Зверь медный, зверь золотой

Давным-давно, в далёком-предалёком царстве жил да был прославленный витязь, могучий и храбрый красавец, услада дамских сердец, преисполненный доблести, благородства и прочих достоинств. Оседлал он однажды верного скакуна и отправился за тридевять земель совершать великие подвиги во имя своенравной царевны, которая вдруг ему приглянулась.

- Я вручу свои руку и сердце лишь тому, - заявила царевна воздыхателям, ежедневно ошивавшимся во дворце в поисках её расположения, - кто совершит хотя бы один великий подвиг, память о котором сохранится навечно и будет передаваться из поколения в поколение в виде преданий, песен и поэм.

Царевна указала изящным пальчиком куда-то вниз, себе под ноги:
- В глубоких и мрачных подземельях под дворцом находится склеп, заполненный надгробиями героев-неудачников, что мечтали ко мне посвататься, а вместо этого нашли кончину в чужедальних краях. Большинство из вас ожидает та же участь. Впрочем, тому, кто выполнит моё условие, я буду принадлежать всю оставшуюся жизнь.

Помрачнели воздыхатели, да делать нечего, пришлось в путь-дорожку собираться. Лишь прославленный витязь без наказа царевны поехал свершать подвиги, ибо сам ощущал в том потребность. Известно же, что все великие натуры желают войти в историю, сделав что-нибудь значительное и выдающееся.

Долго ль, коротко ль нёс героя верный скакун, покуда не забрёл витязь в горный край, где снежные вершины подпирали небо, а пропасти были столь глубоки, что не было слышно, как упавший в них камень достигает дна. В узких ущельях, на крутых склонах, среди отрогов и перевалов свистели и выли свирепые ветры, точно демоны, вырвавшиеся из преисподней. С недосягаемых вершин время от времени срывались снежные и каменные лавины, погребая под собою всякую живую тварь, кому не посчастливилось забрести в это место.

С опаской глядел витязь на гряду неприступных гор и думал: «Как бы мне их преодолеть, чтобы попасть в чудесные и дивные страны по ту сторону хребтов? Вот бы отыскать проводника, который показал бы мне тропу. Ведь как-то же люди здесь ходят…»

Порыскал витязь в предгорьях, но так и не встретил ни одной живой души. Весь край казался вымершим, словно всю здешнюю живность одолела некая напасть, а кого не одолела, тот сам поспешил убраться подобру-поздорову. Ни пастуха не встретилось витязю, ни торговца, ни паломника, зато отыскал он бел-горюч камень с полустёршимися письменами и указателем на заросшую тропу, которой невесть сколько не пользовались. Надпись же гласила: «Путник, поберегись! Любой ценою избегай этой тропы, какая бы нужда тебя по ней ни гнала. Ибо ведёт сей путь мимо мрачной и глубокой пещеры, в недрах которой обосновалось свирепое медное чудище. Не сыскать на всём белом свете зверя страшней, злей и кровожадней. Ни меч, ни копьё, ни стрела и никакое иное оружие его не берёт. Многие смельчаки пытались покончить с чудищем, да все в той пещере кончину нашли. И смерть их была воистину ужасной. Никого не щадит проклятое чудище, всему живому несёт погибель. В пещере своей оно то ревёт и стонет, до смерти пугая всякую тварь своим рыком, а то выползает наружу и сеет разрушения где попало в окрестностях. Путник! Если тебе дорога жизнь, скорей возвращайся назад и держись подальше от здешних проклятых мест!»

Взыграла в славном витязе отвага.
- Видать неспроста мой резвый скакун принёс меня в эти горы! - воскликнул он и пришпорил коня. - Сама судьба даёт мне шанс проявить себя и завоевать сердце неприступной царевны, утерев соперникам нос. Одолею чудище, прославлюсь на весь свет и тогда царевна не посмеет мне отказать. Ну, а если сложу буйну голову, то так тому и быть!

