Сказки бабушки Тани 2

                Про злого Ахмата

- Бабушка, бабушка, возьми меня за водой на Ахматову Гору!
Бабушка Таня ласково улыбается:
- Ну, что ж, пойдем. Мне ведерко, а тебе бидончик. Донесешь?
Сережка, от радости за проявленное доверие, прыгает и кричит:
- Ура!
Ему шесть лет, и он еще только познает мир.
- Бабушка, а почему Гора Ахматова?
- А потому, милый, что приезжал сюда злой наместник хана Батыя – Ахмат и собирал дань с русских людей. Дань была большая, а люди жили бедно. Того, кто не мог заплатить, татары били, истязали, а потом вешали на столбах вдоль дороги. Потому у Ахматовой Горы есть другое название – Висельник.
Слезы застилают глаза Сережке.
- А что – наши не могли победить злого Ахмата?
- Не могли, внучок, сила тогда была за ними большая.
- Бабушка! А почему на дороге даже в такую жару сквозь камни вода сочится и тоненькими ручейками сбегает вниз?
- Ишь, глазастый! – бабушка Таня перехватывает ведерко другой рукой, - не устал?
- Нет, бабушка, расскажи.
- А вода из-под земли течет потому, что так издевался над людьми злой Ахмат, что не выдержала мать – Земля и заплакала. Видишь, она плачет до сих пор.
Сережка тоже готов заплакать, но сдерживается.
- Бабушка, так неужели никто его не победил?
- И-и-и, милый, победили, конечно. Подкопили силушки, да и вышли из лесов наши богатыри, расправились и с Ахматом, и с его татарским войском. А название осталось.
Сережка счастливо улыбается: наши победили – это главное.
А вечером просит бабушку:
- Расскажи сказку про Ахматову Гору, про злого Ахмата и про русских богатырей.
И она начинает:
- Много лет тому назад напали на Русь татарские полчища. Много горя принесли, море крови пролили, жгли города и села, разоряли русскую землю, а людей убивали, или уводили в плен.
Застонала русская земля. Бились насмерть с татарами наши богатыри, но сила была на их стороне. Так добрались злые вороги до Новгородской земли.
Но началась весенняя распутица. Татарские коротконогие кони вязли в грязи. И татарское войско, потрепанное в боях за маленькие города на пути, повернуло на Юг, где было тепло, сухо, и где татарам привычнее было воевать.
Да только был при том войске Ахмат – племянник советника самого хана Батыя. Жадный был Ахмат, жадный и безжалостный. И хоть был приказ повернуть от Новгорода на Рязань, очень уж хотелось ему разграбить богатую Новгородскую землю. И решил он обойти Новгород, где собрали русские князья всю свою мощь. Обошел город и направил своих нукеров к другому городу – Ладоге, о котором слышал, что город этот торговый и богатый. Решил Ахмат ворваться в Ладогу, покрошить русских, завладеть богатствами и догонять свое войско на пути в Рязань.
Глухими дорогами, не разводя костров, ночами, не оставляя живых свидетелей, тайно и быстро подкрались татары к Ладоге. Да только в город входить не стали, а послал Ахмат лазутчиков. Двоих убили, а третий еле ноги унес и рассказал Ахмату, что в Ладоге готовы к отпору, и идти туда опасно, а вот в близлежащих деревеньках спокойно, и мужиков совсем не осталось, так как несут они службу, охраняя Ладогу и Новгород.
Тихо, избегая дорог, лесными тропинками добрался Ахмат со своими нукерами до деревеньки с радостным названием Красная Горка. Жители ее ничего не опасались, зная, что все дороги к Ладоге перекрыты сторожевыми постами. И только старики выходили по ночам с рогатинами, охраняя деревеньку. Мало ли что? Вдруг лихой человек из лесу выйдет, али зверь свирепый.
На рассвете дружно пели петухи, мычали коровы… Ребятишки, проснувшись, играли «в чижа» и в «камешки», девушки пели песни.
