Шойна и северная часть полуострова Канин в годы Ве

В посёлке Шойна и в годы войны продолжался прибрежный вылов рыбы, к тому же и сама окружающая северная территория полуострова Канин (реки, озёра и тундра) была богата рыбой и зверем, здесь продолжался выпас оленей. Работали Канинский рыбозавод и консервный завод, продолжалась отправка их продукции на Большую землю и для фронта. Это всё не могло не заинтересовать врага и не поставить перед ним цель – уничтожить  рыбопромышленный объект на Крайнем Севере.

В посёлке и его окрестностях не происходило боевых действий, но над поселком и над оленеводческими стойбищами Канинской тундры летали немецкие самолеты, бросали бомбы и стреляли из пулеметов. В районе мыса Канин Нос плавали вражеские подводные лодки.

В Шойне, в песчаной сопке, было вырыто бомбоубежище, куда по сигналу тревоги поступающего с маяка собирались ученики местной школы, рабочие рыбной базы и всё остальное население Шойны.

В годы войны в тундре вблизи поселка располагался аэродром, который использовался авиацией Беломорской Военной Флотилии как запасная взлётно-посадочная полоса. Для отражения налетов вражеской авиации и бомбардировки территории в Шойне располагалась 245-я зенитная батарея, которая числилась в составе Беломорской флотилии.

Летом 1944 года её перебросили в Йоканьгу. В день отправки батареи, когда были сняты орудия на погрузку, Шойну начал бомбить немецкий самолет. Налет вражеской авиации был отражен корабельными орудиями и истребителями.

Из рассказа сторожила посёлка Шойна Коткина Игнатия Павловича.

“В Шойну я с мамой приехал из Мезени в 1943 году, жили у дяди Коткина Николая Агафоновича. На хуторе батарея располагалась перед нашими окнами. Перевод батареи в Йоканьгу происходил летом 1944 года. Запомнил, потому что были каникулы, и я в это время жил в Торне у бабушки и дяди Якова. Это в двадцати километрах севернее Шойны.

В день отправки батареи, когда были сняты орудия на погрузку, Шойну начал бомбить немецкий самолет, бросал зажигалки, одна из них упала у старого деревянного маяка остальные на кошки. Это по рассказам жителей Шойны. А мы в Торной в это время слышали стрельбу корабельных орудий стрелявших видимо по самолету, да так громко, что у нас в рамах звенели стекла.

Мы, пацаны, лезли на крыши стараясь высмотреть что-нибудь на море, но за двадцать километров что увидишь. Правда, минут через двадцать — тридцать мимо нас со стороны Шойны пролетели в сторону Канина три наших истребителя. Низко летели, хорошо было видно”.

На мысе Канин Нос в годы Великой Отечественной войны работала гидрометеорологическая  станция, информация с которой играла важную роль в обеспечении деятельности Военно-Морского флота и авиации в этом районе.  Кроме метеорологов и маячников в годы войны на мысе нёс службу отряд пограничников.

На севере полуострова в летний период жили и пасли стада оленей ненцы и коми. В основном женщины, дети, да больные старики. На зиму они уводили свои стада в Мезенские леса, а дети оставались учиться в Канинской школе и жить в пришкольном интернате в посёлке Шойна.

Из рассказа бывшей ученицы Канинской школы, ныне заслуженного учителя школы РСФСР Валентины Артемьевны Ханзеровой.

“В Шойне был погранпост, пограничники с вышки наблюдали за окружающим, за маяком, судами в море. Затем привезли ещё много солдат, которые жили в землянках, вырытых ими же под песчаными сопками. В поселке их называли “батареей”. Всегда они ходили строем с песней “Мы на бой поедем на тачанке и пулемет с собой возьмем…”. Нам, ученикам, нравилось наблюдать, как красиво и слаженно они маршировали, а мальчишки бегали за ними вслед.