Пустил витязь скакуна в галоп и помчался по неприметной тропе. Ни злые горные ветры, ни хлёсткие дожди со снегом, ни коварные лавины не могли его удержать.
Вскоре подъехал витязь к пещере и убедился, что она и впрямь глубока и мрачна. Из её зловещих недр несло нестерпимым жаром и ядовитыми миазмами, от которых всё живое хирело, чахло и увядало. Возле пещеры и внутри неё землю усеивали растерзанные останки людей и животных. Самого же чудища не было видно, оно скрывалось и беспокойно ворочалось во тьме, откуда лишь доносилось его ворчание, хрипы и тяжёлое дыхание. На любое движение чудища земля отзывалась лёгкой дрожью.

Сколь могуч ни был витязь, он не мог выдержать ядовитых миазмов. Помутилось у него в голове и он чуть было не лишился чувств, навеки покрыв своё имя позором. К счастью, скакун закусил удила и понёсся, куда глаза глядят. А чудище, видно, спало, потому и в погоню за ними не бросилось.

Три дня и три ночи конь и всадник в полуобморочном состоянии блуждали неведомо где, и вдруг очутились в цветущей долине, спрятавшейся среди гор. Остановился конь возле ручья, сбросил седока в воду, напился и с наслаждением подставил разгорячённую голову прохладному течению. Очухался и витязь, умылся, огляделся с недоумением.

- Где это я? Куда меня занесла нелёгкая?

Тут он вспомнил про фиаско возле пещеры и пригорюнился. По всему выходило, что чудище с наскока не одолеть. Для этого требовались как минимум две вещи: зачарованные доспехи и меч-кладенец. Где их взять, витязь не представлял. Ни одной волшебной вещи он в жизни не видывал, лишь слыхал, будто тайны волшебства ведомы чародеям. Первым делом следовало сыскать чародея.

Но сперва нужно было подкрепить силы. Полез витязь в седельную суму и оказалось, что взятые в дорогу припасы отравлены пещерными миазмами.

- Не хватало мне голодной смертью помереть! - в сердцах воскликнул витязь.
Тут его конь беспокойно заржал, начал бить копытом и прядать ушами, как бы указывая на что-то. Присмотрелся витязь и увидел в излучине ручья ветхую развалюху, укрытую от посторонних глаз зарослями боярышника, жасмина и черноплодной рябины.

«В подобных хибарах обычно живут отшельники, - обрадовался витязь. – Порасспрошу, может, мне и подскажут, где чародея найти. А если повезёт, то отшельник чародеем и окажется!»

Подошёл витязь к халупе, постучал в покосившуюся дверь:
- Отзовись, есть кто в доме живой?

Дверь со скрипом отворилась и на пороге вырос благообразный старец с глубокими морщинами и резным посохом. Одет старец был во что-то серое и неприглядное, вроде хламиды или балахона - как типичный отшельник.

Одного взгляда хватило старцу, чтобы понять, кто его навестил.

- Пройди к очагу, доблестный витязь, - пригласил он героя в дом, - согрейся, обсохни и подкрепись.

Щёлкнул он пальцами и в очаге тотчас вспыхнул огонь. Развернул скатерть-самобранку и в мгновение ока стол оказался уставлен напитками и кушаньями. Витязь не заставил себя упрашивать и набросился на яства.

Обставлена хибара, к слову, была под стать внешнему виду, неприглядно - грубо сколоченной из неструганных досок мебелью. На рабочем столе дымились и клокотали чаши и склянки с какими-то субстанциями, на жаровне с раскалёнными углями кипел котёл с каким-то варевом, источавшим резкий химический запах; полки снизу доверху были заставлены пузырьками, баночками, камнями, увесистыми манускриптами и древними свитками; под потолком были развешаны коренья и пучки трав…

- Что привело тебя ко мне, доблестный герой? - осведомился отшельник, когда гость насытился.

Поклонился витязь старику в пояс, поблагодарил за угощение и поделился своей бедой: собрался ради царевны победить чудище, да чуть миазмами не отравился, так что без чародея не обойтись.

- Не знаешь ли ты случайно какого-нибудь волшебника, который мог бы организовать мне зачарованные доспехи и меч-кладенец? – поинтересовался витязь у отшельника.

- Чародей стоит перед тобою, о витязь, собственной персоной, - отвечал старец, поглаживая густую длинную бороду. – Что же до всяких острых железок и кованых побрякушек, то я подобными вещами не занимаюсь и помочь тебе не могу.

