Черная слизь. Часть 1

Газетные сводки. Лейквуд, штат Колорадо, 1996 г.

19 сентября:

У женщины в фитнес-центре произошло обширное кровоизлияние в мозг. По словам ее близкой подруги, они посещали его вместе уже некоторое время и она не замечала ничего такого, что могло бы хоть как-то намекнуть ей на плохое физическое состояние Эйприл Хоскинс (так звали умершую).
С её слов, они занимались на беговой дорожке, а Эйприл все прибавляла и прибавляла скорость с помощью кнопки, несмотря на свой учащенный пульс и уже затрудненное, почти сбившееся дыхание. Подруга говорила ей чуть сбавить, но, по ее словам, Эйприл её будто бы и не слышала. Буквально через несколько минут, когда скорость уже прибавилась к максимальной, она немного закатила глаза, а её ноги заплелись за ней, из-за чего она резко упала, перед этим ударившись головой о табло этого тренажера. Эйприл скончалась на месте.

Погода в тот день была...

23 сентября:

Маленькая девочка раздавила соседского кота. За тем, как она играет с ним перед их деревянным побеленным домом на лужайке, наблюдал с другой стороны их маленькой улочки сосед. Далее, с его слов: "Энни очень любила эту кошку, или кота, я точно не знаю. Мне до сих пор тяжело поверить в то, что я увидел собственными глазами. Она тискала его, гладила, прижимала к щеке, и вроде бы все было нормально. Кто ж мог предсказать, что в такой теплый солнечный день может произойти такое? Я честно не знаю, что взбрело ей в голову, но она оставила ненадолго лежать котика на лужайке перед фасадом дома, вернулась через несколько минут и прыгнула на него. Навалилась телом. У бедного кота даже глаза выпали из орбит, и, как я увидел (и чего мне не забыть никогда), эти глаза из него висели на тоненькой красной ниточке. Вы можете себе такое представить?" Как говорила потом ее мать, Энни перестала с кем-либо разговаривать и вообще реагировать на окружающее. Наш репортер приехал к ней, и увидел исхудавшую, пережившую значительную трагедию девочку. Он пытался задать ей несколько вопросов относительно ее самочувствия, но увидел только бесконечный, казалось бы, поток горячих слез по разгоряченным щекам и лишь тихие всхлипывания. Нам очень жаль девочку и мы надеемся, что она придет в норму. А пока...

25 сентября:

Популярный в узких кругах городской фотограф Энтони Риджес был найден мертвым в своей квартире. Причиной стало, со слов судмедэксперта, отравление угарным газом. Рядом были найдены несколько пачек сигарет марки Marlboro и множество затушенных и выкуренных до самого фильтра бычков. По словам сестры фотографа, Энтони был заядлым курильщиком. Но разве может человек, пусть даже которому табачный дым уже заменил воздух, выкурить столько, чтобы отравиться и умереть на месте? Эта ситуация вводит в ступор врачей городской больницы Лейквуда.

Эдвард Перри задумчиво глядел на старую, потасканную временем газету, которую он днем ранее сумел выудить из библиотечных архивов. Дело шло к вечеру, так что все уже по-немногу собирались домой к своим детям, женам, мужьям и так далее. Он закрыл ее, бросил к остальным газетенкам на деревянный вишневого цвета потертый стол в своем затхлом кабинете полицейского управления, поднес черный, едкий кофе в кружке с надписью "Все когда-нибудь изменится", и отпил немного. Эдвард достал из мягкой пачки Camel сигарету, размял ее большим и указательным пальцами и прикурил с помощью спички. На лице были испарины, а под глазами небольшие вмятины, что говорило окружающим о его недосыпе. Кабинет Эдварда соответствовал образу типичного полицейского, который перегорел службой и уже давно хотел отправиться на заслуженную пенсию. Он провел пятерней по своим черным, но тронутым сединой на макушке волосам и откинулся на стенку стула, проводя усталыми, измученными глазами по кабинету. В правом углу стоял шкаф с различными старыми делами, которые ему приходилось вести, в левом небольшой столик с уже початой стеклянной бутылкой колы, которую он так любил пить (сейчас она ему в горло не лезла), а на стене висела невзрачная, запылившаяся картина одного русского художника, которую ему привез брат в качестве сувенира. В дверь тихонько постучали.

