Пионерские впечатления 8

В понедельник, после праздничного субботника и воскресного похмельника,
учащиеся школы №4, не очень ретиво, вышагивали в сторону храма науки.
Актив 5-Б класса, и я в том числе, держали совет, как быть дальше.
То, что нас обольют грязью, а меня просто попытаются уничтожить морально,-
ни у кого не вызывало сомнения. Решили отпираться, даже под угрозой расстрела,
ставили друг другу в пример героев-подпольщиков, словом ударили по рукам
и, довольные жизнью, близкими летними каникулами, затрусили в класс.
   Класс.-Довольно просторное и высокое помещение, расположенное на втором
 этаже 2-х этажной школы. Довольно неплохой спортзал-шефы постарались, хорошо оборудованные кабинеты (тоже шефы!)  Классная руководительница, преподаватель немецкого языка Зинаида Никоновна,
  тактично предложила мне выйти из класса и последовать за ней в учительскую.
 Со стен мне вслед смотрели :Генрих Гейне, Шиллер и Гёте, на которых с противоположной стены, взглядом надсмотрщиков, взирали Карл Маркс-
Фридрих Энгельс. Энгельс, почему-то, плутовски ухмылялся в бороду и усы и, как мне показалось, слегка подмигивал, а девочки посылали мне вслед воздушные поцелуи,-мол, не робей. Я, собрав  волю в кулак, готовый сражаться до конца и пасть в неравном бою смертью храбрых, вошел в учительскую и, остолбенел от
неслыханной наглости, и вопиющего бесстыдства.
Длинный Т-образный стол. Во главе стола в центре- директриса Кургузова (её
за глаза все называли только по фамилии),по левую руку в позе отдыхающей
от бурно проведённой ночи шлюхи,-  Верушка, по правую руку-слесарь Абутков, где-то на задах затаились профсоюзный прохиндей и секретарша, а Шмулевич, притулившись к стене под портретом Луначарского, робко сморкался в носовой платок и
посматривал, то на Верушку, то на Абуткова, то на меня и ёжился под змеиным взглядом секретаря первичной парторганизации-она же и директор школы
Кургузова Октябрина Владиленовна. Я тут же сообразил, что крайними хотят выставить главного механика Шмулевича, рационализатора Абуткова и примкнувшего к ним профсоюзного прохиндея, к которому я чувствовал крайнюю антипатию.
А меня решили выставить в качестве главного свидетеля, т.е. стукача. Как быть?
Абуткова я уважал за изобретательский талант, Шмулевича было по человечески жалко. Да он ещё всегда подбрасывал отцу небольшие премиальные, так что я
решил проявить пролетарскую солидарность и чёрт с ней Верушкой.
Начинался первый акт этого позорного пионерско-комсомольско-коммунистического порно-фарса...