de omnibus dubitandum 120. 718

ЧАСТЬ СТО ДВАДЦАТАЯ (1919)

Глава 120.718. БЫЛ ЧЕЛОВЕК, ДА КУДА-ТО ИСПАРИЛСЯ…

    В конце декабря 28-й Донской казачий полк заключил «мирный договор» с частями Красной армии и бросил фронт. Власть в Верхне-Донском округе перешла к штабу 28-го полка, возглавляемому выборным командиром полка Яковом Фоминым*.

*) ФОМИН  Яков Ефимович (дон.)(1885-1922) – уроженец станицы Еланской (хут. Рубежный), с 1907 - в лейб-гвардии Атаманском полку, участник 1-й МВ, ст.урядник в 52-м Донском казачьем полку, в 1917 - член полкового дисциплинарного суда. В дек.1918 избран командиром 28-го Верхне-Донского полка Донской армии, поднял мятеж против Краснова - перешел к красным. Стал пом. военкома Верне-Донского округа. В корпусе Миронова - командующий 1-го Донского полка. Угодил с Мироновым под суд за "мятеж" в авг.-сент. 1919 г. Приговор - расстрел. После помилования - ком. эскадрона в полку немцев Поволжья в Донской сов. кав. дивизии (впоследствии - 9-я). В 1920-м по просьбе жителей направлен в Верхне-Донской округ - командир караульного эскадрона. Поднял восстание 14-го марта 1921 г. под лозунгом "Долой разверстку!". Отряд действовал на границе Верхне-Донского округа и Воронежской губернии. После разгрома красными отряда Колесникова (в Воронежской губ.) отряд Фомина пополнился его бойцами, в основном уроженцами Воронежской и Тамбовской губерний. Численность отряда - 300 чел. (на какое время из источника неясно). Казаки составляли 2/3 (оценка чекистов на окт. 1921 г.). Вооружение - шашки, обрезы, винтовки. Отряд разбит в бою 18 марта 1922 г. Фомин убит на хут. Кругловском 20-го марта.
P.S. Eсть еще справка, где он называется есаулом (?). Правда, там же его именуют Михайловичем, что порождает сомнения в достоверности этой информации.

    Фомин пригласил Павла Кудинова сначала к себе в адъютанты, затем назначил начальником военного отдела Вёшенского исполкома.

    Через несколько недель карательные части Красной армии, руководствуясь циркулярным письмом Оргбюро ЦК РКП(б) «О расказачивании» от 24 января 1919 года, начали террор на Верхнем Дону. В конце февраля доведённые до отчаяния казаки восстали.

    25 февраля вспыхнуло восстание в хуторе Шумилином Казанской станицы, 26 февраля восставшие заняли станицу Мигулинскую, а 27-го конная сотня под командой подхорунжего Емельяна Ермакова атаковала Вёшенскую. В этот момент Павел Кудинов присоединился к восстанию. Вот как запомнил события того дня житель Вёшенской Пётр Лосев:

    «В первых числах марта красноармеец караульной роты Василий, живший со мной во флигеле Прасковьи Ивановны, отступая от восставших и выполняя, по-видимому, приказание командования, забежал в дом Сарки и крикнул: «Товарищ Кудинов, контра восстала!» (Кудинов был в то время советским военнослужащим).
Василий побежал через Дон, а я остался на переулке. Я видел, как торопливо выбежал из дома вооружённый Кудинов. Он был в полушубке, крытом зелёным шинельным английским сукном, в серой папахе, в высоких офицерских сапогах; высокий, стройный, красивый, он вспоминается мне в тот момент идеальным сыном бога войны. Увидев Василия уже далеко на льду реки, Кудинов вскинул винтовку к плечу и выстрелил. Красноармеец упал, а Кудинов исчез с моего поля зрения. В этот момент от плаца под гору сорвался большой вороной конь с красивым всадником. Это был Яков Фомин, убегавший от восставших. На хвосте коня был привязан пулемёт. Конь, как крылатая птица, перенёс его через голубой панцирь Дона».

    На правах руководителя военного отдела окружного Совета П. Кудинов подчинил себе военные отряды станиц Казанской и Мигулинской и объявил в Округе мобилизацию в повстанческую армию. А 12 марта новый Окружной Совет избрал его главнокомандующим повстанческой армией, которая насчитывала на тот момент около 15 тыс. человек. Кудинов реорганизовал её, объединив станичные сотни в 5 регулярных конных дивизий и одну бригаду.

    Верхне-Донская повстанческая армия (войска Верхне-Донского округа)

    Командующий – Кудинов Павел Назарович (приказ № 4 по Верхнедонскому округу о назначении Кудинова командующим отрядами

    Организационная структура и командный состав. 1917–1920 гг. станиц Вёшенской, Мигулинской, Еланской и Каргинской), сотник, произведен в есаулы с 25.04.1919 № 795 от 10.05.1919.

