Глава XX III Другая реальность

- Тебе здесь хорошо Марин?
- Я чувствую себя так, словно возвращаюсь к себе домой из долгого путешествия.
Они стояли на самой верхней, открытой для пассажиров палубе. По обе стороны от парома проплывали острова. Кое-где на них были домики. Низкая дымка стелилась над морем, но саму палубу слегка покрывал туман. Волны, бьющиеся о борт парома, отстоящие от них на двенадцать палуб его этажей, выглядели маленькими и совершенно не опасными, наоборот, убаюкивали и ласкались о борта гигантского судна.   
Две огромные собаки стояли параллельно друг с другом, но мордами в разные стороны, казалось, что это, какое-то мифическое животное, с двумя головами, словно спустившееся на палубу современного парома из эфемерности древних, Норвежских саг.
Покрытые мелкой, кучерявой, жёсткой шерстью, серого-бежевого цвета, с седыми вкраплинами, на очень длинных ногах, и поджарыми брюхами, они напоминали борзых, прислушивающихся к каждому шороху, чтобы уловить направление, где спрятался зверь.
- А, может быть мы не отсюда? Только одним лишь взглядом спросила одна из них другую.
- Скорее всего. Этот паром, как бы современен ни был, не в силах связать нас с материальным миром, а способен лишь переместить между двумя разными странами.
- А ты не знаешь, какой мы породы?
- Я никогда не задумывалась об этом.
- Значит ты женского рода?
- Да. А ты, судя по всему, мужчина?
- Да. Я уверен в этом, хотя и не помню, как попал сюда.
- Попали.
- Ну, да. Мы же материализовались из тумана одновременно.
- Зачем нам это, как ты думаешь?
- Я думаю, что так надо. Я давно хотел оказаться в Стокгольме.
- Значит я с тобой

Они отплывали от Турку, ещё не выйдя в открытое море, лавируя между многочисленными островками, мысами и изрезанностями берега. Завтра, рано утром, их ждал Стокгольм. Старый, таинственный, пронизанный узкими улочками его центр, с множеством кофеен и магазинчиков.
Но он не мог надолго задержать их. У них были другие цели. Им хотелось попасть в Норвегию.
- Какие странные собаки, и нигде не видно их хозяина.
- А нужен ли он им Марин?
- Думаю, что нет.

* * *

- Пол шестого, а мы уже сидим в машине, в пассажирском порту Стокгольма, и не знаем куда ехать.
- Да, Марин. А куда делись эти вчерашние собаки?
- Не знаю. Они исчезли так же, как и появились.
- Север. Тут всё так.
- Надо погулять по городу.
- Да, Марин. Только найдём, где можно оставить машину не за большие деньги и вперёд.

Васса музеет, о котором они знали заранее, был найден легко.
Поднятый со дна Шведский корабль, поразил Марину своим величием, сохранившихся конструкций. Захар же думал сейчас о музее в Осло, где он мечтал увидеть Фрам, корабль Фритьёфа Нансена. Но, пока молчал об этом, ведь могущество и величие Васса, затмевало малый размер и скромность Фрама, совершившего свою миссию, в отличие от перевернувшегося сразу же после спуска на воду, такого красивого и богато украшенного корабля.
- Тут очень тихо. Словно бы мы на дне морском.
- А так и есть. Вот представь, что в Москве вдруг наступит такая тишина. И люди не услышат себя. Привыкнув всё время кричать и куда-то спешить, они потеряют смысл жизни, остановившись на месте, не в силах сделать шаг. Ведь находясь на дне, некуда спешить. Нужно смириться. Лечь и ждать.
- Чего ждать Захар? – улыбнулась Марина.
- Шторма.

