Все события и персонажи вымышлены, любые совпадения с реальными людьми случайны .
На экране появилось фото. Юная упругая грудь, едва прикрытая сбившейся в сторону белой майкой. Вроде бы, всё вполне целомудренно, всё, что должно быть скрыто, было надёжно спрятано под тонким трикотажем, но… Надёжно ли? Ему хватило мгновения до того, как фотография исчезла, чтобы заметить и едва просвечивающие кружки небольших ореол, и проступающие горошины маленьких сосков, и трогательные складочки гладких подмышек… Очертания девственных сфер манили, и сердце его стало биться чаще. Ему казалось, он осязает их. А остренький кончик сосков распалял воображение. «Это божественно!» - выдохнул он, и сладострастная истома овладела им. «Зачем она так делает? К чему искушает? И стоит ли противиться этому лукавству, шальной шутке юной демоницы? Возможно ли устоять перед вызывающим, провоцирующим напором? Вряд ли. Вряд ли это в моих силах, не устою. Не смогу. Да и нужно ли сопротивляться страсти, наваждению? Может быть, окунуться в этот колдовской омут? И пусть осуждают, пусть я буду смешон. Но… Ведь буду, буду терзать себя всю оставшуюся жизнь, если не приближусь к ней, не коснусь того, что неприкасаемо, ибо смерть мне принесут ее прелести. Может, богомолы умирают от счастья?
Понимая несбыточность мечтаний, он снова тяжело вздохнул: « Где я, и где она. И кто я, и кто она?» А спелые груди на фото манили. Они призывно дразнили, распаляя в нем неукротимое желание - щемящее и дерзкое. Ему до боли захотелось отодвинуть соблазнительно сползшую на плечо лямку, обнажить упругую грудь, что рука невольно потянулась к экрану. Но в этот момент изображение пропало, и он стиснул зубы от разочарования, от безысходности.
* * *
Их знакомство началось с ничего не обещающей переписки на литературном портале. Что их свело? Возможно, провидение. Наверняка, неведомая сущность решила поглумиться над ним. Тогда Александр обратил внимание на портрет девушки лет двадцати. Она стояла вполоборота к фотокамере и улыбалась. Какой-то внутренний вызов ощутил он в ее взгляде. Нет, это была не хищница. Это была юная красавица, которая улыбалась открыто и приветливо.
Саша всего лишь оставила свой отзыв на его рассказ. И нет бы, сухо поблагодарить за внимание к своему опусу и забыть о ней навсегда. Нет, что-то роковое заставило его ответить на комментарий. Она, словно пленительная русалка, похитила его разум и увлекла за собою в пучину. Его, сорокасемилетнего, умудрённого жизнью, счастливо женатого, любящего супругу и детей.
Жизнь давно ровно бежала по накатанной колее: свой дом, работа. Живи, не отвлекаясь на всякую блажь. В принципе, он и не отвлекался, если не считать баловство литературой, на что домашние смотрели с иронией. Скорее всего, именно увлечение сочинительством заставило его почувствовать в девушке на фото родственную душу. Пока переписка касалась только литературы.
Их эпистолярно-виртуальное общение, выглядящее рядами ровных строчек на экране монитора, со временем стало напоминать неровный график кардиограммы. Строчки прыгали перед глазами, взметались острыми пиками, зияли глубокими пропастями: взволнованно и часто начинало биться его сердце.
Первый раз это случилось, когда она попросила оценить свой рассказ. Он спокойно принялся за чтение, не ожидая подвоха. Возможно, его и не было с её стороны, но… Это была эротика: превосходная в изложении, красочная в описаниях и провокационная в своем откровении. Это была история, свободная от чопорного ханжества: открытая, смелая и вызывающая, но без намека на пошлость или порно. В ней не было грязи. Но было искушение: то, о чем мечтают и вздыхают многие, но боятся в этом признаться даже самим себе.
Александр не знал, как отреагировать. Он – примерный семьянин, человек, глубоко верующий в Бога, свято чтущий нравственные заповеди – не прелюбодействуй, не возжелай жены друга своего – впервые растерялся. Что ответить ей, той, что годится ему в дочери? Как вразумить, как тонко намекнуть, что не пристало юной девушке писать такого, как не обидеть словами? Именно эту дилемму предстояло решить ему. Как тактично показать, что выбранная тема – табу? И как не выдать тайные мысли свои, распалённого сладострастия своего, что вызвал в нем рассказ. При всем желании оставаться в согласии со строгой моралью, в нем взыграло ретивое, и к своему стыду он понял, что в сценах, рисуемых повествованием, он представлял её - миловидную и нежную красавицу с аватарки. Он пытался отогнать от себя образ девушки, пытался смыть картинки, разбуженные фантазией, но его обессиленной воле этого не удавалось, и он почувствовал, что сдается. Сдается силе, неподконтрольной разуму, надёжно запертой в холодных чертогах ханжеской морали.
Будучи искренне верующим, он, тем не менее, редко посещал храм: не пускали заботы, работа. Теперь же он каждую субботу шёл на службу и выстаивал её до конца. И молился, горячо, истово прося Бога избавить от наваждения, дьявольского искушения, прекратить невыносимые мучения, вызванные желанием обладать маленькой ведьмой с зелеными лукавыми очами.
Он закрывал глаза, и душа его уносилась ввысь вместе с дивными, пронзительно - нежными и мелодичными звуками молитв, что пел церковный хор. И не вслушиваясь в слова, мысленно твердил лишь одно:
- Господи! Укрепи веру мою, укрепи силу мою! Отведи искушение, избавь меня от мучения, ибо грех это!
И слёзы текли по щекам его, но облегчения не приносили...
С тех пор это стало наваждением: мысли и грезы о ней накрепко въелись в его душу и сознание. В своих ответах он продолжал придерживаться навязанного обществом приличия и положенного благоразумия, но откровенность девушки обязывала к откровенным ответам. Так, незаметно для себя, он стал рассказывать ей то, что не рассказал бы даже в самом хмельном состоянии лучшему другу. Ведь давно не пускал он никого в глубины своей души, ибо считал такие темы деликатными и личными. Но это новое, что воспринимал он как вызов, разворошило в нем улей надежд и влечений . Именно вызов, её вызов ханжескому обществу он принял и на свой счет. Потому сначала робко, затем уверенней и смелее он стал делать признания, мучимый едва сдерживаемым буйным вожделением. В относительно короткий срок выложил он свою подноготную. Все его тайные эротические фантазии, весь скудный интимный опыт. И больше всего удручало его в этой ситуации то, что между ним и желанной нимфой полторы тысячи километров. Это растворяло в нем надежду. Он понимал, что все их встречи возможны лишь в сети. И пустившись во все тяжкие в виртуальном пространстве, он уже не мог смириться с мыслью о невозможности встречи. Но как, как было решить ему эту проблему? Только поездка в Москву, в этот хлебный город, якобы на заработки, стала для него ключиком от запретной двери.
Полюбил ли он её? Нет. К ней его тянула другая сила. И имя ей - Вожделение. Жажда обладать этим упругим юным телом, обладать так, как писала она в своих рассказах, сводила с ума. Только при одной мысли о ней трепетал каждый интимный мускул, отчего естество его текло, как лоза винограда по весне.
* * *
Именно поэтому он придумал себе правдоподобный предлог:
- Еду на заработки в Москву. В семье нужны деньги.
Что же касалось места работы, то и в этом ему помогла его нимфа. Она искала толкового садовника в свой загородный дом. И он, не раздумывая, согласился. Но что руководило ей? Почему девушке стал интересен мужчина вдвое старше, годящейся ей в отцы, он об этом не думал. Он четко понимал, что это судьба и что откажись он от поездки - всю жизнь будет казнить себя. Теперь не разум подконтрольно вел его размеренную жизнь, а сладострастие и вожделение стали навязывать свои правила.
Молодой хозяин, муж прелестной нимфы – Дмитрий, обозначил обязанности Александра и через три дня отбыл в Германию по делам корпорации.
Работа была несложной. Ему предписывалось следить за чистотой во дворе, в нужное время поливать траву и цветники, стричь газоны, пропалывать сорняки на многочисленных клумбах. Кроме того, совмещать обязанности садовника с работой плотника, сантехника, электрика. Впрочем, разве сложно это мастеру на все руки, ведомого страстью? Отдельно хозяин попросил приглядывать за рабочим с Украины, в одиночку возводившем на участке беседку. Почему-то Дмитрий не особо доверял ему, что-то настораживало в его бегающих глазах, в постоянном менторском тоне, в желании навязать свою точку зрения.
Это был сухой поджарый мужчина лет шестидесяти пяти, крепкий на вид, с ядовитым выражением лица. Микола считал себя универсальным мастером и всезнайкой. Он мог беспардонно влезть с любым советом в работу Александра. Особенно любил указывать на недостатки в работе при самой хозяйке, что очень злило нового садовника. Да и их знакомство изначально вышло неудачным.
Еще в самом начале, когда определялся фронт работ, Микола подошел к вновь прибывшему.
- Ты откуда будешь, юноша? - оценивающе поинтересовался старик.
- Из Молдавии.
-А, мамалыжник! - не отвязывался рабочий. - А я Николай Францевич, с Украины - старый морской волк, покоритель девичьих сердец, отец многочисленных деток во всех портах мира.
И дедок неприятно осклабился.
Очень не понравилось Алексанру такое хамское знакомство. «Чем кичится, мерзавец?!» - возмущался про себя он. – «Тем, что наплодил детей и не знает их, тем, что стольким женщинам нагадил? Старый морской волк. Старая мошонка ты, а не волк». Потому встреч с Миколой Францевичем он старался избегать. Разговоры с ним ему были неприятны. Тему "морской волк" всегда вёл одну: о девушках, вернее, об извращенном с ними сексе. Дед не считал постыдным делиться своими похабными воспоминаниями. Он с восторгом смаковал подробности былых похождений.
- А вот раз в Доминикане, мы стояли там две недели, я окучил такую мулаточку! Сочная, сиськи, как дыни – во! Любила, когда я её на песочке у моря ублажал…
Но не договорил, потому что садовник осёк его бранью на молдавском.
- Спуркэчуне че ешть! - ругнулся он в сердцах. - Анималэ!
Непонимающий языка дедок продолжал улыбаться.
- Переведи с французского, - насмешливо протянул он. – Чего-то я языки забывать стал.
- Иди работать, Францевич, ты мне мешаешь, - ответил Александр, не желая конфликта.
Но конфликт между ними все же случился. Это произошло в выходной, когда оба работника завтракали на общей кухне домика для персонала. Морщинистое лицо старика светилось особенным светом, по нему было видно, что готово новое откровение, новая гадость, новая грязь.
- Слышь, Сань, - свернув губы в ехидную усмешку, обратился он. – Чего скажу: вчера наша шлюшка специально ходила голой передо мной. Я видел ее в ванной. Ты-то занят был с насосом для фильтра в бассейне, она меня позвала, типа, засор устранить в кухне. Дверь была не прикрыта. Как пить дать, для меня оставила!
Еле сдерживаясь, чтоб не ударить старика, Александр тихо ответил:
- Вам бы умерить свою фантазию, старый ловелас!
- Не веришь? Ну, хорошо, не специально, я подглядывал. Пришёл пораньше, а она ванну принимает. И дверь не заперта. Так я в щёлочку-то и полюбопытствовал, - признался старик и гнусно захихикал. - Грех не посмотреть на диво. Но все равно я её трахну! Сдам сегодня объект и трахну, сладкую такую! Она узнает, что такое шторм в 12 баллов. Она же рождена для этого, недотрога наша. Чтобы её погорячее раскочегарили, хехех!
В голове Александра помутилось от ярости. Он не понял, как всё произошло. Садовник схватил старца за грудки и сильно встряхнул несколько раз, приговаривая на молдавском:
- Жаврэ бэтрынэ, сэ-ць ей гындуриле де пе йа. Ор сэ те ыннек ын сынже, добитокуле. Ор сэ те омор!
Он швырял старика из угла в угол, лупил по щекам, остервенело тряс, словно вышибая дух из жертвы, пока на шум не явилась хозяйка.
Причины конфликта не выдал ни один из мужчин. Они только с ненавистью смотрели друг на друга, вынашивая планы мести.
Но мести не случилось. "Старый морской волк" успешно сдал объект и к вечеру покинул территорию дачи, так и не осуществив свой мерзкий план относительно девушки.
А думы о Саше не отпускали. Ещё до отъезда в командировку её мужа, Александр, томимый влечением, вышел прогуляться, развеяться. Он пошёл в лес, начинавшийся почти сразу за забором коттеджного посёлка. Бродя среди деревьев, он забрел далеко и понял, что заблудился.
- Драчий ымь аратэ друмул! - бормотнул он и, выбрав направление наугад, он сделал несколько шагов и остановился. Александру показалось, что кто- то глухо кричит. Мужчина прислушался. Так и есть! Кричала девушка, но так глухо, точно ей закрыли рот ладонью. Он поспешил туда,откуда до носились звуки.
С трудом продираясь сквозь заросли кустов, он услышал голос и узнал его. Кричала Саша, его хозяйка! Уж ее-то голос он узнает из тысячи похожих: нежный и мелодичный, он заставлял закипать кровь.
- Нет, нет! Прошу вас! Не трогайте меня! Отпустите! Не надо! Не надо! Пожалуйста!
Саша плакала! Его маленькая нимфа плакала в руках насильника! И Александр бросился вперёд. Он уже почти достиг цели, когда услышал новый голос:
- Сучка! Ты сводишь меня с ума, маленькая похотливая дрянь! Стой смирно!
Александру показалось, что он ошибся. Муж?! Её муж?! Но что происходит?! Почему они в лесу и... «Он бьет ее? Как можно бить такую хрупкую?! Она же ребенок совсем. Не по-мужски это, не правильно! Не дам издеваться над моей девочкой!»
Но тут же заставил себя остановиться. «Нет это не ссора», - понял он. –«Муж не гоняет ее. Это же...» Мужчина понял! Он все понял. Между супругами - игра. Сексуальная ролевая игра, о которой он читал на тематических сайтах, которую посматривал в фильмах для взрослых, и над которой сально глумились мужики в родном селе.
