Мария Рене Арманд. Годы, помноженные на строки. 2

 Emma Bramika-Vulfsone
Вчера в 12:50 ·
По клавишам Underwood’а
Часть девятая -2. Мария Рене Арманд
ГОДЫ, ПОМНОЖЕННЫЕ НА СТРОКИ

=======================================
МАТИЛЬДЫ, родом из пресс-концерна Vefietis
Авторы этой части мемуаров—журналисты «Вэфовца» разных лет
*******************************
Мария Рене Арманд

Мой «Вэфовец».
Посвящение родной газете

Не думай о газете свысока
Настанет время, сам поймешь наверное.
Мы пишем информашку на века,
Фиксируя какое-то мгновение.

Весь мир спрессован в эти тридцать строк
Общественное превратилось в личное,
Но нам даётся очень малый срок,
Чтоб написать хоть что-нибудь приличное.

Зато потом историки прочтут,
Как жили мы в периоде «застоя».
И может быть когда-нибудь поймут
Что время это было не пустое

( Предлагаю каждому дописать сюда куплет на мотив «Не думай о секундах свысока»)

**
Моя газета
-Что такое ВЭФ ? Это город в городе . ВЭФ производит автоматические телефонные станции, всенародно любимый приёмник « Спидола», современные телефонные аппараты.
Что такое «Вэфовец»? Это городская газета — внутри нашего заводского мегаполиса. Здесь идёт своя жизнь, происходит очень много интересного, и надо только это разглядеть. - Так наставлял меня, новенькую, Борис Григорьевич Гейман, редактор многотиражной газеты флагмана латвийской индустрии.
Меня взяли по рекомендации без испытательного срока. В свои двадцать с половиной лет я уже имела опыт работы в другой многотиражной газете, и довольно бойко строчила не только мелкие информации и более крупные зарисовки, но могла бы и замахнуться на проблемную статью. Но беда была в том, что в своём возрасте я не могла увидеть в заводской жизни таких проблем, которые бы меня по-настоящему заинтересовали. А если не интересно журналисту, то не будет интересно и читателю.
Старый газетный волк Гейман прекрасно понимал , что моя голова забита совершенно не тем, что могло бы дать газете насущный материал. Он , без преувеличения, был мне как отец. Ему было известно, что я по молодости без памяти влюбилась в известного журналиста, который , естественно, был старше меня почти на 10 лет и к тому же состоял в законном браке. Но нас уже было не разлучить, жили мы вместе, и я считала себя его гражданской женой. Любовь к нему переполняла меня, а всё остальное виделось как бы на втором плане.
Тем не менее, первый же день работы в газете «Вэфовец» принёс мне много новых приятных впечатлений. Первое из них — это люди, с которыми мне предстояло работать. Они встретили меня очень приветливо, я не заметила и тени насторожённости или враждебности, или пренебрежения к моей молодости, а стало быть, неопытности. Эмма, заместитель главного редактора, вызвала во мне определённую робость — всё же она была начальницей, а по опыту работы в Рижской киностудии я знала, что женщины начальницы бывают стервами. Но глаза Эммы излучали интерес и понимание.
Первое задание мне дал молодой красивый брюнет с благородной внешностью — Володя Гиршфельд. Нужно было взять информацию по телефону. Тем, кто думает, что это очень просто, скажу, что такой форме работы тоже надо учиться. Многим мешает природная застенчивость.
Когда десятки лет спустя мне довелось работать в правительственно- парламентской группе Российского телевидения, освещавшей жизнь Кремля, Дома правительства, Совета Федерации и Госдумы РФ, некоторые коллеги признавались, что каждый раз, когда они публично задают вопрос, им приходится преодолевать значительное внутреннее сопротивление. А ведь всем им было минимум за тридцать, и у всех до этого был серьёзный опыт в журналистике.

