Отрывок из романа Детектор ошибок, продолжение 3

    Кирилл Сергеевич Пронин был любимым учеником профессора Садовского, продолжателем его школы, основанной на лучших традициях Советской генетики. Он принадлежал к редкому, исчезающему типу учёных исследователей, беззаветно и бескорыстно преданных своему делу.
Кирилл не просто любил свою работу, он жил и дышал ею, получая от
исследовательского процесса тот запас положительной энергии, который обычный среднестатистический индивидуум получает от выпивки, праздников, вкусной еды и женщин. Когда он переступал порог лаборатории, всё остальное уходило на дальний план, переставало тревожить и волновать. Он с головой погружался в увлекательный мир непрерывно делящихся клеток, святая святых генетической памяти, где каждый крохотный участок закрученной спирали ДНК таил специальные коды нерасшифрованной информации. В этом особенном мире клеток он чувствовал себя немножко влюблённым юношей и немножко волшебником. Как девушку, трепетно и нежно, он обожал каждую клетку, и самое интересное, клетки отвечали ему взаимностью, подчиняясь осторожному вмешательству, перестраивая свою программу, приобретая новые свойства, заданные волшебником.
Лаборатория молекулярной генетики для Пронина была не просто местом работы – это был его мир, его стихия, его среда обитания.
Привыкший к размеренной однообразной жизни Кирилл не любил никаких  перемен и катастрофически их боялся. Его жизненный уклад давно сложился, все приоритеты, цели  чётко сформулированы, определены и расставлены. Наука и работа всегда стояли на первом и самом главном месте, а уж семья на втором - второстепенном. В быту он был неприхотлив, нетребователен и незаметен, что называется, ни от мира сего. Да и когда ему заниматься бытом и прочими  несущественными пустяками, если все двадцать четыре часа в сутки его мысли были заняты генетикой и только ей. Даже во сне он видел бесконечные цепочки ДНК, с непрерывными процессами транскрипции, трансляции, репликации.  Порой он сам удивлялся, как у него вообще нашлось время жениться, да ещё и заделать двух совершенно очаровательных дочек. Кирилл считал это подарком судьбы, не иначе. Другие всю жизнь влюбляются, женятся, разводятся – находятся в вечном поиске, так и не обретя долгожданного семейного счастья. А ему с первого раза повезло с понимающей, мудрой женой, которая в своё время заняла место внезапно заболевшей матери, взвалив на себя заботу о доме, быте и о нём самом.
Уход профессора Пронин воспринял довольно сдержанно, хотя в глубине души был
искренне огорчён и расстроен. Он вообще был человеком, не склонным к ярким эмоциональным проявлениям, искренне считая громкие всхлипывания и причитания - истерическими перегибами, далёкими от истинных чувств, как правило, не выставляемых напоказ.
Он знал, что со смертью Садовского лично он и наука генетика многое потеряли, но что же делать, если всё непоправимое уже свершилось. Только наука могла заполнить образовавшуюся в его душе пустоту, и только она могла и должна была залечить его горе.
* * *
После похорон профессора Лосев собрал всех ведущих специалистов лаборатории моле-кулярной генетики, ранее возглавляемой Садовским, у себя в кабинете, чтобы огласить имя нового заведующего. Сотрудники возбуждённо шушукались, обсуждая предполагаемые кандидатуры. Кто-то прочил место завлаба Севе Третьякову, вполне заслуженному корифею. Кто-то склонялся в пользу Кирилла Пронина, учитывая его научный потенциал, звания и регалии, остальные не исключали вариант пришлого человека со стороны. Но оказалось, что в своих прогнозах ошиблись абсолютно все.
Юрий Викторович представил коллегам нового заведующего лабораторией  - Геннадия Гавриловича Зеленцова.
«Как Зеленцов? За какие заслуги?  Ведь он даже не доктор, а всего лишь кандидат наук», – пронёсся по рядам возмущённый шёпот. Но потом кто-то припомнил, что Генка – племянник ректора университета и все сразу затихли.