Он смотрел на то, как разворачивается действо, и не мог шелохнуться. Оно завораживало, манило, восторгало, и мужчина стал представлять себя на месте мужа. И теперь не молодой хозяин приказывал бедной жертве, а он, Александр, повелевал юной соблазнительницей. Мужчина осторожно раздвинул ветки куста и вгляделся.
Луна, полная и яркая, заливала поляну призрачным светом. И в лунном сиянии он увидел её, свою нимфу: с растрепанными длинными волосами, в расстегнутой на груди кофточке, шумно дышащую. Грудь её вздымалась при каждом вдохе, волнуя... А рядом с нею, схватив девушку за волосы, стоял её муж. Она призывно улыбнулась ему и со стоном хрипло произнесла:
- Да... Да...
Муж ударил её по щеке:
- Молчи, сучка!
И блудливая улыбка пропала. Девушка закусила губу, а муж, продолжая удерживать Сашу волосы, сорвал с нее блузку и сильно сжал грудь, целомудренно укрытую белым кружевом. Но тут же зарычал от страсти и принялся срывать лифчик. Затрещали нитки, лопнули застежки, и воздушное кружево повисло на ветке куста, за которым замер Александр.
Муж принялся целовать её: лицо, шею, грудь, и она отвечала со страстью хмельной Вакханки, постанывая хрипло и порочной улыбаясь.
А муж тем временем рывком спустил её трусики, и пальцы его проникли меж длинных ножек, больно ущипнув шелковистую гладкую плоть.
- А-ааа! - вскрикнула Саша, и получила удар по нежному холмику.
Она снова вскрикнула и инстинктивно сжала ножки.
- Ноги! Ноги шире! - приказал муж. - Быстро!
Девушка покорно выполнила приказ.
- За непослушание - десять ударов розгой. Мостик!
Саша сверкнула глазами и перегнулась назад.
Александр видел её в профиль, но мысленному взору его явилась иная картинка, в которой под светом луны стоял именно он - изголодавшийся по своей нимфе. Страсный и похотливый. Возбужденный и расспаленный похотью, и теперь не он ей хозяин, а она ведает его волей.
Розга свистнула, рассекая воздух и упала на торчащий сосок. Саша закричала.
- Молчать, сучка! Иначе получишь штрафные удары! - рявкнул муж.
И девушка затихла.
А розга жалила то волнующие сферы груди, то розовые, призывно торчащие маленькие соски, то шелковистой гладкий холмик меж стройных ножек. Наконец муж отбросил прут и принялся ласкать истерзанное ударами тело, и девушка сладострастно стонала под его руками. Внезапно он поднял её рывком за волосы и, намотав их на руку, рванул вниз.
- На колени, шлюха! Поработай язычком! Без рук!
Парень расстегнул джинсы и извлек напряженный фаллос, и нежная нимфа сладострастно коснулась его языком.
Александр отвел взгляд, но зрелище, нечаянным свидетелем которого он стал, не отпускало! Мужчина понимал, что перед ним игра, дерзкая, волнующая своей откровенностью игра, и был поражен тем откровением. Ведь можно и ТАК! И закусил губы, не давая вырваться стону.
Муж глухо рычал от наслаждения, что дарил ему язычок нежной нимфы, и в порыве страсти надавил ей на затылок, прижимая прекрасное личико девушки к своим чреслам. Он удерживал её так несколько секунд, а затем отпрянул.
- Встать! Иди к дереву! Живо!
Саша повиновалась и пошла к одинокому вязу, растопырившему ветки у края поляны, придерживая норовящие упасть спущенные трусики.
Парень велел ей встать вплотную к шершавому стволу и обхватить его руками, и Александр представил, как впивается в нежную кожу грубая кора, как царапает соски, и волна вожделения пронзила его.
А муж нимфы связал вместе её ладони, примотал к стволу туловище и приказал немного прогнуться, выпятив попку и расставив ноги.
Девушка повиновалась.
Муж взял кожаный ремень и ударил им себя по ладони. Раздался громкий щелчок, и Саша вздрогнула.
- Прошу вас, господин, не надо! Не надо, пожалуйста! Умоляю!
Голос её, полный мольбы, смягчил бы любое сердце. Но не сердце её мужа.
«Впрочем, ей самой это нравится. Она сама жаждет насилия. Это видно по её глазам, горящим похотью»,- подумал Александр.
- Молчи, сучка! Я знаю, что надо, а что нет! – рявкнул муж.
И мягкая кожа со свистом опустилась на округлые, освещенные луною, девичьи ягодицы.
Александр увидел, как протянулась по ним тёмная полоса.
Нимфа вскрикнула, и следом за криком раздался сладострастный стон. Снова удар, снова крик и вновь стон! И опять... И опять... И опять… Казалось, он собрался стегать жену до тех пор, пока не истреплется ремень. Но вот наконец он отбросил его, опустился на колени, стиснул девичью попку и развел нежные половинки, припав губами к тому, что они скрывали. Нимфа затрепетала, запрокинула голову, и Александр увидел, что глаза её закрыты, а жемчужные зубки прикусили пухлую губу. Видно было, что она на грани, что вот - вот волна наслаждения подхватит её и унесёт в бездонную пучину сладострастной муки.
Это длилось несколько минут. Стоны юной красавицы растворялись в темноте леса, и совершенное тело её извивалось подобно змее. И когда вожделение девушки достигло пика, муж встал, тесно притиснув бедра свои к девичьим, и принялся исполнять древний, как мир, танец сладострастия, чарующий своею ритмичностью.
Дома наскоро принял душ и бросился на кровать, но оставшиеся до утра часы провёл без сна: перед глазами вставали виденные в лесу картины. Он метался на кровати, бродил по комнате, выходил во двор, но образ нежной вакханки преследовал его.
Утром, воспользовавшись тем, что у него выходной, Александр отправился в церковь.
Обычный мирянин - один из тысячи тысяч грешников - он редко посещал храм. Дома в этом не было особой нужды, так как грехи свои считал рядовыми, бытовыми и не смертельными. Только в великие христианские праздники Александр посещал службу. И то ради того, чтоб поставить свечу за здравие своим родным и близким да поминальной молитвой почтить память усопших родственников. Само покаяние батюшкам Саша не считал обязательным. Не хотел он открывать сокровенного святым отцам. Да и каяться особенно было не в чем: дом, работа, хозяйство - быт, как у всех - в этом не замараешься и не нагрешишь. Но теперь же смутное чувство терзало его. Совесть пробудилась в нём, пробиваясь вместе с заблудшей душою к свету разума, .сквозь тернии греховных желаний. Он понимал, что грешна слабость его и предосудительна.
Церквушка находилась недалеко от элитного поселка. Ноги сами понесли его туда, куда устремляются заблудшие души, когда становится совсем тяжко. Когда становится поздно. Он стоял в храме и слезы текли по щекам.
- Господи, - молил он, - прости меня грешного, Господи! Ибо грешен я и каюсь в этом. Дай мне сил справиться с пороком похоти и прости за то, что предал жену. Я же венчан, Господи! Я нарушил клятву, данную тебе... И в горе, и в радости... Пока смерть не разлучит нас...
Так молча кричал он, не замечая никого из прихожан.
- Пока смерть не разлучит нас... Господи, Отче, дарующий жизнь! Помоги мне спасти свою душу, не утопив души молодой, когда тело уже во власти порока! Чтобы мог я не отводить глаз от родных и близких моих! Прости меня, Боже!
Он вышел из храма одухотворенным, полным уверенности в том, что имеет достаточно сил, чтобы справиться с наваждением. Но когда в дверях своего домика вновь увидел Сашеньку, понял, что слаб и не может уже контролировать чувств. Именно чувств. Потому что, кроме вожделения, в нем горело трепетное и нежное пламя,которое он боялся назвать истинным именем его - Любовью.
* * *
Они остались одни: молодая хозяйка и он, лелеющий надежду мужчина из другой страны, приехавший с одной целью - увидеть ее, прикоснуться к ней. Его желание расспалялись только от одной мысли, что она здесь, рядом с ним, что он может видеть ее денно и нощно, может быть допущен к манящему телу. Александр сразу определил для себя, что не станет путать работу с вожделением. С большим трудом, но ему это удавалось.
В один из вечеров она принесла ему свой рассказ - продолжение эротической истории.
- Мне нужно ваше мнение, - обратилась она к нему, - тут немного. Только, пожалуйста, сейчас.
Она уселась в коротком атласном халатике напротив него, закинув ногу на ногу, и мило улыбнулась смущённому её легкомысленным одеянием постояльцу. Александр принялся за чтение. С первых же строк его воображение начало рисовать волнующие картинки. И в каждой сцене он видел ее, юную нимфу. Особенным потрясением стало для него то, что в откровенных сценах с плетью он испытал чувство близкое к оргазму. Это было чувство, неприемлемое для его разума, но неподдающееся его ослабленной воле. Никак не мог погасить он огня страсти и вожделения при чтении этих сцен. Картинки возбудили и распалили настолько, что казалось, вспыхнут занавески на окне.
Он еще долго сидел, делая вид что читает, представляя себе ужасных и уродливых карликов. Так он пытался успокоить свою непослушную плоть.
- Ну что вы так долго читаете ? - мило спросила она. - Или все ужасно плохо?
Он сглотнул комок в горле, который не давал дышать, глубоко вздохнул.
- Понимаете, Александра, - смущенно начал он. - Язык превосходен, и написано красочно, но...
- Что «но»? Ну же, не стесняйтесь! Я не обижусь. Скажите правду. Всё так ужасно? – и взглянула на него взором невольной искусительницы.
Он почувствовал, как мурашки пробежали меж лопаток. «Либо она не ведает, что творит, либо…»
- Тут есть сцены насилия, - вздохнув, продолжил он.
- И что? Вам не нравится, когда ... так? - и снова взгляд непорочной вакханки. Если такое сочетание возможно.
- Мне не нравится, когда больно. Я не приемлю боли. Не могу делать больно другим и не понимаю этого всего.
Александра улыбнулась лукаво и пристально взглянула ему в глаза.
- А мне нравится ТАК, - призналась она. - И, знаете, это не так больно, как кажется непосвящённому. Боль длится мгновение, даря восхитительные ощущения. Это так… сладко – чувствовать себя рабыней в руках сильного мужчины. Это срывает все стоп-краны. Хотите, расскажу?
Он отрицательно мотнул головой.
- Нет. Не стоит. Не сегодня.
Руки его заметно дрожали от… Волнения? Возбуждения?
Девушка заметила это и улыбнулась.
- Хорошо, - согласилась она. - Не буду вас больше мучить. Проведите меня. Что же вы тушуетесь? И отчего покраснели?
Александр действительно залился краской: ведь плоть его ожила, разбуженная дерзкими картинками.
- Простите, но я очень устал сегодня и плохо себя чувствую, - слукавил он, ибо усмирить плоть свою в одночасье он не мог.
- Хорошо, - плутовато улыбнулась девушка. -Тогда спокойной ночи!
И юница вышла из комнаты садовника, прикрыв за собой дверь.
Он же еще долго осмысливал услышанное. То, что раньше он не задумываясь осудил бы, сейчас предстало перед ним в другом свете. Теперь он искал оправдание её поступку. «Нет!» - уверенно помахал он пальцем, - «Она не лярва! Она никому не делает дурного и никто не смеет ее осуждать в предпочтениях. Она... Она... Она Маргарита. Ведьма искушения. Дьяволица».
* * *
Когда он проснулся, за столом сидела хозяйка. Как она попала сюда? Ах, да, он же сам не запер за нею двери домика! Девушка перечитывала написанное им за ночь. Глаза пробегали по строчкам. Ее пухлые губки безмолвно выводили буквы, складывая их в слова. "Как дивен сам полёт, какое наслаждение - парить. Наблюдать за всеми, кто снизу пытается дотянуться до меня, вожделея. Я повелеваю вами, вашей похотью, я искушаю вас, и вы, поддавшись соблазну, мучительно желаете меня, мечтаете прикоснуться хоть на миг к телу моему – совершенному телу порочного ангела. И кто из нас развратнее? Вы жаждете меня. Я же... я всегда буду принадлежать только ему, только своему возлюбленному. Для меня есть лишь он, а вы… Вы вольны распоряжаться собою. Впрочем… Вот вам туфелька на прощание. Милый фетиш. Только не захлебнитесь от восторга!»
- Она улетела в ночь, туда, где старый одноглазый дворецкий давно застелил шелковой простынёю широкое ложе по приказу великодушного хозяина, - прочитала девушка вслух последние строчки.
«Боже, какой стыд!» - подумал Александр, прячась под плед.
- Да вы романтик! - отметила она обернувшись. - Интересно, чей образ воодушевил Вас? Неужели, жена до сих пор вдохновляет?
- Так, навеяло, - слукавил он, скрывая неловкость. - А Вы почему тут?
- Пришла справиться о вашей усталости. Вчера она помешала проводить меня. Надеюсь, сегодня вы не перетрудитесь. Хотелось бы провести вечер вместе. Мне с вами интересно общаться. Отдохните как следует! У вас сегодня выходной. Я так хочу! – и Саша вышла из комнаты.
- Как она пахнет, - прошептал Александр, вдыхая аромат ее тонких духов. - Жасмином. Да, жасмином. И это благоухание будоражит. Я бы отдал все, ради одной из ее фантазий.
Александр встал с кровати и подошел к стулу, на котором только что сидела она. Взял тетрадь с рукописью, которую девушка только что держала в руках, и втянул носом аромат, оставшийся на листках. - Как она пахнет! - грустно повторил он.
Весь день он провел, вожделея встречу. Он то представлял себя галантным и услужливым рядом с нимфой, то гнал надежду прочь. « Кто я и кто она», - повторял он мысленно. - «Рылом не вышел!» Но осознание возможной близости он оценивал как шанс, как одно из мгновений счастья. А счастье для него сейчас состояло в том, что б насладиться ею - вкусить сладкого, запретного и желаемого. Этого юного крепкого тела, дышащего свежестью и страстью. Он жаждал того, что осуждала общественная мораль, но что так безудержно манило.
Вечером, когда она постучала в дверь его комнаты, он почувствовал, что сердце вот-вот выскочит из груди к ногам вожделенной красавицы. Саша вошла к нему в легком пляжном халатике.
Мужчина был готов ко всему: к любой ее прихоти, к любому чудачеству, к любому капризу. Но был сильно удивлен, когда Александра спросила:
- У вас есть шорты для плавания?