Обрадовался было витязь и тут же помрачнел, а старец продолжил:
- Ныне меня занимают магические трансмутации и преобразования одних веществ в другие. Взгляни!

С этими словами чародей взял с полки невзрачный камень, который следовало бы хорошенько отшлифовать, чтобы сделать приятным на вид.

- Знаешь ли ты, что сие за минерал? Это Al2[Be3(Si6O18)], в просторечии именуемый бериллом. Как думаешь, что будет, если заменить алюминий на хром в его кристаллической решётке? Давай поглядим. Ахалай-махалай, сяськи-масяськи!

Едва чародей прочёл заклинание, как полыхнула ослепительная вспышка и хибару заволокло густым дымом. Закашлялся витязь и замахал руками, разгоняя удушливые клубы. Глядь - на ладони у чародея чистейший изумруд, сияющий в скупых лучах, еле пробившихся сквозь мутное стекло крохотного оконца.

- А вот, чего ещё покажу! - Увлечённый своими возможностями, чародей небрежно бросил изумруд обратно на полку и взял с неё ещё один невзрачный грязный камень.
- Это Al2O3, проще говоря, корунд, абразив, наждак…

В отличие от берилла, используемого в основном в женских украшениях, наждак был знаком герою намного лучше. У него самого в седельной суме имелся такой же брусок для заточки оружия.

- Сейчас, о витязь, я добавлю в кристаллическую структуру сего минерала молекулы окиси хрома, - сказал чародей и зашептал заклинание: - Эни-бени-рабба, клинтон-сфинктер-джабба!

Полыхнула новая вспышка, вонючие клубы окутали чародея, а корунд в его руках превратился в алый рубин.

- Теперь, о витязь, я на твоих глазах заменю окись хрома титаном. Aбра, швабра, кадабра! АВВА, шмара, cadaver!

Вспышка, дым - и рубин превратился в сапфир.

- Ну, разве не поразительно? - возбуждённо воскликнул чародей. Видно было, что он и впрямь упивается своим искусством.

Хоть и подивился доблестный витязь увиденным чудесам, но всё же молвил со вздохом:
- Велика твоя мудрость, отшельник, да только мне от неё мало пользы, разве что ты знаешь заклятие, как одним махом убить медное чудище…

- О, витязь, витязь, - покачал головой чародей. – Твоя тяга к убийству того, кто менее всего заслуживает смерти, достойна сожаления. Пойми, подвиг не всегда заключается в убийстве. Чтобы избавить мир от злобного чудища, его вовсе не обязательно убивать, прежде надлежит понять – отчего оно свирепо. Поверь мне, юноша, медный зверь не всегда был кошмарным. В стародавние времена его сотворил могущественный маг с помощью непостижимого волшебства, каковое с тех пор никому не доступно, включая меня, хотя я изо всех сил стремлюсь им овладеть… Древний маг не замышлял дать миру кровожадное и неубиваемое чудище, наоборот, он был одержим своеобразным чувством прекрасного, потому и создал изумительного по красоте медного зверя. Безобидное создание никому не приносило вреда, просто гуляло и никого не трогало – ровно до тех пор, пока не поселился в зловещей пещере. Ох, не стоило ему этого делать! Ведь именно там медное существо заболело, а от плохого самочувствия у него и нрав испортился, и облик подурнел.

Старец вздохнул так тяжко, словно это его, а не чудище, мучали неведомые хвори.
- Вряд ли возможно описать все муки, которые терпит бедняжка. Настоящему герою впору спасать медного зверя, а не губить. Вот что действительно было бы подвигом! Ты тут о славе распинался… Какую же славу ты надеешься добыть, изводя несчастного страдальца? И что скажет царевна, когда ты вернёшься к ней с таким «подвигом»? Не увидит ли она чудище в тебе самом, нежели в поверженном звере? Ведь тогда против тебя неизбежно востанет всё её естество. Помяни моё слово, о витязь, именно так всё и будет. Послушай меня, я же чародей, я сведущ в тайнах бытия и в скрытых пружинах девичьих душ. Юные девы - добрые, нежные, трепетные и романтичные создания. Они впечатлительны, их привлекает всё возвышенное и утончённое, своего избранника они хотят видеть не только храбрым, мужественным, доблестным и решительным, но и благородным, и милосердным. Если ты швырнёшь к ногам царевны поверженного зверя, девица ужаснётся, в её глазах ты будешь кровожадным палачом и жестокосердным тираном. Ты никогда не завоюешь её сердце. Она подумает: «Сегодня он ни за что лишил жизни страдальца, а что будет завтра? Посмеет ли он поднять руку на меня? Превратится ли наша с ним жизнь в нескончаемый ад? Нет, не могу я ему доверять, лучше выйду за кривого и горбатого, чем за бесчеловечного изверга!»

