Хирургия. Часть восьмая

               

Ужин! Ужин! – послышался командирский голос раздатчицы из пищеблока, которая шла по коридору, стучала ложкой в металлическую миску, добавляя: - Не опаздывайте,  имейте совесть!
Основная масса пациентов имела, в этом смысле, повышенное чувство совести. Эти активисты первыми закрывали грудью амбразуру раздаточной, фыркали носом на неугодные блюда, но выскабливали чуть не до дыр миску из нержавейки, просили добавки, облизывали ложки и с чувством выполненного долга, дополнив вес тела до центнера,  раскачиваясь, как маятники, расползались по палатам. 
Представители второй категория больных постоянно топтались в столовой, шевелили холодильник, доставая пакеты размером с вещмешки, проверяли наличие продуктов и, разложив по столу весь ассортимент, как в витрине кулинарии, обстоятельно наслаждались разносолами, демонстрируя друг перед другом продовольственное превосходство - деревенским салом, копчёным лещом, баночкой икры с пересчитанными икринками…
Больница… Это автономная колония со слезами и ржанием, с надеждами и их крушением, с немногословными врачами и болтливыми, как Петросян санитарками, отдающими команды для выполнения: больным, сёстрам и врачам!  Это здесь можно проследить сущность неоспоримого факта:
Стоящий одной ногой в могиле, пациент, пытается улыбнуться пробивающемуся сквозь шторы солнышку, а  мужик, здоровый, как осёл,   с вечно уксусной рожей страдальца,  доказывает врачу, что у него «Все  жилочки болят – спасу нет!» и он же, украдкой выбрасывает предписанные таблетки в унитаз, чтоб, по его словам: -  «Не травиться этой гадостью»!
Только здесь:
Наконец-то и это признали,
Что лечение – тягостный труд.
Где здоровые,  по умирали,
А больные живут, и живут!

В палатах особый мир совмещения несовместимых. Одному дышать не чем, другим сквозняки мерещатся. Вечные споры о политике, о «бабах – стервах», о «мужиках-козлах».
Только здесь можно увидеть, грязные  носки, лежащие на подушке, дорожную сумку на кровати,  магнето от трактора с набором гаечных ключей – в прикроватной тумбочке.
Только здесь на туалетной полочке над раковиной  рядом с зубной щёткой соседствовали: оскалившийся зубной протез,  чьими-то плавки и тапки.

Только здесь со здравомыслящим пациентом  может случиться такая история:

Я был у доктора недавно.
Он сам. Два стула и кушетка.
Врачи рецепты пишут славно,
А разговаривают редко.

Но он, пальнул в меня вопросом.
К глазам подсунул молоточек.
Махнув зачем-то перед носом.
Постукал им по ряду точек.

Ещё, внимательнее глянул.
Вы - молодец! И свеж и крепок!
И в завершение  - фразой грянул:
Подальше будьте от таблеток!

Только здесь до глубины понимаешь всю несуразность реальности, когда:

Печаль выдаётся
Весомо и зримо
Коль горе наследников
Неразделимо…
                *  *  *
В палату вошла Надежда Николаевна и, увидав спящих обитателей, чтобы не мешать их спокойному пробуждению вкрадчиво, шутливо произнесла:
- Хрюкин! Ривкин! Пора подниматься. На ужин зовут.
Василий, вскочил, как рядовой, первого года службы, а Ривкин, как не служивший в армии белобилетник, только открыл глаза и,  увидав  уже обожаемую им Надежду, улыбнулся. Смутившись неожиданной встрече, он растерянно пролепетал:
- Извините, что без галстука.
- Феликс, ты и штаны забыл надеть! Так можно напугать девчонку хреном, а не отсутствием галстука, – добродушно, с сельской откровенностью, сказал Василий.
- А Петров где? – спросила Надежда, проигнорировав скользкую реплику Василия.
- Надька, если Петрова нет на кровати, а на тумбочке нет ноутбука, значит, он в гладильной комнате, подключился к розетке и сочиняет. Он же каждую ночь там работает. Прошмыгнёт незаметно, и горбатится, до утреннего подъёма, а потом явится и прочитает по нашей просьбе, что-то новенькое, или нашу любимую «КОЛЫБЕЛЬНУЮ»:

Солнце спит, небо спит,
Детки тоже мирно спят.
Натоптавшись в кухне за день,
Громко бабушки храпят.

Спится городу спокойно –
Сторожа – так сладко спят.
Мамы с папами уснули,
Раз кровати не скрипят…

Тихо, спится тем, кто в коме.
Спится мышке и ежу.
Даже тем, кто спит не в доме -
И собачке и бомжу.

Ночь, она ведь всех уложит.
Даже совесть крепко спит -
Коль сомнением не тревожит…
Но, не дремлет ПРОСТАТИТ!

- Не скучно у вас, не скучно…  Зовите Петрова на ужин!
-  Пусть пишет! – сказал Василий. - Он не голодный, кушали вместе, и мы на ужин не пойдём.  Спасибо тебе и твоей маме,  за такое угощение от которого и ужинать не хочется. Спасибо от всей нашей компании! Как выйду на свободу, я ей отомщу добрым делом и за себя и «того парня!», и за этого красавчика…  - ткнув  пальцем в Феликса, сказал Васька,  глядя  на Надежду, и подмигнув ей расцвёл улыбкой.
Надежда бросила доброжелательный взгляд на Феликса. Он в разговоре не участвовал, но внимательно слушал их.
- Ладно, с ужином вы без меня  разберётесь, я пришла напомнить  Василию Ивановичу, что завтра в девять, операция.  Не завтракать. Вам необходимо принять душ и обработать бритвой место, указанное на этой картинке. Если понадобится помощь, обращайтесь.
- Спасибо, не понадобится!
- Тогда всего вам доброго. И вам Феликс, тоже. У меня завершается смена, встретимся послезавтра.
- Надька!  Привет Гальке передавай.
- Передам, Василий Иванович.
Василий неожиданно снял с шеи нательный крестик, протянул Надежде и тихо сказал:
- Передай это от меня Гале, пусть крестик её оберегает от всех бед, как меня оберегал. Скажи ей, что мы будем вместе, всегда. Мы будем счастливы и ты с нами, будешь счастлива.
Надежда, взволнованно, на мгновение прижалась щекой к Василию.   «Спасибо, Василий Иванович, передам!», - сказала она и вышла.
- Василий Иванович! За два дня пребывания в больнице у меня столько впечатлений от происходящих событий. В моей серой, однообразной жизни, такое случается редко. Вы действительно, считаете, что Надежда Николаевна, ваша дочь?
- Вся наша деревня так считает. От деревенского зоркого глаза ничего не утаишь, там всё бабы высчитают и закрепят перешёптыванием, за глазами виновников событий!
- Вот это, да… Аналитики! – сказал Феликс и улыбнулся.