Глава 12. На грани возможного

Фарос и Листопада (роман).

Глава 12. На грани возможного.

Мой бог, как трудно отречься от того, в кого веришь!

=

Мир неизменен. Это давно пора понять всем, кто хоть сколько-нибудь разбирается в жизни. Мама с папой, друзья, родственники, соседи, воспитатель в детском саду, школа, работа, пара дворовых собак и кошек… Ещё несколько отживших свой век гаражей, стоянка, душный магазин с его безумными ценами - вот он, современный мир, окружённый со всех сторон колоссами многоэтажек, дальше которых ничего не видно.

Я дописываю очередную строку, кладу блокнот на стол. «Андрей Константинович Тюлькин», записано большими буквами на первой странице. Не тщеславия ради мои данные красуются на титульном листе - просто с такими ориентирами вещь легче найти, если она потеряется.
«Приклеиваюсь» к окну в поезде. Звание писателя коварно: ты вдруг обнаруживаешь в себе неизвестную, навязчивую потребность «препарировать», словно подопытную лягушку, окружающий мир. В ход идёт всё, что может привлечь хищный глаз прозаика. Поймав удачу, я с маниакальным азартом «режу своё открытие на кусочки» и раскладываю по полочкам. Но этого мало: опытный писатель обязан разогреть свою добычу жаром страсти или превратить в лёд холодом жестокой логики. И наконец, обнаружив в находке крупицы необычного, из ряда вон выходящего, я выставляю их напоказ, как в музее... Спросите, зачем? Делаю из читателя лояльного потребителя: он сконцентрирует своё внимание на моей мелкой бульварной гадости, и ему станет не до глобальной вселенской серости.
Повинуясь могучей силе инстинкта, вновь тянусь к блокноту:

«Со вчерашнего утра я здесь, в вагоне поезда. Железная махина едет с каким-то надрывом - каждую секунду вагон подпрыгивает из стороны в сторону. Мелькают станции, гигантские треугольники стальных мостов, заводские трубы, дома… Вот так всегда: ты думаешь, что движешься, а на самом деле стоишь, дёргаясь на месте, в то время как настоящая жизнь стремительно проносится мимо.
В дороге ты пытаешься хотя бы ненадолго отдохнуть от скуки: мечтательно закрываешь глаза… Но тщетно: стук вагонных колёс не даёт расслабиться, твердит беспощадно, безжалостно:
- Всё то же, всё то же, всё то же…

Мой блокнот читали многие. Тайком. Но я на них не обижаюсь. Наоборот, порой специально подкидываю «лабуду» любопытным. Пока коллеги отделят шутки от правды, несколько дней я купаюсь в лучах славы.
Правда, один человек делает вид, будто он нелюбопытен. Мой шеф. Едва начальник замечает меня по возвращению из командировки, ему вдруг ни быть ни жить срочно требуется «его величество Отчёт». Сажусь за стол и начинаю писать. Информация обязана излагаться чётко, по-существу, дабы у начальства не сложилось превратное отношение к моим длительным отлучкам.
Но самое интересное для шефа оставляю «на потом». Спустя некоторое время начальник удостаивает меня личной аудиенции. Это мой шанс, мой звёздный час! Тот же самый отчёт я излагаю другими словами - и шеф в полном восторге! Запомните, потенциальные командировочные: за скучный рассказ о скучной поездке со скучным попутчиком по скучным местам рассчитывать на награду не стоит. Даже от самых преданных делу (читай: скучных) начальников.
Между прочим, неплохая мысль. Увы, она никогда не попадёт в мой заветный блокнот: если шеф прочитает, обидится. Запишем так:

Но поездки - это единственное, худо-бедно способное придать вкус жизни. Вы замечали, как любят женщины заимствовать друг у друга рецепты новых блюд? Так и коллеги по работе. Ненасытные, они жаждут от вас рассказов - так дайте же им эти рассказы, пусть глотают и давятся! Помните: ваш суперрецепт не может состоять из обычных, набивших оскомину анекдотов и историй, способных вызвать лишь сытую зевоту.
Даже если ваш рабочий блокнот пуст и рецепт успеха придётся додумывать на ходу, никогда не отменяйте публичную заранее объявленную «пробу»: коллеги не простят. «Блюдо» выносите элегантно, сразу не открывайте: во-первых, до последней минуты оно останется горяченьким, а во-вторых, под непроницаемой крышкой оно будет выглядеть ещё более загадочно и аппетитно.
Вперёд! Пускайте в ход всё мастерство «опытного кулинара»!
Обычная просроченная еда - потеря безвозвратная. Жизнь в коллективе - тоже, своего рода, «еда», но умный рецепт способен вернуть ей свежесть. Для повышения «усвояемости» добавьте пару жгучих подробностей, наделите каждую деталь необычным острым завершением - и коллеги испытают к вам поистине голодное притяжение.
Теперь мастерски рассказанные, сдобренные изрядной долей фантазии, ваши истории ещё долго будут порождать в желудках коллег благотворные, сладостные импульсы.

Неожиданно в дверь купе стучат. Входит хрупкая, не испорченная косметикой и диетами девчушка с огромной русой косой и бейджем на груди. Предлагает чай. При этом вошедшая проводница так мило улыбается, что я не могу отказать. Заварка отменная, душистая - настроение заметно поднимается.
Интересно, чему ты радуешься: чаю или красивой женщине? - спрашиваю я себя и почему-то вновь тянусь за блокнотом.

Что такое служебная командировка? Подарок? Наказание? Скорее подарок. В сущности, это попытка сбежать от своего брата-близнеца, ворчуна и меланхолика. Пока «родственник» ещё рядом; он доволен поездкой, самоуверен и нахально глазеет на меня, как скоро я допью чай из стакана в серебристом подстаканнике, чтобы вконец испортить мне настроение. Он ещё не знает, что вскоре назло ему я закажу бутылку - нет, две бутылки - пива, куплю втридорога рисковый журнальчик, перезнакомлюсь с соседями и соседками по вагону, и мой антипод тихонько выйдет на ближайшей станции, чтобы отправиться домой и ждать меня там.

Нет, как ни крути, а от вредной привычки записывать за собой мысли мне не избавиться до конца дней. Карандаш сам по себе что-то быстро выводит на бумаге между разлинованными строками блокнота:

Проводница моего вагона - просто красотка. Покажу корочки - прикинусь маститым писателем. И поговорим мы с ней за жизнь вечерком. Она мне напоминает одного человека, с которым я год назад замечательно сработался.
Незабываемая, надо сказать, история. Помнится, после возвращения из командировки все коллеги без исключения - не в обиду им сказано - мне долго завидовали! Что вы сказали? Зависть - плохое качество? Да будет вам известно: если тебе завидуют, значит, ты схватил удачу за хвост.
Тот случай годовой давности всё круто изменил. Я заставил завидовать мне не только коллег по работе, друзей, врагов и скупого на похвалу шефа, но и - кого бы вы думали? - самого себя!