- Нет, - признался он. - Я не думал, что удастся поплавать. Я ехал работать.
Саша усмехнулась:
- А я люблю плавать. У нас ведь чудесный бассейн, не правда ли? Но одной мне скучно, и вы, я надеюсь, составите мне компанию. Это ваша работа на сегодня. Она оглядела мужчину с ног до головы взглядом обжигающим и … манящим? - Впрочем, эти шорты, что на вас, вполне сойдут для водных процедур. Сделайте так, чтобы я не заскучала.
Спал дневной зной. Солнце грело по-вечернему мягко. Тишина умиротворяла. За домом, на зелёной лужайке, располагались бассейн, шезлонги для отдыха под зонтиками и без оных, столики. Чуть дальше - летний душ. Саша любила загорать там и мечтать. Именно у бассейна рождались те яркие картинки, что она выплескивала на страницы рассказов.
Саша со спутником расположились на удобных лежаках, подставляя тела мягким солнечным лучам.
- Вы совсем белый, - отметила она. - У меня было другое представление о молдаванах.
- Какое же?
- Я думала, они все смуглые. Как те парни, что меняли черепицу. Они из Молдавии. Правда, среди них был один рыжик. Такой смешной!
- Нет, молдаване не все темноволосые, кареглазые и смуглые, - возразил Александр. - Есть и белокожие. В нашей нации такое смешение кровей, что можно встретить и тёмных , и белых, и рыжих. Зато у нас девушки красивые, - добавил он.
- Ну, у нас в Москве тоже много красавиц.
- Да, - согласился он, краснея, - я даже знаю одну.
Девушка кокетливо улыбнулась:
- И кто же это?
Александр выразительно посмотрел на неё.
- Надеюсь, откровенно. А можно попросить вас называть меня на «ты». Мне делается неловко, когда взрослый человек говорит мне «Вы».
У мужчины от этой просьбы часто заколотилось сердце. Он воспринял ее как маленький шаг к сближению, как свою маленькую победу, как приглашение к дальнейшим действиям. Для него эта просьба означала то, что он не безразличен Саше и, возможно, даже симпатичен.
- Хорошо, - согласился он. - Мне будет приятно такое обращение. Только пусть это будет обоюдно.
- Оки! - согласилась она. - А можно вопрос?
- Любой.
- Мой рассказ… В нем действительно все так плохо?
- Нет, - признался он, - в нем все замечательно. Просто эта история с плетью... Она... Ее не каждый примет. Мне она непонятна. Я против боли вообще.
- А у тебя был такой опыт? - не отступала юная прелестница.
- Нет, опыта не было, но я считаю это недопустимым. Это некрасиво, на мой взгляд.
- Что же, по-твоему, красиво, что тебя заводит? Мне интересна мужская психология: мужские мысли и чувства. Расскажи!
- Вот смотри. Молодая высокая женская грудь, - принялся объяснять Александр, невольно коснувшись взглядом Сашиной груди, укрытой фиолетовым купальником. - Это красиво? Красиво! А капни на нее капельку воды и проследи, как она медленно ползёт по упругой выпуклости, как, проделав долгий путь, останавливается на торчащем соске и искрится в лучах солнца. Вот это и красиво, это и возбуждает. Желание любоваться красотой, вожделеть ее – это эротика. Это допустимо. А БДСМ - это не мое, это грех!
- А эротика - не грех? - возразила Саша.
- Эротика - это искусство, это красота, то, что восхищает. Это не грех.
- Я это запомню... Сашенька…
Александра спустила стройные длинные ножки с лежака и встала.
- Мне надо освежиться.
Девушка грациозно спустилась по голубым невысоким ступеням в воду и поплыла.
Мужчина смотрел на неё: юную, гибкую, стремительно разрезающую смуглым телом водную гладь, и сердце его отчаянно билось.
Сделав два круга вдоль бортиков, Саша вышла. Намокший тонкий купальник волнующе облепил стройную фигурку, отчего сквозь него проступили горошины сосков. Тысячи капелек стекали по атласной коже её и будоражили воображение.
Ему отчаянно захотелось сорвать с неё этот купальник и … Он едва не задохнулся от восторженного желания обладать ею – милой девочкой, этой невинно-порочной нимфой.
И Саша словно услышала его мысли. Она улыбнулась и медленно спустила лямки бюстгальтера с плеч, завела руки за спину и… Щёлкнула застёжка, и фиолетовый лоскут упал к её ногам. Она застыла дивной статуей, а он, практически седой, годящийся ей в отцы, пожирал глазами сводящую с ума грудь – идеально вылепленные сферы с маленькими кружками ареол.
А Саша, дав ему налюбоваться собою, так же медленно принялась избавляться от трусиков и, оставшись абсолютно нагой, смело, и вызывающе улыбалась оторопевшему гостю. Ее лишённое покровов тело, освещённое вечерним солнцем, казалось золотисто-оранжевым и будоражило мужскую фантазию, пробуждало древний инстинкт, который тот когда-то давно затолкал в ларчик благопристойности и запер на сотни замков.
- Скажи, - не спуская с него глаз, вкрадчиво произнесла она. - Это эротика? Ведь это красиво, не так ли?
Кровь ударила в лицо мужчины. То, чего он так давно ждал, о чем мечтал, ради чего ехал на заработки, оставив семью, было так близко и так досягаемо.
Собрав последние остатки воли, он вскочил, чтобы метнуться в холодную воду бассейна, дабы она помогла унять бушевавшую страсть.
А Саша, поняв его порыв, расхохоталась. Звонкий девичий смех сводил с ума, как лишало разума её бесподобное тело.
«Вакханка!» - промелькнуло у него в голове. – «Что ты делаешь со мной? Но разве не этого я хотел?»
Саша продолжала смеяться: теперь нежно и призывно, распаляя в нем пламя похоти.
- Что же ты не смотришь на меня? Разве это не красиво? Разве мною не хочется любоваться? Это же не грех! - приговаривала она. - Или тебе опять мешает усталость?
Александр не отвечал, по-прежнему отводя глаза.
- Посмотри на меня! Ну же! - похотливо прошептала она. - Или мораль не позволяет тебе сделать этого? А может, твоя мораль вздыблена сейчас осиновым колом? Только мораль твоя мешает выставить все человеческое на показ. Но ты - плоть от плоти человек, и ничто человеческое тебе не чуждо! Посмотри на меня, оставь стеснения!
- Нет, я не могу это сделать, - пробормотал он.
- Что ты говоришь? - спросила она.
- Я не могу этого сделать, - громче повторил он.
- Почему? - удивилась Саша. - Посмотри на меня! Прикоснись ко мне! Я прошу! Я хочу этого! Ну же! Ты великолепно сложен. Телу твоему позавидует любой: эти плечи… Они сводят меня с ума… Или стесняешься своей "морали"? Что с тобой? Почему ты не смотришь на меня?
- Потому что это не правильно. Так нельзя! Потому что я весь горю. Потому что.... потому что я не в силась противостоять искушению. Не в силах! - ответил он и встал. – Ты годишься мне в дочки, а отцы не жаждут дочерей.
Саша улыбнулась.
- Я была права, - кивнула она на выпирающий гульфик на шортах, - твоя мораль покинула тебя, бросив на растерзание вожделению.
Смутившись, Александр прыгнул с бортика в воду и поплыл, усмиряя страсть, а Саша, нагая, растянулась в кресле.
«Смешной», - думала она, наблюдая за плавающим мужчиной. - «Неуклюжий, как девственник. Стесняется меня и словно боится, будто я его сейчас изнасилую». Саша улыбнулась собственным мыслям. « Какой же он девственник? У него же семья, дети. Но, похоже, этот моралист ни разу не изменял жене. Точно – девственник».
Что-то демоническое мелькнуло в ее глазах. Интерес вызвал в ней несуразный гастарбайтер с кучей глупых комплексов. Интерес и …. Желание...
Александр вышел из бассейна, стараясь не смотреть в сторону девушки.
А та словно задалась целью подразнить его: повернулась на живот и попросила:
- Намажь мне спинку маслом. Пожалуйста. Вот оно, на столике, - и положила голову на сложенные руки. – Сядьте мне на ноги, вот сюда, так вам будет удобнее.
И девушка показала, куда именно следует сесть.
« Будь что будет!», - решил про себя Александр и потянулся за флаконом. Отрыл крышку и тонкой струйкой стал лить ароматную густую жидкость на загорелую нежную спинку хозяйки. «Неужели я сейчас коснусь ее, - будоражили мысли его сознание. - Неужели случится то, ради чего я здесь?» Он завинтил колпачок и поставил флакон обратно на столик. Трепетно, почти дрожащими руками, он коснулся ее тела. Его руки заскользили по спине: медленно и мягко.
- Нежнее, - попросила Саша, - не торопись.
Его руки осторожно касались шелковистой кожи. Он водил ими по спине, словно по лезвию, будто боясь пораниться. Ее теплая кожа манила, приятно согревала ладони, и движения мужчины становились всё более уверенными и страстными. Вот они миновали поясницу, скользнули на круглую попку, и, словно обжёгшись, перебрались на ножки. Глаза его изучали каждый изгиб, каждую выпуклость, перебегая с краешка стиснутой весом тела груди, на крепкие ягодицы, на спину. С каждым движением чресла его невольно касались ее стройных ножек и наливалась силой плоть. Дыхание участилось. Не контролируя себя более, он соскользнул ладонями с лопаток к девичьей груди. Застонав от вожделения, перевернул Сашу на спину и, более не в силах противиться страсти, коснулся ее твердых сосков.
Девушка выгнулась навстречу его рукам.
- Покусай их, - простонала она.
Он послушно исполнил ее просьбу, зажимая зубами розовую жемчужину, затем другую, и снова вернулся к первой.
- Можно я ...? – задохнувшись от волнения, спросил он. И, не дождавшись ответа, стал опускаться ниже и ниже. Она запустила пальцы в его волосы и сама стала направлять его голову к вожделенному им холмику. Запах разгорячённой женской плоти будоражил, и он приник к розовым губкам, словно алчущий к живительному источнику.
Она извивалась под его ласками, гибкая и грациозная, и прерывисто шептала:
- Возьми меня! Пожалуйста! Возьми меня!
Когда затих танец любви, и нежные поцелуи благодарности замерли на девичьих устах, Саша с любопытством спросила:
- Когда у тебя последний был последний раз?
Он ничего не ответил. Да и что он мог сказать? Что у жены каждый день новые причины для отказа? Что он изголодался по нежным рукам? По ошеломляющей страсти?
***
Первый опыт с Сашей окрылил Александра. Все его мысли теперь были только о ней, но мысли эти даже близко не напоминали ему того, давнего чувства, которое испытывал когда-то к жене в пору их молодости. Настоящие чувства были иной природы: они возрождали его к иной жизни, мысли о Саше возбуждали его. Теперь он думал о девушке, как о наркотике, без очередной дозы которого начиналась ломка. Романтик по натуре, он даже посвятил ей стих, неуклюжая рифма которого не скрывала безудержного вожделения и физической страсти.
Зноем день был отмечен
Вечер рвала гроза...
Только со мною при встречи
Не отводи глаза!
Пусть в наших чувствах порочных
Дикая похоть шалит.
Что для меня напророчит
Пламя девичьих ланит?
Жажду свою не укрою...
Полночь пробили часы...
Я, соблазнённый тобою,
Юной напьюсь росы.
Стихи были несовершенны, и Александр понимал это, но восторг, бушующий в душе, требовал выхода. Так и родились эти строки.
Мужчина, которому вот-вот стукнет пятьдесят, и юная шальная девчонка, словно два противоположно заряженных магнита тянулись друг к другу. Каждый вечер она утопала в его ласках, а он получал ее внимание и нежность. Его мечты сбывались - он обладал юным телом и был счаслив. Если бы ещё... Александр не раз вспоминал увиденное однажды в лесу, и ему мучительно хотелось попробовать этого запретного плода.
Однажды поздним вечером, когда разноголосый хор цикад баюкал сознание, а уставшее от знойного дня тело мирно нежилось на душистой простыне к нему вошла Саша. Она, юная и свежая, безумно манящая, смотрела на него мягко, чуть улыбаясь. Глаза её затуманились, словно подёрнулись дымкой, странный взгляд завораживал, и от этого девушка приобрела особую манкость. Он видел в ней недосягаемую и прекрасную богиню целомудрия с порочным взглядом блудницы.
- Иди за мной, - вкрадчиво шепнула она, и мурашки побежали по спине его.
Она спустилась по ступеням в цокольный этаж и открыла дверь в зал, входя и приглашая его. Он огляделся.
Это была просторная комната в чёрно-белых тонах. Мозаичный пол, стены, выложенные плиткой, тут и там светильники в виде свечей. Одна стена была полностью зеркальной, и Александр увидел в зеркале себя, распалённого страстью. В одном углу на стеллаже лежали неведомые приспособления и на крючках висели плети, кнуты…
Саша повернулась к нему лицом, расстегнула молнию на платье, и зелёныё шёлк упал к ее ногам. Она осталась в белом кружевном белье: бюстгальтер, тонкий и полупрозрачный, не скрывал торчащих сосков, ажурный пояс плотно обнимал стройные бёдра, узкие подвязки держали чулочки, крохотный лоскуток трусиков едва закрывал заветную ложбинку, а выше сиял обнажённый, гладкий и смуглый холмик. И кокетливый бантик на нём сводил с ума.
Ему захотелось зубами потянуть за кончик шёлковой ленты и… Он стиснул пальцы, отгоняя наваждение.
- Ты волен делать со мною всё, что захочется. Сегодня я в полной твоей власти. Выпусти на волю самые дерзкие фантазии, не прячь их. Попробуй всё, что томит и терзает тебя тайно… Ну же! Будь собою!