- Войдите.

Она была прекрасна. Так, по крайней мере, думал детектив Эдвард каждый раз, когда замечал ее в своем поле зрения. Еще не испорченная службой, эта рыжеволосая худенькая девица среднего роста была готова сорваться на каждое дело, о котором прослыхивала. Вот только доверять ей водить машину он не решался, так как заметил, что она, время от времени, когда ей предстоит определенный выбор, связанный с "право и лево", мешкается. Береженого Бог бережет, как любил он думать про себя.

- Детектив Эдвард, - легонько кивнула она и улыбнулась, не обнажив зубов, - может поедем домой вместе? К тому же нам по пути, и если вы устали за сегодня, сесть за руль могу я.

- Нет, что ты, Джесс, совсем не устал, - пытался соврать он так, чтобы она не заметила. - Дай мне только допить кофе. Присядь пока.

Офицер Джессика Вэттингтон послушно села за стол, на котором стояла недопитая кола и уставилась на стол детектива.

- Любите читать газеты?, - спросила она. Раньше она такой страсти за ним не замечала, а теперь множество постаревшим, отдающих желтизной газет с разными датами из различных городов штата валялись перед детективом, на которого она так хотела быть похожей.

Эдвард отхлебнул кофе, которого уже к тому времени осталась ровно половина, и затушил бычок о сероватую керамическую пепельницу и ответил:

- Просто изучаю кое-что, - хрипловатым низким голосом ответил он, - Я ведь могу тебе доверять, Джесс?

Секундное молчание.

- Да, конечно, детектив, - помялась она, - почему вы спрашиваете?

- Ты что-нибудь слышала о различных странных смертях по всему штату?, - ответил он вопросом на вопрос.

О странной смерти она, конечно, знала чуть более, чем нужно обычному среднестатистическому человеку. Два года назад её мать буквально за неделю извел и сожрал рак. Большая опухоль в мозге. Хотя прежде она была совершенно здорова, занималась спортом, часто ходила на прогулки по ее уютному зеленому городку, любила загорать на пляже. В детстве Джесс, услышав про такую болезнь как "рак", подумала о ней в прямом смысле. Подумала, что в человеке действительно сидит такой красноватый рак, выпучив глаза, и понемногу съедает человека живьем. Конечно, в действительности, в нашей жестокой реальности это было не так. Если бы там сидел рак, то онкологи смогли бы разрезать живот человеку под наркозом и вытащить его, пока он еще не успел съесть все органы. Но в жизни онкология была практически неуловима, ее нельзя просто взять и вытащить из человека, чтобы он снова был здоров как бык. К сожалению. Она, что безусловно давало ей бонус в глазах детектива, сумела в скором времени оправиться от смерти матери.

- Нет, детектив, о чем вы?, - вопросила она.

- Подойди, прочитай, - он ткнул пальцем на газету. - Это одна из множества,
случилось все в Лейквуде.

Она подошла, взяла газету в тоненькие, белые ручки, а на пальце левой руки сверкнуло в теплом свете уже доживающей свой век лампы миленькое неприметное колечко с именем ее матери, и сфокусировала взгляд. "Лейквуд, 1996."

Эдвард видел, как с каждой секундой ее скользящего по тексту взгляда, меняется выражение ее серовато-зеленых глаз. Сначала была неопределенность, затем неверие, после - легкое дрожание, сменяющееся легким страхом, а впоследствии все застыло недоумением и вопросительным взглядом, повисшим как туча средь ясного дня, направленным на детектива Перри.

- Странно, да?, - отвесил Эдвард. - И такие смерти за последние десяток лет преследуют весь штат. Лейквуд, Пуэбло, Вестминстер, даже Денвер. Я не знаю, есть ли такие истории за пределами штата, или может даже в других странах, но, между нами, офицер Вэттингтон, - тут его глаза сощурились, выражение лица приняло самый наисерьезнейший вид, которое только могло, показав глубокие морщинки возле уголков глаз, и он тихо заговорил, - хрен мне в жопу, если это меж собой не связано.
 
Легкий испуг, кусающий каждую клеточку внутри ее тела, сумел подавить издевательский смешок в горле, который возник от этого выражения детектива.

