Подайте, Христа ради!

                Подайте, Христа ради!


        Бабку свою, Марь Ванну, пытал неоднократно; крещёный я или нет. По сбивчивым и уклончивым рассказам истину так и не уяснил. То день, когда принесла меня в храм, оказался басурманским, то, когда я пришёл туда с ней своим ходом, батюшка употчевался до нашего прихода «окаянной», прости его, Господи! А может скрывала, полагая что мой интерес инициирован матерью, ярой коммунисткой, единственной в семье бабки.

       Факт, что когда мне уже стукнуло пятьдесят, мой друг, Радий Гайсин, захотел, чтобы я стал крёстным у его внука. Имея серьёзные сомнения в своей богоугодности, доложил ему, что я не крещёный. Однако, этот вопрос был им заранее уяснён, в связи с чем я был окрещён за два шага до своего крестника. И здесь два варианта развития событий: первый, я жил нехристем, то-бишь во грехе, до пятидесяти лет; второй, я крестился дважды, т.е. обеспокоил Господа не по делу.

        С того события прошло двадцать восемь лет и, несмотря на то, что большую (ан, нет, теперь уже: значительную, Господи, как летит время!) часть жизни я жил не по библейским канонам, а по воинским Уставам, видимо Бог меня простил и принял, раз, уж, отпустил мне достойный жизненный срок.

       По профессии мне причиталась «военная косточка», но мне досталась «костомаха с говяжьего бедра», однако человеком был добрым и душевным, наглядно это не демонстрируя, чтоб не сели на шею. Но участие в проблемах подчинённых, от солдата до офицера, принимал без излишних просьб и напоминаний. Благо, когда при власти это не так, уж, и сложно, было бы желание.

       Чего-то я расписался, хотел всего лишь поделиться с читателем своими наблюдениями за, побирающимися в городе, нищими.  Перемещаюсь в городе я на общественном транспорте, по устоявшимся маршрутам: поликлиника, военно-медицинская академия, да два-три задушевных друга, с которыми встречно общаюсь раз пять-семь в году. Уже третий год наблюдаю парня лет тридцати, запрашивающего у «людей добрых» на похороны горячо любимой им мамаши.

        Поскольку гривенники и полтинники выходят из платёжных взаимоотношений собрал их в карман достаточно много. У метро постоянно стоит женщина в чёрных очках лет шестидесяти, высыпаю в её кружку мелочь, которая сыплется достаточно долго и громко. Она, забыв о слепоте, заглядывает в кружку. Вспоминаю слова незабвенного великого слепца, нет не Гомера (не буду утомлять читателя), Михаила Самуэлевича: «Шура, езжайте в Киев и спросите: «Кем до революции был Паниковский?»

         И, вообще, лучше подавать людям, которые зарабатывают: поют, играют на музыкальных инструментах. Никогда с женой не проходим без воздаяния мимо благообразной старушки, очень аккуратно и чисто одетой, предлагающей купить у неё две-три потрёпанных книжки. Благодаря, она кладёт свою руку на руку дающую и очень искренне и просто просит Бога о Вашем здравии.
 
          Не могу не рассказать о двух нахальных девчонках лет четырнадцати-пятнадцати, пристроившихся в подземном переходе под Невским проспектом, у здания Думы. Скрипка и альт у них ещё детские, поражает время и место музыкальных экзерциций: поздний вечер, закончились спектакли в Михайловском театре и Театре музыкальной комедии, концерты в большом и малом залах Филармонии, недавние зрители и слушатели идут к метро. А они, приплясывая, играют вещи простенькие, популярные для этих инструментов, которые у всех на слуху с таким бешеным азартом и темпераментом! Закормленная по горло изящной классикой публика аплодирует в паузах не менее восторженно, чем в только что оставленных ими залах.


Рецензии