    Начальник штаба: Алферов Алексей Семенович (01.03.1919 – 14.03.1919), подъесаул;

    Сафонов Илья Гурьевич (с 14.03.1919), подъесаул, производится в есаулы с 25.04.1919 № 795 от 10.05.1919. Приказ № 10 от 14(27) марта 1919 г. по Верхне-Донскому округу. В нем говорилось: «…Временно командующий армией гр. Алферов А.С. отстраняется от занимаемой должности, прикомандировать его к Вёшенскому Совету впредь до особого распоряжения.

    3) Начальнику штаба командующего армией Алферову сдать должность Сафонову И.Г.

    4) Назначается с 13 марта начальником штаба командующего войсками армии гр. Сафонов И.Г., которому принять должность от Алферова».

    Старший адъютант командующего войсками – Бахметьев Иван Никитич, прапорщик; адъютант оперативного отдела.

    Помощник командующего по снабжению армии – Орлов Александр Александрович.

    Строевой адъютант штаба повстанческих войск – Сербич Божедар Михайлович, нестроевой старшего разряда.

Войска в составе армии:
1-я Верхне-Донская повстанческая дивизия;
2-я Верхне-Донская повстанческая дивизия;
3-я Верхне-Донская повстанческая дивизия;
4-я Верхне-Донская повстанческая дивизия;
5-я Верхне-Донская повстанческая дивизия;
6-я отдельная Верхне-Донская повстанческая бригада (впоследствии 6-я Верхне-Донская повстанческая дивизия).

    Харлампий Васильевич Ермаков - казак из хутора Базки прославленной станицы Вешенской Ростовской области. В годы первой мировой войны его имя широко разнеслось по всей Верхней Донщине как доблестного воина. А в ходе гражданской войны оно вознеслось еще выше, когда волны выбросили его на гребень Вёшенского восстания 1919 г., о котором теперь уже написано немало.
Но потом внезапно имя X. Ермакова исчезло из оборота. Его перестали употреблять даже в связи с Григорием Мелеховым, и постепенно оно покрылось мраком неизвестности. Даже на Верхнем Дону, где поползли слухи о нем как о «враге народа» и говорить вслух его имя стало небезопасно и М.А. Шолохов стал предпочитать не упоминать о нем.

    Например, в июле 1951 г., выступая в Софии перед болгарскими писателями и читателями, опасаясь, видимо, как бы среди последних не оказались, если не сами бывшие сослуживцы X. Ермакова из первой казачьей эмигрантской волны 1920 г, то их сыновья и дочери, на вопрос, имеют ли герои его произведений живых прототипов, он дал ответ весьма обтекаемый, расплывчатый, уклончивый, даже откровенно лукавый, - впрочем, в духе того лихого времени. «Каждый писатель, - сказал Шолохов - сам знает, как создаются образы.

    Образ может иметь, а может и не иметь прототипов... Писатель может его обогатить или обеднить. Это зависит от его творческих замыслов... Если говорить о романе «Тихий Дон», то действительно, Григорий Мелехов имеет своего прототипа. Все это - живые люди, которые, однако, все же получили несколько иной облик... Меня спрашивают, какова судьба людей типа Григория Мелехова.

    Людей этого типа советская власть вывела из тупика, в каком они оказались (?!). Некоторые из них избрали окончательный разрыв с советской действительностью, большинство же сблизилось с советской властью. Они участвовали в рядах Советской армии во время Отечественной войны, участвуют в народном строительстве».

    Шолоховеды того времени тоже обходили стороной X. Ермакова. В полном соответствии с духом «социалистического реализма» они неотступно твердили, что в образе Григория Мелехова писатель воплотил трагический конфликт человека, отошедшего от народа, порвавшего с народом. И, ни слова о том, что был когда-то его прообраз. Только с хрущевской оттепелью прорвалась плотина и многие разом, наперебой, заговорили о X. Ермакове.

    Внезапно, как гром средь белого дня, замелькало его имя в средствах массовой информации, впрочем, естественно, в прежнем негативном контексте. Но и такое «вольнодумство» оказалось недолгим. Брежневско-сусловские ревнители «идейной чистоты» решительно пресекли его. Еще в 1977 г. С.Н. Семанов, несомненно, знавший о X. Ермакове и, о его судьбе, в обстоятельной статье, с весьма подходящим для такого случая названием «Некоторые исторические реалии «Тихого Дона», не нашел возможным даже словом обмолвиться о нем, хотя указывает всех его сподвижников - П. Кудинова, Г. Богатырева, К. Медведева, Меркулова.