Так что не удивительно, что когда я впервые брала информацию по телефону у мастера цеха, чтобы выпытать, что интересного, достойного публикации на страницах газеты происходит у них в коллективе, у меня от волнения дрожала рука, державшая телефонную трубку. Исподтишка наблюдавшая за мной Эмма Рувимовна пришла к выводу, что ей следует провести для новенькой мастер-класс. Она стала звонить в разные заводские службы, где, как я поняла по разговору, работают исключительно её лучшие друзья, и черкать что-то в своём блокноте. Через полчаса она накидала мне список тем, которые имело смысл разработать.

Надо сказать, что на современном телевидении это и есть работа продюсера в службах информации. И такой специалист, владеющий солидной базой знакомств с «ньюсмейкерами», то есть теми людьми, которые способны сообщить новость, очень высоко ценится в телекомпаниях и , соответственно, его труд высоко оплачивается. Но мы тогда знать не знали слова продюсер.

Эти функции выполняло руководство, и, конечно, приветствовалась наша корреспондентская инициатива. Повторюсь, что в генерировании идей я была не сильна просто в силу молодости.

Главный редактор наблюдал за своими подчинёнными из «капитанской рубки». У него был тесный кабинетик, отделённый от общей комнаты окном и дверью. Раз в неделю проходили летучки, о которых у меня осталось только то воспоминание, что я маялась и мечтала, чтобы эта тягомотина поскорее закончилась. Хотя, не сомневаюсь, что шеф говорил разные мудрые вещи.
Чуть позднее я познакомилась с Наташей Григорян. Когда меня взяли на работу, Наташа была на больничном по поводу какой-то хвори её маленького сына Ярика. Сначала в силу разницы интересов мы общались довольно мало, но постепенно сдружились на всю жизнь. Наташа поражала тщательностью в работе, она стояла на страже как бдительный часовой на посту ,и мимо её зоркого редакторского взгляда не могла прокрасться ни одна ошибка или стилистическая нелепость. Наташа на работе думала только о работе, загоняя мысли о своей любимой и любящей семье куда-то в подсознание. Но зато после шести она сразу уезжала домой к своему красавцу-мужу Герману Григоряну, который, по-моему, какое-то время тоже работал на ВЭФе , к их малышу и к маме.

Работать мне было довольно тяжело. Весь заводской антураж навевал тоску.
Другое дело — свежий ветер командировок.

Шеф-монтаж в Андижане.

В середине 70-х годов одним из главных достижений ВЭФа было производство суперсовременных автоматических средств связи. Вэфовское оборудование было настолько качественным, что им оснастили Кремлёвский Дворец съездов. Поставлялась наша продукция и в союзные республики. Однажды мне очень повезло — удалось поехать в командировку в Узбекистан.
Пять часов лёту до Ташкента, оттуда еще полтора часа — до Ферганской долины, в Андижан. Там работала вэфовская бригада шефмонтажников, которые помогали оснастить этот узбекский город современными средствами телефонной связи. О том, какое значение придавалось этому событию, и как велик был авторитет прессы, можно было судить по такому факту: в аэропорту Андижана меня, молодого корреспондента заводской многотиражной газеты ,встречал сотрудник аппарата горкома партии. Меня сразу повезли на объект, там я что-то записывала в свой блокнот и что-то фотографировала. Помню бригаду: мастер Наум Розенфельд, инженеры Леонид Валовик и Валентин Долгилевич. Ещё была какая-то девушка , по-моему, из планового отдела ВЭФа.
Из интервью с узбекскими товарищами я поняла, что наша АМТС буквально преобразит их андижанскую действительность, улучшит качество телефонной связи в регионе. На вэфовских шефмонтажников смотрели как на героев. Я смогла убедиться в этом тем же вечером, когда местные товарищи пригласили нас поужинать в ресторане. Этот маленький городской ресторан поразил восточным колоритом — всюду стояли клетки с красивыми ярко-оперёнными поющими птицами. Местные называли их «бедана», что по-узбекски означает перепёлка.
В зале было занято всего несколько столиков. За одним из них сидели две узбекские супружеские пары в тюбетейках. Пока мы смотрели меню и подсчитывали, хватит ли командировочных, местные мужчины под звуки оркестра производили руками и ногами движения, отдалённо напоминающие танец лезгинку. Их женщины оставались сидеть за столом. Неожиданно зазвучала очень популярная тогда песня «Москва златоглавая». Тут уж вся наша компания сорвалась с мест и мы пошли самозабвенно плясать. Едва отдышавшись и сделав заказ, мы увидели, что к нашему столику направляются двое в тюбетейках. Оркестр снова грянул «Москву златоглавую».

