.
     Я предпочла промолчать. Ещё не хватало ей лезть в мои личные дела.   
     – Так вот, в связи с этим я вас и позвала, Вера. Вы не думали взять дополнительный отпуск?
     Задав этот вопрос, Алла Григорьевна вперила в меня один из своих тяжёлых и бессмысленных взглядов. Глаза у неё были полузакрыты толстыми неровно накрашенными веками. Я ощущала себя кроликом, на которого смотрит сытый и ленивый, но всё-таки опасный питон.
     – Нет, Алла Григорьевна, если честно, то я совсем не думала об отпуске.
     С чего бы вдруг она решила об этом заговорить? Меньше всего нашу директрису можно заподозрить в желании вникать в проблемы учителей и заботиться об их здоровье.
     – На вашем месте я бы подумала об этом, – довольно холодно отрезала она. – В наших условиях тридцати шести дней явно недостаточно. А вы не брали дополнительные дни уже три года… нет, даже четыре. Это много, Вера, смею вас уверить. Как человек опытный в этом деле, я бы советовала вам воспользоваться вашим правом взять две недели сверх обычного. Вы же понимаете, нам нужны работники, полные сил и энтузиазма. А вы на данный момент плохо соответствуете такому определению.
     Сказав это, она сложила руки на груди и начала медленно шевелить пальцами с ядовито-красными ногтями. Ужасающей у неё вкус, у нашей директрисы. Хотя одевается она всегда строго, тут не придерёшься. Но косметика – это просто песня. А самое смешное, что при всём при этом она выглядит моложе своих лет. Ведь и не скажешь, на неё глядя, что ей уже пятьдесят шесть. Кто-то вообще может принять нас за ровесников – мысль, должна признаться, мало для меня приятная!
     – Вы хотите сказать, что я плохо работаю? – тихо, но твёрдо произнесла я. – Не выполняю своих профессиональных обязанностей?
     Алла Григорьевна слегка приподняла густую бровь и громко хмыкнула.
     – Ничего подобного я сказать не хочу, – высокомерно заявила она. – Если бы хотела, то так бы напрямую и сказала, уж вы меня, Вера, знаете. Вы – хороший педагог, и это не раз отмечалось на наших собраниях. У вас ведь даже награды имеются, не так ли?
     Это она о моей медали учителю года семилетней давности. В категории “Педагоги специальных учебных заведений”, конечно. А категория эта, по понятным причинам, престижной не считается, хотя наша работа куда сложнее. Но так уж устроен мир, и ничего тут не поделаешь. Ну а медаль у меня до сих пор лежит на полке. Тогда её было приятно получить, особенно приятно самой директрисе. Теперь же она превратила её в повод для насмешек надо мной. Тонких таких, противных насмешек, на которые нормально не ответишь.
     – Мои награды не имеют к этому отношения, Алла Григорьевна, – ответила я как можно более вежливо. Впрочем, у меня, кажется, не слишком получилось. – Если я, как вы говорите, хороший педагог, то умею правильно планировать свою нагрузку. Мне… правда сейчас нелегко. Но без работы стало бы ещё хуже, наверное. Помогает отвлекаться, да и вообще… лучше, когда есть, куда пойти. Поэтому сейчас дополнительный отпуск мне не нужен. Возможно, в следующем году…
     Я старалась не смотреть на директрису, потому что тогда бы не смогла столь твёрдо ей отказать. У неё сильная воля, к тому же она моя начальница. Мне уже не раз приходилось уступать ей в самых различных ситуациях. Но на этот раз я решила стоять на своём во что бы то ни стало. В конце концов, не я же требую себе сверхурочный отпуск.
     Алла Григорьевна выдержала долгую, томительную паузу. Потом пожала плечами и сделала вид, что всё это её совершенно не волнует.
     – Что ж, ваше право, Вера, ваше право. Моим долгом было предложить, потому как я обеспокоена… благополучием всех наших коллег. Но если вы отказываетесь, не смею вас больше задерживать.
     Я еле сдержала вздох облегчения. Слава богу, что удалось отделаться так быстро! Порою подобные беседы с директрисой затягивались до самого вечера.
     – Всего доброго, Алла Григорьевна, – вполне искренне сказала я.
     Она проворчала что-то невразумительное и сделала вид, что очень занята какими-то документами. Я закрыла за собой дверь.
     Понятия не имею, как мне вдруг пришла в голову мысль позвонить Вите. В последний раз мы расстались с ним не слишком хорошо, и подобный звонок мог показаться ему бестактным. Вот, мол, теперь я разведена, и могу делать что угодно. Господи, какая пошлость! Какие странные мысли мне в последнее время приходят в голову! И ведь на самом деле я вовсе так не думаю. Это просто отрывки, какие-то ошмётки, незаконченные, грубо вылепленные образы, небрежно переведённые в слова. Кружатся, кружатся, и выскакивают, то одно, то другое.