    Однако по мере дряхления тоталитарной системы ее идеологическим стражам становилось не до таких «мелочей», как X. Ермаков. Информация о нем постепенно, но неуклонно нарастала, просачиваясь сквозь тонкое сито. Сначала не прямо, а как бы вскользь, главным образом в связи с образом Григория Мелехова. Естественно, не уточняя, куда он подевался и что с ним теперь - строит ли коммунизм, «развитой социализм» или уже пожинает их плоды, находясь на «заслуженном отдыхе».

    Получалось: был человек да куда-то испарился. Но надо отдать должное шолоховедам. Они по крупицам, самоотверженно накапливали информацию, при этом, понятно, не пересекая незримую черту недозволенного, уходившую за непробиваемую стену всемогущего КГБ. И пока даже основательные исследования о творчестве М.А. Шолохова не могли сказать ничего определенного о X. Ермакове.

    Среди исследователей наибольшее упорство развил известный тогда литературовед К.И. Прийма. Поиск документальной информации о прототипах шолоховских произведений, в первую очередь о X. Ермакове, в конце концов, привел его к никем непробиваемой стене КГБ. Но чтобы постучаться в нее, он избрал обходной путь. В конце июня 1972 года встретился с М.А. Шолоховым. И сообщил ему, что по достоверным сведениям, имеющимся у него, в одном из дел X. Ермакова, хранящемся в архиве УКГБ по Ростовской области, хранится его письмо к Ермакову. К.И. Прийма просил М.А. Шолохова оказать ему содействие в получении разрешения на ознакомление с этим письмом.

    М.А. Шолохова, по-видимому, очень заинтересовало это сообщение. Во всяком случае, без промедления 30 нюня, он написал записку на имя самого начальника этого высокого учреждения и вручил его Прийме. Последний, эту ценную «бумагу», изготовленную собственноручно всемирно известным писателем, лауреатом Нобелевской премии по литературе, кавалером многочисленных высших советских наград и званий, голосом которого дорожили сильные мира сего, доставил адресату. Письмо М.А. Шолохова гласило: «Дорогой товарищ Драгун К.З.! Прошу Вас дать возможность литературоведу К. Прийма ознакомиться с моим письмом, адресованным X. Ермакову, по делу 1927 г. С приветом М. Шолохов (подпись)».

    К. Прийма, вероятно, уже испытывал чувство предвкушения. Однако письмо Шолохова вызвало у адресата не только озабоченность, но и явное замешательство. Принявшие его тут же попросили предъявителя письма М.А. Шолохова объяснить источник столь одиозной информации. Несколько озадаченный, столь неожиданным поворотом, но, еще питая надежду, Прийма заявил, что о письме Шолохова к Ермакову ему сообщил писатель А.В. Калинин, весьма авторитетный и уважаемый, а сам он, в свою очередь, рассказал об этом Шолохову. Сохраняя настойчивость, в довершение ко всему настырный шолоховед попросил ознакомить его с делом на Ермакова, что было, с точки зрения его собеседников, уж совсем чересчур, поэтому, чтобы остудить не в меру разгоряченного любопытствующего, они тотчас заявили ему: «О деле Ермакова и письме к нему тов. Шолохова нам ничего не известно», - пообещав, правда, навести на этот счет справки".

    Прийма оторопел от неожиданности и поразившей его беззастенчивости, ибо о существовании дела ему самому было уже доподлинно известно да к тому же, это следовало также и из письма Шолохова. Но в стенах, в которых он находился, посетителям не полагалось задавать вопросов и это считалось недопустимой бестактностью, о чем Прийма тоже хорошо знал. Поэтому ему пришлось ретироваться, что называется несолоно хлебавши.

    А архив УКГБ РО получил срочное задание генерал-майора К.З. Драгуна разобраться в щекотливой, скользкой и, в общем-то, неприятной ситуации, возникшей столь неожиданно, главное же - она исключала всякую возможность прикрыть ее, поскольку за ней стоял сам Шолохов, которому, в случае неудовлетворения его просьбы, ничего не стоило обратиться и на самый верх, что могло повлечь за собой и крайне неприятные последствия (а других в таких случаях и быть не могло).

    Сразу же с полок было извлечено многотомное дело многострадального Харлампия Ермакова, «злостного врага народа», с грифом «Сов. секретно. Хранить вечно», покрывшееся за четыре с половиной десятилетия едкой архивной пылью. А начальник 10 отделения (ведавшего архивами) подполковник П.Ф. Чернов при этом вспомнил, что лет 5-6 назад он лично, выполняя распоряжение Ю.П. Тупченко, тогдашнего начальника УКГБ РО, знакомил того самого ... К.И. Прийму и с материалами дела Ермакова, и с письмом к нему М.А. Шолохова. Больше того, в контрольно-наблюдательном деле № 48928 по обвинению Х.В. Ермакова обнаружилась и «Справка по архивному следственному делу» с тем же номером, составленная тем же Черновым, правда не 5-6 лет назад, а еще 30 ноября 1964 г.