Крокодил долго расшаркивался перед начальством, рассыпаясь в благодарностях за оказанное доверие, обещая оправдать возложенные на него надежды. Но проверенный в трудах коллектив не тронули, ни его льстивые речи, ни масляные улыбочки. Все сотрудники прекрасно знали истинное лицо Крокодила, встретив его назначение траурным молчанием и предвидя трудные времена.
И только физик Сашка Ладынин, весельчак и балагур, умудрялся шутить, окрестив нового завлаба: Крокодил Горыныч.
Но даже самые отъявленные пессимисты не могли предположить насколько далеко зай-дёт в своих «реформах» новоиспечённый начальник. Перемены последовали незамедлительно.
Первым делом Горыныч оккупировал профессорский кабинет, уволил Верочку, приняв на её место молоденькую длинноногую девицу с макияжем индейца, вышедшего на тропу войны. Далее, протрубив общий сбор, он объявил чрезвычайное положение, вызванное якобы полным развалом дисциплины в коллективе:
- Тут вам не частная лавочка и не дом свиданий – пришёл, ушёл, когда вздумается. Распустились, понимаешь ли. Половина сотрудников регулярно опаздывает на работу. Другая половина отпрашивается раньше времени. А в результате что? А в результате - некому заниматься наукой. Отныне всех нерадивых опоздунов и прочих нарушителей дисциплины буду наказывать строго и беспощадно - денежными штрафами. И нечего возмущаться. Опоздал – плати из своего кармана. Не нравится - скатертью дорога! – разорялся Крокодил, грозно сотрясая воздух увесистым кулаком. - Все движения сотрудников будут фиксированы видеокамерами. Да-да. Видеокамерами. Их уже устанавливают. Ни одна мышь не прошмыгнёт незамеченной! Обед будет сокращён на полчаса, нечего разъедаться по часу – не в ресторане…
Но все эти попытки загнать творческий исследовательский процесс в жёсткие  рамки режимного учреждения были ещё цветочками по сравнению с указаниями, касающимися научных изысканий. Самым нелепым прозвучало приказание повторить эксперимент Са-довского, причём сделать это требовалось в рекордно короткие сроки, а именно, к юбилею института.
- Не сделаете, уволю всех к чёртовой матери без выходного пособия! -  открыто пригрозил Горыныч.
Отовсюду посыпались недовольные реплики.
После похорон профессора обнаружились весьма странные вещи. Бесследно пропала вся документация по микросфере. Кто-то украл лабораторные журналы, дневники и домаш-ний компьютер учёного.
К этой пропаже полиция демонстрировала полное равнодушие. Когда выяснилось, что смерть Садовского произошла от инфаркта, расследование прекратили, объяснив, что кражей документов должны заниматься участковые по месту жительства. Участковый в свою очередь тоже отказал, сославшись на отсутствие заявления от наследников умершего.
          Удручённые сотрудники, молча, выходили из кабинета нового начальника, понуро опустив головы. Крокодил вдруг окликнул Пронина, попросив его остаться. Кирилл повиновался, не ожидая от Горыныча ничего хорошего. Но как только они остались в кабинете одни, новоиспечённый шеф быстро сменил гнев на милость и, натянув на свою постную физиономию подобие радушной улыбочки, вежливо произнёс:
- Есть мнение назначить вас, Кирилл Сергеевич, старшим в группе по клеточной трансплантологии,- он указал пальцем вверх, по всей видимости, намекая на высокое начальство, хотя кабинеты администрации института располагались на первом этаже. -  Кто, как ни вы, ближайший помощник профессора и его лучший ученик, знакомы со всеми тонкостями и нюансами последних экспериментов. Вам, как говорится, и карты в руки. Занимайтесь микросферой и только ей. Я распоряжусь, чтобы вас не беспокоили по пустякам и обеспечили всем необходимым. Главное, чтобы эксперимент был завершён. Будете лично докладывать мне обо всех этапах исследования. Надеюсь, вам известен состав микросферы?