; Я не пойду с ними танцевать, - решительно сказала моя спутница, золотоволосая латышка.
; Ну как же, - возразила я, - мы же должны крепить дружбу народов. Неудобно отказываться.
; Не пойду — отрезала блондинка.
Пока мы вполголоса препирались, узбекские сограждане к огромному изумлению рижан, пригласили на танец двух наших рослых крепких инженеров шефмонтажа. У ребят было огромное чувство юмора, поэтому они очень весело сплясали с узбекскими товарищами на их манер. «Кавалеры» проводили
наших парней до места, и вскоре официант поставил на стол две бутылки водки « в благодарность за прекрасный танец». Естественно, веселье пошло по нарастающей.
Но на другое утро в девять часов все уже были на работе как штык. Тогда считалось абсолютно неприличным после коллективного застолья опоздать на работу.
Говорят, что в Андижане вэфовская телефонная станция работает по сей день.
ххх

Заводские девчата.
Мы прощались. Сидели в кафе на центральной улице. Не помню, что мы пили, потому что выпить мы могли что угодно. Лично я никогда не пьянела. Мы прощались, потому что я уезжала из родного города в столицу нашей великой Родины, город-герой Москву.
На прощальный вечер девчонки принесли мне подарок -изготовленный в каком-то цехе огромный ,величиной с трость, сувенирный карандаш, и открытку со стихами. Всё это передал им, наш бессменный ньюсмейкер мастер Наум Розенфельд. Впрочем, тогда такого слова -ньюсмейкер» мы не знали.
===
« Не плачь, не плачь, нам тоже очень грустно.
Мы расстаемся, сложилась так судьба.
Пусть будет счастлива твоя дорога
Мастер острого веселого пера!»
===
Конечно, я тут же расплакалась, до того это было трогательно.

Мой отъезд был омрачен только тем обстоятельством, что в Риге оставалась мама. Но она обещала мне часто приезжать в Москву. Тогда не было ни границ, ни таможни, ни виз, и никому бы в страшном сне не приснилось, что все это может появиться.

Так что, прощальный ужин был для меня скорее радостным , чем очень уж грустным. За столом сидели Лариса, Нателла, Эмма, Галина, Айна . Мои заводские подружки.
Неважно, в каком порядке их перечислять. Начала с Ларисы, потому что ее родители Марк Саулович и Надежда Михайловна Цирельсоны , для меня -дядя Марк и тетя Надя, работали вместе с моими родителями еще до нашего с Ларисой рождения. Ларочка была моей ровесницей, но встретились и подружились мы только в двадцать лет, в комитете комсомола известного на всю страну завода ВЭФ. Большой популярностью у советского населения, а также и в социалистических странах пользовалась его массовая продукция - транзисторный приемник «Спидола», названный по имени героини пьесы латышского поэта Яна Райниса «Огонь и ночь». Спидола, повелительница ведьм, по мысли толкователей Райниса, олицетворяла собой художественное творчество. Еще потребителям были известны телефонные аппараты марки ВЭФ Но мало кто знал, что все это побочная продукция, ширпортреб, и что на самом деле завод выпускает автоматические телефонные станции и другую инновационную аппаратуру связи, которая использовалась не только на таких объектах, как Кремлевский Дворец съездов, но и в техническом оснащении армии. До второй мировой войны ВЭФ выпускал даже самолеты.