=

…Погода в болгарском городке Мишки на побережье Средиземного моря всегда превосходная. Во всяком случае, солнце жарило на всю катушку, в какой бы день или время года я ни появлялся здесь.
Конгресс, на который съезжались европейские писатели, год от года становился всё более значимым, и тот кто управлял небесной канцелярией, нам явно симпатизировал.
Правда, оргкомитет работал по-старинке: брал в аренду на неделю небольшой конференц-зал, бронировал две гостиницы: «Олимпия» и «Ландыш» - после чего свою миссию считал исчерпанной. Всё остальное происходило как бы само по себе.
Кого тут только ни собиралось: ослепительно белокожие северяне и представители тёмной расы всех возможных оттенков; старики, медлительные, основательные, старающаяся при случае прихвастнуть своей бодростью, и молодёжь, страдающая от избытка энергии.
Но, если честно, мне была «до фени» вся эта суета: с первых минут приезда я высматривал в толпе знакомые черты. Мой лучший друг «всех времён и народов» отдавал предпочтение облегающим платьям, сшитым по последней моде, туфлям на высоком каблуке и носил шикарное имя Аманда.
С точки зрения современных эстетов, наши отношения являлись типичными: двух влюблённых, разделённых тысячами километров, так и тянет переписываться и перезваниваться; но как только они встречаются с глазу на глаз, почему-то делают вид, будто впервые познакомились.
Не заметив своей пассии, я уже начал волноваться, как вдруг за летним столиком заметил даму, напоминавшую мою Аманду. Широкая соломенная шляпа с логотипом известного римского кутюрье закрывала её лицо почти полностью.
Бросив взгляд на свободный стул, я поинтересовался:
- Consentite? (Разрешите?    Итал.)
Друзья-иностранцы не раз отмечали, что если мой болгарский заметно хромал, то итальянский едва передвигался на костылях. Дама тоже не сразу среагировала на мой вопрос, лишь слегка отогнула полу головного убора - то ли переводила мои слова, то ли оценивала степень моего нахальства. Ветерок подул сильнее и попытался сорвать с неё шляпу. Открывшееся на секунду лицо вызвало у меня смешанные чувства, и мысли тут же заклубились в голове: «Она? Нет, не она… Точно она! Да нет же, не она: черты лица не те…»
Женщина и впрямь отчасти походила на мою подругу. Но настоящая Аманда предпочитала светлый цвет волос, имела «более округлые формы»; особый шарм придавал ей нос с маленькой милой горбинкой.
- Siediti, giovanotto. O stai lavorando come cameriere? (Садитесь же, молодой человек. Или вы работаете официантом?    Итал.)
Шутливый тон итальянки вывел меня из глупого оцепенения.
- Grazie. E mi dispiace. Semplicemente perch; di tutte le donne che vedo qui, - la pi; elegante. (Спасибо. И простите. Просто из всех женщин, которых я вижу здесь, вы самая элегантная.    Итал.), - произнёс я без запинки заранее заученную фразу.
- Qui ; di valutare le persone non solo vestiti. (Здесь принято оценивать людей не только по одежде.    Итал.), - возразила незнакомка.
- Prendete  altre scuse. (Тогда примите повторное извинение.    Итал.)
- No, no, non c'; bisogno di scusarsi - sembra che lei pronunci; la "elegante"? Vada Avanti. (Нет-нет, не надо извинений - кажется, вы произнесли «элегантная»? Продолжайте.    Итал.)
- Qualunque cosa lei dica. Con il suo permesso non mi scuser;. Ma complimenti: avete un grande stilista - capelli si combina perfettamente con gli stili di abbigliamento. Alla vista di una donna ; rilevante solo una domanda: perch; lei ; qui da solo? (Как скажете. С вашего разрешения, извиняться я не стану. Зато поздравлю: у вас прекрасный стилист - причёска великолепно сочетается с фасоном одежды. При виде такой женщины уместен лишь один вопрос: почему она здесь одна?    Итал.)
- Al momento mi sembra di non stare da sola, ma con voi. (На данную минуту я, кажется, уже не одна, а с вами.    Итал.), - с улыбкой заметила дама, обнажив, ослепительно белые зубы. - E che opinione vostro circa i miei ultimi lavori? (А какого мнения вы о моих последних произведениях?    Итал.)
- Il positivo. Coinvolgere franchezza, la percezione sottile del mondo, la lotta interiore di eroi ... (Самого положительного. Подкупает откровенность, тонкое восприятие мира, внутренняя борьба героев…    Итал.)
Не дослушав мою тираду, собеседница вдруг звонко засмеялась, так что посетители за соседними столиками невольно повернули головы в нашу сторону. «Отсмеявшись», женщина достала платок, коснулась им глаз и произнесла по-русски с едва заметным акцентом:
- Ну, довольно дурачиться: мы же писатели, а не клоуны.
Она повернулась лицом ко мне, и, к своему стыду, я окончательно узнал в незнакомке Аманду.
- Удивлён? Ещё бы: новый цвет волос, смена имиджа, диета, бег по утрам, пара пластических операций… Глупенький… Целый год я ждала нашей встречи, но никак не предполагала, что это произойдёт именно так. Я проклинала тебя, изверг, и прощала, мой медвежонок; вычёркивала из своей памяти навсегда, чтобы на следующее утро дико ревновать ко всем представителям женского пола; боготворила и ненавидела… Знаешь, за что боготворила? За невероятную способность обольщать бедных, доверчивых женщин.
- А ненавидела?
- Хм… За способность обольщать бедных, доверчивых женщин... Закроем тему. Присядь же, наконец, и расскажи, как у тебя дела?
- Живу шикарно: изо дня в день предаюсь любимому хобби - постоянно корчу из себя знаменитого писателя. Гордость за свою профессию - как болезнь, всё никак не проходит и выродилась в хроническую форму. Представь, в России писателей до сих пор почему-то считают умными! А ещё я замышляю поджечь все книжные магазины в городе.
- Зачем?
- Низачем - от обиды: они не продают мои книги.
Аманда засмеялась:
- О, это не только твоя мечта - ей бредят все писатели. Но ты забыл сказать главное, дорогой Андре.
- Прости. Сообщаю самое важное: за год «дорогой Андре» не нашёл подруги, достойней тебя. Ты удовлетворена? А теперь расскажи, как обстоят дела у моей Аманды.
- В отличие от тебя, я не столь гордилась собой, поэтому вышла замуж. Всё ещё пашу на газету «Скандалы - Сенсации - Секс». Начала писать книгу. Вернее, ещё не начала, а лишь планирую, но уже нашла для неё издателя, которому немножко симпатизирую.
- Не может быть!
- Что значит «не может быть»? - Аманда с напускным возмущением на лице повернулась ко мне. - Не тебе же одному писать книги - дай другим тоже! Или ты считаешь, что красивая женщина не имеет права выйти замуж?
- Нет, я вовсе не умаляю твоих литературных способностей и даже почти не удивлён замужеством. Но я впервые в жизни встречаю писателя, который любит издателя.
- Кстати, взгляни туда, дорогой. Видишь красивого, высокого брюнета в безукоризненно сшитом костюме? Причёска, модный галстук, изумительные манеры…
- Ну, вижу - и что?
- …а рядом с ним седого, чуть сгорбленного коротышку? Вот-вот, он на нас с тобой посмотрел. Этот «пожилой» - мой издатель.
- Боже мой! Боже мой, мало того, что ты любишь издателя, так ещё и старика?!
- Разве я не вправе любить собственного мужа?
- ?
- Ага, потерял дар речи? Успокойся, наш брак с этим господином фиктивный, по-расчёту: пока он не откажется меня издавать, мне надлежит играть роль его «милой куколки». Хотя ревнует всерьёз. И некоторым господам не мешало бы брать с него пример.
- Уже ревную. Я в негодовании! Я раздосадован до глубины души! При виде этого старикашки кровь в моих жилах готова воспламениться, подобно бензину! Вот увидишь, я заманю его в номер гостиницы «Ландыш», в которой остановился, и заставлю расторгнуть брак.
- Так ты остановился в «Ландыше»? Не в том ли номере, в котором год назад меня встречали шампанское и море цветов?
- В нём… А потом я достану из сумки два пистолета, вызову моего врага на дуэль и с наслаждением убью его…
- Мы тогда зажгли свечи, сели напротив друг друга и стали нашёптывать милые глупости...
- Потом мы вместе избавимся от трупа…
- Трупа? Что ты несёшь! Слушай, убери руки, нахал! Да знаешь ли ты, кого домогаешься? Я сейчас самый скандальный репортёр самого скандального журнала мира! Мои коллеги - экстраверты, но даже среди них я получила прозвище «истеричка». Я завалена предложениями от эротических журналов! Каждый мой шаг отслеживают сотни «папарацци»!..
- Про поклонников не забудь...
- А ещё у меня огромное количество поклонников. Настолько много, что я меняю их, как перчатки. Отвергнутых ухажёров мне не жаль, так как за порогом себя предлагает масса других. И вообще, будь моя воля, я собрала бы всех мужиков, спустила бы с них штаны и врезала как следует.
- Неплохая идея. Правда, собрать всех мужчин для наказания я не могу, но одного...
- М-м-м… Остановись! Ты соблазнитель! Развратник! Маньяк! Когда я могу высказать тебе своё мнение о неприличности подобных суждений?
- В шесть вечера. Но не забудь предупредить «мужа», чтобы не волновался - как-никак, мы не распущенные люди, а воспитанные, добропорядочные граждане.
- Какого мужа? Ах да… Ну, во-первых, у господина издателя имеются девочки на стороне. А во-вторых, я журналистка, и ходить на работу, не встречаясь с людьми, не умею. Итак, до встречи.
Аманда встала, затем растянула пухлые, пурпурные губки в дежурную улыбку и погрозила пальчиком:
- Да-да, так и знай: этим вечером ты - не мой любовник, ты - мой репортаж.
И, демонстрируя безукоризненную походку, очевидно выверенную долгими тренировками, направилась к своему престарелому мужу-издателю.

