Часть 3. Гитара

     Витя-«Штрык» мирно и тихо лежал в тенёчке. Не спал – не до сна. Здесь было тихо и спокойно, никто не доставал. Душно, но, по крайней мере, не так жарит, как на открытой местности или в вагончике. Воздух  неподвижен. На  небе застыли редкие кучерявые облака. От земли и травы поднимался мятный дурманящий запах. Рядом, огромные крылья землеройной махины простирались на несколько метров вверх и по сторонам, по виду напоминая доисторическую крылатую рептилию, приготовившуюся к полёту.

     Старшие коллеги как-то раз объяснили ему, что это за агрегат, но названия сей «чудо техники» Витя-Штрык не запомнил и не собирался знать - ни к чему. Правда, как насест с вечера до утра индюки соседа-корейца облюбовали его давно и прочно.

     Витёк глубоко и тяжело вздохнул.  Соседские индюки его мало интересовали, в голове путались и лезли  совершенно другие мысли.

     Гитара - его драгоценный музыкальный инструмент, много повидавший за свою жизнь, он достался Витьку от отца и потому был особо дорог. Она теперь лежала дома сломанной и починке не подлежала. «Эх, если бы не братка двоюродный, Сашка… Занесла же его нелёгкая», - он сокрушённо вспомнил вчерашнее и перевернулся на бок.

     Был обычный день, выходной.  Витька, наконец, нашёл время на ремонт старенькой «Явы», которую давно собирался починить, но никак руки не доходили. К удивлению самого Штрыка, сегодня у него дело с ремонтом ладилось, к вечеру намеревался закончить. И тут на пороге появился Сашка, братка двоюродный.

     Кликали его в селе Кабан. Фамилия у них была Кабановы, да и сам, как в подтверждение прозвищу, представлял из себя огромного бугая метр девяносто  ростом  и  почти столько же в ширину. Заговорщически мигнув, вытащил бутылку. Витька попытался отказаться: мол, дела, но разве его проймёшь – мёртвого уговорит. Вынес из дому закуску, сели, выпили, а потом пошло…

     По натуре, Витёк человек компанейский, простой, общительный. Именно про таких обычно говорят - «душа компании». Но…таким Штрык был,  пока трезвый. После первой-второй рюмки он преображался.
       Я парень очень скромный,
       Я парень очень тихий.
       Вообще, когда я трезвый,
       Я чистый эталон.
       Но часто я зверею,
       Но часто я шизею,
       Как только бормотухи
       Я высажу баллон.

     Слова знаменитой песни «Сектора  газа» буквально были написаны про него. Правда «зверел» и «шизел» Витёк редко, даже выпивши, если только его специально не заводили. Но, зная не понаслышке о дурной черте Витиного характера, желающих специально налить стопку-другую и завести хватало.

     Знали это не только окружающие, но и сам Штрык, поэтому он стремился воздерживаться от спиртного. Не всегда удачно. Вчера был как раз такой день.

     Принесённой бутылки двоюродного брата  как всегда оказалось мало. Пошли искать, купили в знакомой «точке» самогон, к ним присоединилась охочая до выпивки молодёжь.

     По селу разлетелись знакомые слова известной песни «Восток - дело тонкое, Петруха…» - ещё одна запоминающаяся пьяная причуда Штрыка.

     Потом кто-то сбегал ещё за «беленькой» в райповский магазин - и пошло, поехало. Веселье продолжилось на затоне у Волги, кто-то предложил прихватить гитару. А он, дурак, взял…

     «На кой хрен она нужна был там? - с запоздалым сожалением вспоминал теперь  Витёк. - Они уже друг друга не слышали, не то что музыкой ещё наслаждаться. Меломаны чёртовы! А где теперь при повальном дефиците гитару достанешь?  В магазинах шаром покати, только одна морская капуста».