Складно говорил чародей, ярко и красочно описывал грядущее. Представил себе витязь эту картину и потемнело у него в очах.

- Ужасные слова ты молвил, отшельник, - признался он. - Лучше мне во цвете лет стать пищею для стервятников, нежели надругаться над чувствами царевны и лишиться её доверия. Научи меня уму-разуму. Как быть с чудищем? Отчего медный зверь изменился? Что не так с той пещерой?

Подошёл чародей к герою, обсыхавшему возле очага, и принюхался к его одежде.
- Ты до сих пор смердишь ядовитыми миазмами. Когда стоял ты возле пещеры, на тебя жаром дыхнуло?

- Дыхнуло.

- Вот то-то и оно. Глубоко-преглубоко в той пещере, в земных недрах полно вулканических трещин и горячих серных источников. Весь здешний регион, видишь ли, сейсмически нестабилен. В горах постоянно возникают трещины и разломы, из которых разит жаром и паром. Углубись ты в пещеру, почувствовал бы – там точно в бане. И всё бы ничего, но пещера расположена в толще серусодержащих горных пород. Под действием жары и влажности едкие серусодержащие минералы прилепляются к медному зверю, как морские ракушки к днищу корабля. Эти-то едкие вещества и вызывают нестерпимую боль, каковая хлеще коросты, чесотки и лишая – сущая язва на теле медного зверя.
Исцелиться самостоятельно чудище не может. Представь, о витязь, что ты весь покрыт гноящимися воспалёнными нарывами и знаешь, что лекарства не существует. Ты бы разве не страдал? Не ходил бы сам не свой, в дурном настроении, срывая злость на окружающих? Не хотелось бы тебе рвать и метать? Вот и чудищу хочется. Только для него лишаями и коростой являются: пирит FeS2, халкопирит CuFeS2, ковеллин CuS и особенно молибденит MoS2 - это их смрадные миазмы чуть не удушили тебя возле пещеры. Повезло тебе, что скакун вовремя унёс оттуда ноги, не то б никакие чары не вернули тебя к жизни, а если б даже ты и не помер, то все зубы с волосьями у тебя бы повыпадали и вдобавок стручок бы ссохся. До того стал бы крохотным, что царевна, увидав его, лопнула бы со смеху.

Задрожал витязь от этих слов и в который раз возблагодарил скакуна. А после нахлынуло на него отчаяние.

- Прибыл я подвигом славы добыть. Надеялся победить чудище и вернуться с трофеем к царевне, но теперь, после твоих речей, поубавилось во мне решимости. Не ведаю, как мне дальше быть. С чем предстать пред царевной, как соперников за пояс заткнуть?

- Так ведь ответ очевиден, - заявил чародей, удивлённый недогадливостью героя. - Избавь медного зверя от злой участи, верни ему прежний облик и нрав, да и возьми с собою к царевне. Тем самым и соперников повергнешь, и царевну завоюешь.

Призадумался витязь.
- Как же того добиться, коли к пещере подойти нельзя? Смерти я не страшусь, да что толку помирать напрасно?

- Не беда, витязь! - успокоил его чародей. - Есть у меня волшебная капсула. Проглоти её и она вмиг заключит тебя в чудесный кокон, непроницаемый для жара и ядовитых миазмов.

Порывшись на полках, отшельник подал витязю шкатулочку с капсулой, а заодно и хрустальный флакон.

- Разумнее всего тебе выманить чудище к выходу из пещеры, где больше свежего воздуха. А как выманишь, вылей на него содержимое сего флакона.