И он сдался, задрожав от восторга. Руки его властно сомкнулись на её бёдрах, прижимая их к своим распалённым страстью чреслам. Он принялся целовать её – исступлённо, жадно - как давно уже никого не целовал, и она ответила ему так же пылко. Её язык блуждал во рту его, сплетался с его, отступал, дразня и снова льнул. И острое наслаждение, пульсирующее на пике его возбуждённой плоти, росло, не давая разуму взять контроль над чувствами. Александр резко сдёрнул лямки бюстгальтера с точёных плечиков, потянул вниз кружевные чашечки, и упругие груди качнулись, освобождённые из плена. Маленькие твёрдые соски смотрели на него дерзко и призывно. Он припал к ним губами, втягивая в себя, прикусывая и дразня языком. И сладострастные стоны юной демоницы сводили с ума. Он хотел её, безумно хотел, она разжигала похоть, она заставляла молчать благоразумие, и срывая якоря, он отдался во власть вожделения. Одна рука его стиснула атласную сферу груди, а вторая скользнула по спине, сжала ягодицы и ударила по ним. Звонкий шлепок эхом отразился от стен, а ладонь его снова стиснула круглую попку и вновь ударила. Саша порочно извивалась в его руках, бёдра её поминутно касались отвердевшего фаллоса. И ему захотелось увидеть, как краснеет попка её под его ладонью.
- Иди сюда! – он сел на кожаный пуф и опрокинул девушку себе на колени. Руки её коснулись пола, голова свесилась, и аккуратная девичья попка – гладкая и округлая – оказалась перед его глазами и полностью в его власти. Не в силах сдержать страсти, Александр намотал на кулак длинные шелковистые волосы Саши и погладил манящую выпуклость. Девушка вздрогнула, и посыпались шлепки, то заставляющие Сашу задыхаться от сладкой боли, то совсем слабые, словно поглаживающие.
Она негромко и протяжно стонала, и звуки эти были для Александра сладкой песней сирены, призывающей в свои объятия.
Попка Саши пылала. Он спустил с неё трусики и продолжил тискать так, что половинки дивного персика расходились, открывая взору его то, к чему он тайно мечтал прильнуть языком. Дрожа от вожделения, он велел девушке подняться. Она встала перед ним: с растрепавшимися волосами, алеющими щеками. Высокая грудь вздымалась от прерывистого дыхания. Вакханка, сущая вакханка. Он опустил взгляд ниже: кружево, спустившись с попки, всё ещё закрывало манящий холмик. И кокетливый бантик будоражил воображение.
А Саша, эта гибкая девочка-гимнастка, завела руки за спину, расстегнула крючки и отбросила лифчик в сторону, села на колени его лицом к лицу и принялась целовать его губы, шею, мускулистую грудь.
- Ты такой классный! – шептала она, проводя руками по его бицепсам. – Такой сильный!
Она сомкнула ноги на его талии, за спиной, и откинулась назад, круто прогнувшись в пояснице.
- Держи!
И он держал её, подставив сильные ладони под спинку. Ему стало не видно её лица. Только торчащие груди, плоский смуглый животик и бантик ниже живота. Он наклонился и осторожно прильнул губами к обнажённой полоске кожи между шёлковой лентой и крохотным клочком кружева, мазнул языком и подцепив ленту зубами, потянул на себя. Обнажился плотный холмик. Створки его разошлись, открывая розовые тонкие лепестки во влажной ложбинке… И жадный язык его вонзился между ними, заворочался, скользя и теребя маленький хоботок, губы мягко захватывали его, зубы прикусывали, а язык бесновался всё сильнее и сильнее, доводя нежную нимфу до экстаза.
Он так и застыл, прикусив жемчужину сладострастия, и чувствовал, как ещё круче выгибается совершенное тело Саши, как бьётся она, сотрясаемая сладкими конвульсиями, в руках его, слышал её тягучий, как молодой мёд, крик, и едва сдерживал неумолимо приближающийся финал.
Ещё не время, не время, рано! Я слишком многого хочу!
Наконец она легко поднялась, обвила могучие плечи его своими тонкими руками и поцеловала.
- Это было волшебно! Вы кудесник! Вы заставили меня испытать неземное наслаждение, - она не заметила, что снова начала обращаться к нему на "Вы". - Вы так и будете сидеть в одежде?
Она рассмеялась мелодично и игриво, и принялась стягивать с него майку, а затем расстегнула джинсы.
- Дальше сами. Хочу видеть, как вы раздеваетесь, - и соскользнула с колен его, снимая совсем свои трусики.
Он смущался под дерзким взглядом зелёных глаз и дрожал от страсти. Спустил джинсы, едва не запутавшись ногами в штанинах, бросил их на пол и принялся за трусы, но она остановила его.
- Подождите! Я хочу вот так: свяжите мне руки. Верёвка там, - она кивнула в угол.
Он прошёл к стеллажам, нашёл джутовый моток и крепко стянул нежные руки, заведённые за спину. Девушка опустилась на колени, приблизилась к мужчине вплотную и зубами подцепила резинку трусов, стягивая их. Получилось у неё это не сразу, но вот крепкий ствол его закачался у неё перед лицом, и она коротко лизнула его у основания и улыбнулась игриво.
Дух его занялся, Александр шумно выдохнул и стиснул зубы, а Саша принялась лизать давно затвердевший фаллос по всей длине, коротко целовать, не позволяя ему проникнуть во влажный ротик.
Ах, как ему хотелось этого! Хотелось вонзиться плотью между этих пухлых алых губ, но она лишь дразнила, целуя и облизывая, и распаляя его беснующуюся страсть.
Наконец она, словно насытившаяся кошка, оторвалась от него и похотливо взглянула ему в глаза:
- Я хочу тебя... Делай со мной, всё, что пожелаешь.
Он облизал пересохшие губы и хрипло ответил:
- Я хочу, чтобы ты ...
- Что?
- Ты ведь гимнастка, так?
- Да...
- Станцуй для меня...
Она удивилась, улыбнулась и кивнула:
- Хорошо. Развяжи мне руки.
Он сел на пуфик, не сводя с девушки алчущего взгляда, а она грациозно изогнулась, стремительно выпрямилась, словно пружина, ножка её взметнулась назад, она поймала её за головой и застыла в вертикальном шпагате на пару мгновений. Он замер от невыносимого острого желания, а она продолжила кружить. Опрокинулась назад, мягко и легко сложилась пополам - руки к пяткам. Взметнулись в воздухе точёные ножки, и вот она уже стоит перед ним, нагая и растрёпанная, соблазнительная и порочная.
И он решился. Прошёл в угол, выбрал многохвостую плеть с длинными кожаными ремешками и прошёл к зеркальной стене.
- Иди сюда! - приказал он Саше.
Она повиновалась.
- Мостик!
И снова она перегнулась в пояснице, встав на невысокий помост, обтянутый чёрной кожей, и шире расставив ножки.
В зеркало он видел всё, что хотел: сочившуюся влагой розовую раковину её, стройные ножки. А бёдра его дрожали у её лица.
Саша поняла его желание. Приоткрылись алые губы, захватывая вздыбленную плоть его, влажный горячий язык лёг на гладкую головку, заставляя мужчину стонать от вожделения.
Взметнулась сильная рука, и кожаные ремешки обожгли юную грудь. Саша застонала, не выпуская изо рта желанный леденец. А плеть летала над телом её, жаля соски всё сильнее и сильнее, и вдруг резко ударила между разведёных ножек. Саша дрогнула, качнулась, и вздыбленный фаллос ещё глубже проник в нежный ротик. Александр застонал от восторга, свободной рукой стиснул девичью грудь, зажав сосок, и снова ударил нимфу между ножек. И ещё раз, и ещё, ещё, ещё...
Девушка качалась, торжествующий фаллос проникал всё глубже, и Александр не мог оторвать взгляда от порочной картины, отражающейся в зеркале. Плеть плясала на раскрытой влажной раковине, тонкие ремешки жалили нежные лепестки и розовую жемчужину сладострастия, и он уже не мог сдерживать сдерживать себя. Густая белая жидкость заполнила рот красавицы, а сама она забилась в сладострастных конвульсиях.
А потом он целовал её: долго-долго и нежно-нежно. И Саша целовала его в ответ, и острые ноготки её царапали кожу.
***
В один из вечеров Александра задумчиво спросила его:
- Скажи: ты жену любишь или это просто привычка?
Он внимательно посмотрел на нее. Она была серьёзной. По всему стало понятно, что вопрос требует честного ответа.
- Даже не знаю как тебе объяснить, чтоб ты поняла.
- Ты считаешь меня глупой?
- Нет, вопрос не простой, не знаю, как доступно объяснить. Понимаешь, смотря что считать любовью. Наши отношения давно переросли этап, когда одна только страсть тянула друг к другу. За годы жизни мы сроднились, стали, как лучшие друзья. Мы уверены друг в друге, мы не сделаем друг другу больно.
- Хм, - усмехнулась она, - а то, чем мы занимаемся с тобой ежедневно - это не предательство?
- Не стану лукавить, скажу честно - ответил он, подумав. - Как там у Есенина? Этот пыл не называй судьбою - легкодумна вспыльчивая связь.
- Как случайно встретились с тобою, улыбнусь, спокойно разойдясь, - договорила она.
Александр продолжил:
- То, что происходит с нами - безудержное влечение. Это то, чему мы не в силах противиться. Оно бесконтрольно, это чувство, неукротимо. Но это не любовь. Это... Это....
- Похоть? - предложила она вариант. - Как - то грубо звучит. Но это так.
- Я бы назвал это вожделением или искушением, что вырвалось наружу, - нашел он нужное слово. - Ибо это не дало бы спокойно жить. Оно томительной негой разрушало изнутри. По крайней мере меня. И едкой кислотой разъедало бы семью.
- А сейчас. Сейчас это не грозит тебе ничем? - не отставала девушка.
- Нет, если останется тайной. Не стоит рассказывать об этом. Зачем делать родному человеку больно? Очень просто разрушить старое. Но невозможно строить на пожарище. Это и есть уважение друг к другу.
- Можно взглянуть на твою супругу? Мне интересно, кому со мной изменяешь.
Он протянул Саше телефон, на экранной заставке которого светилось фото жены. С монитора ей улыбалась темноволосая женщина 42 лет, круглолицая с длинными волосами.
- Красивая, - оценила девушка, возвращая телефон владельцу. - Можно тебя спросить? Как тебе с ней? Какие ощущения в постели? С кем тебе лучше?
Мужчина смутился:
- Не стоит об этом, - ответил он, опустив голову.
- Почему? - удивилась Саша.
- Прости, я не хотел тебя обидеть, - принялся извиняться он. - Я...
- Я хочу тебя попросить, - перебила его девушка. - У вас, судя по твоей закрепощенности в постели, совершенно другой секс. Хочу, чтоб ты овладел мною так же, как и женой. Хочу, чтоб ты называл ее имя, когда будешь во мне. Хочу знать, как ты любил её, - и она подошла к нему и поцеловала в губы. - Наверное, так у вас начинается?
Александр подхватил девушку на руки и понес в свою комнату. Он нежно целовал ее в уголки губ, точно так же, как любила жена, покусывал мочки ушей, представляя супругу, целовал шею,о жадно втягивал потвердевшие соски. Он заводился сам, распаляя партнершу. Сознание мутилось, он начинал действовать так, как привык с Александрой, потому что по другому ужене представлял себе плотской любви.
- Не так, - стонала под ним девушка, - Хочу, чтобы как с ней. Назови меня её именем. Измени мне с нею!
Александр не переставал целовать ее, обходя пупок, спускаясь ниже.
- Назови ее имя. - настаивала она. - Имя!
Он устроился между точёных бёдер вакханки, целуя гладкий холмик.
- Имя... - повторила она.
И Александр замер.
- Что с тобой? - удивленно спросила Саша.
Мужчина убрал её ладони со своего затылка, вдохнул её влекущий запах - запах цветка и яблока, и встал. Прошёл к столу, налил в стакан холодной воды из кувшина и залпом выпил.
Она поднялась с любовного ложа, подошла к нему и обняла.
Солнечный свет падал на ее загорелое тело. Девичий стан был идеален: хрупкая, с точеной фигурой стояла она, обняв за голову стареющего мужчину.
- Так бывает, - шептала она. - Не казни себя. Это вне нас. Неподконтрольно. Такое случается, когда засыпают ангелы. Ангелы-хранители. И если это и грех, то не наш. Мы всего лишь люди. Я ни о чем не жалею.
- Я тоже...
* * *
Целый месяц продлилась их идиллия, их порочная связь. Целый месяц Александр отгонял от себя мысли об их будущем. Он старался не думать об этом, потому что будущего у них не было.
Его беззаботное счастье омрачилось поздним вечером. Александра вошла к нему и взволнованно сообщила.
- Завтра возвращается муж. Это, наверное, все...
Мужчина внимательно посмотрел на девушку.
- У всего есть конец. Рано или поздно это должно было случится. Я слишком далеко зашел.
- Почему? - удивилась Саша. - Ты же останешься работать у нас. А муж часто уезжает. Мы сможем быть вместе.
Мужчина отрицателно качнул головой:
- Я не должен был этого делать, старый дурень...
- Это было сильнее нас. Это есть сильнее нас, и пусть все остается как есть. Неправильно все менять и рушить.
- Пусть будет так, - согласился он, решив про себя однозначно:"Я не имею права портить её жизнь".
Через неделю после приезда хозяина он решился. Мужчина объяснил Дмитрию, что по семейным обстоятельствам вынужден оставить работу и вернуться на родину. Получив без промедления расчёт, он собрал вещи и, не простившись с Сашей, вышел за ворота.
Домой Александр решил ехать автобусом, ведь вне сезона машины отправлялись полупустые, и на них всегда были места. Расплатившись с водителем, он вошел в салон, чтоб навсегда покинуть город в котором жила она - его недоступная и порочная девочка. Не от нее он бежал, а от себя. От своих так и не успокоившихся чувств, от новой порочной любви, что подошла к логическому концу. Так быстро и так беспощадно.
Он окунулся в этот омут, он вкусил сладострастия, он научился не сдерживать желаний. Там, рядом с юной нимфой, он был поистине счастлив. А теперь, трясясь по российским дорогам в старом немецком автобусе, затосковал.
Он думал о том, что дома, с женой уже не будет прошлой жизни, не будет в их отношениях лада: только мирная скука и покой размеренной, выверенной годами семейной жизни. И воспоминания о милой порочной девочке, о том, что уже никогда не повторится, будут мучить до тех пор, пока не сотрутся и не исчезнут в закоулках памяти.
. Ровный ход автобуса убаюкивал его. Слишком много потрясений вынес он за последний месяц. И теперь Александр спал. И сквозь сон бормотал никому не понятное:
- Кто я, и кто она?
И являлась во сне Сашенька и улыбалась. И он скрежетал зубами, протягивал руки к резвой Вакханке, намереваясь обнять, прижать к сбе, приласкать. Но девушка растворялась в воздухе, и только её серебристый смех долго звенел в ушах, дразня...
