Случай из практики

   
         Шел двенадцатый час напряженного рабочего дня, вернее, уже четвертый час личного времени, времени, отпущенного на отдых и домашние дела. Люди шли нескончаемой чередой, и беды их были в общем - то одинаковыми. В основном, все просили попугать своих детей, авось, милиции да испугается. В их сбивчивых рассказах,  умоляющем выражении глаз  Оболенцева видела не только любовь, но и явные ошибки в их общей с детьми жизни, и такое же явное непонимание того, что восстановление утерянного ими контакта  возможно лишь при огромных душевных затратах с их стороны.
         Чем можно было помочь той матери, которая узнав о совершенной сыном краже-сосисок в универсаме - спрятала под замок все продукты и в благородном гневе кричала, что посадит его? А той, которая звонила вчера?
-Мне очень, очень нужна ваша консультация. Дело в том, что наш шестилетний сын начал воровать, никакие меры не помогают. Вы не могли бы нам помочь? Ну, поговорить с ним, объяснить, как за это наказывают, попугать в конце концов?
- Вам прежде всего нужна консультация психиатра. И еще необходимо помнить, что в таком возрасте у ребенка еще не сформировано полностью представление о собственности. Он не крадет, он просто берет то, что ему нравится, здесь не пугать надо, а умно и терпеливо объяснять и отвлекать, увлекать его чем-то таким…
-Да, но мы уже перепробовали все средства!
Ну, что тут скажешь? Ребенку 6 лет, а они уже все средства перепробовали.
-Вы же все-таки педагог…   А  вот скажите, как вы считаете, поможет ли, если его бить?
Ну вот, вопрос и исчерпан. Скажи, что можно – забьют. Скажешь нельзя – все меры перепробовали.
       Оболенцева поставила жирную точку и закрыла журнал доставленных.  Паренек со жгуче черными волосами, сидевший напротив нее, воровато забегал цыганскими глазами:
-Да не буду я больше, Надежда Павловна, вот увидите – последний раз. Да и что особенного -  в подвале в карты играли?
-Может быть, и ничего особенного, но без родителей все равно не отпущу, - и, провожая его в дежурную часть, думала, - как же, в последний раз, ты еще расцветешь махровым цветом, еще покажешь себя во всей красе.
         Она вернулась в свой кабинет, сломленная от усталости. Голова была пуста … как пустой грецкий орех. Все. Больше ничего не могу. Домой, домой.
         И в этот момент дверь отворилась. Робко вошла в кабинет женщина, женщина-девочка. Этот образ сразу возник в пустой Надиной голове. Женщина-девочка, Дюймовочка, Джульетта.
-Господи, а ей-то, такой, ко мне зачем? «Молода», «хороша», - это все не те слова. Она просто прелестна. Неужели у нее есть дети, тем более плохие, и неужели она не может с ними справиться? Скорее всего, это какая-то ошибка. Какое-то состояние восторга испытываешь, глядя на нее.
       Женщина завороженно шла на Оболенцеву. Умоляющий взгляд, и бахрома густых пушистых ресниц, казалось, упала на ее лицо.
- Примите меня, пожалуйста. Я … умоляю вас. Вы устали, но мне так нужно…
      Низкий бархатный голос, щемяще проникновенные интонации.
- Разве можно ее обидеть? Разве может кто-то сделать ей больно? Но я не могу ее принять, что я скажу ей? Она, наверняка, не глупа, это видно сразу, но и не принять ее нельзя, ей, кажется, действительно, очень нужно.  И Оболенцева, мысленно зажмурившись, приготовилась слушать.
-  Я… мне нужна помощь, поймите, я обращаюсь к вам, как к последней инстанции. Я обращалась уже ко всем: к учителям, классному руководителю, завучу, директору, я обращалась даже в РОНО, но …  Все это тянется уже второй год. Мы живем втроем, у меня прекрасный муж, живем хорошо, практически никогда не ссоримся, а если и возникают какие-то конфликты, то стараемся разрешать их наедине, без нашей дочери. Зовут ее Вика, до 15ти с половиной лет все было хорошо. Никаких опасений она у нас не вызывала. Но вот уже второй год она прогуливает уроки, чаще всего учебные дни, и никто ничего не может с этим поделать.  Сначала она как-то реагировала на наши слова, а потом … Сейчас она фактически не реагирует ни на что, становится каменной, замыкается в себе. Мне кажется, что она уже никого не любит, никого не уважает. Помогите мне…
- Ну что, - думала Надя, - выписать повестку, пригласить ее сюда, еще разочек с ней побеседовать? Поможет ли? В школу, может быть, и будет ходить, а исчезнет ли вот эта стена между матерью и дочерью после нашего вмешательства? Сомнительно. А может быть, вообще станет непреодолимой?
- Скажите, девочка здорова?
- Да, никаких хронических заболеваний у нее нет. Болела в общем-то, как все дети. В детстве перенесла почти все детские инфекции, но сейчас … тьфу, тьфу, тьфу, чтоб не сглазить – изредка простудные заболевания.
- У вас умная девочка? Простите за вопрос. Но мне это надо понять.
- Вообще-то, не только мы, но и все окружающие считали ее умной, училась хорошо, всегда обо всем имела собственное мнение, и очень твердое, но сейчас вряд ли можно сказать, что она  умно себя ведет: никаких видимых причин - что- то непонятное, необъяснимое, злое …
- А как вы с ней разговариваете, что говорите, каким тоном?
