Троянский правнук

Павлик сидел за столом, уставившись в монитор компьютера. В такие часы его мало интересовал внешний мир. Когда в наушниках наступала пауза, с кухни он мог расслышать, как родители о чем-то громко спорят.
- Петя, ты что, хочешь всю оставшуюся жизнь провести в хрущевке на первом этаже, в квартире со смежными клетушками вместо комнат?
- Нет конечно, я что, дебил, хотеть так жить? Сын уже пятнадцать лет ходит в туалет через нашу спальню. Говорил ведь тебе, давай хоть комнаты разделим коридором…
- Ага, давай разделим… Ты это предложение только теоретически выносил на обсуждение. Я против и не была. Но за этим так ничего и не следовало, никаких действий с твоей стороны. Вот так и живем. А все потому, что ты, до крайности инертен, Петр. И если я в свои руки дело не возьму, так ничего и не будет! Ни для чего ты не годен!
- Люд, ну уж зачем ты меня так топишь-то? Негоден… Очень годен. Я покладистый и не конфликтный. А еще послушный. Это для семейный жизни, не такой уж и плохой вариант. Согласна?
- Неплохой вариант, Петя, это на первые пару лет. А потом любой женщине хочется чувствовать себя За Мужем! Муж должен принимать решения и предпринимать что-то, чтобы его семье жилось хорошо. А ты ни хера не делаешь.
- А что мне надо делать? Ты скажи, я сделаю!
- Хорошо, Петя. Тогда ответь мне на вопрос: «Сколько еще будет продолжаться эта история с твоей бабкой?» 
- Людочка, ну что я могу с бабкой-то поделать? Я ведь не Раскольников, не могу же я ей молотком по башке тюкнуть!
- Да, но мы уже пять лет платим такие деньжищи за ее прибывание в богадельне, а она помирать и не собирается.
- Но ты же отказалась за ней ухаживать. И квартиру ее сдала грузинам.
- Пожалела уже сто раз, она теперь там как сыр в масле катается и умирать не собирается. Теперь скорее ты помрешь, в ожидании ее квартиры в качестве наследства.
- Мы все помрем, вон в мире что творится!
И Петр сделал телевизор погромче. Там и впрямь показывали ужасы. Люди в защитных костюмах то и дело запихивали носилки с людьми в машины скорой помощи. Другие кадры из переполненных больниц добавляли драматизма. Голос диктора оглашал какие-то немыслимые цифры о заболевших и уже умерших от страшной эпидемии.
Людмила впала в оцепенение. Взгляд ее зафиксировался на экране. Петр переключил канал. Теперь на экране сидели доктора в белых халатах и рассказывали о том, что пожилые люди более подвержены вирусу, смертность от него у этой части населения крайне высока, и что для них введены специальные меры изоляции.
- Так, я все придумала. Что всем мешает жить сегодня, нам как раз сыграет на руку, - сказала Люда через десять минут просмотра новостей.
- В каком смысле сыграет? - не понял ход ее мыслей Петр.
- Пусть Пашка съездит к бабушке, навестит ее, так сказать, с гостинцами.
- Чего это вдруг? Он сроду к ней не ездит. Да и ты, впрочем, тоже. Бабка всегда была на мне.
-  А теперь пусть оторвется от компьютера и сгоняет к ней. Посмотрит, как она там!
Петр задумался, пытаясь понять к чему клонит жена. И тут до него дошло…
- Люда, ты хочешь, чтобы Паша…он запнулся, слова, которые он хотел произнести застряли и не хотели выговариваться… А, теперь понял… но я категорически против твоего бесчеловечного плана.
- Петя, приди в себя, ей 89 лет. Хватит, пожила.
- Но это не тебе решать. На все воля Божья.
- Как раз сегодня наступил тот день, когда я смогу вмешаться. Решено, Павел едет к прабабушке и немедленно. Сейчас соберу ей что-нибудь.
И Люда начала открывать дверцы кухонных шкафов, доставая оттуда все, что попадалось ей на глаза.
Петр молча курил, смотря в одну точку. Телевизор сыпал новыми подробностями пандемии. Весь мир вокруг Петра впал в безумие во главе с его женой.
Люда тем временем запихнула все в сумку и заорала:
- Павлик, сынок, иди сюда.
- Чего ты орешь, он не слышит, он в наушниках, - вяло проговорил Петя. Было видно, что он сдался.