* * *
Александр вернулся домой без предупреждения. Никто из родных не ждал его. Он вошел во двор дома, который за время недолгого отсутствия стал казаться чужим. Знакомо скрипнула калитка. Старый пес заскулил от радости при виде хозяина.
Александр погладил, вставшую на задние лапы собаку.
- Что, Лэська, соскучилась?- подставлял он ладони под ее язык. - Ну все, милая, хватит.
На шум из дома вышла жена, удивленно взглянула на мужа, гадая:
- Что случилось, Саня? - тревожно спросила она. - Что так скоро? Кинули, поганцы русские? Не заплатили?
- Да, нет, заплатили хорошо, - развел он руками. - Операция "Мигрант". Депортировали в 24 часа.. Навсегда.
Женщина сняла с головы косынку и тяжело вздохнула.
- Главное, что живой, - подошла она к мужу и обняла его. - Мы делаем деньги, а не они нас. Справимся.
- Живой ли? - вздохнул хозяин, обнимая супругу.
- Живой и мой, любимый! - поцеловала она его.
- Твой, Аленушка, твой.
Супруги вошли в дом. Жена, отложив дела по хозяйству, принялась за готовку.
- Сейчас я тебя накормлю, - суетилась она. - Пару минут, и все готово. Давай, я тебе брынзы нарежу, вина из погреба вынесу.
- Не надо, я не буду. В пути поел, - сухо ответил Александр.
Женщина в недоумении уставилась на супруга, не узнавая.
"Чудной", - подумала она. - "С собакой и то нежнее встретился".
Перед сном Александр сказался уставшим и на откровенные ласки жены виновато ответил:
- Давай не сегодня, Алена. Сил нет, вымотался. Шутка ли - месяц почти без выходных.
Так каждый вечер искал он причину, чтоб избежать близости. В течении дня Александр занимал себя тяжелой работой, чтоб вечером засыпать сразу и ни о чём не думать. Близости с женой не хотелось - что она ему могла предложить? А когда и случалась любовь, то в этих случаях инициатором выступала супруга, и он нехотя уступал, заводя себя воспоминаниями о сладосрастной нимфе.
Женщина обижалась на мужа. Не раз спрашивала его, что с ним произошло, открыто удивляясь перемене. Но... Но откуда было знать несчастной женщине, что мысли и чувства мужа давно были с другой, с той, которую нежно скрывал супруг в глубинах памяти. Глубоко- глубоко. Так глубоко, что и не мог вытравить из своего сердца. И после редких случаев близости с женой, во сне являлась ему юная блудница. И как тогда, в последний раз настаивала: "Хочу, чтоб жене изменял со мной!"
И проснувшись утром, размазывая по лицу пенку для бритья, Александр зло улыбался отражению в зеркале:
- Изменяю, Сашенька, изменяю!
А жена, мудрая сельская женщина, чуя неладное, утешала себя:
- Ничего, перебесится. Нужно время. Все будет хорошо, по-старому, как прежде. Ведь я люблю его, моего Санечку.
* * *
Три месяца он жил, пытаясь забыть образ юной демоницы, но это плохо получалось. Время не лечит, оно лишь бередит едва затянувшие раны и топчется на истерзанной душе. Иногда вечерами на него нападала непонятная грусть. Непонятная окружающим, но он-то знал её причину. Он закрывался в своей комнате, отведенной под кабинет, и долго сидел в раздумии, с грустью глядя на Сашино фото в телефоне.
Он сфотографировал её однажды, ещё в самом начале их отношений. Девушка сидела на краю бассейна, откинувшись назад, опустив загорелые ноги в воду, и бултыхала ими, поднимая мириады брызг, смотрела прямо на него и хохотала.
Александр вздохнул: снова защемило сердце от тоски.
« Прости, что уехал, Сашенька! Прости за то, что не удержался! Не должен был я... Не имел права… Да как тут устоишь, когда ты манишь? Манишь своими глазками зелеными... Я ж, не видя тебя, ощущал запах твой. Но не должен был я... Слышишь, не должен был даже думать о тебе! Но разве сдюжишь, если ты уже сниться начала? Забудь меня, девочка! Прошу: забудь и отпусти!»
Но улыбчивая красавица не отпускала, а , казалось, что всё глубже и глубже затягивала в омут.
"Все, выброси её из головы, вытрави из души!" - говорил он себе мысленно. - "Забудь!"
И снова побежали дни, новые заботы захватили, закружили, и образ порочной красавицы стал меркнуть в памяти его. Он вздохнул с облегчением - свобода!
В понедельник около полудня он вышел из дома по делам. Улыбаясь собственным мыслям, он кинул случайный взгляд на притормозившее рядом такси. Задняя дверца открылась и юная нимфа в короткой шубке вышла ему навстречу. Сверкнули зелёные глаза под длинными пушистыми ресницами.
- Привет! - улыбнулась она.
Ошеломлённый мужчина не нашёлся, что сказать. Вот она, Сашенька, желанная, любимая – рядом, только руку протяни. И руки потянулись к ней, сами, помимо его воли. Но он остановил себя. Ему было неловко оттого, что их могут увидеть вместе – и у трав есть глаза – и донести жене.
- Ты не рад? – девушка смотрела на него, и улыбка непорочной вакханки сияла на лице её.
Мужчина не сводил с неё глаз.
- Рад.
- Может, пригласишь в дом? - спросила Саша. - Или я не ко двору? Ты скажи, я пойму.
- Рад, Сашенька, рад.
- Так в чём же дело? – и снова улыбка искусительницы коснулась пухлых губ.
- Ты же знаешь… Жена…
- Разве раньше она тебя останавливала?
Мужчина вздохнул и оглянулся на дом: он отошёл недалеко, и из окон их с Сашей могли увидеть дети или Алёна.
- Садись в машину, - и не слушая возражений, которых, впрочем не последовало, села на заднее сиденье.
«Она вьёт из меня верёвки. И я не могу ей отказать. Не могу и…. не хочу!»
И, поборов неловкость, устроился рядом с девушкой.
В салоне было душно. Из динамиков лился "Одинокий пастух" Джеймса Ласта, и на душе Александра скребнули кошки.
Девушка нежно поцеловала его, обдав ароматом духов, и отстранилась.
"Жасмин," - вспомнил бывший садовник. – «Сводящий с ума жасмин!"
- Куда мы едем? - спросил он девушку.
- Ко мне, - не глядя на него, ответила Саша. Она рассматривала пейзаж за окном и о чём-то сосредоточенно думала. – В гостиницу.
- В селе нет гостиниц.
- В Кишиневе.
Выехав на шоссе, машина набрала скорость. Они молчали всю дорогу. Александр не знал, что говорить, а девушка не хотела объяснений при постороннем.
В номере у порога Александр увидел небольшую дорожную сумку.
- Я к тебе сразу с самолета, - объяснила она.
- Как ты узнала адрес?
- Птичка на хвосте принесла, - девушка сбросила на банкетку шубку и подошла к нему вплотную, обняла и поцеловала. - Я так хочу… Целуй же меня, целуй! Хоть до крови, хоть до боли… Не в ладу с холодной волей кипяток сердечных струй…
Она гладила его могучие плечи, руки в буграх тугих мышц, грудь и шептала:
- Еу те юбеск, ал меу ероу. * (перевод внизу)
И он не выдержал, сломался. Всю дорогу говорил себе, что устоит, не поддастся искушению, выбросит её из сердца, а теперь… Теперь она стояла перед ним: тоненькая, юная, красивая, с чарующей улыбкой ведьмы, и он сдался.
И полетели в сторону рубашка и джинсы, кофточка и легинсы, тончайшее кружево и простецкие мужские трусы, которые купила ему жена. И время остановилось…
И началась двойная жизнь. Александр, как не заставлял себя одуматься, не мог отказаться от Саши. Он прилепился к ней не только телом, но и душою. И, в то же время мужчина не думал оставлять семью: эту тихую гавань, к которой он привык за много лет, и бросать якорь вблизи берега, где бесновался прибой, не собирался. Шторм – это хорошо ненадолго, он помогает встряхнуться, взбодриться, отвлечься от повседневной рутины. Но ежедневные бури выматывают, вытягивают остатки сил, а ему, как ни крути, не восемнадцать. А жаль… Как бы он хотел вернуться в те лихие годы юности, когда всё ещё впереди, когда ничто не держит на привязи и можно лететь вольным ветром туда, куда тянет с неодолимой силой. Да и чувство вины перед женой не давало покоя. Она же ни в чём не виновата, его Алёна.
Классический треугольник прочно обосновался в его жизни. Чтоб не лишать себя счастья - этого сладкого наркотика, в котором растворялись терзающие душу думы, - Александр принял ситуацию как неизбежное, потому что понимал - это сильнее его и этому невозможно противиться.
«Будь, что будет», - решил он про себя. – «Если и тонуть в этом омуте, то с улыбкой на устах - тонуть счастливым».
Но возможно ли было это счастье? Он понимал, что охладел к жене, что свою мужскую обязанность выполняет лишь потому, чтобы у Алёны не возникало подозрений, чтобы не терзала она себя мрачными мыслями. Ведь он прожил с нею больше двадцати лет, и она никогда не давала поводов для ревности, не предавала его, и принимает таким, как есть: с устоявшимися привычками и потихоньку стареющего.
Жена не устраивала скандалов и истерик, не гнала из дому, хотя догадывалась, что происходит. Нет, она не была уверена на сто процентов. Она не видела мужа с другой, но поведение его настораживало. И тонкий, едва уловимый аромат дорогих духов, который ему не удавалось смыть с себя после бурного секса, говорил больше, чем сказали бы кружевные трусики, сунутые в карман его куртки «заботливой» рукой разлучницы. Но, слава богу, юной прелестнице такое и в голову не приходило.
Муж был дорог Алёне. Ей были дороги прожитые в горе и в радости года, ей была дорога семья. «Не мешать моему Санечке», - мудро рассудила она. – «Такое часто случается с мужиками. Главное, чтоб не поняли дети. Семья важнее. Кобель всегда вернётся к миске».
Да и сам отец семейства не выдавал ничем душевной тайны. Он по-прежнему вел семейный бизнес: маленький магазинчик приносил не большой, но стабильный для села доход, которого вполне хватало на относительно безбедную жизнь. Но иногда случались и кризисы, заставлявшие искать дополнительный заработок.
Поглощенный в течение дня делами магазина и семьи, по ночам он оставался наедине со своими воспоминаниями и грезами. И мечты эти дарили ему силы терпеливо ждать скорой встречи с Сашей. Он жаждал этих тайных свиданий, ибо в них он успокаивал не столько свое мужское начало, сколько выпускал на волю давно забытое волшебное чувство - чувство любви. Вероятно, последней в его жизни, и оттого мягкой и тёплой, как бабье лето.
Вечер звездами синими брезжит,
Свечи в спальне на ночь задуй.
Прошепчи мне, пожалуйста:"Нежно..."
Обнимай, дорогая, целуй!
Чтобы в просьбе твоей многократной
Пламя страсти гасила кровать.
Чтоб не стал возвращаться обратно
И не смог от себя убежать.
Как - то Александр вернулся домой после встречи с Сашей уже под утро. Он привык к тому, что домашние в это время спали. Потому тихо вошел, бесшумно закрыв входную дверь. Освободившись от верхней одежды и не включая света, прошёл на кухню, открыл холодильник, достал кувшин с водой и налил полный стакан. Опрокинув его почти залпом, Александр вздрогнул, услышав голос жены за спиной.
- Что? Так сильно горит?
Мужчина повернулся. В дверях, в ситцевой ночной рубашке, белой с синими васильками, стояла жена.
- Ты почему не спишь? - растерянно спросил он.
- Сильно горит? - повторила она вопрос.
- Ты о чем? Детей разбудишь, - он сжал стакан, зачем-то посмотрел на него и аккуратно поставил на стол.
- Дети в городе у тёти Виорики. Ты тушишь пожар свой?
- Ты о чём, Алена?
- Сам знаешь, о чём, - она вздохнула.- Не мучайся, Санечка. Что ж ты мечешься между двух огней?
Александр стоял молча, не зная что ответишь. То, чего он втайне боялся, теперь едким дымом затмевало пространство, не давая дышать полной грудью.
- Я же вижу - тяжело тебе, милый мой, - продолжала женщина. - На сколько тебя хватит? Извелся весь, избегался, молодясь! Вон уж и мотню брить начал. Чтобы молодой слаще было!
- Алёна, перестань. Я не хотел, - оправдывался он.
- Помолчи! Я долго молчала, - перебила она и, помолчав некоторое время, продолжила. - Да, я долго молчала, надеялась, одумаешься. Но куда там! Завела красавица волчок – не остановить! Ну, что ж. Раз так, то… Не будет скандалов, истерик. Не бойся.
- А, что будет? Что будет дальше, Алена?
- Ничего. Останется, как есть, - уверенно ответила жена. - Утром ты отец семейства. Примерный семьянин. Вечером – заботливый муж - я тоже человек. А когда прилетит зазноба, поедешь к ней. На день, на ночь. На сколько пожелаешь. Только не позорь семью, не выставляй похоть свою на всеобщее осмеяние. Другого выхода я не вижу...
- Алена, а ты? - взволнованно спросил он.
- А что я? Я ведь всё понимаю и дождусь, Саша, - поцеловала она мужа. - Поверь мне, дождусь! Сколько надо будет ждать, столько и буду. Пока не отрезвеешь. Хмельной это напиток – юная страсть, ох, какой хмельной! Но за похмельем всегда наступает отрезвление. Я подожду.
Александр молчал. Он смотрел на постаревшую жену свою и невольно сравнивал её с Сашенькой. И новое чувство к юной девочке ещё больше ослепляло, а вина перед женой за предательство только раздражала, мучила, и он хотел от неё избавиться! Уйти бы, забыв прошлое! Уйти и не думать о том, что когда-то было! Но разве память сотрёшь?! И гадкий червь сожаления и стыда больно точил душу.
