лёд

спустился, обрадовался. босый. речку говорит вижу постоянно одну только речку и вижу. как хорошо как славно. сам чуть не скачет, сонные штаны рукою придерживает чтоб не свалились. не должны свалиться. не надо чтоб свалились.

хороший он, пустяшный. пусть отчасти зыбок, иногда навязчив излишне и ментально как бы слюняв, но позор нам его не нужен, огорчение не нужно нам его. мы весьма не любим такие моменты. иной раз живёшь рассудительным, а такой вот обычный привяжется (не оторвать) и на всё согласен и на многое готов. а наш брат по природе своей такого и не гонит и не подпускает при том. а чуть погодя уж и начинаются эти разговоры с прищуром и мелкими просьбами. он ведь как мешочек. так и ходит если попросят. потом уж принуждают не только к походам; к всякому. время движется, и вот уже принудить это как дело, как экзамен какой-то, дескать проверяем мы его на достойность прибывать подле нас. а глубже глянуть, так всё хуже чем экзамен, хуже. сплошной акцент на его упущения, на наше пере- и на его недо-, на крики чаек жителю степи, и на мелкие бытовые неэтичности.

а у этих как назло силы полно полным. они в своём энтузиазме варятся будто. там ведь как: он от интереса бегает сначала, потом уж прикипает к таким необычным к нам и уж из любви бегает, ворочает (там и не надо было ворочить а он ворочает) и не остановишь ведь его. чувствует что какой-то экзамен. задорит его какой-то экзамен. не терпит он экзаменов для своих чувств и готов с нами же, с объектами чувств своих биться не жалея ся, только в этих битвах он страдает за обе стороны, а мы неуязвимы.

так шаг за шагом (по-маленькому) он становится опутан (с большой буквы, вот так: Опутан) с головы до стоп , и не в силах больше ему припомнить своё Я ( с большой буквы, вот так как написано). тогда-то мы и переходим на личности. тогда-то мы и рассказываем ему где его я (заметили же?). какое оно у него есть. и что место этому я в чуланчике. только если бы мы говорили прямо, если бы... нет. мы всё примерами, мы всё ситуациями. ему за нами и не поспеть. мы туда, мы уж обратно, а он только туда. мы футболим нечто сапогами, нечто что он в платочке носил в пазушном кармане, а он не долго смотрит он бросается в пыль своё искать, вернуть себе то самое что мы ногами пинали. и ползает и ползает и ползает отклячив жопу, ползает тараканом от ноги к ноги и разговаривать старается дружески и задорно, будто это всё игра в которой он тоже участвует. в которой и его воле есть место. оправдывает он нас сам себе а мы футболим дальше и тоже с ним по-дружески, наступая при том ему на руки. один наступит, другой. все понемногу. а после у него ломается косточка из кистевых и стонет он жалостно и удивляемся мы очень что ему больно бывает если на руку сапогом наступить и все очнутся ненадолго. и вроде как извиниться надо бы. но все брезгливы к нему по-прежнему. и на том сходимся что перестать его терзать вполне достаточно для извинений и даже многовато. он в тёмный угол уползёт и мы ещё раз удивимся что сапогом на руку больно, и мы курим, и мы не идём к нему, и нам нормально , и нам хорошо.

так вот и с тем конкретным  получилось. с тем который вышел в спальных своих штанах этим морозным утром. история стандартная и незатейливая. он стандартно и незатейливо тянулся к речке не учитывая льда перенося все наши удары стилизованные под удары судьбы. история обычная. мы докурили. он ладоши отморозил. (ему вроде как даже потом палец отняли)