Откупорил витязь пробку, чтобы взглянуть, что же внутри флакона, и узрел густую вонючую форшмоту, похожую на навозную жижу.

- Это что за гадость! - с отвращением воскликнул он, затыкая флакон и отстраняя от себя. - Вонь хуже, чем возле пещеры!

- Содержатся там штаммы двух микроорганизмов, - пояснил чародей. – Один именуется Sulfolobus Acidocaldarius, другой Sulfolobus Brierleyi, кои являются хемолитотрофными бактериями, сиречь «пожирателями камня». Питаются, стало быть, минералами. Оба микроба термофильны, могут жить и размножаться в жаркой среде. Калории же извлекают за счёт разложения минералов и окисления серы. Однако не думай, о витязь, что они и сами состоят из серы, словно бесовские создания преисподней. Нет, Sulfolobus’ы живые и, подобно всему живому, состоят из углерода, который усваивают автотрофно из углекислого газа пещерной атмосферы.

Старец прикрыл веки и заговорил нараспев, как это принято у мудрецов-чародеев, практикующих отшельничество:

- Оба микроорганизма аэробны, потому я и посоветовал выманить чудище на свежий воздух. Кислород необходим Sulfolobus’ам как конечный акцептор электронов, образующихся в процессе химического окисления серы… Но в крайнем случае, если чудище не захочет выползать из душных и смрадных недр, не отчаивайся, о герой. При необходимости Sulfolobus’ы могут жить и в анаэробных условиях, тогда акцепторами электронов послужат ионы молибдена, коих в пещере предостаточно. Для Sulfolobus’ов, в отличие от нас с тобой, пещерные ядовитые миазмы нетоксичны, следовательно, не причинят им никакого вреда. Когда штамм окажется на шкуре медного зверя, микробы примутся активно размножаться и вскорости разрушат лишаи и коросту едких серусодержащих минералов. Чудище выздоровеет и избавится от невыносимых мук!

Нахмурился витязь.
- Признаться, старец, я мало что понял из твоей абракадабры, однако, исполню всё, что ты мне велел.

Подобно всем воителям, герой с детства оттачивал боевые навыки и верховую езду, а вот с естественными науками у него было туго. Впрочем, прекрасные царевны только с такими и идут под венец…

- Ну как же! - воскликнул чародей, досадуя на дефицит извилин у героя. – Всё ведь просто! По сути Sulfolobus’ы занимаются прямым выщелачиванием. Ферменты микроорганизмов действуют на компоненты минералов, которые могут быть окислены. При окислении происходит перенос электронов от железа или серы на кислород, взятый из воздуха. По мере окисления веществ, увеличивается их растворимость в водяных парах, концентрация которых в пещере весьма велика. Клеточная мембрана у микробов не нейтральна электростатически, она несёт отрицательный заряд, ибо в ней преобладают сплошь отрицательные ионы: фосфорильные PO4, карбоксильные СОО, сульфгидрильные НS, гидроксильные ОН и так далее. При помощи мембранных белков микроорганизмы и осуществляют перенос электронов с одного вещества на другое. При этом синтезируется АТФ - те самые калории, «топливо» для любой органики. Когда сера из едких минералов свяжется с кислородом, положительные ионы металлов адсорбируются и осядут на клеточных мембранах Sulfolobus’ов, устранившись таким образом с медного зверя…

Чародей уставился на витязя в надежде, что уж теперь-то тому всё понятно, но по застывшему лицу с расфокусированным взглядом было ясно: доблестный герой окончательно выпал в осадок. Разочарованный старец покачал головой и решил закрыть тему.

- А как управишься, о витязь, не спеши к царевне. Сперва приведи медного зверя ко мне. Есть у меня кое-какая идейка, как придать ему благостный вид, за который люди простят ему былые грехи.

Кое-что в речах отшельника бросилось витязю в глаза - одна маленькая неувязочка.

- Скажи мне, мудрый старец, если так легко и просто избавиться от чудища, что же ты ждал столько лет? Почему сам не исцелил зверя, почему позволил обезуметь от мук и губить людей?

Подозрительность витязя не смутила отшельника.

