Ночь, отпущенная Господом

                (Рассказ прихожанки Татианы)



                Произошла эта история несколько лет назад. Моя племянница Ольга в те годы была человеком маловерующим и невоцерквленным. Она как раз окончила Педагогический институт по специальности психология. А я только-только делала первые шаги в духовной жизни. И с горячностью новоначальной убеждала Ольгу о необходимости устремить все свои дела, слова и помыслы в сторону Церкви. Вкусив сладость общения с живым Богом, так хотелось мне поделиться опытом своего общения с другими! Так мне было обидно, что люди не знают или не хотят знать о Боге, живут, как им кажется, сами по себе, упиваясь своей самостью, гордясь своими достижениями, не понимая, что всё и вся в руках Божьих, что без воли Его человек не «…может прибавить себе росту хотя бы на один локоть» (Мф, 6; 27). Тогда мне казалось –  стоит только рассказать людям о Боге, как они сразу же оставят греховный образ жизни и, внимая моим речам, устремят свои стопы по пути спасения.

                Ольга слушала меня с каким-то скепсисом и, я бы сказала, жалостью:

– Тетя Таня, то, что вы говорите, все это ваше православие, знакомо мне из психологии.

Я ей отвечаю:

– Ольга, дорогая! Это же хорошо! Получается, что твоя наука психология свои основы взяла из христианства!

                В общем, Ольга мои наставления совершенно никак не воспринимала. И разговоры наши будто уходили в пустоту. Но оказалось, что это не так. Ни одно сказанное слово не пропадает. И последующие событие это доказали.

                Ольга заболела. По наследству ей достались очень слабые легкие, и у нее приключился туберкулез – закрытая форма. Оля продолжала работать, но в течение полугода ей приходилось каждое утро перед работой посещать туберкулезный диспансер. Врачи насыпали ей полные горсти таблеток, которые она принимала тут же, на глазах у врачей, а потом ехала на работу. Во время своей серьезной болезни Ольга почувствовала, что те жизненные принципы, которые она успела накопить за свою почти тридцатилетнюю жизнь, ей не помогают. Будто опора из-под ног ушла. Зыбко стало и зябко. Не на что опереться, мрак в душе.  Все, что было прежде в голове и сердце – не утешало, не давало ответа на терзающие душу вопросы. Ведь она ничего, кроме своей психологии не знала, никого, кроме каких-то там психоаналитиков и психологов не читала. Видно плохо ей стало без Бога, без Церкви, без молитвы. Но в первую очередь начала она посещать сеансы психотерапии. Вот как об этом вспоминала сама Оля:

– Знаешь, тетя Таня, походила-походила я по психологам, а однажды вышла с такого сеанса и поняла, что у меня на душе еще больший мрак сгустился. Иду по улице, и так стало невыносимо тяжело, что хоть волком вой. А потом вдруг вспомнила тебя, наши разговоры о Церкви и подумала про себя: «Дай-ка, я в храм зайду. Мне все-равно терять уже нечего».

Вот так Ольга впервые пришла в храм. К этому своему важному шагу она подошла очень серьезно – сразу пошла на исповедь, потом к Причастию. Словом, все делала обстоятельно, не то, что я в свое время. Интересен ее опыт первой исповеди. Обычно люди говорят, что после разрешительной молитвы священника чувствуют физически, как наступает облегчение. У Оли все было наоборот. Она вспоминала:

– Исповедь – ЭТО ТАК ТЯЖЕЛО! Так тяжело, что я решила: ВСЁ! В храм я больше – ни ногой!

Сейчас мы с Ольгой те ее слова вспоминаем с улыбкой. Ведь с тех пор прилепилась она к церкви, да так крепко, что и читает, и знает, и молится больше меня, и перед работой может сбегать на самую раннюю литургию, и вечером успевает на вечернюю службу, и по монастырям ездит.


                От той серьезной болячки, которая привела ее к вере, Ольга, Слава Богу, излечилась. С тех пор прошло лет пять или семь. Работала Оля в полиции. А в полиции для всех служащих обязательны медосмотры. И вот в один из плановых медосмотров Оле была сделана флюорография. Рентгенологи говорят:

– Что-то у вас непорядок с легкими. Что у вас такое? Может, вы чем-то болели?

Ольга рассказала про давно излеченный туберкулез. Но врачи качали головами:

– Что-то непонятное на вашем снимке… Что-то нехорошее… Ничего вам сейчас сказать не можем. Приходите завтра.


               Можно было представить состояние Ольги. Она звонит мне вечером, плачет в трубку, ревет:

– Тетя Таня, что делать? Опять все заново? А работа? Как же я жить-то буду без своей работы? Ведь вы же знаете, что у меня из близких родных почти никого нет…

              А у меня будто внутри все собралось, скрепилось, появилась какая-то решительность. Говорю ей:

– Что делать, что делать… Молиться надо! Ты как хочешь, а я в эту ночь уже спать не буду! Сколько могу, как умею – так и буду молиться. А от кого еще помощи ждать, если не от Бога? От кого?!

            Так мы с Ольгой поговорили, и я оставила её, плачущую, на том конце «провода». Наверное, она тоже молилась. А я-то невелика молитвенница. Конечно, всю ночь напролет молиться у меня сил не хватало. Помолюсь, сколько могу, в изнеможении прилягу на короткое время, потом опять поднимаюсь и опять молюсь. Читала молитвы за болящих, каноны Господу, Богородице, святым - до шести утра.

          А в восемь – звонок от Ольги. Она кричит мне радостно:

– Тетя Таня! Все хорошо! Все хорошо, просто замечательно!

– Рассказывай скорее!

– Представляете! Приехала я в больницу, а они не могут найти моего вчерашнего снимка. Везде искали – нигде нет! Говорят мне: «Придется вам делать снимок заново. Ведь вам медосмотр без него не пройти!» Сделали снимок во второй раз, и снимок показал – все чисто! Все хорошо! А врачи между собой переговариваются, плечами пожимают: «А вчера-то что было? Вчера-то что на снимке было? Непонятно! Расщепление что ли какое-то?»

А я про расщепление услышала и думаю про себя: «Расщепление бывает при сдвиге во время снимка. Тогда происходит смазанное изображение всего легкого, а не отдельных его участков». Так врачи ничего и не поняли. Как такое могло произойти, и куда вообще исчез первый снимок из кабинета рентгенологов?

Господь слышит нас даже таких – грешных, недостойных, с такими слабенькими молитвами и может подарить такую радость и утешение!
Но не себе я приписываю эти труды. Я – плохая молитвенница. Думаю, что Ольга сама, конечно, молилась всю отпущенную ей Господом ночь.