- Давай сохраним семью. Перед людьми стыдно, перед детьми. А они взрослые уже, семнадцать да пятнадцать лет, догадываются, что между нами кошка пробежала. Спросили вчера, в чём дело. В этот раз отговорилась проблемами с работой, в другой раз что врать? Думала – наиграешься вскоре, натешишься… Да, куда там! Видимо, сильно приворожила тебя русская колдунья, - жена протянула руку и коснулась его седого виска. - Стареешь ты, Санечка, и ничего с этим не поделаешь, как бы ты не молодился. И никакой спортзал, никакие тренажёры, куда ты снова повадился бегать после двух лет перерыва, не возвратят тебе лёгкости юности. Хвори да болячки вон они, не за горами. Кому ты нужен будешь с ними? Только мне, Санечка, только мне.
Александр вдруг опустился на колени и стал целовать руки жене.
- Прости меня, Алёна, - заплакал он. - Прости меня, Алёнушка, что обидел тебя. Прости, родная, что предал тебя! Прости! Но не могу я забыть её, не могу! Это сильнее меня! Я же не просто секса вымаливаю у девочки… Я люблю её!
Словно плетью полоснуло по лицу женщины, обожгло, пронзило до нутра! «Люблю её!» Неужели всё настолько серьёзно?! Гораздо сложнее, нежели она предполагала? «Люблю её!»
Алёна вздохнула:
- Ничего… Всё пройдёт, всё…
И не понятно было, кого уговаривает она: мужа или себя самою…
Меняя день на ночь, разменивая неделю на месяц, невзирая ни на что, жизнь потекла по проторённому руслу, потому что глобального ничего не произошло. Всего-то любовь. Какой бы беспощадной и несправедливой она не казалась. Всего-то встретились два любящих сердца, две одинокие души. Только одна из них пришла в этот мир слишком рано, а вторая задержалась в пути на долгие двадцать лет.
Александр продолжал корить себя за боль и страдания, что приносил жене, но с собой он так и не смог справиться. Мужчина считал недели, дни, часы и минуты, ожидая встреч с юной нимфой. Он с любовью и лаской смотрел на фото в телефоне и улыбался.
- Скоро я увижу тебя, обниму и зацелую, милую и нежную.
И когда от Сашеньки приходило очередное СМС, он, отложив дела, мчался в Кишиневский аэропорт.
С нею, со сладкой куколкой, он забывал обо всех проблемах, потому что единственная радость его была рядом. Что ещё нужно любящему сердцу? Он радовался, как ребёнок ,когда объявляли посадку московского рейса, суетливо ходил по залу аэропорта, прокручивал в голове все те милые глупости, что говорят друг другу влюблённые. И, когда появлялась она, молнией летел к любимой.
Эти первые мгновенья встречи со стороны выглядели так трогательно, что посторонним казалось, будто после долгой разлуки отец встретил дочь. И только заметив, что поцелуи седого мужчины совсем не похожи на поцелуи любящего папы, невольные свидетели их встречи начинали либо двусмысленно улыбаться, либо осуждающе поджимать губы, а пожилые матроны укоризненно качали головами и цедили вслед:
- Дулэу бэтрын! Кэцяуа! Доамне фереште! **
Саша только смеялась над ними: завидуют старушки. И со смехом, с забавным русским акцентом, передразнивала их:
- Доамне фереште!
И снова льнула к нему, своему сильному седому мужчине.
А потом ашина везла их в лучшую гостиницу в центре Кишинёва, где Саша заранее бронировала один и тот же номер люкс. Александр предпочёл бы останавливаться в глуши, в менее помпезном отеле, но Сашеньке противилась:
- Я не хочу прятаться от людей. Какое кому дело до нас?! Пусть лучше за собой следят!
И Александр покорялся её прихоти.
Вот и сегодня он едва дождался свою принцессу. Не видел её уже две недели и затосковал. И теперь, сияя улыбкой, словно Чеширский кот, вёл девушку к авто. Александр устроил её на переднем сиденье и сел за руль.
Машина плавно тронулась с места и резво покатила по асфальту.
Девушка смотрела на мужчину и лукаво улыбалась:
- Сашик, я так соскучилась по тебе! Ал меу ероу. ***
- Прямо так и герой?!
- Именно так – мой герой! Я привезла тебе подарок. Скоро лето, яркое солнце, и в этих очках ты будешь неотразим, - она достала из сумочки продолговатую коробочку с логотипом французского дома моды. - Нравятся? Примерь!
И сама нацепила очки ему на нос.
- Вау! Супер! Ты такой классный в них!
Александр улыбнулся, поправил аксессуар и крепче сжал руль.
Как он собирается объяснять супруге появление столь дорогого подарка, мужчина не думал. Впрочем, она и сама обо всём догадается.
- И две футболки. Не знаю, подойдут ли они тебе. Ну, если маловаты окажутся, сыну отдашь. Ага?
- Зачем ты меня балуешь, Сашенька?
- Мне нравится делать подарки.
- У меня для тебя тоже сюрприз! Сейчас приедем, покажу, - он снял очки, взглянул на девушку и подмигнул.
А она… Она вдруг блудливо улыбнулась и принялась расстёгивать его джинсы.
- Что ты делаешь, разбойница?
- То, по чему я соскучилась.
Рука её, тонкая, с длинными заострёнными пальчиками, проворно нырнула за «молнию» и легко сжала пока ещё мягкую выпуклость.
Александр шумно выдохнул.
- Саша… Я же за рулём!
- Ну и что? Мне это нисколько не мешает, - игриво отозвалась она и принялась через трикотаж трусов гладить его достоинство.
- Фатэ образникэ! Дрянная девчонка! – он снова шумно вздохнул, и дрожь вожделения пробежала по телу его.
Сашенька только усмехнулась:
- Тебе же такая нравится!
- Вакханка!
- Тсссс! Помолчи, дорогой!
Ручка её пробралась в трусы и принялась колдовать над его сокровищем. А сокровище наливалось силой, крепло и пульсировало от желания.
Сашенька склонилась к мужским бёдрам, высвобождая фаллос, и игриво мазнула самый кончик тёплым влажным языком. Александр охнул и крепче вцепился в руль, так как машина заметно вильнула. А демоница принялась облизывать напряжённый жезл, словно леденец, покрывать поцелуями, слегка покусывать, при этом девушка сладострастно постанывала, отчего Александр совсем потерял голову.
Ей нравилось дразнить его, глядя на то, как он жмурится от удовольствия, чувствовать, как по телу его пробегает дрожь сладострастия. Она и сама зажигалась от этого. Но доводить мужчину до финала девушка не собиралась. Ещё раз лизнув напряжённый фаллос, она откинулась на спинку кресла, оставив достоинство торчать из трусов корабельной мачтой.
Александр разочарованно застонал:
- Вакханка! – и принялся одной рукой приводить себя в порядок.
А Сашенька сидела с видом довольной кошки, только что наевшейся сметаны. Только лишь не облизывалась.
Машина миновала спуск и проехала сквозь «ворота города» - многоэтажный жилой комплекс, расположенный при въезде в Кишинёв по обеим сторонам дороги, на бульваре Дачия. И через некоторое время остановилась у отеля.
В номере, едва переступили порог и сняли куртки, Сашенька прыгнула к нему на шею, скрестив длинные ножки у него за спиной и прильнув нежными губами к его шершавым. А он, поддерживая её под попку, понёс её в ванную.
- Демоница! Вакханка! Что ты делаешь со мною?!
- Раздеваю, Санечка, раздеваю, - она соскользнула с рук его и принялась стаскивать футболку. – Какой ты офигенный! Эти бугры мышц на руках, эти плечи, квадратики на животе! Люблю их…
И девушка принялась целовать его грудь, лизать и осторожно покусывать соски, гладить и легко царапать спину, а он отвечал, стискивая нежную нимфу в сладострастных объятиях и срывая с неё кофточку, джинсы, роскошное бельё. Подхватив её нагую, он опустил девушку животом на высокий и широкий валик кожаного диванчика. Грудь её упёрлась в сиденье, прогнулась узкая спинка, попка задралась. Демоница расставила ножки, и Александру открылся вид поистине возбуждающий. Он положил руки на половинки бархатистой попки и развёл их, приникая губами и языком к розовым лепесткам.
Сашенька застонала и принялась слегка покачивать бёдрами, отчего мужчина завёлся ещё сильнее и сильно шлёпнул по аккуратной выпуклости. Девушка вскрикнула, а тяжёлая ладонь мужчины снова гулко ударила по ягодицам. И ещё, и ещё, и ещё… Саша кричала, извиваясь в его руках, попка покраснела, нежная розовая плоть сочилась, возбуждённая, и Александр упивался возможностью обладать этой прекрасной вакханкой, смакуя её влагу.
Наконец он перевернул её на спину и принялся целовать длинные ножки от пяточек до шелковистого гладкого холмика.
- Когда муж уезжает надолго… что ты делаешь? – спросил он.
- Тогда я ласкаю себя сама, - Сашенька лукаво улыбнулась. – Пальчиками или игрушками.
- Я хочу это видеть!
- Хорошо,- девушка встала, взяла из шкафа непочатую упаковку свечей, зажгла одну из них и вернулась с нею на диванчик. Устроившись так, чтобы мужчине было всё хорошо видно, девушка развела ножки и поднесла свечку к розовому бутону.
Трепетало узкое пламя, и прозрачные капли, медленно наливаясь, отрывались от края свечи и падали на тонкие лепестки девичьей плоти, на розовую жемчужину сладострастия... Саша протяжно стонала, извиваясь от острого наслаждения, рождаемого укусами раскалённого воска, но не сводила прелестных ножек своих, не убирала пламя. А свеча роняла прозрачные слёзы одну за другой, заливая розовую раковину тонкими дорожками застывающего воска.
И вот девушка коснулась противоположным концом свечи блестящего от девичьей влаги самого сокровенного, и та заскользила вверх и вниз вдоль нежных губ, заставляя мужское сердце неистово биться от страсти.
Свеча танцевала без устали, теряя слёзы: то кружила, надавливая на горошину, сминая тонкие розовые лепестки, то соскальзывала во «врата рая», как называл тесное девичье лоно Александр, и снова блуждало по влажной раковине, чтобы затем снова скользнуть в заветную темноту. И скользнув в очередной раз, принялась ритмично погружаться в сладкую пещерку, заставляя Сашеньку кричать от вожделения и содрогаться от нахлынувшего потока пульсирующей неги.
Александр, распалённый до предела увиденным, упал на колени перед распахнутыми ножками прелестной нимфы и задул свечу, которая так и осталась в тесном лоне, заливая прозрачными горячими каплями нежную плоть. Он просунул ладони под девичью попку, приподнял её, вытянул свечу зубами и, задыхаясь от возбуждения, принялся осыпать покрасневший бутон поцелуями. Упругий язык его дразнил шелковистые лепестки: то дерзко танцевал на маленькой жемчужине, то нежно лизал её и снова теребил, вновь пробуждая в Сашеньке дикую страсть. Зубы мужчины прикусывали девичью плоть, отчего Сашенька вскрикивала и томно стонала, доводя Александра до сумасшествия. Дыхание его сбивалось, в висках стучала кровь. Он вскочил, рванул бёдра нимфы на себя и вошёл в них одним движением до упора, и меч его разящий удар за ударом высекал икры вожделения из узких ножен до тех пор, пока оба они, и Сашенька и Александр, не взорвались ядерной вспышкой сладострастия.
Освежившись в душе, они растянулись на широченной гостиничной кровати и болтали ни о чём, оттягивая время расставания: жена очень просила сегодня ночевать дома, так как обещала приехать её мама, и видимость семьи нужно было поддерживать.
Александр слушал милую болтовню Сашеньки, смотрел на неё и счастливо улыбался.
- Знаешь, как меня научили плавать? – щебетала юная нимфа. – Мне было три недели от роду, и родители купали своё сокровище. Подставки для купания у нас не было – откуда деньги у нищих студентов в середине девяностых? Держали на руках в ванночке. Папа отвернулся, чтобы взять полотенце, а я, бултыхая ногами и руками, соскользнула с маминых ладоней. Мама застыла от ужаса и приготовилась смотреть на то, как дитя будет тонуть. Но дитя инстинктивно перевернулось со спинки на животик и поплыло. Тут папа повернулся, швырнул полотенце маме и выхватил меня из воды, потому что я уже устала и вот-вот опустила бы голову в воду. А на следующий день меня уже специально отпустили в ванночке. Так я стала плавать. И искренне думала, что все люди умеют делать это с рождения. Я очень удивлялась, когда видела детей, барахтающихся у берега.
- Ты моя русалка, - мужчина убрал длинную прядь вьющихся волос, что упала Сашеньке на грудь и закрыла красоту упругой сферы. – Моя соблазнительная русалка.
Девушка легла на него, вытянувшегося на спине, и заглянула в глаза:
- Ты любишь меня, Санечка?
- Люблю, моя малышка. Очень люблю, - он гладил её по гибкой спине и чувствовал, как снова нарастает желание.
И она почувствовала это и оседлала нетерпеливого ретивого коня с грацией искусной наездницы.
Простившись с любимой, Александр погнал машину в село. Домой, туда, где его заждалась жена, уставшая объяснять своей маме, что муж задерживается по работе - поехал за товаром.
- Что за товар в это время? - колко интересовалась мать, жаля и без того израненное сердце дочери. - Какие базы в этот час?
Александр без особого трепета относился к теще. Неконфликтный от природы, он старался избегать встреч с родственницей, но и дурного о ней не говорил. Вел он себя с ней предельно вежливо, пропуская мимо ушей колкости и нравоучения, оставляя объяснения и досужие разговоры с гостьей жене. Но сегодняшний её визит раздражал мужчину. Он бы с великой радостью отказался от неизбежной встречи, но уважение к жене не давало пойти на поводу желания. Александр успокаивал себя тем, что весь вечер будет думать о своей Сашеньке. Мысли о ней окрыляли, придавали сил. О, эта чаровница с хризолитовыми глазами!
Мужчина вошел в дом, когда жена уже собирала со стола.
- Добрый вечер!
- Добрый вечер, Саша, - ответила тёща. - Что-то долго ты по базам ездишь.
Александра ехидство старухи раздражало. Он хотел было нагрубить, но тревога в глазах жены остановила порыв.
- Так оно, мама, - ответил хозяин. - По-другому не заработаешь. Такой у нас бизнес.
- И что, как ноне торговля? Выходит что?
- На хлеб хватает.