- Да потому, недогадливый юноша, - назидательно заговорил он, воздев кверху палец, - что не чародейское это дело, совершать подвиги. Обладая знаниями и мастерством, мы помогаем героям, но сами мы не герои. Мчаться куда-то на коне и махать острой железкой? Увольте, любезный. Каждому своё. Витязям витязево, а чародеям чародеево. Героев за их славные подвиги увековечивают в летописях и хрониках, народы воспевают их деяния в балладах и поэмах. Доблестные подвиги разжигают в девичьих сердцах пламя любви и страсти, а в сердцах юношей - жажду странствий и приключений. Мы же, седые и сгорбленные старцы, что и у кого можем разжечь? Никто не мечтает с детства жить отшельником и ни одна царевна по нам не сохнет. Так пусть же и впредь каждый занимается своим делом. Я, мудрец, останусь здесь ждать твоего возвращения, а ты, герой, бери флакон с капсулой и спасай медного зверя…

Почесал витязь в затылке, но не нашёл к чему придраться в доводах чародея. И впрямь, если он не совершит подвига, то как завоюет царевну? И славы тогда ему не видать, и в летописях о нём не напишут, и песен про него не споют. Потомки о нём и не вспомнят, деяния его предадут забвению и окажется, что прожил он зря. Ну в самом деле, если чародеи начнут совершать подвиги, тогда и витязи переведутся, ибо зачем они будут нужны? Само устройство человеческого общества окажется под угрозой!

Не мешкая ни минуты, попрощался витязь со старцем, вскочил в седло и поскакал обратно к пещере. Будучи животным, конь раньше хозяина почуял смрад ядовитых миазмов и громко заржал. Спешился тогда витязь, оставил коня на безопасном расстоянии и достал из шкатулочки волшебную капсулу. Величиной с перепелиное яйцо, та вся сияла и искрилась изнутри, будто её наполнял рой микроскопический светлячков.

С трудом, едва не подавившись, проглотил витязь капсулу и в тот же миг его окутало чудесным коконом, под защитой которого он без колебаний ступил в пещеру, только факел сперва зажёг. На свет факела чудище само к нему и вылезло, герою ничего делать не пришлось. Встретил он зверя без малейшего трепета, как и положено доблестным воителям. Чудище оказалось настолько уродливым и страшным, что обычный человек тотчас лишился бы чувств или потерял рассудок. Уж на что быстрый скакун был ко всему привычен, но и тот с перепугу наложил кучу поперёк себя шире.

Прав был старый отшельник. По виду чудища было понятно, как ему плохо. Налитые кровью глаза печально молили: «Убейте меня наконец, избавьте от невыносимых мук, не то я сейчас с вами что-нибудь сделаю, чтобы и вам тоже поплохело!» Непрекращающиеся страдания ослабили чудище, оно двигалось вяло, медленно, неуклюже и неповоротливо. Даже странно, что оно растерзало стольких людей - должно быть, тех парализовало от ужаса и они не могли сдвинуться с места, вот и стали лёгкой добычей.

Увидев несчастного зверя, витязь укрепился в стремлении его спасти. В отличие от чудища герой, напротив, был быстр и ловок. Не дожидаясь, пока медлительный зверь придавит его лапой или схватит пастью, герой забежал ему за спину и вылил на заскорузлую шкуру содержимое хрустального флакона, после чего убежал на безопасное расстояние и принялся ждать, когда же Sulfolobus’ы подействуют. Зверю было лень за ним гнаться и он вернулся в пещеру.

Есть у микробов одно общее свойство - они безудержно плодятся и размножаются в питательной среде. Токсичная минеральная короста на медном звере и была для хемолитотрофов такой питательной средой. Есть и размножаться - это всё, что они умели. Чем многочисленнее становилась их популяция, тем активнее они поглощали язвы и лишаи медного чудища.

После рывка к витязю нездоровое создание ощутило такую усталось, что без сил распласталось на дне пещеры, позволив событиям течь своим чередом. За годы невыносимых страданий оно в какой-то мере превратилось в фаталиста. Ему уже было плевать, убьют его или нет.