В годы «застоя» на флагмане латвийской индустрии работали около 20 тысяч человек, это был настоящий город в городе. И в этом городе была своя газета и свое радио, куда я пришла работать корреспондентом, а также имелся роскошный Дворец культуры, где работала Ларочка.
В первый момент я не узнала свою несостоявшуюся подружку детства в яркой брюнетке по имени Лариса Федина. Но она , услышав мою фамилию, сразу подошла ко мне знакомиться заново.
Тогда нам обеим было по двадцать лет, нас связало общее дело, и мы не усмотрели никаких препятствий к тому, чтобы завязать такую логически складывающуюся дружбу. Мы виделись каждый день. К полудню я приходила в замечательное кафе Дворца культуры, где Лариса делилась со мной информацией о том, каких следует ожидать премьер, выставок и гастролей. Дворец культуры был неиссякаемым источником информации. На его базе работали крупные художественные коллективы. Хор «Рига» , народный театр, ансамбль народного танца, народная киностудия, студии рисунка, скульптуры, янтарного и гончарного мастерства. Всего не перечислишь, читайте «Википедию».

В редакцию я возвращалась с исписанным блокнотом, и тут же садилась строчить заметки на культурные темы. 25 граммов коньяка в кофе только повышали работоспособность. Однажды я случайно услышала, как заместитель редактора Эмма Рувимовна Брамник, веселая рыжеволосая красавица , ставила меня в пример новичкам: вот , посмотрите, как работает Рене. Половину рабочего дня просидела в кафе со своей подружкой, а за вторую половину выдаст целую полосу в газету. Мне так и не удалось понять, хвалит она меня, или это скрытая шпилька в мой адрес.
По четвергам мы с Ларисой встречались не только днем, но и вечером. После заседания в комитете комсомола. Я была свободна от семейных обязательств, да и первый брак Ларисы к тому времени фактически распался. На наших вечеринках она всегда веселилась сама и заводила остальных. Недаром она была дипломированным специалистом в области культмассовой работы. Лариса сразу располагала людей к себе – яркая красавица, спортивного типа, хорошо одетая , всегда с прекрасной стрижкой и с едва уловимым запахом сладковатых духов. Наши бравые молодцы, освобожденные секретари комитета комсомола, в Ларисе просто души не чаяли, но, к сожалению, все они уже были женаты.

Я вечерами тоже была свободна. Мой любимый, с которым мы жили под крышей его холостого приятеля, работал до позднего вечера. Такова была специфика. Газету, которой он тогда руководил, подписывали в печать около десяти часов. Потом всегда находились интересные компании, где нас ждали, но я , как всякий жаворонок, в это время суток уже теряла всякий интерес к происходящему наяву. Но днем можно было найти себе интересные занятия. Я ходила на оздоровительную физкультуру и в бассейн - заводской спортклуб располагался в одном дворе с редакцией ( сейчас там гостиница три звезды) , занималась в кружке народных танцев во Дворце культуры. Лариса часто приглашала на концерты и спектакли.

Работа в заводской многотиражке для меня была бы очень не интересна, если бы не коллектив опытных журналистов, у которых можно было поучиться профессии. Люди в редакции газеты «Вэфовец» подобрались просто замечательные. Наш главный редактор, Борис Григорьевич Гейман, был очень колоритной фигурой. Старый газетный волк, он раньше жил в Еврейской автономной области. Женился на вдове бразильского коммуниста Марка Пятигорского и усыновил ее ребенка по имени Ильич ( именно так, ни больше ни меньше) от первого брака, который стал известным в республике журналистом.

Борис Григорьевич очень любил поговорить. Поэтому наши летучки, проходившие в его крохотном кабинете, выгороженном из общей комнаты тонкой стенкой, затягивались на несколько часов. Под разными предлогами мы оттуда сбегали. Но тот, кто оставался последним, мог и не вырваться от главреда до самого обеденного перерыва.