     Нагулявшись вволю на берегу Волги, к вечеру  вся братия, кто стоял ещё на ногах, подвалила к сельскому Дому культуры. Продолжили кураж уже там, на дискотеке. Кто был потрезвей,  увидев шумную компанию, ушли из клуба от греха, то есть от них подальше. Может быть, этим всё и ограничилось бы, но на его, Штрыка, беду в самый разгар дискотеки заявились парни из соседнего села, тоже навеселе. А дальше… кто-то вроде крикнул: «Наших бьют!» -  и началось. Дальнейшее он помнил смутно…,только отдельные фрагменты.  И себя, залетающего в самую гущу дерущихся с криком: «Кто сказал, что гитара не ударный инструмент?!»

     Очнулся дома. Мать настойчиво трясла за плечи: «Вставай, пьянь пропащая, седьмой час  уже, на работу опоздаешь. Ох, когда же ты только  образумишься?!»
 
     Он с трудом заставил себя приподняться с постели. Всё тело ломило, а в голове при малейшем движении, гулким эхом отдавалась боль. Во рту сушь и гадко, словно всю ночь там резвились мартовские коты…

     «Воды бы глоток холодной, студёной из колодца…»  Язык, огромный и шершавый, еле ворочался во рту, мягкое нёбо гортани наглухо привинчено к нижней её части...

- У-у-у…чё мычишь, как скотина бессловесная? - с укором поддела мать…

     «Ох, лучше бы ничего не говорила  - и так не сладко,» - подумал Штрык.

- Когда только поумнеешь?! Жениться тебе надо. За тобой, непутёвым, будет кому присмотреть, а мне к старости на радость внуков понянчить. На, держи, туши свой пожар.

     С жадностью схватил ковш…глыть, глыть… чувствовал, как по внутренностям растекается живительная влага… Глыть… никак не мог насытиться.

- Вчерась…где это ты куролесил?  - упорно не отставала мать. -  Видела этого шельмеца, Сашку, прошмыгнул мимо меня. Глазки хитрющие сверкают, словно кот сметану слизал…  «Здравствуйте, тетя Маш»,…ласково так,  а сам за пазухой, что-то прячет.  Всё локтем поправляет, норовит подальше упрятать, думает, наверное, не приметила. Подумала ещё тогда:  добром не кончится…Так и есть! Вон погляди, - укоризненно указала пальцем в угол, - на свой драгоценный энструмент…

     Витька неохотно  последовал совету, и сердце охнуло. Почувствовал, как внутри  всё похолодело, даже утреннее похмелье отошло на второй план… Гитара, его драгоценная гитара, доставшаяся  ему от отца, лежала в углу, на скамеечке, в жалком состоянии. Гриф сломан пополам, барабан треснул, посредине зияет огромная дыра, словно ударили ею  обо что-то несколько раз, струны порвались и сиротливо торчали в разные стороны…

- Здоров, Штрык,  - раздался рядом бодрый голос, - что,  голова бо-бо?

- М-м-м, - ответил, не повернув головы.

     Лёшка, наслышанный о вчерашних подвигах товарища, хитро взглянул, сел рядом.

- Я тоже вчерась немного загулял…Голова трещит...  Может, подлечимся? - с надеждой взглянул на товарища. - У Кима на точке есть самогон, самопальный, но говорят неплохой. В случае чего я мигом слетаю…а? - с удовольствием предложил он свои услуги.

     Некстати  напоминание о выпивке вызвало яростные приступы боли и спазм в желудке, обед,  с трудом затолканный туда недавно, чуть не вывалился обратно.

- Да пошёл ты отсюда. Тоже лекарь мне нашёлся, без тебя тошно.

- Ладно, ладно, спокойся…это я не со зла. Вижу, человек страдает…может, думаю помочь. Да угораздило тебя, Штрык…

     Лёшка изобразил сочувствие.