Набережная Стокгольма была полупуста. Но находящиеся на ней, присутствовали там не совсем по своей воле. Людей, гуляющих рядом с причаленными катерами, маленькими пароходиками и яхтами, приводили сюда животные, привязывая, ещё в квартирах, их к себе поводками, один конец которых крепили у себя на шее, другой, надевая на их правые руки.
День набирал силу, постепенно приближаясь к полудню.
Солнце светило почти с самой своей высшей точки для данной широты и времени дня.
- Никакого шторма не будет.
- Я имел в виду другой шторм. Тот, что происходит в нас, людях.
- Здесь не хочется об этом думать.
- Об этом не хочется думать нигде.
Город, не познавший модерна и не принявший конструктивизма, прикрывался от всего мира плоскомордьем новых спальных районов, компенсируя упущенное современными направлениями в архитектуре. Барокко, псевдобарокко, псевдоготика, и практически полное отсутствие классицизма в центральных районах, говорило о том, что тут жили те, что понимали толк в стилях прошлого. Им не требовалось никому ничего доказывать. Они уже доказали всем, что Стокгольм именно то место, где сосредоточен смысл жизни для них, среди всего этого, дошедшего до нынешних времён, богатства и напыщенной державности.

У подъезда жилого дома, похожий внешне на китайца мужчина, фотографировал свою спутницу.
- Смотри, Захар, неужели у них в Китае нет таких дверей?
- Дело тут не в дверях. И даже не в Китае.
- А в чём же?
- В пространстве, - внимательно посмотрел на неё Захар.
- Ты опять умничаешь? – улыбнулась Марина. Она хорошо знала манеру Захара, философствовать с долей иронии.
- Путешествие даёт видение мира, его безграничность и глубину. Но не для тех, кто фотографируется, словно нищий под чужими дверями. Им важна сиюминутность. Они не чувствуют пространства, находя лишь узкие проходы в нём, в которые даже и не пытаются пролезть, позируя на их фоне, - сдерживал еле заметную улыбку Захар.
- А сфотографируй и меня здесь, у входа в подъезд этого жилого дома? - попросила Марина, делая вид, что не услышала ответ, когда жители поднебесной всё же расстались с обнаруженным ими проходом в другой мир, так и не приоткрыв дверь.
 - У подъезда!? Как будто ты тут живёшь? – уже не сдерживал улыбки Захар.
- Да. Красивый подъезд, - взялась за ручку старой, деревянной двери Марина.
Захару показалось, что он находится сейчас в море, далеко от берега, на борту рыбацкого баркаса, вздымающегося вместе с волнами вверх и падающего за ними глубоко вниз. От этого у него захватывало дух. Он вспомнил детство; Измайловский парк, аттракцион «Качели», где он качался с папой, а мама ждала внизу. Маленькая фигурка то удалялась от него, то приближалась вновь и тогда он мог разглядеть еле заметную улыбку на её лице. Качели, в виде лодки, а, может и ракеты, сейчас он уже не помнил, уносили его в глубину воспоминаний.
Но, что это, куда я и зачем плыву на этом стареньком судёнышке, мучительно пытался понять Захар. Это воспоминание, или видение из будущего? Неужели я и здесь, оказавшись далеко от Москвы, оставив там не только свою работу, заказчиков, но и темп той жизни, всё ещё способен находиться между двумя мирами, прислушиваясь к тонкой мембране, отделяющей от меня не знакомый мне мир, понимая по её колебаниям, что происходит за ней.
Марина, скажи мне, ты когда-нибудь видела китов?
- Это такие большие рыбы? – улыбнулась она.
- Нет, это животные. Просто они живут под водой.
- Конечно, видела. А что?
- Ничего. Просто мне кажется, что скоро мы их увидим.
- Где?
- Думаю, что в море. Ведь они рыбы, как ты сказала.
- Они млекопитающие, - внимательно посмотрела в глаза Захару Марина.
- Мне кажется, что они ожидают нас, где-то. И это уже совсем близко.