Однажды в нашу редакцию приехал коллега с Пермского телефонного завода по фамилии Ёжиков. По этому случаю было решено организовать застолье прямо в редакции. Мы уселись вокруг накрытого стола ждать окончания совещания. Наконец, дверь открылась, и наш гость стремглав бросился в сторону санузла. А главред оглядел стол и тихо сказал: Заждались? Ну а что я мог поделать, если этот Ёжиков оказался таким болтуном!
Мы чуть не упали под стол от сдерживаемого смеха.

Милый Б.Г. ! По отношению к редакционной молодежи он был просто как отец. Выгораживал нас перед вышестоящим начальством. Один из наших молодых мужиков запутался в своей семейной жизни (ушел от второй жены к первой), и эта вторая написала на него отвратительное письмо в партком. Борису Григорьевичу предложили уволить морально неустойчивого сотрудника. Мне пересказали его речь, обращённую к парткому: -Я уверен как журналист, коммунист и мужчина, что сотрудник нашей редакции в данной жизненной ситуации проявил качества морально устойчивого строителя коммунизма. Он показал на деле, что ответственный человек может (и должен) признавать допущенные ошибки. Да, когда-то этот молодой мужчина совершил поступок, достойный порицания. Оставил жену с ребенком и женился на другой. Но теперь, осознав всю глубину своего морального падения, он исправился. Исправился! Он вернулся к своей первой жене и к своему ребенку! Его не за что наказывать! - И нашего товарища оставили в покое.

За меня Борис Григорьевич тоже очень переживал. Молодая девушка, живет в грехе с женатым. Поэтому, когда наконец моя «лав стори» закончилась законным браком, то Б. Г. пришел на нашу свадьбу. Он так себя вел по отношению ко мне, что некоторые не посвященные в историю гости спрашивали, не папа ли это невесты. После моего переезда, появившись в Москве, Б. Г. пришел к нам в гости. Я поняла, что он хотел посмотреть, нормально ли у меня складывается жизнь.

Как раз в редакции «Вэфовца» я и нашла новых подруг. Эмма Брамник, Нателла Григорян и Галина Просвирова. У Эммы к тому времени было двое детей-подростков и замечательный муж Саша, известный в Латвии хирург. Эмма удивительным образом умела сочетать в себе роли газетной волчицы и образцовой жены. Эмма знала на ВЭФе всех и вся. Ее коронное выражение: « Кого я раньше видела в канаве, теперь я вижу на Доске почета»..Эмма жила и действовала по принципу - не заморачиваться. Она быстро придумывала темы, быстро брала интервью по телефону, так же быстро выдавала материал, и бранила сотрудников за медлительность. Точно так же быстро Эмма расправлялась и с домашним хозяйством. Она собирала рецепты под грифом «На скорую руку». Это Эмма научила меня делать универсальный соус из сметаны с давленым чесноком. Если запечь очищенный картофель до золотистой корочки, выложить его на большое блюдо, посыпать рубленой зеленью и подать этот соус – можете быть уверены, что все остальные кулинарные изыски покажутся неуместными. Я, в свою очередь, поделилась с Эммой рецептом шарлотки, и она стала практиковать его каждые выходные. Еще Эмма учила нас почаще улыбаться. Она говорила, что улыбающаяся женщина всегда выглядит на пятнадцать лет моложе. И мы могли убедиться в этом на ее примере.

Нателла, наш ответственный секретарь, была однокурсницей моего любимого. Она с первого дня стала опекать меня, как я потом поняла, из жалости, поскольку представляла себе характер моего будущего мужа гораздо лучше, чем я. Нателла имела дружную семью. Ее муж, Герман Григорян, в прошлом комсомольский активист, работал в руководящем звене на соседнем современном предприятии, специализирующемся на выпуске полупроводников. Тогда ходил популярный анекдот: что такое полупроводник? Это один проводник на два вагона. У этой пары подрастал сын Ярик, Ярослав, они жили с мамой Нателлы. Я могла бывать у них в гостях так часто, как сама этого хотела, но меня утомлял подъем без лифта на высокий пятый этаж и погружение в слегка прозаичную атмосферу семейного быта.