=

Когда всё плохо, обычно помощи ждать неоткуда; но как только жизнь начинает налаживаться, появляются деньги, вас незаметно окружают некие бескорыстные помощники. Какие?
Вам приходилось гордиться смелым поступком? Участвовать в дерзкой авантюре? Переходить улицу в неположенном месте? Или хотя бы однажды прыснуть от смеха, когда так и подбивает выть от тоски? Если хотя бы один из фактов имел место, бейте тревогу: у вас страшный диагноз под названием «отклонение».
На первый взгляд, данный диагноз - приобретение безобидное. Вскоре, однако, обнаруживается, что с вами желают пообщаться психоаналитик, сексолог и страховой агент. Главная задача новых знакомых - выяснить для себя, какие вещи помогают вам «держаться на плаву», и, по возможности, исключить их из вашей жизни. Ничего не поделаешь, ваши проблемы - их хлеб, и чем проблемы серьёзнее, тем хлеб свежее.
А если попутно выясняется: вам нравится то, что подавляющему большинству представляется пошлым, неприятным, спорным или опасным - от такого результата «специалисты-доброжелатели» придут в восторг. Крепитесь, дружище: больше они от вас не отвяжутся.
От скольких людей я слышу, будто моя Аманда ничем не отличается от других женщин! Абсолютно согласен - не отличается. Разве что… Временами энергия так и бьёт из неё бурным потоком, чтобы через мгновение являть собой мирную, кроткую, обиженную всеми овечку, нуждающуюся в сострадании! Если она робка, как ребёнок, то через минуту - карнавально эмоциональна. Аманда слегка неравнодушна к лести; немножко глупа; в неподобающих для проявления чувств ситуациях - сентиментальна; когда требуется покладистость - чуточку капризна; довольно часто - излишне откровенна, даже театральна. И всегда эксцентрична в постели.
Сексуальная страсть может охватить мою подругу неожиданно - признаюсь, этот момент мне особенно приятен. Но, к сожалению, на неё это находит нечасто - в основном тогда, когда она испытывает некое приятное потрясение. Тогда держись: Аманда может запрыгнуть на тебя, как дикая кошка…
Ну, а во всём остальном, повторяю, она не отличается от любой другой женщины.
Но я мужчина «испорченный» и обожаю её не за «похожесть», а за те самые проклятые «специалистами» и моралистами всех мастей отклонения.
Я даже не предполагал, насколько сильно придётся мне удивляться через несколько часов. Не стану томить - слегка приоткрою тайну: пластические эксперименты Аманды не ограничились лицом, изменив к лучшему и без того её бесподобное, словно точёное, тело.
…Пламя свечи мерцало в полутёмной комнате. Вначале моя подруга вознесла мои мужские достоинства и вредные привычки на недосягаемую высоту, пропела им дифирамбы. Неудивительно, что вскоре я почувствовал себя самым крутым из мужчин. Но купаться в лучах славы долго не пришлось: Аманда проявила обо мне царскую заботу лишь для того, чтобы тут же сбросить с трона.
Танцующая женская тень всё более распаляла моё воображение, давая понять, кто тут правит балом. И когда в финале спектакля мокрая простыня, небрежно наброшенная на женские плечи, медленно сползла на пол, я остолбенел от увиденного: само совершенство, Афродита, мисс Вселенная!