- Звучит жутковато, детектив, - шепотом произнесла она. - Но как вы вообще все это обнаружили? Насколько я помню, в нашем захудалом городишке ничего такого не было.

- Моя мать года так два назад смотрела по телевизору в ее комнатушке местные новости. Она живет в Лейквуде в тихом райончике, спокойно доживает оставшиеся дни. Иногда я навещаю ее. Так вот, в тот раз там говорили о каком-то укурке, который докурился до такой степени, что, с ее слов, умер на месте от отравления, о чем и сказано в газете. Это она мне рассказывала, когда я в очередной раз приехал ее навестить.

Он почему-то запомнил тот день, весь, до мельчайших деталей: как он стучится в деревянную дверь со слегка треснутой желтой краской на уровне коленей, как эта морщинистая, слегка полноватая, но добродушная женщина, которая его родила, открывает ему дверь, как он проходит по чистому, прибранному коридорчику, стены которого были окрашены в телесно-бежевый цвет, как он садится за уютный кухонный стол, рассматривая цветные свежевыстиранные занавески с витиеватыми узорами.

- Я-то тогда еще подумал, мол, ну убился паренек и убился, но она не сказала, что это был какой-то популярный фотограф. И ведь никто не понимал, почему он сделал это с собой.

Он выпил чай, попрощался, обнял мать и уехал на своем серебристом форде 93-го года. Жара еще тогда стояла неимоверная, несмотря на сентябрь.

Джессика слушала его с распахнутыми глазами, почти не моргая.

- Я вспомнил про это только недавно, когда узнал, что в Денвере какой-то мальчишка, который профессионально занимался плаванием, утонул в бассейне
.
- Как он мог утонуть в бассейне, Эдвард?, - она сама не заметила, как начала обращаться к нему по имени.

- Вот и я думаю, как. Что он, сам себя утопил, получается? Это всё странно и даже на меня, как говорится, видавшего виды, наводит жуть.

- Можно посмотреть остальные газеты?, - осторожно спросила Вэттингтон.

- Твоя привилегия, Джесс.

Он сказал ей присесть рядом, за его стол, налил им обоим тот едкий кофе, который он так любил пить без сахара, поделился с ней сигареткой и сам закурил. Воздух затянулся сладковато-молочным дымом. Она читала практически не отрываясь, перебирая газету за газетой, лишь изредка бросая испуганный взгляд на Перри.

"Почему раньше это никто не замечал? Почему никто не думал, что это как-то связано? Почему?" - раздавался в голове ее один и тот же вопрос.

Пока она читала, Земля за окном провертелась таким образом, что взору уже открылись яркие звезды на черном полотне. А у Эдварда, тем временем, в голове воедино слились недоумение от всех этих газетных новостей и вожделение к Джессике. Он был холостым мужчиной 43 лет отроду, и, когда она устроилась к ним в отдел, он, конечно же, как и любой одинокий мужчина (да и не только одинокий), сразу обратил на нее внимание, однако, показывать этого особо не стремился.
Положив на стол последнюю газету, хлебнув уже холодный кофе, она посмотрела в окно и выругалась:

- Черт, мы совершенно забыли про время, - замешкалась и добавила, - извините, детектив.

- Похоже на то, - посмотрел на свои серебристые часы, сзади циферблата которых виднелась надпись "Сделано в Китае" и вернул свой взгляд к Джессике. Он бы может и носил Rolex или, скажем, Hublot, но на такую роскошь с его зарплатой не раскошелишься, да и зачем? Для его целей вполне хватало таких обычных, недорогих часов. Отдел тем временем уже пустовал, на секунду в этой повисшей в воздухе тишине он даже услышал летящую куда-то своей дорогой муху. Девушка встала, поправила униформу и начала собираться. Эдвард заговорил:

- Мне нужно все это хорошенько обдумать. Хочешь, поедем ко мне домой? Возможно, мне понадобится твоя помощь.

Джессика на секунду замерла, будучи ошарашенной таким предложением.

- Да. Да, хорошо.

Они вышли на залитую светом тусклых фонарей стоянку, когда вокруг не было ни души. Эдвард открыл ей двери своего форда, сел сам, бросил взгляд на пустующий полицейский департамент и повернул ключ. Клубки черного дыма выкатились из выхлопной трупы, на секунду машина издала какой-то треск и тронулась.