Чуть позже у нас в редакции появились двое новых журналистов, с которыми вскоре мы стали не-разлей-вода. Гала Просвирова ,уроженка Латвии, которая большую часть своей молодой жизни провела в Ростове-на-Дону, находилась в расцвете своей красоты.
Володя Ханелис, серьёзный журналист с экономическим образованием, что очень высоко ценилось в профессии, был коренным одесситом. В общем, в нашей редакции встретились Ростов-папа и Одесса-мама. Их шутки словно солнцем освещали наши серые прибалтийские дни. Их материалы в газете, несомненно, подняли её на новую высоту. Галке до прихода к нам довелось поработать не только в газете, но и на телевидении. Она писала замечательные репортажи, где каждый персонаж был прорисован яркой краской. Ханелис дразнил её вопросом «Какова ты, жена моряка?» - в то время вышла большая статья с таким заголовком в одной из центральных газет, а Галка в то время действительно была замужем за моряком. У неё рос маленький сын Антошка, которого опекала Галкина мама. По поводу своего брака Галка рассказывала много всяких смешных историй. Вся редакция знала, что первую брачную ночь молодые провели в телефонной будке, уже не помню, по какой причине. Мы с Галкой почти каждый день после работы на часок забегали во Дворец культуры к нашей Ларисе. А потом к нам присоединилась Айна Король, с которой мы вместе заседали в комитете комсомола. Очень яркая красивая блондинка, с прекрасным чувством юмора, добрая и открытая, Айна стала нашей любимицей. Она вязала в своем цехе какие-то схемы для телефонных станций из разноцветных проводов, и, на мой взгляд, это было довольно увлекательно.
Надо заметить, что девушки в нашем городе одевались преимущественно «от кутюр». В буквальном смысле этого слова. Своими руками. Многие из нас, не говоря уже о мамах, тетях и бабушках, умели вязать и шить. Почти в каждом доме была швейная машинка немецкой фирмы «Зингер». Шили также у портних-надомниц и, в крайнем случае, в ателье. Другим источником для пополнения гардероба был трикотажный комбинат. Его кофты и платья славились на весь Советский Союз своим дизайном и высоким качеством. Еще мы одевались «из посылок». В городе были люди, которым присылали посылки из-за границы их родственники. Не знаю, каков там был порядок и какова была частота получения этих посылок, но заграничные вещи можно было купить всегда. Стоили они, конечно, дорого. В нашем доме ими не увлекались. Мы вообще были довольно равнодушны к тряпкам.
Хуже было с обувью. Но и тут мы, по принципу Эммы, не заморачивались. Довольно красивые модели и удобная колодка бывали у некоторых моделей, выпускаемых рижскими обувщиками. Неплохую обувь присылали белорусы.

О чем мы говорили с заводскими подругами? Ну, во всяком случае, не о политике. Хотя определённые политические взгляды у всех были.

Я считала и тогда и сейчас естественной любовь к моей стране. Тогда я не знала, что это нас таким образом «одурманивала пропагандистская машина». Мне казалось прекрасным, что страна объединяет совсем разные народы. По улицам нашего прибалтийского города бродили узбеки в тюбетейках, приезжавшие на холодное море отдохнуть от среднеазиатской жары, а заодно и купить узбекские ковры, которые почему-то шли к нам по разнарядке, хотя и не пользовались здесь спросом. Летом в Юрмале на пляже встречалась разноязыкая и разноплеменная толпа, которая на самом деле не испытывала никакой национальной враждебности друг другу, а совершенно мирно уживалась в здравницах.

Честно говоря, по молодости или по своей политической неразвитости, я не слушала ночами Би-Би-Си и совершенно не понимала, что живу в империи зла.