- На хлеб! Единым хлебом сыт не будешь! Хочется и маслицем когда помазать. Я давно говорила, пора тебе на заработки, зятек, - не унималась теща. - Надо о детях подумать. Им в институты поступать, а там и свадьбы не за горами. Приданое дочери собрал? Надо быть готовыми сейчас, а не когда приспичит!
Жена поспешила сменить тему.
- Санечка, мама хочет чтоб ты нас завтра на рынок свозил.
Мужчина вскипел, но вида не подал. Завтра уезжает в Москву Сашенька, нужно отвезти её в аэропорт, проводить взглядом исчезающий в облаках аэрбас, помолиться за удачный полёт, а тут теща со своей просьбой, и ей не откажешь. Нельзя обижать жену, но и Сашеньку нельзя оставить – любимую нимфу. Не проводить девушку он не мог, даже если бы к виску приставили пистолет.
«Как же быть?» - терзал себя мужчина. – «Навязалась старая кляча на мою голову!»
Теща прервала раздумья зятя.
- Не завтра, Алёна, - перебила она. - Послезавтра. Хочу заодно и в медицинский центр зайти, мне назначено. Поедем одним днем. А пока у вас погощу, на внуков порадуюсь.
Александр возликовал.
- Послезавтра, так послезавтра. Как вам будет угодно, мама, - и посмотрел на жену.
В глазах женщины туманилась грусть.
И чтобы не изводить себя, не терзать сердце чувством вины перед той, которая ни в чём не виновата, которая предана ему и любит его по-прежнему, несмотря на все его выкрутасы, мужчина сказал:
- Я насчет машины на завтра с мастером договорился. Надо в автомастерскую заехать. Стучит что-то под капотом, а что – не пойму.
А жена поняла, к какому мастеру собрался муж её, и вздохнула.
- Конечно едь! Неисправная машина – это опасно!
В следующий раз она приехала весной, в конце апреля, когда вовсю дурманит сирень, когда солнце ещё не обжигает зноем, а ласково греет, и Молдова расцветает. Сады, леса и виноградники утопают в свежей яркой зелени листвы. Сама природа наполняет сердца новыми надеждами.
Саша позвонила ему вечером и предупредила, что муж снова отбыл в Европу, и она забронировала билет на завтрашний рейс. В половине десятого утра по местному времени самолёт приземлится в аэропорту Кишинёва.
Мужчина в этот час сидел в приёмном покое городской больницы и ждал окончания операции: у жены внезапно резко заболел живот внизу справа, закружилась от боли голова, подступила тошнота, женщина побледнела. Не дожидаясь скорой, Александр усадил жену в машину и повёз в больницу. Диагноз поставили сразу: апоплексия правого яичника, требуется оперативное вмешательство.
И тревога за жену отступила, забылась, лишь только он услышал голосок прелестной нимфы:
- Да, Сашенька, да, любимая! Конечно, встречу! Как же я рад, девочка моя!
Утром он вёз девушку в гостиницу и рассказывал о супруге:
- Сашенька, прости, миленькая! Но мне нужно сегодня быть у неё: судно подать, покормить. А завтра сменит тёща. Не обижайся, ребёнок! Так вышло, я не виноват! Я люблю тебя по-прежнему! Даже больше!
Девушка нахмурилась: в планы её не входило провести целый день в одиночестве. Но она ничего не сказала Александру в упрёк:
- Иди уж, медбрат! Только помни: я буду скучать. А может быть и не буду. Возьму фотоаппарат и погуляю по городу.
- Не уходи далеко от отеля, потеряешься чего доброго. Я буду волноваться.
- Волнуйся, разрешаю, - и скрылась в дверях гостиницы, не позволив проводить себя до номера.
Александр помчал в больницу, и сидя у кровати бледной Алёны, думал о Сашеньке. "Где она сейчас? Что делает?" И через каждые полчаса выходил из палаты позвонить любимой девочке, а возвращаясь, не мог стереть с губ счастливую улыбку.
Жена всё видела и всё понимала, и осознание того, что даже в такой момент, когда ей как никогда нужны внимание и забота мужа, он думал о другой, больно ранили. Она отвернула голову, пытаясь удержать слёзы, но не смогла и горько расплакалась. Вся обида на мужа, вся ревность, вся злость выплеснулись в этих слезах, но облегчения принесли. Стало ещё тяжелее, ещё больнее. А мужчина сидел на стуле у окна, смотрел на экран телефона и улыбался. И женщина знала, кому он улыбается, увидела однажды фотографию, когда Александр оставил гаджет без присмотра: той невероятно красивой девушке, что бесцеремонно вторглась в их спокойную жизнь, взбаламутила, закружила, унесла дорогого человека бурной рекою к неведомым берегам.
- Больно, Алёна? - мужчина услышал её всхлипы.
- Больно, милый мой, больно, - шептала она.
- Медсестру позвать? Пусть уколет обезболивающее.
- Не надо, Саша, я потерплю.
- Ну смотри. Скажешь, когда станет совсем невмоготу, - и снова вышел из палаты, набирая заветный номер.
- Ребёнок, как ты там? - услышала Алёна и снова разрыдалась.
Едва дождавшись утра, Александр, сославшись на дела, помчал к Сашеньке. Как она там, любимая девочка?
А девочка в короткой лёгкой шёлковой юбочке и в крохотном топике стояла у зеркала и заплетала французскую косу. Мужчина засмотрелся на прелестницу: с этой причёской девушка выглядела лет на пятнадцать – юная, сочная, дерзкая в своей юности. Тонкая талия, которую он легко обхватывал своими ладонями, загорелые ножки, шейка с игривым завитком, острые локотки, гладкие впадинки подмышек. Он подошёл к Сашеньке вплотную, забрался ладонями под топик и погладил плоский животик, вдыхая упоительный аромат девичьей кожи. И жезл его мгновенно напрягся, упершись в её бёдра.
Девушка улыбнулась его отражению, повернулась кругом и, обняв за шею, поцеловала:
- Сегодня идём по магазинам. Я же ничего с собой не взяла, даже запасных трусиков.
- Зачем тебе трусики? Ты без них хороша.
Девушка только усмехнулась.
В магазине Сашенька выбрала несколько комплектов белья, откровенно эротичного и красивого, и направилась к примерочным. Развесив вешалки с трусиками и бюстгальтерами на крючки, девушка оглянулась на Александра:
- А ты что застыл на пороге? Тебе нужно особое приглашение?
И быстро потянула его за рукав в кабинку и задёрнула шторку. Девушка, стоя у зеркала, медленно сняла топик и юбочку.
- Помоги мне, Санечка, - потянула она застёжку на спине.
Дрожащими руками Александр расстегнул крючки, спустил с плеч лямочки и освободил девичью грудь от кружева, аккуратно повесив его на крючок. Сашенька стояла к нему спиной, но в зеркало ему видны были упругие сферы с маленькими торчащими сосками, и он не удержался, накрыл их ладонями и сжал, целуя Сашеньку в шейку.
Та прерывисто вздохнула, не сводя глаз с его отражения.
- Теперь трусики, - шепнула нимфа.
Мужчина положил руки на её бёдра, скользнул ладонями по точёным ножкам от бёдра до колена, и, подцепив ажурный лоскуток, осторожно потянул его вниз.
Девушка скользнула в его руках, повернувшись лицом к лицу:
- Возьми меня!
Мужчина задохнулся от вожделения, но смущённо произнёс:
- Сашенька, мы не в Москве и не в Париже! У нас крепки еще семейные ценности. Здесь такое поведение осуждаемо. Наверняка же заметят: услышат и сквозь музыку. Догадаются, солнышко.
- Думаешь в Москве они не в цене? – целовала его красавица. - Но что нам до чужих мнений? Пусть они сами спят под покровом ночи и пары одеял в миссионерской позе. Я хочу здесь, ты увидишь, как это остро и сладко. И она вновь приникла губами к его губам.
И Александр сдался.
Быстро спустив до колен джинсы, он крепко обхватил одной рукой тонкий стан порочной нимфы, прижимая её к себе, а второй рукой приподнял стройную ножку. Сашенька быстро догадалась, чего хочет любимый. Миг – и загорелая ножка опустилась на плечо его.
Мужчина глухо зарычал от страсти и с силой стиснул аппетитную попку, крепко притиснул её бёдра к чреслам своим, входя в узкое и тесное лоно. А Сашенька обвила могучую шею его гибкими руками своими, прижалась обнажённой грудью к его груди, обтянутой новой футболкой, и запрокинула голову, закрыла глаза, закусила губы. И лишь тягучие хриплые стоны вырывались из горла ее в такт его ритмичным ударам. И стало безразлично, слышат ли их снаружи, догадываются ли по звукам и по колышущейся шторке, что происходит в кабинке. Есть только он и его любимая Сашенька, которая сводит с ума одной улыбкой, одним взглядом хризолитовых глаз.
Саша застыла на миг, перестав дышать, и тут же забилась в его руках в сладких судорогах, впилась длинными острыми ноготками в плечи его, но это только распалило мужчину, и, почувствовав приближение финала, он едва сдержал ликущий крик самца.
Выйдя из примерочной, Саша протянула консультанту вешалки:
- Я беру всё.
И невозмутимо пошла к кассе. И только смущённый Александр заметил неподдельное любопытство в глазах персонала.
На следующий день Саша прогуливалась по центральному парку Кишинева, по парку Пушкина. За время встреч девушка неплохо изучила центр города и потому решила побродить одна, пока Александр ездил по делам.
Она нежилась на солнце, сидя на скамейке под раскидистым кустом. Хрупкая, в черных солнцезащитных очках, в легком коротком платьице, подчёркивающем её тонкую талию, она была обворожительна. Саша сидела, изящно качая ножкой в модной туфельке, и разговаривала по телефону, объясняя любимому, как ее найти. Девушка бойко жестикулировала, пытаясь прочесть на табличке фамилию классика, чей бюст она рассматривала.
- Я всё правильно прочитала, - ворковала она. - Негруззи.
Александр рассмеялся.
- Ну не смейся, Саша, - обиженно говорила в трубку. - Ну, Негруцци. Откуда мне знать, кто это?!
В ее речи отчетливо слышался московский говор. Этим Саша и привлекала прохожих, а изысканной утонченностью и красотой обращала на себя внимание молодых парней и мужчин более почтенного возраста: все любовались прелестной нимфой.
Двое парней, сидящих поодаль, переговаривались между собой, глядя на девушку.
- Че фатэ фрумоасэ, - говорили они. - Оаре чине фаче драгосте ку я? (Какая красивая девушка. Интересно, кто с ней занимается любовью?)
- Мэй, ту, - отвечал другой, - везь кэ шеде сингурэ. Поате фачем куноштинцэ? ( Эй, ты, видишь, что сидит одна. Может познакомимся?)
- Стай кэ амуш конвинг фата. (Сейчас я уговорю девушку)., - он поднялся и подошел к Саше.
- Де че стай тристэ, домнишоарэ. Еу вэ пот ажута? (Почему грустишь, девушка. Я могу чем-то помочь?)
- Я не понимаю по-молдавски, - ответила Александра.
Парень обольстительно улыбнулся и перешел на русский - этим языком в той или иной степени владеет большая часть населения.
- Погуляем? Погода так и шепчет, - навязчиво предложил он. - И Вам станет веселее со мной.
- Спасибо, у меня есть спутник. Я жду его.
- Что-то не торопится ваш приятель. Забыл о вас. А я знаю, как радовать таких красавиц, как вы.
- Ничего, я подожду.
- Может, пока его нет, мы с Вами вом фаче драгосте? (Займемся любовью) - наседал наглец.
Эти слова Саша узнала ещё в Москве, когда только-только зарождалась её история любви с «добрым медведем», как девушка шутя называла садовника Александра. И юной нимфе стало не по себе. Одна, в чужом городе, в чужой стране... Что ей было делать? Как отвязаться от хама?
- Пожалуйста, оставьте меня в покое. Сейчас придёт мой муж.
- Мы успеем, - не унимался наглец. - Тебе понравится, уверяю. Мы....
Но парень так и не успел договорить. Кто- то схватил его за шиворот и сильно встряхнул, а затем, словно пушинку, оторвал от земли и отбросил метра на три от себя, на зеленеющий свежей травой газон.
- Пошёл вон, мерзавец! – Александр хмуро посмотрел в сторону негодяя и подошёл к Сашеньке. – Я за тебя любому глотку перегрызу!
Мужчина был взбешён. Ещё издали он увидел, как к его зеленоглазой нимфе подкатывает незнакомый парень, а подойдя ближе, услышал и непристойные речи. Кровь бросилась в голову Александру. Да как он смеет, негодяй?! Как смеет он предлагать ТАКОЕ его маленькой девочке?! Нежному ребёнку в соблазнительном теле юной женщины. В глазах потемнело и, не соображая, что делает, мужчина рванулся к обидчику. Уже занеся могучий кулак для удара, Александр неимоверным усилием воли сдержал порыв и лишь отшвырнул парня прочь.
- Я за тебя любому глотку перегрызу!
И Сашенька верила ему: такой, как её Санечка, никому не позволит подходить к ней с непристойными предложениями.
Всё ещё кипя от бешенства, мужчина усадил девушку в машину и покатил по улицам, пытаясь успокоиться. Но сразу укротить ярость не получалось: слишком дорожил он девочкой своею, чтобы позволить кому бы то ни было так развязно вести себя с ней. Он давил на газ и петлял по городу, пока не выехал на окраину.
Саша чувствовала, как кипит его гнев, и глаза её загорелись.
- Изнасилуй меня!
- Что? - не понял Александр.
- Изнасилуй меня. Ты же хочешь этого, я вижу.
Машина, скрежетнув тормозами, остановилась в тупике. Несколько мгновений Александр смотрел на порочную нимфу и вдруг выскочил из салона, открыл дверь со стороны пассажирки, вытащил её за волосы и швырнул на капот. Он завёл руки её за спину и, удерживая их своей лапищей, другой задрал на спину игривую юбочку, стянул кружево трусиков и вошёл в жаркое тесное лоно. И когда тугая струя выстрелила, обозначив финал, он повалился на девушку сверху и принялся целовать нежную шейку:
- Миленькая, люблю тебя, ребёнок мой! Как люблю я тебя, Сашенька!
И она, повернувшись к нему, отвечала нежными поцелуями.
- Останешься сегодня со мной? Или к жене поспешишь?
- Останусь, ребёнок, останусь, миленькая!