=

Утренние солнечные лучи стремительно ворвались в окна гостиничного номера.
Я повернулся на диване и невольно засмотрелся на Аманду. Но вот её веки дёрнулись.
- Бесподобная фигура, - шепнул я и нежно поцеловал подругу в грудь. - Надеюсь, твой ночной репортаж удался?
- Удался, - ответила та, вытянула губы и спросонья захлопала ресницами. - Ты необыкновенный клиент.
- И в чём заключается моя необыкновенность?
- Тема секса закончилась два часа назад, а ты продолжаешь похотливо и безнаказанно таращиться на обнажённую женщину.
- Наверное, я глупо выгляжу?
- Тебя это так волнует? Глупышка… Глядя этой ночью на тебя, неподдельно, по-детски изумленного, я испытала ни с чем не сравнимое удовольствие. И как знать, кто из влюблённых в итоге имеет больше: кто получил или кто отдал.
- Понимаю…
- Нет, милый. К сожалению ли, к счастью ли, но сильному полу не дано понимать пол слабый.
- Но я знаю о тебе всё.
- Не всё, иначе жизнь станет скучной. Мы меняемся: что-то приобретаем, что-то утрачиваем. Некоторые довольно пикантные вещи мы себе позволить уже не можем.
- Например?
- Соблазнить меня. Какой в этом смысл? - я и так принадлежу тебе.
Аманда потянулась и, как по команде, неожиданно вскочила с кровати, затем почти бегом кинулась в ванную. (А ведь минуту назад, казалось, её и краном не поднимешь.)
Из ванной комнаты вернулась в каких-то потёртых джинсах и легкомысленной полупрозрачной маечке, едва доходящей хозяйке до пупка, но - не в тон одежде - заметно посерьёзневшая, решительная, не терпящая возражений.
- Ещё валяешься? Слушай мою команду! Умыться, одеться и заказать в номер завтрак! На всё даётся десять минут и ни минуты больше. Выполнять!
Пришлось подчиниться. Пока мылся, брился и звонил портье насчёт завтрака, Аманда не теряла времени даром: волосы, ещё недавно распущенные, уже томились в тугом крабе; лицо, не припудренное, с бледными губами, приобрело черты неприметной студентки.
- …Чем тут кормят? - ворчала Аманда, тыкая вилкой в бифштекс с картошкой. - И это называется «я уже год как на диете»! Меняемся: тебе - моё мясо, мне - твой ананас.
Я не возражал. Подруга надкусила фрукт, вздохнула и положила обратно.
- Всё равно слишком много калорий… Теперь о деле. Я говорила тебе, что пишу книгу?
- Сейчас все, кто не забыл алфавит, пишут книги. Мода.
- Я собираю материал об одном человеке. Тебе ни о чём не говорит имя Фарос?
- Ну, египетский маяк был такой.
- Брось шуточки - я спрашиваю о мужчине.
- О мужчине первый раз слышу. Зачем он тебе?
- Не мне - читающей публике.
- Зачем?
- Последних газет в руках не держал, что ли? - немного обиделась Аманда. - Скажи, ты хотя бы о капитане Немо Жюля Верна в детстве читал?
- Кино смотрел. Капитан Немо строит подводную лодку Наутилус; ходит по морям и океанам - борется против англичан, перевозит оружие грекам, восставшим против турок. Иногда ищет клады.
- Но в основном помогает терпящим крушение людям... Теперь скажи, возможно ли в наше время нечто подобное?
- Почему нет? Англичане и турки многим не по душе.
- Какой ты непонятливый! - всплеснула руками Аманда. - Фарос - спасатель на морском судне. По некоторым данным, хотя и непроверенным, выходец из России. Загадочен. Красив необычайно, хотя мало кто видел его в лицо.
- Вот-вот, красив, потому что его никто не видел. Ты безнадёжный мечтатель, как все женщины. Послушай голос разума: он скрывает своё лицо именно потому, что некрасив.
- Но свидетели говорят обратное.
- И ты им, конечно, веришь.
Аманда надулась:
- Правду они говорят или лгут, судить не берусь, но уродливых героев ещё никому не попадалось.
- Хорошо, красоту Фароса ты отстояла, но где реальная тайна? Терпящие бедствие люди подают сигнал SOS, их спасают… Сплошная рутина и никакой интриги.
- В том-то и дело, что большинство из спасённых Фаросом не успевало подать никаких сигналов бедствия.
- Тогда напрашивается такая версия: наш герой, выходя из порта, заранее знает, какое судно продолжит плавание, а какое обречёно. Тут попахивает преступными замыслами. Скажи, как обстояло дело у затонувших кораблей со страховкой? Страховки имелись?
- У некоторых да, у некоторых нет. Но заметь, причины аварий в большинстве случаев - стихия: сильный шторм, гигантская волна, рифы, не обозначенные на карте. Ты можешь предсказать шторм?
- Само собой нет. Но тогда из всех правдоподобных версий остаётся одна: Фарос обладает каким-то дьявольским, нечеловеческим чутьём.
- Именно!
- Итак, мы имеем: с одной стороны - морского дьявола; с другой - женщину, влюблённую в него.
- Фу, как ты вульгарен, Килькин! По большому счёту, меня интересует не он, а совсем другой человек. Я! Какой к чёрту из меня писатель, если я не смогу заинтриговать читателя и потрепать нервы всяким прикормленным писакам?
- Не Килькин, а Тюлькин… Понимаю, действуешь назло конкурентам, которых надлежит втоптать в грязь. Милая, не тебе же одной книги писать - дай другим тоже.
Аманда покраснела, приподнялась и, с трудом скрывая раздражение, процедила:
- Настоящие писатели - только ты и я; остальные бездари - запомни. Думать иначе - творческое самоубийство: тебя съедят собственные комплексы.
- Соглашусь, кругом бездари, не приносящие никакой пользы. Только не волнуйся.
- Ты снова неправ, коллега - от бесталанных огромная польза…
- Не понял.
- …которая заключается в том, что, читая их бездарные произведения, я учусь тому, как не надо писать.
- Между прочим, станешь судишь о коллегах, пусть даже справедливо - обидятся: графоманы ведь не понимают, что они графоманы. С твоим подходом врагов наживёшь.
Я надеялся, что Аманда успокоится. Но моя аргументация лишь раззадорила её:
- Знаю я твоё кредо: разумная осторожность во всём. А я люблю находиться в окружёнии врагов. Это же замечательно! Это говорит о том, что меня ещё не «выбросили на помойку», обо мне кто-то думает, сравнивает с собой. Только в борьбе человек может почувствовать себя сильным.
- Хорошо, допустим, ты ввязалась в драку. Что дальше?
- Главное в драке не участие, а победа. Конечно, я не собираюсь кидаться на конкурентов с ножом - они будут биты моими литературными находками, зубодробильным сюжетом, остро заточенным слогом.
- Остановись: борьба может продолжаться долго. Кто известит тебя о победе?
- Враг. Когда противник окончательно сломлен, он - твой единомышленник и союзник… Но польза от союзника нулевая: для умственной мускулатуры «литературный недруг» полезней. Войне конец - да здравствует война! Я выражалась не слишком пафосно?
- Слишком.
- Прости, профессия писателя-журналиста обязывает. Кстати, я слышала, о врагах в России рассуждают так: надо найти высокую колокольню, потом подняться под самый купол и плюнуть оттуда на человека, которому не симпатизируешь. А почему ты улыбаешься?
- Не обращай внимания… Давай продолжим о Фаросе. Предлагаю не усложнять себе жизнь: созвонись с ним и договорись о встрече.
- От встреч он отказывается. А номер его телефона не знает никто: Фарос регулярно, раз в месяц, меняет сим-карту. Но нашу с тобой задачу: встретиться с ним и «разговорить» - никто не отменял.
- Если человек принципиально не хочет общаться, кто заставит его изменить своё мнение?
- Кроме нас, никто.
- Я так понимаю, у тебя имеются кое-какие наработки, мысли, нестандартные предложения?
- Разумеется. Предложение №1: собирайся, поедешь со мной.
- Куда? Надолго ли?
- Километров за тридцать отсюда. Потом сразу вернёмся.
- А если откажусь?
- Пожалуйста, не упирайся, мой бычок: на некоторое время я стану скромной и покорной, как любимая жена в гареме султана. Но если откажешься, будешь наказан.
- Каким образом?
- Вчера я сказала, что ты - мой репортаж, а репортажи, как известно, предназначаются для публикации. Скажи, ты хотел бы прочесть откровенный - во всех подробностях - рассказ о нашей бурной ночи на страницах жёлтой прессы?
- Хм… Допустим, нет.
- Тогда жди публикации.
- А если бы я сказал: да, хотел бы?
- В таком случае в моей газете не появится про тебя ни строчки.
«Угроза» Аманды подействовала на меня неожиданным образом: я рассмеялся. Подруга крепилась ещё некоторое время, но вскоре тоже прыснула от смеха. Мы повалились на диван, не в силах унять хохот; смотрели друг другу в глаза и взрывались от новых приступов смеха…
В конце концов, ежеминутно икая, Аманда вдруг крепко прижала меня к себе, словно боялась потерять навсегда, и прошептала:
- Мне некому доверить свои глупые мысли...