Песни были грустные, потому что проводили они своих отцов, братьев старших и женихов в Новгородское ополчение. Выполнив работу по дому, собирались вместе, пряли да гадали, когда вернутся их богатыри. И вдруг на рассвете, на опушке леса, появились всадники в лохматых шапках. Они что-то визгливо кричали, погоняя лошадей.
Первыми пали старики, что добровольно несли сторожевую службу вокруг деревни. Залаяли собаки, закричали дети. Всадники нагайками стали сгонять жителей на поляну, а в это время другие обшаривали избы, таща из домов все: посуду, одеяла, одежду, даже бабьими сарафанами не брезговали.
Три сестры, Аннушка, Марфинька и Василисушка бросились было к лесу, но их настигли, бросили на землю, связали руки и ноги. Мать кинулась к дочерям, но тут же упала замертво. Ее заколол пикой косоглазый татарин. И началась кровавая бойня. Убивали всех, оставляя только красивых девушек.
Два паренька, Гринька с Саввушкой, пошептавшись, быстро поползли по траве в разные стороны. Саввушка нырнул в густой кустарник, прополз еще немного, а потом встал и припустил по лесной тропинке туда, где был сторожевой пост русских.
А на краю деревеньки избушка стояла маленькая, покосившаяся, об одном окошке. Совсем вросла в землю избушка, и крошечное оконце, затянутое бычьим пузырем, на земле оказалось в зарослях крапивы и густого высокого лопушняка. И саму-то избушку почти не видно было. А жила в той избушке колдунья – бабка Секлетея. Страшная была, как смертный грех: маленькая, горбатая, нос крючком, седые волосы пучками из-под рваного платка торчали. Чисто - Баба Яга! Но сердце у старухи было доброе. Всю деревню она лечила травами, настоями да наговорами. Скольким жизнь спасла – и не перечесть. И ребятишек лечила, и взрослым помогала.
Вон, на Власа, упало бревно в лесу. Думали: все - не жилец, а бабка попоила его травой, пошептала, да и встал мужик. А Агашка в горячке лежала, металась, бредила, а бабка Секлетея пришла, положила ей руку на лоб, она и затихла, уснула, а утром есть попросила.
Услышала бабушка шум, выглянула из избушки своей, увидела, что в деревне делается и обратно.
А у нее в избенке ручной ворон жил. Умный был – страсть! Другом звали. Так этот ворон человеческий язык понимал. И даже имя свое сказать мог. Спросят его, как, мол, тебя зовут, а он: «Дрррруг».
Вышла бабка Секлетея, обогнула свою избушку, посадила Друга на руку, да и подбросила кверху, сказав:
- Лети, Друг, в Ладогу да передай нашим, что беда тут у нас.
Вот и побежал Саввушка в одну сторону, а Друг полетел в другую. А сама бабулька выскочила на покосившееся, вросшее в землю крыльцо, замахала, как крыльями, черным платком, бормоча заклинания и проклятия, стала призывать кару на вражьи головы.
А Саввушка тем временем, в кровь сбив босые ноги, задыхаясь от быстрого бега, наткнулся, наконец, на сторожевой отряд русских.
Его окружили всадники. Саввушка тяжело дышал и горько плакал, говорить он не мог. Петр, могучий парень из их деревни, поднял его на руки:
- Что случилось? Говори!
- Та-та-ры… - прохрипел Саввушка и потерял сознание.
Петр плеснул ему в лицо воды, дал попить, посадил в седло впереди себя…
- За мной! – и поскакали русские в Красную Горку.
А Друг, рассекая воздух сильными крыльями, летел в Ладогу. Прилетел в крепость, сел на крепостную стену. Поводила головой умная птица, выбирая того, кто может помочь. Подлетела к высокому русобородому воину, села на плечо.
- Эко чудо-то! Гляди, птица Миколе на плечо села, - загалдели мужики.