Тогда Люда выбежала из кухни, зло пнув при этом Петра, как будто он стоял на ее пути.
Еще десять минут у нее ушло на препирательство с Павликом.
- Мам, ты чего? Зачем мне сегодня ехать к бабушке? Что за срочность?
- Срочность в том, что скоро всех нас посадят на карантин, как Европу, и к бабушке уже никто не попадет. А ей срочно нужны теплые вещи и всякое другое барахло. Сумку я уже для нее собрала. Поднимайся, сказано!
- Иди ты…, - огрызнулся Павлик, сами езжайте… Почему я?
Тут Людмила с остервенением схватила клавиатуру и закричала:
- Быстро, я сказала, оделся и поехал, иначе я сейчас разобью твою эту…, - и она подняла клавиатуру над головой…
Павлик ухмыльнулся, но не дрогнул. Люда шмякнула клавиатуру об пол. Та разлетелась вдребезги. Петр в кухни вздрогнул, но в комнату пойти не решился.
Затем Люда схватила монитор и страшным голосом прошипела:
-Немедленно езжай к этой чертовой бабке, а то я и это разобью…
Павел стал догадываться, что мать настроена решительно и непременно приведет угрозу в исполнение.
- Мам, я понял, понял. Поставь на место, я уже считай уехал.
Павел быстро оделся и уже из коридора спросил:
- Как туда ехать-то, мам?
 Мать написала на листочке адрес пансионата для пожилых людей.
- Вот адрес! - сунула она Павлику листочек бумаги. От станции десять минут пешком через небольшой лесок. Час туда, час обратно, и ты свободен.
- Ладно, мотанусь, раз тебе так приспичило. И Павел хлопнул входной дверью.
Дорога прошла незаметно, Павлик слушал музыку в наушниках, и не думал ни о психозе матери, ни о предстоящей встрече с прабабушкой. И только идя от станции до пансионата, Павел подумал, что не видел прабабушку с тех пор, как мать с отцом определили ее в этот дом престарелых под названием «Осень жизни».
Без труда, найдя нужный ему коттедж, Павлик позвонил в звонок у ворот. Открывать ему не спешили.
Через минуты три из динамика раздался голос:
- Вы к кому?
- К Силантьевой. Я ее правнук.
Вместо ответа электрические ворота медленно начали открываться, пропуская Павла внутрь.
Перед его глазами открылась довольно большая территория двора. Деревянная беседка, газон, кое-где ухоженные клумбы и множество лавочек. Во дворе не было ни души. На крыльце большого дома стояла пожилая женщина и улыбалась.
- Здравствуйте, проходите. Вы же Павлик?
- Да, - оторопело кивнул подросток, откуда вы знаете?
-Ой, Валентина Петровна про тебя только и говорит. Мол, вот помру, и не увижу правнучка своего, Павлушеньку. Достает фото, где держит тебя маленького на ручках и плачет…и так каждый день.
Женщина замолчала.
- А чего ж она плачет?
- А тут все старушки плачут, да и старики то и дело к ним присоединяются. Старые люди сентиментальны и плаксивы. Но молод ты еще, чтобы понять их печали… давай заходи.
В доме чем-то неприятно пахло. Павел сморщился.
- Чем это так пахнет? - спросил он, снимая куртку.
- Старостью, - просто ответила сиделка. Пойдем я тебя в комнату к ней провожу.
В комнате стояло три кровати. На всех лежали бабушки. Для Павлика они все были на одно лицо.
- Которая из них моя?
- Что ж ты, бабулю собственную не признаешь? Вон та, что у окна.
Павел прошел к кровати и заглянул прабабушке в лицо. Он стоял и долго смотрел на нее не решаясь заговорить. Ему казалось, что она не живая.
- Она что, умерла?
- Почему умерла, - ответила бабулька с другой кровати, утром еще живая была, кашу ела. Спит просто. Ты ее, внучек, пни легонько…
- Бабуль, бабуль, ты спишь? - Павлик еле коснулся ее плеча.
Бабушка продолжала не подавать никаких признаков жизни. Тогда Павел увеличил громкость голоса:
- Эй, Бабушка, ты это, давай просыпайся, не пугай меня!!!!
И тут Валентина Петровна открыла глаза и резко закричала.
- Ба, ты не бойся, это я, Павлик, правнук твой. Вот приехал навестить.