- Частично.
- Ну, помилуйте, Кирилл Сергеевич, как такое возможно? Вы - правая рука профессора, несколько лет занимались с ним только этой темой и теперь заявляете мне, что вы не в курсе.
 - Как и все в нашей команде, в общих чертах. Вы же прекрасно знаете, что у нас разделение труда. У каждого своя узкая специализация. Каждый отвечает только за свой маленький участок работы. Лично я занимаюсь генетикой.  Николай Игнашевич – биохимией. Сева Третьяков - способами доставки. Досконально все расчёты вёл сам Садовский. Полный состав комплекса - его персональная разработка.
Крокодил недовольно поморщился, но не отставал:
– Скажите, а о чем вы беседовали с Борисом Марковичем накануне его смерти у водохранилища?
«Странный вопрос. Он что же следил за ними»?- подумал  Кирилл, внимательно разглядывая начальника из-под очков.
- А какое это имеет значение? Кажется, мы говорили о рыбалке, а потом обсуждали интересные публикации в прессе.
- И профессор не поделился с вами своей тайной?
- Тайной? Какой тайной?
- Разве не вам он оставил документы по микросфере? Диск или флешку?
- Нет.
- Но вы же наверняка знаете, с кем Борис Маркович дружил или был особенно близок настолько, чтобы доверить своё открытие?
- Понятия не имею. Он был человеком замкнутым и ни с кем не общался особенно тесно. Существенная разница в возрасте знаете ли. Все уважали его, как опытного наставника, талантливого учёного, но побаивались за излишнюю принципиальность и прямоту.
- Да уж. Характер у него был не сахар. Но вы же как-то ладили с профессором?
- Это были не выходящие за рамки служебных отношения ученика и учителя.
- А как же диалог о рыбалке?
- Что, простите? – переспросил Пронин, поправив привычным жестом сползшую на переносицу дужку очков. -  Ах, это. Неформальная обстановка располагает. Мы же люди, и как говаривал Теренций: humani nihil a me alienum puto.
- Попрошу в моём кабинете не выражаться! – неожиданно разозлился Крокодил.
Кирилл хихикнул, догадавшись, что Зеленцов не понял известной фразы: «ни что человеческое нам не чуждо». Неужели ему придётся работать под началом этого недоучки?
- Сколько времени вам потребуется на повторение эксперимента? - не отставал новоиспечённый шеф.
- Без Садовского? Да вы что. Это невозможно. Нужны его документы, в противном случае, эксперимент придётся начинать сначала.
- Меня интересуют конкретные сроки?
- Не знаю…Полгода, год. Как получится.
- Вы издеваетесь? Микросфера должна быть восстановлена в течение месяца.
Кирилл едва сдержался, чтобы не крикнуть этому выскочке, чтобы сам занимался микро-сферой, раз такой быстрый. Как занять профессорское кресло ума хватило, а делать научные открытия должны другие. Поистине прав был Бернард Шоу: «кто умеет, тот делает; кто не умеет, тот учит других». 
- Вот возьмите,- Горыныч вытащил из стола какой-то свёрток и протянул Пронину. - Это дневники профессора, - пояснил он, заметив выражение недоумения на лице подчинённого. -  Разберитесь что к чему. Даю вам ровно три дня. В понедельник утром жду у себя с подробным отчётом. Меня интересует всё, что касается микросферы.
- Но позвольте, Геннадий Гаврилович,- наконец нашёлся Пронин,-  откуда у вас дневники Садовского? Я слышал, их похитили сразу после гибели профессора.
- Версия с похищением придумана для полиции. Неужели вы хотите, чтобы эти мужланы в погонах всё опечатали и полгода дожидались мифических наследников, которые, если таковые вообще имеются, взяли бы и выбросили ценные научные записи на помойку, навсегда похоронив для потомков все труды великого учёного.