=

Аманда и я вышли из автобуса и сразу же попали в объятия рыбацкого посёлка. Контраст в сравнении с теми же Мишками чувствовался, и весьма: не богатые санатории для туристов, а обычные домики с традиционными черепичными крышами. Иные старенькие, ещё «советских» времён.
- По моим сведениям последний раз Фароса видели тут, - обвела рукой Аманда всё видимое пространство. - Возможно, он живёт здесь. Наша задача подтвердить данную версию или опровергнуть.
- Тебе никогда не приходилось искать иголку в стоге сена? - поинтересовался я, пряча улыбку.
- Чего-чего? Иголку? Погоди, скоро я соберу все популярные русские поговорки, и тогда ты останешься … э-э … у разбитого корыта, - парировала Аманда, предварительно порывшись в своём блокноте. - В поиске нам помогут верные друзья (она достала из сумки несколько долларов). А сейчас я умираю от жажды, зайдём вон в то летнее кафе.
Заведение не пустовало. Мы быстро, минут за десять, опросили всех сидящих за столиками. К сожалению, результат оказался не очень обнадёживающим: о Фаросе не слышали. Лишь пара стариков вроде бы вспомнила о каком-то приезжавшем в посёлок спасателе. Но пожилые, рассеянные болгары не смогли «договориться друг с другом» о том, в какое время произошло данное событие: то ли в прошлую неделю, то ли в прошлый год.
К полудню жара усилилась - Аманду совсем разморило: после бессонной ночи она поминутно клевала носом, а в промежутках между «отключками» ничего не ела, лишь жадно пила воду.
Чтобы хоть чем-нибудь занять руки, я разобрал диктофон, замаскированный под обычную сигаретную коробку, проверил батарейки, снова собрал… Покидал, словно жонглёр кеглю… Бессмысленное занятие мне быстро наскучило, и бесполезная вещица, пролетев между пальцев, грохнулась на столик, так что в ней зажёгся датчик, отвечающий за включение. Но я не обратил внимания на упавшую «сигаретную пачку» - потянулся и вгляделся в природу.
Место расположения посёлка показалось мне на редкость удачным: играющая оттенками морская вода, золотистый берег и синее, до боли в глазах, небо без единой тучки - всё причудливо сливалось в один невообразимо красивый пейзаж. Не выдержав, я достал телефон и собрался направить видоискатель на побережье.
- Не переводи кадры на ерунду, - подняла голову Аманда и вновь «отключилась».
Как заметила? Не иначе, глаза у неё на затылке.
Деревянные ступеньки на входе скрипнули - широко расставляя ноги, словно ступая не по полу, а по качающейся палубе, в кафе зашёл мужчина. Моложавый. Крепыш. Чёрная борода, тельняшка, тату на руке. Увидев камеру, вошедший поморщился и взмахом руки дал понять, чтоб я прекратил.
Посетитель сел возле барной стойки, перекинулся несколькими словами с хозяином, краем глаза наблюдая за нами. Заказал себе чего-то светлого, но, очевидно, крепкого, потому что после небольшого глотка громко крякнул на всё помещение. Потом занюхал выпитое куском колбасы, уже не стесняясь, уставился на нас с Амандой и вдруг …расплылся в улыбке.
- Земляк, будь я трижды проглочен акулой! - неожиданно пробасил дядька на чистом - вернее, почти чистом - русском языке. Затем бесцеремонно сел за наш столик. - Нашего брата за версту видно. Как там в России?
Не дожидаясь ответа, сочувственно посмотрел на девушку.
- Что с тобой, красавица?
- Scusa, capo, mi ; stato sveglio tutta la notte a lavorare con un cliente. (Простите, босс, я всю ночь работала с клиентом…    Итал.)
- Да ты вроде как иностранка? Извини - разбудил. Мне тут надо с твоим парнем поговорить по важному делу, так что можешь дальше спать… Здесь меня зовут Славко. А тебя, земляк?
- Андрей.
- Турист? Так я и думал. Давно я, Андрюха, своих не видел. Совсем от Родины отбился. Креститься, слава богу, ещё не разучился, поскольку народ тут вроде как православный. Ты базарь, о чём хочешь, не стесняйся - мне твоя речь как бальзам на сердце. Водку будешь?
Я покосился на Аманду, а Славко усмехнулся и решительно наполнил стаканчики из-под газировки.
- Ты меня уважаешь? Тогда пей, мы же не алкоголики какие-нибудь. За державу. Будем… Я на корабле сижу, почитай, безвылазно три года; избороздил все моря, изучил проливы, речные поймы… Сколько на мою голову свалилось приключений - на целую книгу хватило бы. Эх, был бы ты писателем…
Славко достал трубку и, с молчаливого согласия бармена, закурил:
- Что-то не очень хорошо я слушаю - всё больше сам говорю… Когда выпью, на высокое тянет… Знаешь, море меня перевоспитало. В прямом смысле. Кем я был? Слизняком. Любил затевать ссоры между парнями и при этом оставаться в стороне. Во дворе носил кличку «Кувалда». Одним словом, совершал одну пакость за другой, а растолковать, что нельзя вести себя по-свински, было некому: родители, как родили, так и бросили.
Не сжился я, как говорят сейчас, с местным электоратом, затосковал и сбежал. Правда, с единственным на всём белом свете родственником, тёткой по отцу, хоть и заочно, но попрощался - оставил письмо… Скитался по белу свету. Повзрослев, стал искать работу. Но ничто не привлекало, тем более что в то время у работодателей в порядке вещей считалось задержать зарплату месяцев на семь - восемь.
Тогда я вновь поддал ходу, направление не имело значения - только вперёд! Но вот парадокс: куда б ни забрасывала меня судьба, взгляд упорно устремлялся в сторону моря. Почему, понял лишь тогда, когда впервые ступил на корабельную палубу. Причина оказалась проста: я моряк.
Чем занимаюсь, не скажу, не обижайся, но, поверь на слово: дело у меня полезное - прибрежный народец доволен. Коллектив на судне дружный, столкновений на национальной почве не припомню: когда у мужика есть настоящее дело, он щедр и великодушен. Мы заняты даже тогда, когда, казалось бы, экипажу и делать-то нечего. Например, в штиль на мелководье ловим жемчуг. Обычные камушки - с рыбий глаз, но встречаются и крупные. Романтика!
Сколько раз море испытывало меня! Среди бушующих волн я чувствовал себя то диктатором над стихией, то букашкой в стране атлантов. Но иной судьбы мне не надо - тайком от товарищей я молюсь морским богам, чтобы они оставили всё как есть.
С океаном мы рыбаки; мне достаются его богатства. А я - его добыча. Сходив однажды в плавание, океан тебя больше не отпустит - ты в его ловушке; и чем сильнее стаешь вырываться, тем сильнее он будет сдавливать тебя в своих невидимых сетях.
С земли можно поднять голову вверх и испытать зависть к птицам, но в море, помимо этого «добра», имеется кое-что поинтересней. Ты бороздишь лишь верхнюю кромку воды, а что же внизу, под кораблём? Жизнь! Бешеная, неукротимая, полная друзей и врагов. И потому всегда загадочная; ибо, в отличие от неба, она не позволяет каждому проожему пялиться на себя.