И была долгая-долгая ночь, и была всепоглощающая любовь...
Александр всегда просыпался раньше Сашеньки. Не тревожа любимую, он подолгу глядел на неё: любил молча изучать взглядом сотни раз перецелованное лицо. Мужчина любовался на ее тонкие брови, маленький девичий носик. Глядя на смуглые щечки, силился понять, что же снится в эту минуту его девочке. Особенно, когда она улыбалась во сне, ему хотелось, чтоб она улыбалась ему, и чтоб только о нём были мысли её всегда и везде. Он, словно Дон Кихот, сражался с солнечным лучом, щекотавшим ей веки, бесшумно занавешивая окна. Глядя на манкие пухлые губки, жаждал коснуться их, снять вожделенный нектар с алого цветка. Но он не торопился этого делать, он всего лишь молча упивался ее красотой, благодаря Бога за бесценный подарок, за это милое сокровище, и кляня судьбу, за то что так поздно он встретил "своего ангела", как называл он Сашу про себя в эти утренние часы. Он тяжело вздыхал, и мысленно приговаривал.
- Почему все так несправедливо и неправильно? Почему я так поздно встретил тебя? Почему мы встречали рассветы порознь так много лет? Никому тебя не отдам. Никогда и никому. Чтобы любоваться тобой, все сдюжу, на все согласен, даже душу свою продам, лишь бы каждое утро глядеть на тебя и быть любимым тобой.
А когда просыпалась она, и реснички трогательно подрагивали, открывались зеленые глазки ее, он целовал свою нимфу в уголки губ.
- Доброе утро, девочка моя, - нежно шептал он. - Здравствуй, мой любимый ребенок.
- Саашиик, - потягивалась она. - Ты опять смотрел на меня? Что нового увидел, миленький? Ты ещё не привык ко мне?
- Я никогда не привыкну, - признавался он. - Каждое утро обновляет тебя. Ты становишься слаще и слаще. Никому тебя не отдам. Никто не заберет и не отнимет.
Сашеньке нравились его трогательные признания. Ей было приятно, что этот взрослый мужчина, этот "добрый медведь", готовый разорвать любого, кто приблизится к ней, так нежен и мил. И она была счастлива от осознания своей безграничной власти над ним. И любила его, любила неистово, всем сердцем.
- Как жаль, что пришёл в этот мир так рано... Как жаль, что я опоздала на много лет... Иди ко мне, - протягивала она руки ему, - не томи. Я всю ночь тебя ждала.
- Никому не отдам, - повторял он, целуя любимую в губы. - Никому.
Александра обнимала его, и страсть кружила им головы, туманила сознание, растворяя в пучине неги и истомы.
Одно обстоятельство тяготило Александра в их отношениях с Сашей. Социальный статус. Их финансовые возможности. Они были разительны. То что позволяла себе Сашенька, не мог себе позволить себе Александр. Дохода от магазина хватало только на семью - большего из этой розничной точки не получалось выжать при всем его желании. А любимая требовала вложений. На одних обедах в ресторанах он мог бы разориться. А этого он допустить не мог. Все-таки свои обязанности кормильца он выполнял добросовестно. Он любил детей своих крепкой отеческой любовью и к жене, кроме чувства стыда, испытывал искреннее уважение и благодарность, за все годы проведенные вместе. Поэтому, когда Саша предлагала поужинать, он тушевался.
- Почему? - удивлялась Сашенька. - Почему бы не поужинать в приличном месте? Я люблю молдавскую кухню.
- Потому что мне неловко, когда ты оплачиваешь счета, отель, покупки, - признавался он в своем финансовом бессилии. - За это должен платить я.
- А, вот ты о чем, - улыбалась в ответ девушка. - Прими ситуацию такой, какая есть. Ты же со мной не из- за денег, так? И я тоже. И не хочу тебя обидеть. Мне приятно тратиться на любимого мужчину. И не спорь.
- Я могу отправиться на заработки, - возразил он.
- И что ты там заработаешь? - улыбнулась она. - На один ужин и на одну ночь в отеле? И куда, собственно, ты поедешь? К нам садовником? Ты мой мужчина... Мой лбимый мужчина. Я своего садовника не отдам никому. Или я тебе надоела?
- Нет, Сашенька, не надоела, - мотал он головой. - Просто...
- Так. Все. Тема закрыта. Лучше исполни одну мою просьбу.
- Какую? - удивился Александр.
- Своди меня в парк аттракционов. Давно не была на каруселях. Хочу прокатиться на "американских горках", если они у вас есть.
На следующий день Александр вез свою нимфу по республиканской трассе в сторону Оргеева. Именно там , в маленьком городке, центре находился парковый комплекс. Это было красивое место, построенное мэром города, мужем певицы Жасмин, Иланом Шором. Ухоженный, построенный в соответствии с европейским нормами.
- Я чувствую себя маленькой девочкой, - призналась Саша. - Мне нетерпится покататься.
Они, словно два ребёнка, окунулись во власть развлечений. Саша еле уговорила спутника прокатиться с ней на «Американских горках» и громко кричала на спусках и крутых виражах, впиваясь в ладонь Александра ноготками.
Они безмятежно хохотали, когда неслись с горок в бассейн, и страстно целовались в воде, не обращая внимания на косые взгляды окружающих. А когда белоснежные лебеди карусели подняли их на приличную высоту, Александру вдруг стало грустно. Он вспомнил, как много лет назад, в пору его молодости, они с женой кружились на "Ромашке" и целовались. И поцелуи те были сладкими-сладкими.
- Что с тобой, - девушка заметила грусть в его глазах.
- Все нормально. Так... Вспомнил прошлое…
И уже когда они возвращались домой, Саша печально призналась:
- Не хочу, чтоб при мне ты думал о ней. Не смей при мне вспоминать прошлое. Ты делаешь мне больно!
Она даже не задумалась о том, что уже почти год, как делает больно другой женщине она сама.
- Сашенька не злись, это прошлое, - успокаивал он. - Это прошлое. Далекое и доброе. Оно никак тебя не касается.
Девушка обиженно посмотрела на мужчину. Казалось, бесы ревности заплясали в ее глазах.
- Ты ревнуешь? Ребёнок! Глупенькая! Я только твой, запомни это.
Александр улыбнулся: ему стала приятна ревность любимой. "Какое счастье, испытывать ее гнев на себе", - подумал он.
Миновав город, они покатили по трасе через Кодры. Вид этого заповедного леса успокаивал. Алексадр вел машину, счастливо улыбаясь.
- Хочешь что-то интересное покажу? - спросил он Сашу.
- Хочу, - мило улыбнулась вакханка, протягивая руку к его ширинке. - Надеюсь, мне для этого не нужно разрешения?
- Сашенька, - сладко улыбнулся Александр. - Тебе можно все. Но я другое хотел показать. Чудо.
- Сколько у тебя чудес, кроме этого? - шутила она.
- Тут недалеко, маленькая проказница, потерпи.
- Ага, Сашик, - продолжала шалить она. - Быстрее, миленький, а то терпение заканчивается.
Они съехали с трассы к маленькому придорожному ресторанчику, с замысловатым названием "Safari".
- Что тут чудесного? - удивилась Саша. - Хотел удивить кафе? Ты же знаешь: я не ем у дорог.
- Тут хорошая кухня, - возразил он. - Но мы здесь за другим.
Он развернул машину и остановил на пригорке.
- Ну-ка, леди, выйдем оба.
Саша удивленно повиновалась. Он же тем временем заглушил мотор и снял машину с ручного тормоза.
- А теперь смотри!
- А... Как... Как это? - искренне, по-детски, удивилась она. - Почему машина едет в горку сама?
Машина действительно тронулась с места без водителя.
- Классно! - согласилась девушка. - Вот это да! Действительно - чудо. Аномалия.
Саша поцеловала его.
- Удивил, - прошептала ему на ухо. - Мой садовник заслужил немного радости. Делай со мною всё, что пожелаешь. Я так хочу.
Привыкший к чудачествам любимой, Александр повиновался. Ведь он знал, что скоро последует. Знал, что вот-вот его будет колотить от вожделения, и ему вновь выпадет счастье обладать этой сумасшедшей демоницей. Потому что всякий раз с этой девочкой был так же сладок, как и первый. И это ощущение волновало и заводило его, как молоденького бычка. Бывший садовник, жаля руки, нарвал у кромки леса крапивы, и они вошли в сень прохладных Кодр.
- Скажи, что ты сейчас хочешь? - спросила Сашенька.
- Сними с себя всю одежду, - попросил он.
Саша медленно повиновалась. Она красиво избавилась от маечки и юбочки, от серебристого кружева белья, и теперь стояла перед седеющим мужчиной нагая и дерзко-соблазнительная. А он в который раз пожирал глазами её округлости, и сладкая дрожь вожделения била его. Собрав одежду в узел, мужчина снова окинул взглядом высокую полную грудь, нежный животик с неглубокой ямочкой пупка, гладкий холмик, разделённый ложбинкой, и задохнулся от желания.
- Встань на четвереньки! - скомандовал он.
Девушка грациозно опустилась на землю и взглянула Александру в глаза. Тут на смуглую щёчку её села маленькая голубая бабочка. Девушка мотнула головой, отгоняя её. Качнулись тугие груди, и от вида этих заострившихся сфер, плоть Александра взбунтовалась. Он застонал, стискивая зубы и скомандовал:
- Ползи! Ползи вперёд!
Сашенька развернулась к нему круглой попкой и, осторожно переставляя руки и колени, двинулась среди деревьев.
А мужчина отпустил всё, что сдерживало его. Повесив узел одежды на сук, он поудобнее устроил в ладони пучок крапивы, стебли которой он предусмотрительно обмотал пакетом, и ударил жгучей травою по ягодицам прелестной нимфы.
Девушка вскрикнула, остановилась на миг, но властный голос его снова приказал ползти.
Мужчина осыпал Сашеньку ударами то по попке, то по качающимся грудям, то по животу, та взвизгивала, стонала, потирала покрасневшие попку и грудь, но продолжала ползти вперёд.
Наконец они набрели на небольшую, метра три на три, лужайку, поперёк которой покоилось поваленное бурей дерево. Широкий, но невысокий пень, ощетинившийся обломками древесины, словно старый ёж колючками, привлёк внимание Александра.
- Ляг вот тут, на траву. А попку положи на пень и широко разведи ноги.
Сашенька выполнила приказ. Щепки впились в нежную кожу, и болезненная гримаса исказило прекрасное личико, и протяжный стон сладострастия вырвался из груди вакханки. Она подняла ноги высоко вверх и медленно развела их до упора. Разве гимнастке сложно это?
Раскрылась сочащаяся влагой розовая раковина.
- Не смей сводить ноги! - задыхаясь, бросил мужчина, и жгучая крапива ужалила девушку между ног.
Громкий вопль эхом отразился от деревьев, сменяясь порочным стоном вожделения, и Александр почувствовал, как дикая волна неукротимого желания пульсирует во вздыбленной плоти его. И снова удар.
Сашенька согнула ноги в коленях, прижала их к животу, пережидая боль, но мужчина прорычал:
- Ноги! Не смей сводить ноги!
И Сашенька снова развела их и вцепилась побелевшими пальцами в траву, вырывая целые пучки при каждом ударе.
- Да-ааа! Да -ааа! Любимый!
Одна дерзкая фантазия сменяла другую, пока двое влюблённых не довели себя до изнеможения и опустошения. Усталые, повалились они на траву, нежно целуя друг друга и нашёптывая милые глупости.
- Люблю тебя, ребёнок мой!
- Люблю тебя, Мой добрый медведь!
Насладившись друг другом вволю, одарив друг друга яркими ощущениями и до умопомрачения испив вожделения, они покинули Кодры.
- Сашик, - упрашивала Александра. - Останься сегодня со мной. Вся ночь будет наша. А потом опять три недели...
- За расставаньем будет встреча, - угрюмо ответил он.
- Не вспоминай этот стих, - испуганно перебила девушка. - Он печально заканчивается.
- Останься, Саша...
- Не могу, - угрюмо объяснил Александр. - Ты же знаешь: теща приезжает проведать жену после операции. Мне надо быть. Жена просила.
- Ааа, - протянула Александра. - Я забыла, что ты примерный семьянин...
- Сашенька, не могу. Не рви мне сердце. Я ж и так буду считать часы, пока она не уедет.
- А счастье было так возможно, - продолжала злиться она, поправляя юбку. - Ты посмотри от чего отказываешься ради любимой родственницы.
Девушка сняла его руку с руля и положила между своих ножек:
- Подумай, стоит ли это того?
- Саша, - взмолился любимый. - Ты вьёшь из меня веревки. Не надо!
- А мне нравится вить из тебя веревки, - прошептала ему на ухо чаровница.
И снова потянулись три долгие недели разлуки. Жена шла на поправку, постоянно находиться при ней не было нужды. И тёща, обосновавшаяся у них дома на законном основании, тёща, так раздражавшая Александра, от наставлений и брюзжания которой мужчина ни свет ни заря срывался на работу и возвращался как можно позже, наконец-то убралась восвояси.
Теперь можно было закрываться в своей комнате и мечтать. Мечтать о дерзкой вакханке.
Сашенька приехала без предупреждения, позвонила уже из гостиницы. Александр в это время помогал жене на кухне: разделывал мясо.
- Ты мне очень нужен! Приезжай сейчас же! Я в отеле.
- Сашенька, ребёнок, что случилось? - уловил Александр нотки тревоги в голосе любимой. - Почему не позвонила заранее?
- Ничего особенного. Приезжай.
И он сорвался в Кишинёв, оставив мясо так и не разделанным.
Когда он вошёл в номер, девушка сидела на подоконнике, положив голову на колени и глядя в окно.
- Вот и я! Соскучился, милая! - он обнял её и поцеловал, но Саша отстранилась.
- Что случилось, Сашенька? Почему такая грустная?
Девушка медленно спустила ножки с подоконника, поправила рассыпавшиеся по плечам локоны, откинув их за спину и протянула мужчине пластиковую штучку.
- Что это?
- Смотри.
Александр взял протянутый предмет. В небольшом окошечке чернели буквы и цифры: "беременна 4-5"
Продолжение следует.
Когда спали ангелы
© Copyright: Лялька Златогорская, 2020
Свидетельство о публикации №220040202075
Свидетельство о публикации №220040202075
Рецензии