Микола махнул рукой, пытаясь согнать птицу, но ворон не улетал, он несколько раз клюнул Миколу в плечо, а затем клювом потянул за рукав.
- Ну, чудеса, - удивлялись все.
А ворон вдруг сказал человеческим голосом: «Д-р-р-р-уг». На счастье, в крепости Влас оказался, тот самый, которого бабка Секлетея вылечила.
- Постойте, - крикнул, - да это же с Красной Горки колдуньи нашей ворон, Друг его зовут. Не просто так он прилетел. Случилось что-то, беда какая-то.
Стали седлать коней. А Гринька, воспользовавшись тем, что алчное татарье бросилось грабить дома и поджигать их один за одним, в шуме криков, стенаний, мычания и блеяния убиваемой скотины, подкрался к девушкам и перерезал путы. Освободил девушек, и побежали они в разные стороны: Марфинька вниз по горе, к речке, Аннушка на край деревни к избушке Секлетеи, а Василисушка в лес побежала.  Увидели татары – бросились вдогонку.
- Лучше умереть, чем в татарский полон! – крикнула Марфинька, добежала до реки, да и бросилась в воду. И поплыл по реке только ее красный платок.
А Аннушка добежала до избушки колдуньи:
- Спрячь, бабушка меня!
- Лезь под лавку, - и закрыла дверь на засов.
Застучали, загремели ироды:
- Атыкырывай! – кричат, - Аддавай девка!
Молчит Секлетея, только шепчет проклятья ворогам проклятым. И тогда зажгли псы ханские маленькую избушку. Дымом наполнилась она, дышать нечем стало. Разрезала Секлетея пузырь на оконце…
- Лезь в крапиву, да в кустах укроешься…
- А ты, бабушка?
- А я отжила свое… Прощай…
Старое сухое дерево вспыхнуло сразу. Охватило пламенем избушку. Пришлось татарам податься назад, и не видели они, как вылезла Аннушка из оконца и пропала в зарослях крапивы.
А ладожане уже крошили мечами врагов проклятых. Но татар было больше. И немало положили они наших. Погиб и Влас – жених Аннушки.
А Василисушка все бежала и бежала по лесной дорожке, а за ней бежал сам Ахмат, уж очень ему девушка понравилась. Уж и руку протянул, чтоб за косу ее схватить, и вдруг из леса всадники выскочили и первым Петр – жених ее ненаглядный. Рубанул он своим мечом и рассек Ахмата надвое. Подхватил свою Василисушку на руки, и прильнула она к его плечу.
- Его благодари, - показал он глазами на Саввушку, - чуть не умер, малец, но добежал.
Туго приходилось ладожанам, мало их было, а тут – раз! Свежие силы подоспели. Побили татар всех. Ни одного живого не осталось. Так и лежали вперемешку: старики и дети, женщины, воины русские и … супостаты поганые.
Кровью пропиталась вся земля и вдруг…
Приподнялась она, как будто вздохнула и… заплакала. И потекли по горе тоненькие струйки ее слез.
Ученые говорят, что это родники подземные, да только не верит никто. Издавна старики говорили, что Земля это плачет.
А ворон, Другом которого звали, прилетел к своей избушке, увидел лишь обугленные головешки, крикнул скорбно три раза: «Каррр! Каррр! Каррр!» и улетел в лес.
Аннушка, похоронив жениха, была безутешна.  Сватались к ней другие парни, но, видно, не могла девушка забыть любимого. Так и осталась одна; стала людей лечить травами вместо бабушки Секлетеи.
А Василисушка вышла замуж за Петра, и стали они жить – детишек растить.
Только с тех пор Красную Горку Ахматовой Горой называют, и живут в ней, почитай, одни Петровы. Это потомки того Петра, богатыря русского.
Бабушка Таня глубоко задумалась, потом погладила Сережку по рыжей головенке:
- Спи… И пусть хранит тебя Бог от всякой беды.