     – Я слушаю! – голос Вити был официальным, очень официальным. Сразу чувствуется – человек на работе.
     – Здравствуй, Витя, – просто сказала я.
     Он немного помолчал. Я хорошо слышала его дыхание, быстрое, сухое.
     – Здравствуй, Вера. Что-нибудь случилось?
     Он так часто задавал этот вопрос, когда я звонила! И я всегда немного терялась, потому что ответить “да” значило бы сказать неправду, а ответить “нет” – выставить себя в глупом свете, потому что зачем же тогда я звоню? Но теперь всё было несколько по-другому. Теперь я могла сказать больше, чем раньше.
     – Скажи, Витя, во сколько ты сегодня заканчиваешь? – прямо перешла я к делу. 
     На другом конце провода повисло молчание. Я прямо видела, как он морщит лоб, потирает пальцем висок, стараясь сообразить, к чему я клоню. Хотя в глубине души прекрасно понимает к чему.
     – Думаю, что в районе шести, – наконец он ответил Витя. – Сегодня понедельник, много дел, – добавил он извиняющимся тоном.
     – А ты не мог бы… – я сделала паузу, собираясь с духом. Оказывается, это не так-то просто сказать. С непривычки, наверное. Я ведь очень много лет этого не делала. И потом, это вообще – прерогатива мужчины. Просто в случае с Витей… – Ты не мог бы закончить немного пораньше? Скажем, часов в пять, или лучше даже в полпятого?
     – Ну… я, честно говоря, не уверен. Но что всё-таки случилось?
     Я почувствовала раздражение. Да что же он такой… правильный! Ничего не случилось, Витя, ничего! Кроме того, что вся моя жизнь пошла под откос. А я всё пытаюсь хоть что-нибудь поправить. Снова почувствовать себя живой и кому-то нужной. Только вот разве возможно нечто подобное объяснить Вите? Он ведь ничего не поймёт, ну просто в буквальном смысле ничегошеньки!
     – Ничего не случилось, – вздохнула я (про себя, конечно). – Я просто подумала, что… мы могли бы куда-нибудь сходить. В какое-нибудь тихое уютное местечко. Поговорить о разном… о чём нам захочется. Как… как ты на это смотришь?
     В трубке раздалось частое сопение. Я хорошо знаю, что когда Витя начинает так сопеть, это говорит о нервозности. Видимо, он и сам за собой этого не замечает.
     – Я… – протянул он, стараясь выиграть время, – я считаю, что… это неплохая идея. Однако с учётом моего графика…
     Мне стоило большого труда сдержаться и не вспылить. Потому что резкость в разговоре с Витей ни за что не приведёт к нужному результату. Он только замкнётся в себе, как устрица, и тогда уж ни о чём с ним не договоришься.
     – А нельзя подкорректировать график? – спросила я. – Всего лишь один раз, Витя? Я о большем тебя не прошу.
     – Что же, если речь идёт об одном разе…
     – Именно, можешь мне поверить.
     Он ещё немного подумал, посопел в трубку. Как ребёнок, честное слово. Мои ученики порой вели себя именно так. Но ведь им по десять – двенадцать лет!
     – В таком случае… а у тебя есть конкретные предложения?
     Конечно, ничего иного я не ожидала. Уж и не знаю, почему я так упёрлась и решила довести дело до конца. На самом деле куда проще было бы махнуть рукой и вообще оставить Витю в покое. В конце концов, не на нём же одном свет клином сошёлся. Однако, если посмотреть на это с другой стороны, сейчас во всём мире не было человека, который бы знал меня лучше. Кроме, конечно, Володи, но не к нему же мне было идти!
     – Можем пойти в «Пьяную вишню» на Канале. Ты ведь знаешь это кафе?
     – Да, знаю, – ответил он как-то механически. – Мне не доводилось там бывать, правда.
     – И мне тоже, – честно призналась я. – Но это ведь и хорошо.
     – Хорошо? – довольно глупо переспросил он.
     – Да, потому что такое место… не будит никаких воспоминаний. Для нас оно ни с чем не связано.       
     Витя ещё немного помолчал, а потом вдруг произнёс:
     – Хорошо, Вера, я согласен.
     И повесил трубку. Вот так вот, даже не попрощавшись. Совершенно не похоже на Витю, но я нисколько не обиделась, скорее наоборот. Мне вдруг стало очень легко и спокойно. Что-то произошло, что-то приятное, нужное. Я не задумывалась о том, что именно это было. Просто сегодняшний вечер был мой – и только мой. Вечер, когда я никому ничего не должна.