От стен Москвы до побережья Балтики

К сожалению, я лишен был возможности услышать от отца рассказы о том, где и как он воевал. Сохранилась единственная фотография отца, расположена выше. Уже в двухтысячных, благодаря интернету, я узнал о боевом пути своего отца и родственников.

Я нашел статью-воспоминание из городской электронной газеты “Новокузнецк” Клавдии Ивановны Комаровой – радио телеграфистки 103-го армейского полка связи, ветерана Великой Отечественной войны. Именно из этой статьи я узнал, где служил мой отец, какими боевыми путями ему пришлось пройти в годы войны.
Привожу полный текст этой статьи.

“От стен Москвы до побережья Балтики

Именно такой путь прошла Клавдия Ивановна Комарова – радио телеграфистка 103-го армейского полка связи, ветеран Великой Отечественной войны – в составе Первой ударной армии освобождая наши города и сёла от фашистских захватчиков.

На войне как на войне. Трудно было всем, а женщинам – особенно.

Поблажек и скидок на нежную женскую конституцию ждать не приходилось. Вражеские пули косили всех подряд, не делая различия по половым признакам или национальным особенностям. И походная жизнь выматывала так, что год действительно мог идти за три. Но при всём том представительницы слабого пола проявляли такие мужество и силу духа, что иные мужчины могли позавидовать.  В числе отважных девушек была и Клавдия Ивановна.

Конец 30-х годов. Как пишут в романах, текла обычная мирная жизнь, и казалось, ничто не предвещало беды. Клава (тогда еще Васильева) после окончания восьмилетки устроилась в районную аптеку ученицей. Жила она тогда с родителями в деревне Барыбино Калининской области (теперь Тверская область). Семья была большая, бедная. Хотелось скорее овладеть каким-то ремеслом, чтобы помогать старшим.

Заведующий аптекой, участник Гражданской войны, относился к девчонкам-ученицам по-отечески. В один из первых дней работы Клаве поручили размешивать и развешивать какую-то мазь. Дело было летом, мазь растаяла, и начинающая фармацевтка так устряпалась этой полужидкой смесью, что на неё без смеха нельзя было смотреть. От своей неловкости сначала хотелось расплакаться, но улыбки вокруг были такие дружелюбные, что она не выдержала и тоже расхохоталась.

Доучиться Клаве, к сожалению, не довелось. В 39-м она переехала жить к старшей сестре в Сталинск. Здесь тоже устроилась в аптеку, которая располагалась в бараке на Нижней Колонии. Проработала два года и – война!

Был тёплый воскресный день, Клава как раз шла на работу во вторую смену, когда из репродуктора, установленного на центральном почтамте, раздались тревожные слова Молотова о начале войны. С этого момента жизнь разделилась на «до» и «после».

19 августа Клаву с подругами вызвали в горком комсомола и сказали: «Вот вам повестки. Вы мобилизуетесь на военные курсы связистов в Новосибирск». Два дня дали на расчёт – и вперёд. В Новосибирске вновь прибывших расселили в центральном универмаге на Красном проспекте. На первом этаже там уже стояли в два яруса койки. Всех распределили по ротам и взводам и стали обучать азбуке Морзе, приёму на слух. По плану этот набор предназначался для работы в авиации. Но доучиться, опять не удалось.

Немцы стали подступать к Москве, курсы сократили, обучение пошло по ускоренной программе. И сразу после октябрьских праздников радисток повезли на фронт – в Подмосковье, в г. Загорск. Только начали разгружаться, как хвост эшелона, в котором они прибыли, разбомбили. Прибывших завели в церковь, где они и переночевали, сводили в баню и повезли дальше по назначению – к станциям Дмитров и Яхрома.

Здесь, на Западном фронте под командованием легендарного маршала Жукова, и были первые боевые действия, в которых довелось участвовать Клавдии Ивановне. Вновь испечённые радио телеграфистки обслуживали штаб 1-й ударной армии, в составе которой и находился их полк. Принимали радиограммы из дивизий, корпусов, бригад.

Когда наши войска окружили Клин, то во избежание ненужных потерь при атаке послали в город парламентёра с предложением о капитуляции. Кстати, это был первый случай с начала Отечественной войны, когда немецко-фашистским войскам предлагался подобный ультиматум. Он был отклонён, и тогда наша армия возобновила наступление. После жарких боев Клин был взят.

Участники освобождения Клина стали свидетелями того, как в город по рекомендации Сталина приезжал министр иностранных дел Великобритании А. Иден, находившийся в это время в Москве. В сопровождении корреспондентов западных газет он проехал по разрушенному городу, посетил дом-музей Чайковского. Там квартировала рота немецких мотоциклистов, спешно покинувших усадьбу во время штурма. Проверяющим открылось плачевное зрелище: музей был раскурочен, загажен, разграблен. По слухам, Иден удручённо заметил: «Так могли поступить только вандалы, подонки общества».