- Да гитару твою по-человечески жалко. При нашем-то дефиците где теперь достанешь такую? Помню ещё мальцом, Николай, твой покойный  ныне папаша, как играл…э-э-х,  заслушаешься…Да и ты от него не отстаёшь, девки-то к тебе так и липнут, - незаметно с усмешкой взглянул на товарища, - то ли от музыкального таланта, то ли мужские другие достоинства твои их прельщают? - не преминул съязвить по привычке Лёшка.

     Штрык хотел послать товарища подальше, но потом, передумав, махнул рукой и отвернулся в другую сторону: горбатого могила исправит.

- Вот, Штрык, ты зря так ко мне с безразличием… А ведь я о тебе забочусь, хочу, так сказать, оказать братскую  помощь. Может быть, смог бы подсобить с инструментом  этим музыкальным…

- Может, ещё скажешь, у тебя дома гитара другая завалялась, -  съязвил тот.

- У меня-то нет, - как бы обиженно парировал Лёшка, выдержав многозначительную паузу,  и затем как можно равнодушнее добавил, - зато знаю, у кого есть и не нужна ему. Ну, раз тебе, Штрык, нет дела до этого, так и есть, не буду настаивать. Пойду...

     Он как бы нехотя поднялся, собираясь уходить. Штрык заворочался на месте, приподнялся на локте - последние слова заинтересовали его. Лёшка был, конечно, известное трепло в селе, но желание заиметь музыкальный инструмент перевесило обычную предосторожность.

- Ты, это, Лёшка, не горячись. Садись рядом, не торопись, - попридержал за рукав товарища и продолжил уже мягче, - не брешешь, точно знаешь?

- Ну, знаю, - снова нехотя отозвался тот.

- И где достать можешь сказать? Если  правда, зуб даю, в накладе не останешься.

     Витя сделал характерное движение.

- Где, где… У Митяя есть стопроцентно.

- Чего?!!! У Митяя?

Витя Штрык недоверчиво посмотрел на собеседника: «Пошутить решил, разыгрывает!».

- Да у него дома, кроме стервы жены да старой карги тёщи, изродясь ничего путного не водилось!

- А вот и не угадал – есть. Сына его старшего помнишь?

- Ну-у-у, - неуверенно ответил Штрык.

     Детей Митяя он помнил смутно. Уехали давно. Знал, что старший живёт где-то в Астрахани. В село редко приезжал, только по известным праздникам да на юбилеи родителей.

- Так он тоже, как и ты, любил музыку.

- Но он, по-моему, на баяне только играл?

     Витька Штрык теперь припоминал, как старший сын Митяя, звали его, помнится, Михаилом, по случаю юбилея отца  играл во дворе на баяне. Красиво брал ноты, профессионально! Он тогда мимо проходил, на звуки мелодии остановился, заглянул. Так прошёл бы мимо, но тогда чуток подвыпивши был. «Но играть на баяне не то же самое,  что на гитаре, - всё же продолжал сомневаться Витька.

- А тебе откуда известно?

- Так я на той неделе в гостях у него был, вот и увидел: висит на стене. Коли не веришь мне, давай спросим самого хозяина, - и, не дождавшись  одобрительного ответа, крикнул на другой конец стана: - Митяй, ты там ещё не спишь, слышишь меня?

- Тебя какое дело до моих снов, - прилетел недовольный голос оттуда.

- Ты это, Митяй, не серчай на меня за недавнее. Извини, пошутил неудачно. Тут дело важное, можно сказать даже архиважное, - он изобразил в голосе деловой тон и загадочные интонации, - тут кое-кто сомневается, что у тебя дома есть музыкальный инструмент…гитара.

- Не верит, так пусть продолжает не верить. Мне-то на кой чёрт, что он Фома неверующий.

     В голосе уже не чувствовалось прежней недоброжелательности. У Витька тем временем ушки уже на макушке. Лёшка толкнул товарища:  «Видишь, я тебе говорил, а ты не верил!»