Я редко встречал могилы моряков - всё больше памятники да мемориалы на суше… Океан - это ещё и большая братская могила, которой не стыдно поклониться. Идя по воде, ты почти физически чувствуешь, как руки погибших моряков помогают удержать твоё хилое судёнышко на плаву.
Наверное, потому морское братство самое крепкое; более крепкое, чем воздушное, не говоря уже о сухопутном. Горе тому, кто пренебрёг законами моря - не оказал помощи терпящему бедствие, пусть даже врагу. Нарушителю и его детям, внукам не отвертеться от чёрного проклятия…
Да что там писанные законы - наши суеверия вернее, чем иные приметы. Со мной не так давно произошёл случай.
Славко разлил ещё по полстаканчика и кивнул на спящую Аманду:
- За них, шальных, от которых порой хочется лезть на рею… Так вот, ты ведь, Андрюха, знаешь, женщина на корабле к несчастью. Это не пустые слова - лично на себе испытал, подтверждаю на все сто. После очередного неудачного похода в восточную Африку раз и навсегда зарёкся брать на борт женщин. И, знаешь, как только стал следовать неписанному правилу, дела сразу же пошли в гору: нашли клад золотых монет, на них судно отремонтировали, купили снасти.
А в апреле прошлого года взяли на борт клиента. Мы иногда шабашим: богатых экстремалов привлекаем в качестве матросов. Конечно, команда моя чудная: один за всех и все за одного, понимаем друг друга с полуслова, но лишние руки в хозяйстве не помеха. Учти также: эти пассажиры за работу на нас нам же ещё и деньги приплачивают. Ей богу, в голове у них полный шторм.
Мужика-экстремала звали Арнольдом. По документам гражданин Великобритании. Крепкий, мускулистый такой, бородка рыжая - ну типичный англичанин. Мы поначалу с ним даже подружились, особенно мне по душе пришлись его слова о женщинах, что вертихвостки они все и дурочки…
Через два дня моя «Красотка» чуть не наскочила на рифы. Потом пираты напали - едва отбились. А в один из дней меня самого власти чуть за пирата не приняли и отбуксировали мою крошку в ближайший порт для досмотра. Стало моей душе неспокойно: как взглядом с Арнольдом встречусь - мурашки по коже: вроде бы как он надо мной надсмехается.
Тогда я закрылся в кубрике. Налил себе стакан рома и давай всякую чепуху нести… И вдруг, как будто барракуда за ногу схватила - понял я, что стало причиной наших бед. Арнольд! Конечно! Едва он очутился на судне, всё пошло наперекосяк. А что пассажир мужчина, значения не имеет - приносит несчастье, значит, баба! Рассказал о своём открытии ребятам. Они ржут, а я стою на своём - баба и точка!
Наутро протрезвел, покумекал: понял, конечно, что насчёт бабы вроде бы глупость сказал. Но, начиная с того пьяного вечера, начал я следить за Арнольдом: он на палубу - я на палубу, он к парусам - и я за ним. Правда, ничего подозрительного не заметил: длинными волосами, сплетёнными в косу, сейчас никого не удивишь, дамскими сигаретами тоже. Тогда я пошёл на хитрость.
- Сегодня, - говорю я Арнольду, - мы на экваторе - морская традиция требует от команды нырять в море. Причём нырять надо только в трусах, а то удачи не будет.
Думал, пассажир откажется - он майку никогда не снимал - тут-то мы его к стенке и припрём. Да просчитался - Арнольд, как услышал о традиции, одним махом футболку скинул и сиганул в море. Когда вылезал, я его внимательно рассмотрел. Ничего особо выдающегося не обнаружил: на любом пляже такая грудь сойдёт за обычный мужской торс; да и женщин с маленькой грудью тоже предостаточно.
Первая неудача не смутила - я решил подойти с другой стороны. Мне его бородка сразу не понравилась: аккуратная уж очень, наверное приклеенная. Тут подвернулся хороший случай. Поспорили мы, не помню, по поводу чего, но я при свидетелях настоял: кто проиграет, тот забудет про бритву на неделю. Спор я, конечно, выиграл. И, согласно уговору, проигравший англичанин, вышедший следующим утром на палубу, был гладенький, как младенец. Я потирал руки: теперь, Арнольдушко, ты в моих сетях, словно сладкая селёдочка…
День прошёл в радостном ожидании. На вторые сутки я долго не выходил из каюты - смаковал свою победу. Потом всё-таки поднялся, увидев издали приятеля, глаза в сторону отвёл: ну чтоб удовольствие продлить. Поравнялся с Арнольдом, на его лицо с ухмылкой уставился - а на лице …щетина!
Второй раз этот тип меня перехитрил, как последнего бычка… Ладно, думаю, устрою я тебе последнее испытание - по-русски. В баню пригласил попариться - одна из кают у меня переделана да и пара берёзовых веников всегда в запасе... Правда, англичашка долго не соглашался, ссылался на болячки. Но тут мне на помощь пришла вся команда: видно, раскусили мои парни, какую каверзу я задумал подстроить «артисту». Уломали.
К русской парной я готовился тщательно: за день до бани даже помылся тайком - негоже перед женщиной выглядеть грязным и тухлым толстолобиком. Одним словом, подготовился на славу. Как сейчас помню, вошёл в парную, поискал глазами то, что хотел… Но лишь разглядел - глазам не поверил: мужик, ей-богу мужик, чтоб в моей печёнке рыбий хвост застрял!
Не подумай, Андрюха, будто огляделся - голого мужика от бабы я всегда отличал, поверь. От неожиданности даже в тазик с горячими вениками сел... Потом ребята долго смеялись: когда они услышали мой крик, хотели даже к нам бежать в баню, чтобы проверить, не случилось ли чего.
…Провожали мы Арнольда в Гонконге всей командой. Даже о сильном шторме, который накануне сломал нам грот-мачту, не вспоминали. До сих пор у меня перед глазами его насмешливые губы, будто что-то хотели сказать, но так и не сказали.
И ты думаешь, на этом история закончилась? Кабы.
Меня и моих ребят никак не оставляла мысль, что нас обвели вокруг пальца. На наше счастье, в Сингапуре у одного из матросов работала сестра в Интерполе, и он уговорил родственницу послать запрос. Вскоре мы держали в руках ответ.
Оказалось, Арнольд - в прошлом растратчик, сидел в тюрьме, но в международном розыске не значится. Бывший поданный африканского государства Суринам. Но главное, не Арнольд он вовсе, а …Сильвия!
В середине 90-х темнокожая женщина по имени Сильвия изменила свой пол, цвет кожи и стала Арнольдом.
Мы с ребятами долго вертели в руках факс с «истинным Арнольдом» и отказывались верить - нет, не в последние достижения науки - а совсем в другое: зачем восхитительная женщина, которой каждый из нас был бы готов хоть весь собранный жемчуг пожертвовать, разменяла себя на непривлекательного, почти уродливого мужика?
А пока команда разглядывала фотографию, я испытывал одновременно два противоположных чувства: гордости и стыда. Гордость: ибо доказал незыблемость великого, могучего морского закона! А стыд: как же я в бане бабу-то не признал?