- Но ведь это незаконно.
-Я бы не советовал вам, Кирилл Сергеевич, где-то распространятся на эту тему. Если не хотите остаться без работы - держите язык за зубами. Ваша задача учёного – завершить дело профессора Садовского. Остальное - вас не касается. Идите, работайте. И чтобы в понедельник утром ваши выводы по анализу дневников лежали у меня на столе.

* * *
Всё выходные Кирилл корпел над бумагами профессора. Кажется, Пушкин сказал: «Сле-довать за мыслями великого человека, есть наука самая занимательная». Пронин на-столько увлёкся, что даже забывал принимать пищу. Он хорошо помнил, как пять лет на-зад они начали первые эксперименты со стволовыми клетками. Перед глазами живо всплывали все этапы на пути к микросхеме. Все их надежды и последующие неудачи в каждом конкретном случае. Везде они получали иммунный ответ и разрушение донор-ского материала в короткие сроки. А в тех единичных случаях, когда  введённые клетки всё же приживались, не удавалось контролировать процесс их хаотического деления, приводящий в конечном итоге к опухолевым образованиям. Открытие Ямонаки вызвало новую волну исследований.  Нобелевский лауреат перепрограммировал клетку кожи, превратив её в стволовую. Кирилл не только повторил эксперимент японца, а пошёл дальше, получив из обонятельной клетки носового эпителия – нервную. Это Садовский заметил, что обонятельные клетки напоминают клетки древнейшей коры – гиппокампа и поручил Кириллу поработать в этом направлении. Успех превзошёл все ожидания. После незначительной генетической коррекции они получили полноценные нейроны. Отпала необходимость в донорских клетках – раз. Решена проблема отторжения - два. Оставалось каким-то образом ввести полученные клетки в мозг в очаг поражения, так, чтобы контролировать патологический рост. Во всём мире для этого используют вирусный вектор. Но эта методика имеет массу побочных эффектов. Профессору пришла идея использовать «живую» полупроницаемую мембрану, напоминающую по виду мельчайшую биокапсулу, впоследствии, из-за формы и размера, названную микросферой. Выполнив функцию доставки нейронов, оболочка должна раствориться. Изначально предполагалось, что она будет состоять из полипептидов – белков, способных распознавать очаги повреждения в мозге и препятствующих опухолевому росту. Чтобы избежать воспалительной реакции, Коля Игнашевич предложил использовать специальный стерилизующий гель. Перед введением в мозг готовые микросферы предварительно обрабатываются гелем,похожим на тот что используется в кардиологических стентах. Затем с помощью специальных интраназальных (через нос) стерео зондов, заказанных из Питера, под контролем видеооборудования Сева Третьяков придумал вводить микросферы в ликворную систему мозга.
В дневниках профессора были описаны все этапы эксперимента кроме одного – точного состава биокапсулы (микросферы).
Кирилл внимательно просмотрел дневники. Не доставало нескольких страниц.  Похоже, кто-то вырвал листы. Кто это сделал? Если Зеленцов, то почему он не воспользуется ими? Куда подевался компьютер профессора? Ведь именно там должен быть весь расклад по микросфере. Логично предположить, что кража дневников и компьютера - дело рук одно-го человека. Почему же тогда Крокодил не отдал ему компьютер? Боится? Проверяет? Что дальше? Проводить дознание или заниматься наукой? Нет, сыщика из него явно не выйдет. Каждому своё. Его задача - продолжить исследования. Теоретически можно сделать анализ компонентов микросферы, пожертвовав мозгом нескольких подопытных мышек, но прошло уже больше трёх недель. Мембрана практически растворилась. Необходим спектральный и иммуноферментный анализ ликвора. Без Коли расшифровка спектрограммы займёт массу времени. Как же не вовремя Игнашевич запил», - сокрушался Кирилл, делая компьютерную распечатку своих выводов.