    Это был очень досадный прокол, ибо вышестоящие начальники могли сказать, что в этом управлении одна рука не знает, что делает другая. Поэтому о возникшем казусе было немедленно доложено в Москву, оттуда тоже незамедлительно поступило предписание представить туда для ознакомления все дела Ермакова за 1925 и 1927 гг. 11 июля 1972 г. Драгун подписал письмо на имя начальника 10 отдела КГБ при Совете Министров СССР генерал-майора А.В. Прокопенко (исполненную и отпечатанную в 2-х экземплярах лично Черновым: 1-й экземпляр - адресату, 2-й - в дело № 48928, черновик уничтожен).

    На следующий день пакет был отправлен в Москву. В письме сообщалось об обращении Шолохова и, подтверждалось, что дело Ермакова действительно хранится в УКГБ и, к нему приобщено письмо Шолохова к Ермакову от 6 апреля 1926 г., изъятое у последнего при его аресте 2 февраля 1927 г, что Ермаков допрашивался один раз и 6 июля 1927 г. приговорен к расстрелу.

    «По нашему мнению, - говорилось далее в документе, - тов. Шолохову М.А. следует сообщить, что архивно-следственное дело Ермакова еще 5 лет тому назад было выслано в Москву, для хранения в Особом фонде и УКГБ запросит его копию. Если тов. Шолохов М.А. попросит, то и подлинник, нам кажется, ему можно передать, не информируя о подробностях дела Ермакова».

    2 августа 1972 г. Драгун разговаривал об этом письме по ВЧ с Прокопенко. В тот же день последний подписал справку и, направил ее на рассмотрение своему начальству, а 17 августа с ее содержанием выразил согласие заместитель председателя КГБ при СМ СССР генерал Чебриков. 23 августа Прокопенко направил Драгуну утвержденную ксерокопию справки по вопросу ознакомления литературоведа К.И. Прийма с материалами архивных уголовных дел на Ермакова. Одновременно возвращались в Ростов и сами уголовные дела на него в 3-х томах. Высшее руководство КГБ при СМ СССР поручали УКГБ РО ознакомить Прийму с фотокопией письма Шолохова к Ермакову, поскольку оно «носило частный характер и прямого отношения к уголовному делу не имело».

    «В то же время, - предписывалось в справке, - знакомить Прийма (так в тексте) с архивными уголовными делами на Ермакова считаем нежелательным, поскольку уголовное дело на него за 1925 г. прекращено, а дело за 1927 г. было возбуждено на основании агентурных данных, сосредоточенных в уголовных делах материалы по расследованию преступной деятельности Ермакова против Советской власти, по нашему мнению, всю сложность и противоречивость жизненного пути его не раскрывают.

    К тому же тов. Шолохов М.А. этот вопрос в своем письме в УКГБ Ростовской области не поднимает». 29 августа Чернов поручил И.В. Тищенко переговорить с Приймой.

    Подготовка разговора с Приймой заняла 1,5 месяца. Только 13 ноября 1972 г. сотрудник УКГБ РО Пушилов ознакомил его с ксерокопией письма Шолохова к Ермакову от 6 апреля 1926 г. Но такой «сухой паек», естественно, разочаровал просителей. Собравшись с духом, М.А. Шолохов, по всей видимости, уже осенью 1974 г. обратился по ВЧ к заместителю начальника 5-го Управления КГБ при СМ СССР полковнику И.П. Абрамову с просьбой разрешить передачу Прийме, готовящему статью о его работе над «Тихим Доном», фотокопию письма к Ермакову.

    Абрамов распорядился запросить дела на Ермакова из Ростова для подготовки доклада руководству Комитета госбезопасности. 25 октября К.З. Драгун отправил в Москву дело № П-27966 в двух томах, дело № 48928 в одном томе и ксерокопии контрольно-наблюдательного дела. В тот же день полковник Абрамов доложил о просьбе Шолохова генералу Чебрикову. Получив его согласие на удовлетворение ходатайства писателя, Абрамов по телефону сообщил об этом главе Ростовского областного ведомства.

    28 октября 1974 г. начальник 10-го отделения УКГБ РО майор М.Р. Ровинский, изготовив предварительно ксерокопию письма Шолохова Ермакову в одном экземпляре, передал ее Прийме. Одновременно он предупредил литературоведа и его жену Л.И. Безруцкую: в разговорах среди своего окружения не ссылаться на то, что ксерокопия получена в органах КГБ. 8 декабря 1974 г. сотрудник Путилов изготовил фотокопию письма Шолохова еще в двух экземплярах и, направил их в Вешенское районное отделение УКГБ, для передачи тому же Прийме. 12 декабря начальник 1-го отдела 5-го УКГБ при СМ СССР полковник Смолин отправил все дела X. Ермакова снова в Ростов".