* * *

Гостиница находилась за городом. Так было дешевле.
Чтобы попасть сюда им пришлось свернуть с трассы и, проехать узкой асфальтированной дорогой по дну длинного, тонкого ущелья, параллельно шумной, горной речушке, впадающей в спокойное озеро, расположенное между двух широко расставленных скалистых холмов. В водах, которого, отражалось одинокое здание, стоящее на самом берегу.
Длинный, пятиэтажный прямоугольник, с огромными, от пола, окнами, с пристроенным к нему стеклянным аквариумом, вмещающим в себя ресторан и административную часть здания, очень естественно смотрелся среди, кое-где ещё оставшегося снега, на покрывающихся зеленью, весенних, гранитных скалах.
Минимализм, тесно переплетённый с последними достижениями современных технологий, делал своё дело. Здание, казалось попавшим сюда из будущего, но, при этом, аккуратно приземлившись в тысячелетний мох, местных скал, не помяв его, и не сдвинув с места ни один из многочисленных, разбросанных по склонам ущелья, камней.
- Красиво, - непроизвольно вырвалось у Марины.
- Я бы сказал – лаконично и сдержанно.
- От этого и красиво.
- От этого и лаконично.
На стоянке, практически не было машин. Только одинокая Вольво, универсал и старенький Сааб 900.
Захар припарковался рядом с Саабом.
- Посмотри Марин, а ведь они чем-то похожи? – нарушил тишину местной природы, Захар.
- Кто?
- Сааб и Пежо.
- Чем же они похожи? Это совершенно разные машины, сделанные в противоположных концах Европы. Одна на юге, а другая на севере.
- Я знаю. Но, смотри, как схожи их эмблемы.
- Поэтому ты и встал рядом с ним?
- Наверно. Я даже и не подумал об этом, паркуясь, скорее интуитивно.
- Но, на Саабе Орёл.
- Это Грифон. У него туловище льва. А, если он отдаст Пежо свою голову и возьмёт его, то Пежо станет таким же грифоном.
- А Сааб львом.
- Именно!
- Здесь всё, словно бы в сказке.
- Просто не знают о современных декоративных элементах.
- Ты шутишь?
- Нет. Я серьёзно. Мы бы с тобой тут разбогатели, если бы смогли пробиться на архитектурный рынок, впаривая им пластиковые муляжи счастья. Ведь они просто не знают о том, как можно стать счастливым. А для этого нужно всего лишь налепить к себе на дом балясины, кокошники, карнизы и портики. И всё – ты в раю. Конечно, те, у кого дома старые, уже имеют всё это богатство, но они ни с кем не делятся рассказами о счастье их обладания.
- Эх Захар, Захар. Здесь это никому не нужно. Вот, если бы мы остались в Стокгольме, тогда ещё, куда ни шло.
- Ещё, как нужно! Смотри, какой спокойный фасад. Нет – это нельзя так оставлять. К добру это не приведёт. И тем не менее интересно, как Шведам удалось перейти от Барокко, сразу к современной архитектуре? - улыбался Захар.
Высоко в небе пролетели три реактивных истребителя, оставив после себя след.
- Сааб Грифон.
- Он ещё и летать умеет?
- Да, Марин. Тут у них, всё не просто внутри. Лишь снаружи шифруются. Но, это пора пресечь, - разошёлся не на шутку Захар, вытаскивая из багажника большую дорожную сумку.

В гостинице было тихо и пустынно. На рецепшене никого не оказалось.
- Где же все? – посмотрел на Марину Захар, как будто бы она могла знать ответ на этот вопрос.
- А, может быть она просто закрыта?
- Нет. Не думаю. Иначе бы мы не смогли сюда зайти.
- Давай присядем и отдохнём.

Они присели.

- Вот, к чему приводит весь этот минимализм. Он пробирается в сознание и портит людей, выедая их изнутри, делая равнодушными к проблемам окружающих.
- Захар, тебе удаётся шутить так же, как и Ширвиндту, без улыбки на лице.
- А я сейчас может и не шутил.
- Может. Но, у тебя это очень хорошо получилось.

Белый лабрадор вышел откуда-то со стороны лестницы и направился прямиком к ним, радостно виляя закрученным кверху хвостом, который почему-то не был у него обрублен в детстве. Собака, словно бы давно знала о них и была рада приезду.
- Смотри, Марин, нас встречают.
Лабрадор присел рядом с ними и, затем, тяжело вздохнув, положил свою морду Захару на коленки.
- Он не укусит?
- Марин, о чём ты говоришь? Он же пришёл поздороваться! – уже гладил его по голове Захар.
- Вот бы он ещё и зарегистрировал нас.
- В браке?
- Что в браке?
- Зарегистрировал нас в браке?
- Я думаю, что это мы сможем сделать по приезде.
- Ты готова?
- Нет. Но, я чувствую, что эта тема беспокоит тебя. И я готова тебе помочь, - улыбнулась Марина.
- Я думаю, что страна, где гостей в гостинице способны регистрировать, пускай и очень умные, а главное, добрые собаки, обречена на провал.