Вскоре 1-ю ударную армию перебросили на Северо-Западный фронт. 260 км шли пешком и только с наступлением темноты. Днём отдыхали в населённых пунктах. Обошли озеро Ильмень и остановились лагерем под Старой Руссой. Здесь, в этой лесистой и болотистой местности, пришлось задержаться на долгих полтора месяца. Наши части, изрядно потрёпанные предыдущими сражениями, вели тяжёлые оборонительные бои.

Положение усугублялось тем, что армейские склады с продовольствием и боеприпасами застряли в непролазной весенней грязи довольно далеко от передовых позиций. Разлившиеся реки и болота превратили весь район с мягкими торфянистыми почвами, где дислоцировалась армия, в место, по сути, недоступное для любого вида транспорта. Почти непрерывные удары авиации и огонь артиллерии по нашим боевым порядкам создавали видимость окружения. По большому счёту, никто не знал истинного положения дел и уж тем более – чем всё это закончится. Плюс к тому немцы пытались посеять панику в советских войсках.

Фашистские самолёты разбрасывали тысячи листовок над расположением армии, призывая переходить на сторону вермахта, обещая за это «булку хлеба и бутылку водки». Те же призывы на чистом русском языке звучали и из громкоговорителей с вражеской стороны. Но в 1-й ударной не захотели спасения такой ценой.

А положение было более чем тяжёлое. Армия, по сути, находилась в блокаде. Голодных, полураздетых людей стали косить болезни – тиф, малярия, воспаление легких. Продовольственный паёк с каждым днём сокращался. Хлеба выдавали по 200 – 300 г, а потом всего по 100 г на сутки. В 103-м полку нередко были случаи, когда связистки во время дежурства падали в голодный обморок. Лица у всех были землистые, губы синюшные. Стали забивать ослабленных лошадей, а мясо их делили на крошечные порции.

Рассказывая о той длительной осаде, Клавдия Ивановна с трудом справляется с горечью воспоминаний. Ненадолго умолкает, в глазах блестят не прошенные слезинки. «Нам никогда потом не было так трудно», – говорит она. Весной прилетели грачи, наделали гнёзд, вывели потомство. Солдаты забирались на деревья, скидывали птенцов, а потом варили их и ели. Не было ни хлеба, ни соли.

Два раза в неделю объявлялись так называемые клюквенные дни, когда разрешалось ходить по болотам и собирать ягоды. Надо было хоть как-то поддерживать в людях жизнь. Воду пили тоже из болота. И боеприпасы расходовались экономно, поштучно.

Вся артиллерия одной дивизии могла использовать только 18 снарядов в сутки, и то лишь в случае крайней необходимости. И в таких условиях, когда едва хватало сил просто стоять на ногах, надо было ещё выполнять боевые задачи.

Радиотелеграфисты осуществляли бесперебойную связь. Работали в постоянном напряжении, нельзя было исказить ни одной буквы, ни одной цифры, особенно когда шла связь с генеральным штабом. При проверке связи называли три раза по две буквы. Если прослушал или ошибся, всё – отстранить и доложить о наказании.

Однажды и связист Васильева заработала, таким образом, трое суток ареста. Но отсидеть их не пришлось: снова направили на дежурство, работать было некому.
 
Когда эта изнурительная оборона закончилась, начались перемены к лучшему. Пришёл новый командир полка – полковник Силантьев. Со всеми познакомился и оторопел, увидев, как выглядели женские силы его подразделения. На девушках красовались будёновские шлёмы, с плеч свисали полусуконные бушлаты, пошитые, словно на гренадёров, ботинки, как говорится, «сорокового растоптанного» размера. «Нас впору было в огород ставить, птичек отпугивать», – смеётся бывшая радистка.

Интенданты получили соответствующий приказ, и вскоре армейские золушки не могли себя узнать. Им выдали новое приличное обмундирование: гимнастёрки, бельё, береты, шинели по фигуре из сукна для комсостава, сапожки по ноге. Увеличился паёк. Люди стали поправляться.

Были во фронтовой жизни Клавдии Ивановны эпизоды, достойные детективного фильма. Прибыли в село Великое. Поставили радиостанцию около одного большого дома,
замаскировали, начали работать. Жили в том доме две сестры, одна из которых была инвалидом. Хозяйки оказались радушными, к радисткам относились очень тепло, угощали их пирожками из белой муки и чаем с немецким сахаром, которого у них почему-то было много.