Славко со смехом докурил трубку, выбил остатки табака и вновь потянулся за бутылкой. А в моей голове мелькнула мысль:
- Славко, вы сейчас... ты сейчас про пиратов говорил. Расскажи.
- А чего рассказывать-то… Разбойничают... С месяц назад едва добрались до Суэца. Представляешь, сомалийские пираты, морского ежа им глотку, мою отремонтированную яхту чуть не хапнули. Да об этом ещё в газетах писали. Читал?
- Читал, - кивнул я вовсе не из вежливости, припоминая информацию из криминальных сводок. - Только писали, будто вам кто-то помог отбиться.
- Помогли ребята, спасибо им - открыли предупредительный огонь по пиратскому катеру. Но и мои парни тоже не промах: когда африканцы полезли на борт, мы выскочили, накрыли их сетями и закидали кокосовыми орехами.
- Получается, вы с теми, неизвестными, пиратов с двух сторон обложили? А не знаешь, куда потом ваши друзья подались?
- Не знаю. Да какая разница? Главное, я жив-здоров. И пью втроём вместе с вами.
Последняя фраза Славко заставила меня улыбнуться: в то время как Аманда уже давно мирно спала, она в то же время успешно дополняла собой кампанию «на троих».
- Так ты пьёшь? - собеседник хлопнул меня по плечу.
Пришлось сделать пару глотков.
- Ну вот, повеселел немного, - обрадовался за меня моряк, - а то бледный какой-то - наверное, из офиса не вылазишь. Кстати, своей подружке скажи, чтобы слезала с диеты: у неё голодный обморок. Посмотри на спину - видишь как рёбра выперли? Люби её крепче, корми сайрой и палтусом, иногда давай ром.
- Я никогда не пью по утрам, - подала голос Аманда, не поднимая головы. - Слушайте, почему вы зашли в мой кабинет без спроса? Я репортаж пишу. Убирайтесь и не входите сюда без главного редактора…
- Что она говорит? - насторожился Славко. - Какой репортаж? Постойте, вы журналисты?
- Нет-нет - обычные писатели, - ответил я, собрав всё самообладание, на которое был способен. - Приехали на ежегодный конгресс в Мишки. Хотите, документы покажу?
Но мои слова моряка не убедили:
- Извини, земляк, мне пора. Бывай.
Славко встал и, пошатываясь - как в прошлый раз, только заметно сильнее - направился к двери. Проходя мимо бармена, оглянулся, что-то шепнул тому; хозяин заведения кивнул в ответ и нырнул на кухню. Я бросил несколько долларов на стол, растолкал Аманду, кое-как взвалил её руку на своё плечо, чтобы поскорее вывести из подозрительного заведения. Пожилые люди за столиками глядели на нас, особенно на «нетрезвую» девушку, и укоризненно качали головами. У самой двери до меня отчётливо донёсся голос бармена:
- Двое… Русские… Якобы, писатели… Далеко они уйти не смогут, но поторопись…
На улице Аманда пришла в себя, порылась в сумке, достала какой-то пузырёк:
- Можешь отпустить мою руку… У меня снова случился обморок? Проклятая диета… Перед обмороком моё лицо резко бледнеет. Запомни. А в принципе ерунда: обмороки проходят быстро и без последствий, просто в следующий раз найди в моей сумке нашатырь… Знаешь, пусть пузырёк пока полежит у тебя. Почему ты оглядываешься по сторонам? Всё окей?
- Валим! - выпалил я.
- Чего?
- Рвём когти. Атас!
Подруга посмотрела на меня вопросительно и …потянулась к блокноту.
- Некогда смотреть в шпаргалки, - прошипел я. - «Рвать когти» - это значит «пора сматывать удочки».
Аманда не двигалась с места. Я рассердился и топнул ногой:
- Снова не поняла? Ну, дёру давать, пятки смазывать, канать, линять, улепётывать…
Никакой реакции.
Но вот на испуганном женском лице мелькнула искра озарения:
- Шухер, что ли?
Я устало кивнул.
- Так бы сразу и сказал.
В следующую секунду моя спутница уже неслась вдоль домов, словно пару минут назад не было и в помине никакого обморока - да так, что я едва поспевал за ней.
Мы остановились примерно в километре от злополучного кафе, чтобы перевести дух.
- Извини, это профессиональное, - пожала худыми плечиками подруга. - Если появляется угроза, надо вначале уходить - всё остальное потом. Теперь скажи, что приключилось в кафе. Господи, когда ты успел напиться?
Пришлось всё рассказать. Моя версия случившегося - я немного приукрасил собственное мужество - произвела на Аманду сильное впечатление.
- Да, тёмная история. Но ты у меня молодец. Правильно мы сделали - как ты сказал? - ногти оторвали. Прости, пожалуй, вчера я была неправа: твой принцип разумной осторожности не так плох. А теперь нам надо спешить, пока местная мафия нас не настигла. Побежали?
- Стойте! - раздалось вдруг буквально в десятке шагов от нас.
Подруга взвизгнула и снова побледнела.
Новый обморок? Нет, только не это! - испугался я, но мои руки, вместо того чтобы искать нашатырь, предательски поползли вверх…
Голос явно принадлежал мужчине. Несколько секунд показались вечностью. Мы не смели обернуться и лишь слышали, как человек приближается к нашим спинам. Интересно, у него пистолет с глушителем или без? - мелькнуло в моей голове.
Кажется, мы были готовы ко всему, но то, что я и Аманда увидели, превзошло все наши ожидания. Перед глазами вырос …обычный подросток в коротких, обрезанных под шорты джинсах, да ещё с книжкой в руках!
- Простите, - извинился незнакомец, тяжело дыша и с трудом подбирая русские слова, - вас очень непросто догнать. Я не знал, что вы любите заниматься пробежками. Вы писатели из России?
- Как догадался? - спросил я и опустил, наконец, руки.
- Отец сказал. Вы его видели - он работает барменом. Он позвонил мне и предупредил: в кафе известные писатели - а я собираю автографы знаменитостей. Моя коллекция самая большая во всём посёлке. Вы ведь знаменитости?
Вопрос озадачил меня.
- Конечно, знаменитости, - пришла мне на помощь Аманда. - Как тебя зовут, мальчик?
- Ненко.
- Давай, Ненко, свой альбом - Аманде Соларди для хорошего человека ничего не жалко. Мои автографы можно встретить в Риме, Мехико, Гонконге… Килькин, возьми карандаш и поставь вот здесь закорючку.
- Не Килькин, а Тюлькин, - пытался протестовать я, но покорно расписался. - Пошли отсюда.
- Не спеши, дорогой, - Аманда улыбнулась. - Ненко, откуда ты так хорошо знаешь русский язык?
- Сюда приезжают туристы из России - пришлось научиться.
- Скажи, а твой отец не говорил, кто ему указал на нас как на писателей?
- Конечно, сказал. Моряк Славко.
- Слушай, мальчик, расскажи нам о Славко. Кто он?
- Друг нашей семьи, настоящий морской волк, когда-то спас отца с тонущего корабля. Каждый год перед отплытием он гостит в нашем доме. Говорят, многие люди обязаны ему жизнью.
- Выходит, Славко спасатель?
- Спасатель. Хотя…
- Договаривай.
Подросток замялся.
- Ну же, Ненко, - напирала Аманда, - я добуду тебе десяток автографов знаменитостей. Сейчас в Мишках идёт конгресс писателей - когда мы туда вернёмся, я вышлю тебе всё по почте. На твоём альбоме написан адрес - гляди, я честно переписываю его себе в блокнот. Так по рукам?
- Хорошо, - не без колебаний согласился Ненко. - Славко действительно спасает людей, но отчего-то очень не любит властей и журналистов. Поэтому, я думаю, он занимается, ещё чем-то. Да, я точно знаю, что его имя вовсе не Славко (моя спутница навострила уши и приготовилась записывать), а Фарос. Так его иногда называет отец. Правда, здесь несколько человек называют себя Фаросами, но только я знаю, кто из них настоящий. Это всё. Смотрите, вы обещали автографы.
Услышав знакомое имя, Аманда выронила карандаш с блокнотом и схватилась одной рукой за сердце, другой - за голову. Из её уст вдруг полились целые потоки непереводимого апеннинского диалекта. Наконец, итальянка выговорилась, пару раз глубоко вздохнула и набросилась на меня:
- Килькин, какого чёрта ты не пригласил его за наш столик сразу, как только увидел?
- Вообще-то, не Килькин, а Тюлькин… И я его сразу же пригласил. (Мне не хотелось говорить о том, что Славко сел за столик без приглашения.)
- Та-а-к… Но ты наверняка не догадался включить диктофон во время беседы.
На мою голову снова посыпались упрёки - на этот раз на русском языке. Но неожиданно гневная тирада оборвалась на полуслове: на глаза подруге попался наш «диктофон-сигаретная пачка», вернее, чуть сдвинутая крышка на нём. Отклонённое положение крышки означало, что прибор включён. Очевидно, боясь сглазить удачу, Аманда выразительно, с немым вопросом на лице, взглянула на меня. Я торжествовал в душе, но изобразил полное спокойствие:
- Когда мы зашли в кафе, я включил прибор и с этой минуты ничего не выключал. (Не рассказывать же мне, что на самом деле диктофон включился сам, после того как я хорошенько шмякнул его об стол.)
Подруга сглотнула слюну и указала пальцем на фотоаппарат.
- С видео тоже всё нормально, милая, - продолжал я изображать невинного ягнёнка, - здесь несколько прекрасных снимков нашего героя. (Разумеется, признаваться в том, что Славко попал в поле объектива случайно, в мои планы не входило.)
Наверное, я несколько «пересолил» с эффектом, так как лицо моей спутницы стало стремительно бледнеть; и мне как дважды два стало понятно: теперь она уж точно упадёт в обморок.
Я быстренько распрощался с Ненко: не стоит мальцу глядеть на страшные вещи; нащупал в кармане пузырёк с нашатырём, сгруппировался, чтобы подхватить падающую даму. И, надо сказать, подстраховался вовремя: моя любимая вдруг дико закричала, прыгнула на меня, обхватив руками и ногами, и впилась своими сочными губами в мои.
Клянусь, такого поцелуя мне ещё не приходилось получать. Даже от Аманды.