День и ночь Sulfolobus’ы без устали поглощали лишаи и язвы, и вот, наконец, настал тот час, когда чудище засияло чистой медью. Встрепенулось оно, встало на ноги и принялось недоверчиво осматривать себя и ощупывать. Да и витязь, время от времени заглядывая в пещеру, вынужден был признать медного зверя за настоящее произведение чародейского искусства. Оказывается, чудище вовсе не было страшным, таковым его делали уродливые минеральные наросты.

Склонил медный зверь голову и молвил герою:
- Благодарю тебя за спасение, доблестный витязь. Невыносимо долго тянулись эти муки, я будто пребывало в тумане, потеряв счёт дням и годам. Поначалу, когда я обосновалось в этой пещере, она показалась мне такой тёплой, такой уютной… Я и подумать не могло, сколь злую шутку сыграет со мной природа. А когда заподозрило неладное, было уже поздно, я начало необратимо меняться. Пиритовые лишаи, халкопиритовые язвы, ковеллиновая экзема и молибденитовая короста прочно проросли в моей шкуре…

Витязь кивнул, принимая искреннюю благодарность существа, и напомнил ему, что помогать страждущим - долг любого порядочного человека. Тогда бывшее чудище продолжило:

- Я хорошо осознаю, сколько зла натворило, и потому не прошу о снисхождении. За зло полагается суровое возмездие, так что обнажи меч и рубани меня вот сюда, в основание черепа - так ты отсечёшь мне голову одним махом. Забери скорей мою жизнь, воздай же мне по заслугам!

- Ещё несколько дней назад я бы так и поступил, - не стал кривить душой витязь. - Долг доблестного воителя - очищать мир от злонравных чудищ, каждому на роду написано быть тем, кто он есть. Но недавно один мудрец раскрыл мне глаза на истинную доблесть и истинное милосердие, помог мне понять, что правильнее не убивать, а исцелять.

- Должно быть, сей мудрец воистину велик, - молвил потрясённый зверь. – Он наверняка ничем не уступает моему создателю.

- И он настаивал на встрече с тобой, - добавил витязь. - Не знаю, что он тебе уготовил, однако, поспешим к нему. Раз ты более не чудище, я над тобой не властен. Отныне не я буду решать твою судьбу, а те люди, кому причинило столько зла.

Согласился медный зверь со словами героя, сочтя их справедливыми, и последовал за ним к чародею. Вернулись они в цветущую долину, к бедной хибарке, где старец-отшельник уже разложил громадный костёр и повесил над ним здоровенный котёл. В котле кипел и булькал какой-то химический раствор.

- Что ж, - проговорило со вздохом медное существо, - полагаю, мудрец приготовил мне какую-то особую расправу. Да, я её заслужило. Какая бы судьба меня ни ждала, я встречу её со смирением…

Уж на что доблестный витязь был безжалостен к мерзким чудищам, даже он почувствовал замешательство при виде котла, и подумал, будто чародей собирается расплавить медного зверя. Когда монстр обратился в нормальное существо, витязь перестал желать ему зла, тем паче странными выглядели действия отшельника, учившего перед тем милосердию.

- О старец! - обеспокоенно воскликнул герой. - Уж не собрался ли ты сварить зверя в котле? Если так, то заклинаю тебя бросить сей замысел!

А бывшее чудище добавило:
- О мудрый старец, увенчанный сединой, я ведь создание МЕДНОЕ и в кипятке не сварюсь. Меня либо в чане с кислотой надо утопить, либо в доменную печь сунуть, чтоб уж наверняка…

Чародей же, стоя на высоком помосте, помешивал в котле кипящую жижу деревянным черпаком. От жижи исходили странные и подозрительные флюиды. Для защиты от них старец обернул лицо мокрой тканью.

- Меня радует твой искренний порыв человечности, витязь, и твоя готовность к самопожертвованию, медный зверь, - заговорил он, откладывая черпак и спускаясь с помоста. - Однако гоните прочь дурные мысли, ибо сегодня никто не умрёт! Довольно смертей и жестокости! Посему, о зверь, без страха и колебаний полезай в котёл и хорошенько в нём прокипятись. Как ты сам сказал, это тебе не навредит, зато во веки вечные будешь радовать людские взоры. Всем ты придёшься по душе и никто про былые твои злодеяния не вспомнит.