В первую очередь, мы строили планы на будущее. У нас как-то не практиковались диссидентские «кухонные посиделки», о которых я узнала только из газет во время перестройки. Разумеется, мы, девушки, говорили о своей настоящей и будущей семейной жизни. Еще мы обсуждали получаемые кем-то из дальних знакомых письма от их заграничных родственников. Это было актуально, потому что по четвергам на заседаниях комитета комсомола нам периодически приходилось «воспитывать» тех молодых людей, семьи которых отъезжали на постоянное место жительства в Израиль. Такой был порядок – перед отъездом полагалось исключить их из комсомола. Но за каждого, как учили нас старшие товарищи-коммунисты, нужно было еще побороться – вдруг передумает да и откажется ехать с родителями? Мы были наивны, и очень искренне пытались уговорить их остаться.

Заводская смена заканчивалась в четыре часа дня. В пять наши материалы отправлялись в типографию. Мы покидали редакцию – пора было идти на встречи с нашими героями. Уважаемыми людьми были Герои Социалистического Труда, которых насчитывалось не так уж и мало. В народе их называли Гертрудами. Все наши «Гертруды» произвели на меня очень большое впечатление. Один из них постоянно что-то изобретал и рационализировал. Он был молчалив, и из него довольно трудно вытягивалась какая-то полезная для газеты информация. На вопрос, какой день ему особенно запомнился в уходящем году, он ответил, что это был день, когда семья справила новоселье на хуторе, где он с сыновьями по выходным дням в течение нескольких лет строил новую пристройку к старому дедову дому. А я-то ожидала, что он назовет тот день, когда он с тал Героем соцтруда СССР к очередной годовщине Октябрьской революции! Его звали Вольдемар Буш.

На заводе многие работали семьями. Мы с Галкой и Володей Ханелисом каждый день встречали дружные семейные стайки на заводском комбинате питания. Этот комбинат заслуживает отдельного описания, потому что ничего подобного ни на одном советском предприятии не было, и к нам ездили смотреть на это чудо общепитовцы со всей страны и даже из-за рубежа. Создать это передовое заведение уговорила директора завода молодая специалистка общепита Анелия Козловская. И буквально за несколько лет в центре заводской территории выросло трёхэтажное здание, воплощавшее мечту о новом быте, которое здорово скрасило жизнь вэфовцев. Там были залы комплексных обедов, восточной и русской кухни, кафе, пельменная, пирожковая и магазин кулинарии. И была большая проблема – куда именно отправиться сегодня? Кормили везде очень вкусно. За время обеденного перерыва можно было не только поесть, но и «затариться» для дома полуфабрикатами, продуктами высокого качества. А пирожки! А маленькие пирожные! Однажды наш коллега прямо у нас на глазах съел одиннадцать штук заварных эклеров со взбитыми сливками!

Безусловно, этот комбинат давал возможность отдохнуть от атмосферы заводских цехов. Некоторые из них казались мне чем-то вроде рудников, на которых работали декабристы. Попав в литейный цех впервые, я просто задрожала от ужаса. Земляной пол, открытое пламя печи, полуголые рабочие.Я-то думала, что такое можно увидеть только в фильмах о трудной дореволюционной жизни. На мой взгляд, это был настоящий ад! А люди, тем не менее, там работали. В цехе штамповки стоял невыносимый грохот. Но работницы невозмутимо сидели на своих местах и жали на педаль, и из нескончаемой металлической ленты станок рождал сотни, тысячи деталей для будущих радиоприёмников , телефонов, станций. На женщинах были надеты наушники, из которых лилась популярная музыка, песни, или слышались голоса артистов, если транслировался радиоспектакль. Заводское радио работало без остановки. И я, как и коллеги по редакции, раз в неделю читала у микрофона радио новости местного значения. О том, что происходит в течение дня на предприятии.

Кроме собственно журналистской работы - найти сюжет, понять, написать, - были еще некоторые обязанности, расширявшие мое представление о жизни. С определенной периодичностью наступала моя очередь раздавать общественным распространителям пачки свежих газет, еще пачкающихся типографской краской. Пока я стояла в здании заводоуправления у своего «станка», ко мне подходили знакомиться. Говорили о жизни. С работой, как я понимала, особенных проблем ни у кого не возникало. Платили неплохо, социально-бытовые условия были приличными. Народ ходил после работы в добровольную народную дружину,сдавать кровь – за это полагались свободные дни. Людям не нравилась идеологическая обработка, но к этому все привыкли, и пропускали лозунги мимо ушей.