- Тут Витя Штрык хочет позаимствовать у тебя гитару. Ты же  давеча говорил, не нужон  тебе инструмент?

-Ну, кабы и так, - осторожно согласился Митяй, - а тебе чаво с того? Аль ты ныне в адвокаты его записался или приварить решил? Если надо,  пусть сам подойдёт, тогда поговорим.

- Замётано, Митяй. Просто у Штрыка сегодня после вчерашнего настроение и голова не те, - Лёшка весело загоготал своему остроумию, хлопнул по плечу притихшего соседа и завершил покровительственным тоном, типа  «на что ради вас только не пойдёшь»:
- Короче,  иди  и договаривайся.

     Позже, улучив момент, Витька подсел к Митяю, с большим волнением и надеждой спросил:
- Сегодня я после работы подойду?

- Подойди. Гостям всегда рады, - без особых эмоций ответил тот.

- Часов шесть сойдёт? - поймав одобрительный кивок, Витёк удовлетворённо вздохнул и, набравши смелости (денежные вопросы всегда давались ему с трудом), спросил: - Сколько надо будет денег?

     Митяй уничижительно посмотрел на него.

- Сколько, сколько…на кой чёрт мне эти твои бумажки. На них теперь всё равно ничего не купишь, да и энструмент уже ни к чему – некому играть. Лишь место в избе занимает. Короче, как своему,  отдам почти задаром…

     Штрык облизал от волнения губы.

- Принесёшь бутылку, вместе выпьем – гитара твоя. Только, -  Митяй строго посмотрел на него, - самопального и всякой нелегальной гадости не тащи… Сразу отошлю назад. Усёк?!

«Конечно, усёк, - Витёк весело и утвердительно кивнул. Ситуация складывалась лучше, чем он предполагал. «Если выгорит, Лёшке от меня магарыч, - продолжал он мечтать на крыльях радости.

     Вечером, с радостью держа за пазухой бутылку светлого «Пшеничного», Витёк шёл к дому Митяя.

     Прежде  чем  бутылочка беленькой оказалась в руках Штрыка,  пришлось немало попотеть и проявить изрядную долю изобретательности, но через полчаса упорных уговоров мать все же сжалилась и вручила заветную поллитровочку.

     Дойдя до знакомого, крашенного синей краской забора, толкнул калитку. Присмотрелся.  По слухам знал, что собак  Митяй не держал, но осторожность никогда не мешала.

     Во дворе только женщины Митяя сновали. Тёща, старая и тощая, как облезлая и заезженная кобылица, копошилась в огороде, жена  развешивала свежевыстиранное бельё. Самого хозяина не было.
 
     Штрык негромко кашлянул. Женщина повернулась на звук, но ничего не ответила – лишь недобро скользнула по нему взглядом и снова за бельё. Если бы не неотложные дела - сюда ни ногой, но гитара Штрыку была нужна, о-о-очень нужна.

     Супруга Митяя была в селе особа известная, глаза чёрные, жгучие. Взглянет ненароком – так и кажется, насквозь испепелит. Поговаривали, что она цыганских кровей и умеет ворожить. Но это только на уровне слухов. Попытка разузнать подробней у Митяя ни к чему не приводила. Своими уклончивыми ответами тот лишь сгущал догадки и предположения.

     Все мало-мальски знающие её люди побаивались, мужики меж собой называли гром-баба, но в глаза никогда. Сельские бабы, даже самые яростные и отчаянные склочницы, избегали  и ни разу не отваживались вступить с нею в спор.

     Однажды в магазине (Витёк тоже оказался там тогда поблизости) в очередь за очередным дефицитом примешалась  шумная толпа сезонных рабочих по сбору помидоров. Среди них некстати оказалась жена Митяя.

     Кто-то из заезжих неудачно и скабрезно пошутил в её адрес. Она не стала отвечать, лишь посмотрела на обидчика своими глазищами, но так…что у всех, включая самого шутника, начисто и надолго отпало всякое стремление к дальнейшему острословию.