- Сначала было все, были убеждения, увещевания, я приводила ей положительные примеры, ну, хотя бы девочек-одноклассниц, я даже кричать пыталась, хотя кричать я совсем не умею, да и в нашей семье это не принято, а потом… а потом…
Глаза женщины наполнились слезами.
-А потом все, что вы говорили, обрело форму постоянного упрека, постоянного пилежа, как они это называют?
- Да, да, вот именно упрека и пилежа. Поймите, с одной стороны я все понимаю, а с другой … Я, наверно, не так ее как-то люблю…
      Она отчаянно взмахнула головой, волны пушистых волос взметнулись куда-то вверх, боль вырвалась наружу, и из ее глаз брызнули едкие, жгучие слезы. Сердце Оболенцевой мучительно сжалось, боль женщины выросла до невероятных размеров и нависла над Надей. Раздражение, нетерпение, усталость – все отодвинулось куда-то очень далеко. Вот только так и можно помочь кому-то, когда сам впитаешь вот эту боль, это отчаяние, - думала Оболенцева, - я должна, я обязательно должна понять эту девочку, не видя ее. Она не простит матери обращения в милицию.
- Не надо так расстраиваться, - мягко сказала Надя, прежде всего, это возраст. Надо постоянно думать и искать пути к дочери, и я верю – вы найдете их, вы слишком сильно этого хотите. А как протекает общая жизнь семьи? У вас есть какие-то общие точки соприкосновения?
- Да, да, конечно, ну что вы, до того, как все это началось, мы жили единой душой, если можно так выразиться. Мы с мужем очень любим живопись, театр, музыку, у нас дома много альбомов и книг по искусству, наша духовная жизнь всегда была общей, и Вику мы с детства приучили к тому же.
- А сейчас она отошла от этих интересов?
- Нет, я бы не сказала, она по-прежнему много читает, круг чтения очень обширный, любит музыку, и классическую тоже, но все это захлестнула другая страсть. Не знаю, откуда, но появилось новое увлечение: кони, лошади, верховая езда. Все свободное время она проводит в клубе верховой езды. С этого, кстати, и начались ее прогулы. В середине 9 класса она узнала, что где-то в Центральной России есть школа верховой езды - не помню названия города -  профессиональная школа. Она даже поехала туда, чтобы узнать все из первых рук, приехала разочарованная: туда принимают только мужчин, никаких исключений для женщин. Именно тогда были три первых дня прогулов, и именно тогда Вика сказала, что она будет исключением и во что бы  то ни стало  добьется признания.
- А как отреагировала школа на эти первые прогулы?
- Как обычно, ее обсуждали на одном из классных собраний, не разобрались, конечно, но предложили помощь. Классный руководитель Вера Геннадьевна предложила, чтобы три девочки – ее одноклассницы  по очереди утром заходили за ней перед школой. Я была благодарна им, когда они начали заходить. Но Вика не приняла этой помощи. Она наоборот стала чуждаться этих своих подруг.
- Не было ли в этом оттенка некоторой снисходительности?
-  Да, да, сейчас я вспоминаю, что-то такое было в их поведении, она слишком горячо взялись за дело…
- Кажется, все ясно, - думала Оболенцева, - у девочки есть самолюбие и хорошо сформированное чувство собственного достоинства, но этого почему-то никто не заметил или не захотел принять во внимание.
- Скажите, вы вызовите ее, поговорите с ней? Я так боюсь что из этой праздности что-нибудь не то получится, даже подумать страшно … И в школе говорят: кто его знает, чем она занимается в это время.
- Нет, я не буду ее вызывать, - голос Оболенцевой стал жестким,  - вы же сами говорите, что мы - последняя инстанция. Более того, она никогда не должна узнать, что вы были в милиции, этого она вам никогда не простит….  Будьте более оптимистичны, веселее смотрите на жизнь, откажитесь совсем и навсегда от бесед в форме упрека, посмотрите на дочь другими глазами. У вас хорошая, умная девочка, с разносторонними интересами, с очень волевым характером, хорошо развитым чувством собственного достоинства, здоровым, я подчеркиваю, здоровым самолюбием. Поставьте себя на ее место, и вы все поймете. Она в том возрасте, когда мучительно ищут самоутверждения, а она пока не нашла признания своей личности. Стена отчуждения между детьми и родителями говорит о многом, но она ни в коем случае не говорит о том, что ребенок плох. Ваша дочь никогда не совершит преступления, она вообще не совершит ничего плохого, поверьте мне.
        Лицо женщины постепенно прояснялось, и, наконец,  осветилось мягкой улыбкой.
- Вы так думаете? – с тихой надеждой спросила она, - так мне еще никто не говорил.
Несколько минут они сидели молча.
- А вы знаете, вы, наверное, правы, надо увидеть своего ребенка другими глазами. Когда я ждала очереди у вас в коридоре, я видела таких ребят … честно говоря ужаснулась, что такие бывают, на их фоне моя Вика просто ангел … вы успокоили меня, я пришла сюда на грани нервного срыва, а ухожу с надеждой в сердце … Только у меня есть маленькая просьба. Если мне когда-нибудь станет так же тяжко, как сегодня, можно я снова приду к вам. И если вы будете заняты, я просто тихонечко посижу в коридоре: посмотрю, какие на свете бывают дети. Можно?
          Было уже очень поздно, когда Оболенцева вышла из безлюдного здания отделения.
- Как я устала, - снова подумала она, а с другой стороны …..  -  и она подняла счастливое лицо к звездному небу.

1986 год