* * *

Выехав утром, пораньше, позавтракав самыми первыми в полупустой гостинице, они ехали дальше. Впереди их ждала Норвегия.
Бесконечная, до самого горизонта, долина, горящая на солнце цветом зрелой пшеницы, раскинулась перед Захаром и Мариной. Только местами, кое-где, из неё торчали какие-то одинокие деревья, дома, бугорки и редкие островки скал.
Природа никогда не будет гадить сама себе.
Упавшие стволы, отживших свой век деревьев, сгнивая удобряют землю, покрываясь мхом, лужи, оставшиеся после дождя зарождают в себе головастиков, становящихся в последствии лягушками. Всё в мире приносит пользу и имеет смысл.
Люди в его стране токсичны и готовы выжечь вокруг себя всё ради удовольствия или благополучия. Они верят в свою безнаказанность, основанную на мнимой избранности. Но, это не так. В развитых, особенно северных странах, такие же люди живут словно дикая природа, не допуская лишнего, боясь оставить после себя, что не сможет переродиться самостоятельно, слившись со временем в одно целое с окружающим миром, думал Захар.

- Смотри, прямо, как у нас!
- У кого, нас?
- В России.
- Интересно, где же ты такое могла видеть у нас?
- Не помню, но я точно это, где-то видела. Может быть в детстве. Я же выросла в степях у моря.
- Вот-вот! Именно в детстве. Сейчас всего этого больше нет. Разве, что только осталось в фильмах и воспоминаниях. Да и не так важно увидеть такое в России. Ведь это не главное, - улыбался Захар.
- Что же, по-твоему, главное?
- Крыши.
- Крыши!?
- Именно! Крыши! И, если они горбатые, то счастье никогда не покинет этот дом. Если же в нём имеется к тому же ещё, хотя бы одна башенка, то это сооружение может уже являться градообразующим, притягивая к себе всех остальных, кто хотел бы построиться именно рядом с ним, сам не имея денег на такое «богатство», желая воспользоваться удовольствием от близости соседа.

Эребру…
Карлстад...
И, наконец:
Тёксфорс…
Граница с Норвегией была пересечена незаметно, словно бы её там и не было. Только лишь мелькнувший знак, установленный на алюминиевых, перекинутых над дорогой конструкциях, говорил, что автобусы и фуры, должны свернуть направо.
- А нам, что же делать? – заметив его, сказала Марина.
- А мы на легковой машинке, - вспомнил Захар, очнувшись от глубокого сна.

Граница была позади.