     Наконец, к облегчению Штрыка, на пороге показался сам хозяин, в трико и в одной майке. Несмотря на вечер, жара не спадала.

- А-а-а, пришёл. Давай, чё стоишь в дверях как неприкаянный, заходи, - приветливо позвал он гостя.

     Витя прошёл на веранду. Митяй указал на стульчик рядом. Присели. С опаской оглядываясь на женщин, вытащил поллитровочку.

- А-ак, - с удовольствием крякнул Митяй, взял бутылку, внимательно покрутил в руках и с нежностью в голосе добавил: - Настоящая…наша «Пшеничная»…не палёная. Молодец!

- Мать! – ласково, немного даже заискивающе обратился к жене, -  сделай нам что-нибудь…закусить это добро…, - показал на стол, -  голубенька  моя ненаглядная, - не произнёс, а скорее проворковал Митяй.

     Последние слова явно предназначались гостю.

     «Мать»  так недобро метнула взглядом на них, что Штрыку, как раз оказавшемуся на пути,  сделалось неуютно, в тот же миг захотелось стать маленьким, незаметным, ужаться до размеров мыши. Митяй похлопал по плечу товарища: «мол, не бойсь, всё под контролём».

     Хозяйка скрылась в сенях и через минуту явилась с закусками: копчености – домашняя колбаса, сало, свежие и солёные огурцы, помидоры и две стопки. Всё свежее, аппетитное и холодненькое – только с погреба. Жена громким, демонстрационным стуком поставила припасы на стол, снова одарив мужчин «прелестным» взглядом, удалилась.

- Ну-у-с, - «давай мол наливай» намекнул взглядом на бутылку Митяй, искоса наблюдая, как удаляется «ненаглядная».

     Налили, взяли рюмки в руки:
- Водка без тоста – это пьянство, с тостом – мероприятие, - торжественно начал хозяин. - Чтоб лодки плыли и буй стоял. Будем!

     Чокнулись.  Митяй залпом опустошил содержимое стопки, Штрык не притронулся, поставил рядом.

- Ты это чего?! – с удивлением посмотрел хозяин на него.

- Я это…Ты же знаешь, дядя Митяй, вчерась свой план перевыполнил, - неумело попытался оправдаться Витёк.

- Ты это…  тогда давай бери свой гостинец и туды…отседова марш! - с видимой обидой, отодвинув бутылку от себя, указал гостю на ворота, - тоже мне …перевыполнил! А я что тебе, алкоголик,  что ль,  одному тут распивать. Если бы хотел выпить, своих в подполе завались, с прошлого года по талонам закуплено  уйма… Стоят одна к другой, ровно в ряд, как снаряды в ящике от знаменитых «сорокпяток».

     Митяй для пущей убедительности отодвинул от себя ещё и стопку, «обиженно» отвернулся. Штрык взял нехотя свою, с тоской посмотрел на содержимое, тяжело вздохнул и - «раз», одним махом опрокинул. «Вроде пошла, - подцепил вилкой кусочек сала, закусил, чувствуя, как растекается по желудку  «огненная» жидкость, налил по новой.

- Вот это по-нашему, - похвалил Митяй, - ну давай ещё-с…Между первой и второй промежуток небольшой.

     После пару-трёх стопок работа пошла веселей, даже женщины Митяя уже не казались такими страшными. К чести хозяина, они в разговор мужчин не вмешивались, но Витька, несмотря на рост «градусов» и настроения,  не забывал об истинных целях визита.
 
- Знаю, знаю, что ждёшь, неймется посмотреть на энструмент, - увидев нетерпеливый взгляд гостя, успокоил хозяин, - ещё по одной - и к делу.