Они жили, можно сказать, по соседству друг с другом, с разницей всего лишь в шесть домов. Это была тихая улица города Боулдер, знаете, из таких, где обычно на уикенд собирается ячейка общества, состоящая из мамы, папы и нескольких детей, которые, наверное, плюхаются в рядом стоящем игрушечном голубом бассейне, пока отец жарит барбекю на недешевом гриле. В то же время рядом ошивается какая-нибудь кошка Эвелинн или собачка Фредди, почуявшие запах жарящегося мяса. Прекрасное жилье, чтобы наслаждаться жизнью.
 
- Вина будешь? У меня есть сухое и полусладкое.

Тем временем на сковородке уже жарились свежеразмороженные креветки в соевом соусе, от которых шел невероятный морской аромат.

- Да, пожалуй, только чуть-чуть, - она добавила к этому жест, который используют, когда хотят показать, что нужно совсем немножко.

Креветки были готовы, вино было налито в такие пузатые бокалы, специально для этого предназначенные - все это уже стояло на кухонном белом столе. С потолка свисала одинокая лампа, раскачивающаяся от приоткрытого окна то туда, то сюда, будто маятник. Он бы может и хотел купить люстру, да только на это не было то времени, то возможности. Может, когда-нибудь.

- Спасибо, Эдвард. Тебе говорили, что ты вкусно готовишь?, - указала Джесс.
Он слегка улыбнулся.

Так они просидели буквально 4 секунды, впиваясь друг в друга взглядом.
Джесс спросила: - Ну, что у тебя на уме?

- Если честно, я пока не знаю, что делать со всеми этими сводками, - заключил Эдвард, нужно все это обдумать, может, обзвонить родственников из разных случаев, возможно, они видели что-то или заметили что-нибудь странное в поведении своих уже умерших близких. Ты помнишь, что одна девочка все-таки каким-то чудом не умерла?

- Та, которая раздавила кота?, - Джессика почувствовала, как съеденное недавно подступает к горлу, но подавила этот порыв.

- Да. Я рад, конечно, но в чем здесь смысл? Да и есть ли он вообще?

- Не знаю, Эдвард, это все какая-то жуткая череда событий, мне от этого не по себе. 

Он видел, как ее рука, державшая бокал немного покрылась мурашками.

- Оставайся сегодня со мной. Поспишь в гостиной, там есть телевизор, а я как-нибудь на диване.

Повисло секундное молчание. Джессика опешила от этого предложения, но все же согласилась.

Джессика заснула довольно быстро, смотря детские мультфильмы по небольшому пыльному телевизору. Эдвард сначала долго ворочался, смотрел то в потолок, то на стену, то на другую стену. Конечно, они догадывались, что эти странные, загадочные и пугающие смерти из газет по штату Колорадо могут быть связаны, но они даже не представляли, чем и как. Никто не представлял. До них на это даже, видимо, не обращали внимания. Человек умер, человека похоронили, человека забыли. Жизнь шла своим чередом, и никто из живущих не мог догадаться (да и из умерших тоже, ведь они не замечали, как по ночам через их волосатые носы или грязные уши в них пролезает нечто, изменяющее мышление), что жизнь когда-нибудь прервется из-за неопределенного склизско-черного организма. Большинство людей думают, что они никогда не умрут, а если к ним и закрадывается эта мысль, они трясут головой и прогоняют ее, как страшный ночной кошмар. Взрослые на самом деле мало чем отличаются от детей, которые думают, что их мама и папа всегда будут живы. Которые думают, что они каждый день будут возвращаться с работы, готовить им что-нибудь вкусненькое, обнимать их и играть с ним. Конечно, когда-нибудь это все заканчивается. Ничто не вечно под Луной.

Эдвард провалился в сон, который наутро остался где-то в уголке мозга лишь урывками: он лежит, не может пошевелиться (или не хочет, это он не разобрал) и видит на потолке черный осадок, а за приоткрытым окном (которое на ночь он закрывал) ползла какая-то черноватая субстанция, которая немного блестела в лунном свете.

"А был ли это сон?" - думал он про себя, когда сидел за белым кухонным столом и смотрел на восходящее, нагло проникающее в окна своими желтыми усами солнце.