Такое случалось с ним и в Москве, пару раз. Говорят, что так бывает только лишь с дальнобойщиками. Человеческий организм, словно борется, таким образом, с усталостью, отключая второстепенные чувства, оставляя лишь самые главные из них, что способны контролировать передвижение. В случае же резкой опасности включая на полную мощность работу временно приостановленных частей сложнейшего механизма, под названием человек.
- Поспал? – догадалась Марина.
- Да, - искусственно, сладко зевнул он. Захар не спал, но, если бы его спросили о том, как ему удалось проехать последние, пару-тройку километров, он бы не вспомнил.
- Выспался?
- Нет.
- Поспи ещё.
- Нет. Спасибо, я так.
- Смотри. Тебе виднее.
- Садись за руль.
- Ты, что!? Я же не умею.
- Научишься. Когда, как не сейчас? Нам нельзя останавливаться. Всю красоту можно увидеть потом, когда доберёмся до китов. Они есть самое красивое из всего того, что мы могли бы увидеть в поездке. Ради них и отправились в путь.
- Ты опять, что-то задумал?
Дорога, повиляв между низких скал, опять выпрямилась и знаки сказали о том, что можно ехать 110 километров в час.
Захар разогнался до 120, будучи предупреждён Олегом, что это предел, после которого, камеры, установленные на дороге, способствуют начислению немалых штрафов, которые обязательно должны будут прийти в Россию, если найдут дорогу, как его котик Финик.
Все на дороге ехали с такой же скоростью, как и они. И, если Захару приходилось контролировать скорость педалью газа, то местные водители использовали круиз-контроль, установленный на, пусть и стареньких местных Вольво и Саабах, проявляющих неслыханную заботу о своих водителях.
Захар чувствовал, что засыпает. Но, это был не тот сон, который мог бы привести к аварии, к нему подкрадывался профессиональный, не опасный для водителей такого уровня, каким считал себя сон. Беспокоило только одно, чтобы Марина не обвинила его в слабости и непрофессионализме, заметив его отрешённость от внешнего мира. Не закрывая глаз, сохранял вид бодрствующего человека, но, ему всё равно было стыдно от того, что она могла почувствовать в нём, способность отключиться с открытыми глазами, проигнорировав её замечание, уже прозвучавшее по этому поводу.
Какой смелый водитель! Едет напролом, будто меня и нет тут вовсе. Нет, вы, как хотите, а мне от этого очень обидно! Подумала молодая олениха, выскочившая на дорогу из кустов, на мгновение, остановившись в нерешительности, как бы ища поддержки среди своих маленьких оленят, трусливо оставшихся ждать в кустах, и отставшего от них в лесу, большого оленя.
Ни один Швед и уж тем более Норвежец, не позволит себе такое легкомысленное поведение за рулём, ещё издалека, начав сбавлять скорость, а может и вовсе остановившись, пропуская нас, местных хозяев.
Захар, видел, ещё издалека, что на дороге появилось, какое-то нахальное, невоспитанное животное, прогрызшее дырку в придорожной сетке, отделяющей скоростное шоссе от таких, как и все ему подобные, тупых и упрямых местных, лесных жителей.
Притормаживает. Слава Богу. Но, я бы всё равно не остановилась. Ведь у меня есть страшное оружие – рога. А у этих людей ничего, кроме скрипучих, жужжащих и иногда кипящих машин.
Надо тормозить, что-то подсказывало ему из самой глубины заторможенного сознания. Он, словно возвращался в реальность из какого-то другого, параллельного мира. Там ему было спокойно и тихо, ничто не беспокоило и не тревожило. Он понимал, именно здесь сможет работать так, как мечталось, создавая нужную людям, необходимую ему, архитектуру. Ему не хотелось вываливаться из этого липкого, сладкого и спокойного, окутавшего сознание, мира. Но, что-то тревожило его, напоминая о том, что тут, в той реальности, где он родился, вырос, встал на ноги, и постиг азы своей профессии, есть человек, ради которого собственно и поехал на север. Он сделал усилие, чтобы заставить себя понять, что же это за тень там, далеко перед ним, на краю дороги. Опасна ли она, или же это всего лишь призрак, мягкий, своей прозрачностью, отвлекающий от самого главного, что мог понять сейчас, находясь там. Ему казалось, если задержится в том мире хоть бы на пару мгновений, станет всё ясно в этом, который так враждебен последнее время.
Олениха, сделала несколько шагов и остановилась посередине дороги, словно бы стараясь одним своим взглядом остановить маленький, красный «Пежо», стремительно приближающийся ей навстречу. Она не понимала того, что смотреть необходимо в отсутствующие глаза Захара, считая машину одухотворённым предметом.
Кто же это так пронзительно и бессовестно смотрит на меня? Думал Захар.
- Да это же олень! – одновременно со словами, пробуждением и лавиной хлынувшего в его сознание, окружающего мира, Захар, что есть сил, нажал на педаль тормоза.
АБС, пощёлкивая, отстреливая педаль тормоза обратно, не давал быстро остановить машину на том промежутке дороги, что отделял от оленихи и, тогда он дёрнул ручник. Не сильно, а маленьким, несколько раз повторенным рывочком, чтобы машину не развернуло на сухом, горячем от весеннего солнца асфальте.
«Пежо» кинуло вправо, затем влево и, наконец, сильно нырнув носом к асфальту, машинка остановилась в метре перед оленихой.
Какое–то мгновение, та смотрела, теперь уже прямо ему в глаза. Захар никак не мог понять, что это за взгляд. Ему показалось, что эти два огромных, карих глаза были человеческими, настолько пронзителен и осознан был смысл, таящийся в них.
Он остановился! Я победила! Но, зачем же я это сделала? Ведь он всего лишь человек, и от него в этой жизни ничего не зависит.
Она пошла дальше. За ней из-за кустов вышли оленята и олень, с ветвистыми рогами, скорее всего это был её супруг. Ведь только у решительных и самостоятельных женщин могут быть такие мужественные, пропускающие их из уважения вперёд, мужья.
Олень, удивлённо и с презрением, взглянул на их машину и медленно поплёлся сзади, за своей семьёй.