Я часто расспрашивала нашу подругу Айну о ее жизни, приходила к ней в цех – мне очень хотелось бы написать о ней очерк. Но не получалось. У Айны не было проблем, кроме одной – ее любимый имел семью, и они встречались тайком. А об этом в газетах тогда не писали.
У Айны теперь девочки-близняшки. Она так же хороша собой, как и в молодости. Когда закрылся ВЭФ, неожиданно для себя самой Айна сделала карьеру служащей банка, быстро освоилась и потом заняла должность заведующей отделом. Дочери пошли по ее стопам.

У меня появился друг в Москве. На пару дней он прилетел в Ригу на свидание с приятелем, который познакомился с моей Ларисой. Через пару недель новый знакомый Ларисы снова оказался в Риге – для того, чтобы пойти с ней в загс. Еще через несколько месяцев мы праздновали свадьбу. Вскоре и Олег пришёл работать на ВЭФ. С тех пор прошло гораздо больше, чем фольклорные тридцать лет и три года. У Ларисы и Олега дочери-близнецы, внучка и внук. Лариса сделала в Москве отличную карьеру. Она заслуженный работник культуры Российской Федерации. Организует праздники для народа. По ее признанию, сейчас самое любимое занятие – садоводство. Лариса влюблена в свои клумбы и альпийские горки. Иногда я приезжаю на выходные в их загородный дом.

Галка Просвирова преподает студентам основы туризма, и много ездит по миру. О ее семейных делах я осведомлена не очень хорошо, но знаю, что она дружит с невестками и внуками. Галка пишет очень хорошие рассказы, и в Интернете ее называют «рижская Эммануэль». Выглядит она просто замечательно и никогда не унывает.

Нателла похоронила своего Германа. Как и многие мужчины, он не смирился с тем, что после выхода Латвии из состава СССР разрушилось дело его жизни. Его предприятие, славившееся на всю огромную страну, закрыли. И ему пришлось работать на неквалифицированных должностях. Нателла верна его памяти и идеалам своей жизни. Она до сих пор играет в теннис и много ходит пешком. Выглядит значительно моложе своих лет. Элегантно одевается, чего не делала в молодости.

Эмма после смерти своего первого мужа Саши долго была одна, а в
годы перемен связала свою жизнь с известным на весь мир латвийским политиком профессором Мавриком Вульфсоном. Они прожили вместе счастливые годы. После его смерти она написала книгу «Я вышла замуж за романтика». Мы переписываемся с ней несколько раз в неделю.

Володя Ханелис в конце 70-х годов переехал в Израиль. Он известный журналист и писатель, отец двоих прекрасных детей и дедушка пяти внуков.Называет свою семью «наше племя».

Я прожила в Москве бурную жизнь. Развелась, снова вышла замуж, осталась одна, вырастила дочь. Работала в разных редакциях, от скучной партийной «Московской правды» до интеллигентной «Культуры». Перечисление тех известных на всю страну людей, у которых я брала интервью, заняло бы много места.

Возможно, когда-нибудь я подробнее напишу о беседах с космонавтом Германом Титовым, писателем Аркадием Вайнером, великим цирковым артистом Юрием Никулиным, о политиках и врачах, об ученых и общественных деятелях. Для кого? Не знаю, наверное, в первую очередь, для себя.
Когда пишешь воспоминания, прошлое оживает, и я становлюсь снова то молодой девушкой, то женщиной в расцвете лет. Переживаю те же чувства, вспоминая дорогих людей.

В Риге бываю часто. И каждый раз чувствую радость, как бывает, когда общаешься с любимым старым родственником, другом. Мы снова собираемся за столом с моими дорогими заводскими девчатами. Выпиваем, но очень умеренно. Шампанское, не больше одного бокала. В этом самоограничении для нас и заключается вся разница между прежними и сегодняшними посиделками.