     Выпили, Митяй поднял уже захмелевшие глаза:
- Знаешь, Витёк,…ик…я буду по имени тебя звать. По кличке, словно собачонку, не по-людски это…ик… Я ведь в молодости тоже играл, любил это дело, - он неуверенными движениями облокотился на руки, задумчиво посмотрел на собеседника, - всю ночь до утра пропадал…ик…откуда только силы брались. Известно, молодые были! Там и нашёл свою.

     Митяй ласково посмотрел на супругу, та недовольно посмотрела на него «мол, хватит уже».

- Это счас она такая, невзрачная и колючая…а тогда…писаная красавица.

     Штрык осторожно кашлянул:  «мол,  история, конечно, интересная, но уже вечер, скоро солнце садится, пора к бы к делу…»

- Да, да, понимаю, спешишь - скоро вечер клуб, девки, - Митяй хитро прищурился, многозначительно посмотрел на собеседника, - гитара у меня не одна…ик…а целых две…Можешь выбирать любую. Тут я не жадный, всё равно мне старому они теперь не к спеху…Не новенькие, правда, но справные, играют за милую душу…ик...гарантирую, - он недобро ухмыльнулся.

     Штрык почувствовал неладное  – Митяй был известен в селе своими проделками. Немало людей попадало в его сети.

 - Одна, правда, выглядит посвежее, но, я думаю, и другая тоже неплохо зазвучит, если правильно настроить. Выбирай…ик…на свой вкус,- и неуверенным, пьяным движением указал в сторону двора.

     Штрык посмотрел в направлении руки.

     Женщины: жена его кур загоняет в сарайчик, тёща по-прежнему в огороде с сорняками воюют. Гитары нет  ни поблизости на веранде, ни дальше у летней кухни, тем более у бани…Он с недоверием посмотрел на Митяя:
- Так там я, кроме твоих баб, ничего не вижу…

     Тот оживился.

- Так они…ик…есть заветные музыкальные энструменты…можешь взять любую, а то обеих сразу…играют ещё как, залюбуешься…

     Митяй осклабился, довольный удавшемуся розыгрышу.

- Митяй…ты…ты, - Штрык напрасно искал нужный ответ, обида переполняла его.

     «Чуял ведь неладное... и Лёшка, тоже мне товарищ, хрыщ ещё тот! Встретимся на узенькой дорожке…О-ох! Наваляю ему…»

     В сердцах встал, даже не попрощался, заспешил.

- Вить, обожди, не серчай, - догонял сзади Митяй, - да погодь ты, - остановил его сзади за рукав, - ишь, горячий какой.

     Примирительно хлопнул по плечу.

- Чё тебе? – обида не проходила.

- Ладно, буде тебе, успокойся. Есть у меня на примете гитара, - видя недоверчивый взгляд парня, успокоил, - недавно гостил в городе у бывшего своего однокашника. Закадычные друзья с ним были по молодости. Играл он, как ты, на гитаре…красиво, аж дух захватывало. Смотрю, теперь без надобности на стене висит. Думаю, если поговорит хорошо по душам – уступит…гарантирую. Ну что, мировую? - в знак примирения  дал руку.

Штрык помедлил минуту и протянул свою в ответ.

- Лады, дядя Митяй, принято, - и с приподнятым настроением вышел на улицу.

     Несмотря на конфуз, дела в итоге сложились как никогда лучше. Он посмотрел вокруг себя.

     Вечерело. Солнце, уставшее за день, медленно скрывалось за сенью вытянутых, продолговатых облаков на горизонте. На фоне безмятежного пурпурно-малинового заката, вдоль на всё небо, разрезая его на две равные половинки, пролегал белоснежно яркий инверсионный след самолёта.

     В воздухе стало заметно свежее, от затона поднимался туман, оживилась вечерняя мошкара – видимо, завтра к дождю. Наконец-то.

- Восток - дело тонкое, Петруха…, - привычно затянув знакомую мелодию, Штрык скрылся за поворотом.

Сборник рассказов "Астраханские степи".

                Фотография из открытых источников.