Доблестный витязь кивнул, что-то припоминая.
- Клянусь, я о таком слыхал. Однажды, вроде бы, крошечная горбатая лошадка столкнула невзрачного парня в котёл с кипящим молоком, а тот вылез обратно писаным красавцем. Только в твоём котле не молоко…

Услыхав подобную ересь, чародей не удержался и плюнул с досады.
- Тьфу ты! Что за привычка сравнивать серьёзную науку с детскими сказками! Нынче на заре наполнил я котёл ключевою водой и растворил в ней равные части сульфата калия и сульфата алюминия, селитры и хлористого натрия, в просторечии именуемого повареной солью. Затем засыпал в котёл тончайшей золотой пыли и принялся кипятить, дабы золото в жидкости растворилось. У получившейся смеси оказалась высокая окислительная способность и, задумай я тебя погубить, о зверь, я бы посадил тебя именно в такой раствор, тогда бы тебе худо пришлось, хуже, чем в пещере, но я вовремя нейтрализовал смесь двууглекислым натрием, сиречь содою питьевою, так что лезь и ничего не бойся, потом сам мне спасибо скажешь…

Не без сомнений забрался медный зверь в котёл и целиком погрузился в кипящую жидкость. Он не до конца верил словам чародея, но не роптал, ибо его фатализм никуда не делся. Чтобы ни ждало его в котле, пусть так и будет - вот как он думал. А вот витязь не находил себе места от волнений. Дабы хоть как-то отвлечь его от эмоций, чародей поручил ему колоть дрова и круглые сутки поддерживать огонь. Сам же старец щёлкнул пальцами и по его знаку котёл накрыла тяжёлая чугунная крышка…

День и ночь кипятился медный зверь в котле, а когда вылез наружу и глянул на себя в зеркало, то так и обомлел. И витязь, с ног до головы покрытый копотью, застыл, как вкопанный. Лишь дальновидный отшельник прятал хитрую усмешку в густой бороде. Ибо тончайший слой позолоты равномерно покрывал всё тело зверя, каждую складочку и каждый выступ, от кончика носа и до кончика хвоста.

- Был ты зверем медным, а ныне нарекаю тебя зверем золотым! - торжественно провозгласил чародей. – Приноси людям впредь удачу и счастье! А начать можешь с доблестного героя. Помоги ему добиться руки прекрасной царевны.

Растроганный зверь с благодарностью поклонился старцу, а расчувствавшийся витязь смахнул с глаз непрошенную слезу.

- Твой чистосердечный переход к идеалам гуманизма, - рёк ему чародей, - делает тебя достойным возлюбленной. Ступай к царевне, покажи ей золотого зверя и она не посмеет тебя отвергнуть…

Вот так воротился доблестный витязь на родину и привёл с собою золотое диво. Народ отовсюду сбегался, чтобы хоть одним глазком взглянуть на чудесного зверя. Царевна, привлечённая суматохой и шумом, не выдержала и тоже выскочила на балкон дворца, а после принарядилась и поспешила лично встретить героя. Теперь уж никто не сомневался, кого своенравная дева наречёт суженым. Ибо золотой зверь сиял на солнце так, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Магия чародея напоследок отполировала существо окисью хрома, сиречь пастою ГОИ, до блеска.

Как и предсказал отшельник, полюбился золотой зверь народу, все простили ему былые грехи и позабыли прежние злодеяния, тем более, что зверь публично перед всеми покаялся. Детвора приноровилась с ним играть, взрослые позировали рядом с ним для художников-портретистов. Государственные власти стали приглашать зверя на торжественные мероприятия в качестве символа и украшения. Поскольку зверь обладал невиданной силой, его иногда просили помочь поднять, перенести или подвинуть что-нибудь тяжёлое.

Царевне понравилось кататься на звере верхом, вместо лошади. Она с интересом выслушала историю витязя, и когда узнала, сколь высокое благородство и человечность он проявил в отношении страждущего, сколь он был терпелив в умении прислушиваться к старшим и мудрым, то сей же миг воспылала к молодцу страстью и вскоре сыграла с ним свадьбу. Стали они жить-поживать, да добра наживать!