Но вскоре в село подтянулся шифровальный отдел, шифровальщики – те же особисты, народ серьёзный, они тоже облюбовали этот дом. И девушкам пришлось переехать в жильё попроще. Каково же было их удивление, когда вскоре они узнали, что «добрые бабушки-хозяйки» работали на немцев. В подполе у них была своя радиостанция, и одна из сестёр передавала все сведения фашистам. Шифровальщики их быстро вычислили.

Во время налёта дом этот разбомбили, взрывной волной повредило машину с радиостанцией. Клавдия как раз была на дежурстве. Вместе с аппаратурой её бросило на пол. Вокруг всё было разбито осколками. Тогда её представили к первой награде – медали «За боевые заслуги». Были потом и другие награды: орден Отечественной войны 2-й степени, медали «За оборону Москвы», «За победу над Германией», юбилейные медали, знак «Отличный связист», но первая, как водится, самая памятная.

Летом 1944 года шли с боями по Псковщине. Река Великая кипела от крови, когда её форсировали. Во время продвижения к Риге полк однажды бомбили часа два кряду. Одна немецкая эскадрилья уходит, другая тут же её сменяет. Тогда разбило три радиостанции вместе с расчётом и начальником. Погибли 14 человек. В их числе подруги Клавы – Лена Назарова и Клава Перепёлкина. После налёта выкопали большую траншею, набросали туда сосновых и еловых веток, постелили плащ-палатки и уложили ребят в одну сторону, девчонок – в другую. Вот в такой братской могиле их всех и похоронили. Врыли столбик, на дощечке написали фамилии, имена, салютнули и – вперёд. «Разве такое когда-нибудь забудется?» – сквозь опять проступившие слезы вздыхает Клавдия Ивановна.

Бои за Прибалтику носили крайне ожесточённый характер и были одними из самых кровопролитных за всю историю армии. Упорные сражения шли за каждую траншею, окоп, населённый пункт. Некоторые в течение дня по нескольку раз переходили из рук в руки. За доблесть и мужество, проявленные в этих боях, полк связи, в котором находилась, старший сержант Васильева, был удостоен ордена Кутузова 3-й степени. Свой фронтовой путь Клавдия Ивановна завершила в Курляндии. 8 мая она возвращалась с дежурства, а солдаты, шедшие на смену, закричали: «Девчонки, война кончилась!» Что тут началось: все обнимались, целовались, плакали, смеялись! Это и вправду был самый счастливый день в жизни. Ведь столько пришлось перестрадать, перетерпеть.

А сколько было потерь и утрат! «Вот посмотрите, – Клавдия Ивановна бережно поглаживает фотографии двух миловидных молоденьких девушек, – это наши девчонки-снайперы Ковшова и Поливанова. В неравном бою они взяли командование на себя, сражались до последнего патрона, а потом подорвали себя гранатой. Обеим посмертно присвоено звание Героев Советского Союза». С какими людьми ей довелось быть рядом!

25 июля Клавдия Ивановна демобилизовалась и поехала на родину, где у неё тяжело болел отец, мать умерла ещё перед войной. В декабре от рака лёгкого скончался и отец. Как хоронить? Зима, мороз, промерзшая почва. В деревне одни женщины. В райкоме посоветовали обратиться в лагерь военнопленных, который располагался на берегу Волги. Прислали ей в помощь двух немцев. Отправились втроём на кладбище. Еле поняли друг друга, какой длины и глубины делать могилу. Конечно, страшно было ей одной с такими подручными. А куда деваться?

К счастью, всё обошлось. Отвела пленных назад и сдала под конвой. А хоронили уже без мужчин. Вся процессия: Клава и три её сестры. Колхоз выделил свою единственную лошадёнку. На вожжах опустили усопшего и набросали холмик слабые женские руки.

В 47-м году снова приехала в Сталинск. Вышла замуж. Родились две дочери. Потом, как водится, пошли внуки и правнуки. Все трудолюбивые и дружные между собой. Клавдия Ивановна долгое время работала в аптеке, оттуда же ушла на пенсию. И всегда добрым словом вспоминала своего первого учителя-фармацевта Якова Федотовича.

Клавдия Ивановна никогда не писала стихов – ни в юности, ни в зрелые годы. А не так давно родились у неё поэтические строки, да так легко, как будто кто нашептал. И были они не о чём-нибудь, а всё про те же «сороковые, роковые» …

Давно дороги фронтовые
Покрыли травы и леса.
Давно и почты полевые
Забыли наши адреса.

Моя шинель не сохранилась,
Не сохранился вещмешок.
А сколько с ними проходила,
И сколько пройдено дорог!

Меня к тем годам тянет память,
Вовек ты не изменишь ей.
Война была и будет с нами,
И нет той памяти сильней.

Эти простые и бесхитростные слова ветерана так точны и всеобъемлющи, что здесь, как говорится, ни добавить, ни убавить…

Автор материала Гудаев Михаил Васильевич. Г. Новодвинск, Архангельская область.