Реакции старушки не переставали удивлять Павла. Вслед за утихшим криком, без промедления, бабушка заплакала, запричитав:
-Павлушенька, внучек, кровинушка моя! Не признала сразу! Дождалась, дождалась! Господь Всемилостивый управил таки просьбы мои.
Одной рукой она начала креститься, другой уже тянулась к Павлуше, чтобы обнять его.
- Павлик, дитятко мое, как же ты вырос, я тебя целых пять лет ни видела. Собралась было уже помереть, а потом думаю, нет, нельзя не попрощавшись с правнучком. Я же тебя, мой ангелочек, больше всех люблю. Ой, какой ты был маленький, Павлуша, прямо загляденье одно. И разумный такой, не по годам. Вот счастье мне напоследок.
И Валентина Петровна опять заплакала. Она плакала, Павел молчал. Он не знал, что сказать бабушке. Почему-то и ему захотелось заплакать вместе с ней.
Чтобы прекратить этот поток бабушкиных слез, Павел достал спасительный телефон.
- Бабуль, а давай я тебе фотки покажу!
Валентина Петровна, всхлипнув еще пару раз, приподнялась с подушки, и взяв очки с тумбочки сказала:
- А ну-ка, интересненько…
Павел открыл «Галерею» и стал показывать ей всевозможные фотографии.
- Смотри, это я недавно в Италию летал с классом. Это мы у фонтана Треви в Риме, а это уже в городе Пиза, у башни… ну это мы спагетти жрем… это в музее, как его там, название забыл…
Бабушка совсем успокоилась. Улыбалась, задавала вопросы. Прямо оживала на Павлушиных глазах.
После просмотра она вздохнула и с сожалением сказала:
- Красивые фотографии. А я так за всю жизнь дальше Балашихи и не выбралась.
- Бабуль, да какие твои годы, свожу тебя еще. Катанём с тобой по Европе. Там у таких как ты, пенсионеров, жизнь только и начинается.
- А что, Павлуш, и впрямь…- и бабушка заливисто захохотала, продемонстрировав Павлику свой беззубый рот.
- Радостная ты мне больше нравишься! Передумала помирать, баб?
- Передумала! Раз ты меня обещал в тур свозить, чего мне помирать-то?
Валентина Петровна забеспокоилась, начала поднимать подушку, одергивать штору на окне, рыться в тумбочке.
- Бабуль, ты чего уже собираешься что ли?
Не ответив на вопрос, бабушка сосредоточенно перебирала вещи в тумбочке.
- Вот ведь, запрятала, а теперь, как всегда, найти не могу, - сокрушалась она.
- Ба, ты чего, зубы свои ищешь?
-Да какие зубы, зачем тебе мои зубы…  Нам на полдник конфетки всякие дают, так я их не ела, все для тебя откладывала. Думала, приедешь, я тебя гостинцами побалую. Целый кулёк припасла.
- Боженьки, так вот же он, - и бабушка достала из самых дальних недр тумбочки полиэтиленовый пакет. Бери, сладенький мой, кушай!
Паша засмущался, но отказаться не мог. В ее словах звучала искрения забота и любовь. Он подумал, что никогда за его пятнадцать лет жизни, никто его так не любил. Да, родители заботились о нем, переживали за него, содержали, воспитывали, покупали ему все: велосипед, компьютер, модные кроссовки последней модели, но это сейчас перестало иметь для Павла ценность. Всё это вместе взятое, перевесил один единственный кулечек пробабушкиных конфет.
Павел ехал в почти пустом вагоне пригородной электрички и думал о бабушке. Теперь он был даже рад тому, что родители послали его с визитом к ней. Он думал, о том, почему ему самому не пришла в голову такая идея. О том, что теперь каждую неделю обязательно будет ее навещать. На душе стало как-то по-особенному радостно и тепло. Паше хотелось подольше сохранить это ощущение своей нужности.
Но тут резкая догадка мелькнула у него в сознании. В голове пронеслись картинки Италии, бабушкино улыбающиеся лицо, такое неожиданное и настойчивое предложение матери о поездки, новости о мировой эпидемии…
Мелькнула и сложилась в единую цепь последовательных действий.
Держа в руке бабушкины гостинцы, Павел заплакал. Затем стал реветь в голос, уже совсем не стесняясь ни нахлынувших слез, ни своих рыданий.