=

Рано утром из замка верхом на лошадях выезжают двое мужчин. Лица их чрезвычайно схожи, только один явно старше второго. Едут молча.
- Отец, - нарушает молчание молодой, - я давно хотел спросить тебя об одной вещи. Скажи, почему ты никогда не рассказываешь о своих великих боевых подвигах?
- Зачем?
- Если знаменитый Фарос не станет ничего рассказывать о себе, с кого молодёжь должна брать пример?
- Всё правильно, сын, всё правильно… Однако мне как-то неудобно трубить на весь свет о своих победах.
- Не обижайся, но твоя скромность ложная, её следует преодолевать как вредную привычку. Лично я не скрывал бы своих побед над врагами. Жаль только, что скрывать мне пока нечего: я не совершил ни одного подвига.
- И ты действительно всё рассказал бы?
- Никаких сомнений.
Мужчины замолкают. Причина проста: в лесу нужна осторожность, ещё недавно в этих местах хозяйничала банда жестоких грабителей. Темновато - через ветви деревьев солнце продирается с трудом.
Но вот наши путники выходят из леса. Мрачная картина резко меняется: впереди переливающиеся золотом хлебные поля, река густо синего цвета, покатые крыши домов…
- Да, мрачноватое местечко мы проехали, - замечает Фарос. - Антоний, ты помнишь, год назад, как по пути в столицу у нас останавливался известный учёный?
- Помню. Его сопровождала дочь, прелестная юная леди.
- Вот-вот. Вы с ней сошлись и очень не хотели расставаться...
- А почему ты вспомнил о них, отец?
- Мне тут недавно слуги проговорились, будто на бедную леди, когда та прогуливалась недалеко от леса, напали трое негодяев. Слава богу, на крики о помощи прибежал какой-то неизвестный молодой человек и в одиночку прогнал злодеев.
- Что ж, он молодец. Рад за него.
- Но в романтической истории остался один хитрый нюанс: кто тот молодой спаситель, осталось неизвестным. По описаниям он имел сходство с тобой. Если бы не маска на лице…
- Я никого и никогда не спасал.
- Ну, хорошо-хорошо - я ведь просто так сказал... Меня только один вопрос мучает: почему о своём подвиге молодой человек никому ничего не сказал?
- Не знаю.
- А ты подумай, представь себя на его месте.
Антоний надолго задумывается. Лишь когда до цели путешествия остаётся «всего ничего», Фарос слышит ответ:
- Я думаю, настоящему мужчине, если он действительно мужчина, легче совершить новый подвиг, чем хвалиться старым.
 Оказывается, от отца к сыну передаются не только черты лица, но и «вредные привычки», хочет сказать Фарос. Но сдерживается и лишь тихонько смеётся про себя.