Первый раз мы видели, как немецкие самолеты пролетели над Шойной и сбросили много фугасных бомб прямо на сопки, наверное, думали, что это дома, но бомбы не взорвались, а горели на песке, их, я помню, зарывали в песок военные.

Один раз мы только сели обедать, воспитатели раздали по кусочку хлеба, дежурные по столовой начали разносить суп, как, совсем некстати, завыла сирена, все бросились на улицу, едва накинув на себя одежонку, побежали в убежище. Было там полутемно, тесно, поселковые женщины с детьми, с узелками вещей, с подушками, одеялами… Мы не знали, сколько тут будем стоять, прижавшись, друг к другу, как сельди в бочке. Воспитательница сказала: “Выйдем, когда улетят немецкие самолеты”.

“Немцы летали и над тундрой. Мама рассказывала, как они летом ездили с тетей к морю за дровами. Вдруг видят — летит прямо в их сторону самолет. Хотели они повернуть обратно, но тетя с перепугу дернула вожжу не так, как надо, послушный передовой повел упряжку прямо навстречу снижающемуся самолету, олени бегут что есть силы.

“Немзя” низко — низко пролетел над ними и вскоре скрылся за облаками, оставив в целости двух перепуганных женщин.

А на море, недалеко от полуострова Канин, постоянно слышались какие-то взрывы. Надо сказать, эхо большой войны долетало и до тундры”.

В годы войны в Шойне была пограничная застава.

Вспоминает Лиханов Александр Дмитриевич, проживающий в Нарьян-Маре. Его отец, Лиханов Дмитрий Афанасьевич, в годы войны служил на пограничной заставе в посёлке Шойна.

“Отец служил в Шойне на погранзаставе, там женился в 1946 году. После демобилизации мать с отцом уехали на Урал, где я и родился. В 1954 году снова приехали в Шойну, а в 1956 году уехали в Нарьян-Мар.

В Шойне,  на Чёрной Сопке, стояла зенитная  батарея. Когда её сняли, прилетел немецкий самолет. Мой отец служил на пограничной заставе и всё  это видел. Наша семья сначала жила в бараке, не далеко от метеостанции, а потом  в доме бывшей пограничной  заставы. Мне рассказывал Алексей Пичков, что зажигательные снаряды, которые сбросил самолёт на Шойну, снесло в сопки и в море.
 
Население в годы войны готовили к отпору врага. Моя мать знала устройство  винтовки и  ручного пулемета”.

“Пограничники заставы Шойна и Канин Нос патрулировали побережье. Как то мой отец с молодым солдатом попали в сильнейшую  пургу. Отец уже имел опыт и когда они потеряли видимость, оборудовали укрытие. Молодой солдат отца называл дядей Митей, хотя разница в годах была всего несколько лет. Пургу они переждали, батя увидел щиты артиллерийских батарей, ориентировался и они вышли на заставу. День был праздничный, и полагалось 100 грамм водки. Батя говорил, что выпил и сразу  же уснул. Дедовщины в то время не было никакой, старослужащие опекали молодых, вот и звал молодой солдат старослужащего дядей.

Прибыл на заставу старший лейтенант из фронтовиков. Настроен был по боевому, мол, окопались здесь, я вам покажу настоящую службу. Батю и еще одного пограничника взял с собой для ознакомления с боевым участком. Пошли на мыс Канин, на лыжах. Командир шёл первым и не позволял его опережать. Выбился из сил, сломал лыжи. Еле живого дотащили его до  Канина. К его чести признался, что и здесь служба далеко не мёд и заслуживает уважения, да и не каждому по силам.

Похоронен отец в Ульяновске, на участке где похоронены участники войны. Там же похоронен его Шоинский командир заставы майор Опалихин. Батя знал, что начальник заставы родом из Ульяновска и когда  построил кооперативную квартиру в Ульяновске, они встретились. Старшина заставы Нечаев жил в Москве, переписывались”.