Во-первых я человек

(16 +)
Действующие лица:
Иван Петрович Гиена, 43 года.
Чудаков, его друг, писатель, 40 лет.
Анатолий Валерьевич Бочка, товарищ Чудакова, пьяница.
Никифор Никифорович Понедельник, один из собутыльников Бочки.
Николай Степанович Бушуев, врач, 50 лет.
Степан Ильич Суматоха.
Елизавета Петровна Бабочка, троюродная сестра Суматохи, 26 лет.

ДЕЙСТВИЕ 1
Небольшая, но хорошо освещённая комната. Не слишком богатая и не слишком бедная. В центре стол, за ним четыре стула. Стол заставлен лекарствами. Позади стола стоит телевизор, перед ним кресло. Телевизор выключен. За столом друг напротив друга сидят Бушуев и Гиена.

Явление 1.
Бушуев и Гиена.

Бушуев. Так для чего вы вызвали меня? Вы абсолютно здоровы.
Гиена. Я абсолютно нездоров, доктор.
Бушуев. Но я так и не понял, что у вас болит.
Гиена. Да я весь чешусь!
Бушуев. Весьма возможно, что вы просто плохо моетесь.
Гиена. Ах так?! А почему я весь горячий?! У меня болит голова, мне постоянно хочется пить.
Бушуев. (смеясь) Мой чрезвычайно безнадёжный больной, вы здоровы как акула.
Вы просто придумываете себе, что нездоровы, вот и всё. Вам бы нервную систему проверить, но это вопрос не ко мне.
Гиена. Я не верю вам. Вам просто лень меня лечить.
Бушуев. Я не вижу в этом никакой надобности.
Гиена. Но я еле стою на ногах! (Встаёт на ноги, пошатывается и садится). Вам жалко тратить на меня лекарства?! А может быть, я просто противен вам, и оттого только вы не желаете меня лечить? Скажите, я кажусь вам пустым человеком? Так знайте же, что я один из ценнейших людей на нашей планете, и коль болезнь моя окажется смертельна и я умру, всю оставшуюся жизнь вас будет мучить совесть. Вы захотите, все люди захотят вернуть то время, когда меня ещё можно было вылечить, но будет уже поздно, будет слишком поздно.
Бушуев (заметно нервничая). Иван Петрович, вы же меня задерживаете. Вы здоровы, абсолютно здоровы, говорю вам как врач и знаток своего дела. Расслабьтесь, поешьте, посмотрите телевизор. Что-нибудь спокойное, про природу...
 (Стук в дверь).
Гиена. Откройте вы, доктор.
Бушуев. Мне казалось, вы здесь хозяин.
Гиена. Откройте. Наверняка мне вредно излишнее движение. Впрочем, вы по тем или иным причинам скрываете это от меня.
 (Бушуев открывает. В дверях Чудаков).
 
Явление 2.
Те же и Чудаков.

Чудаков. Добрый день.
Бушуев. Добрый день.
Гиена. Добрый день.
Чудаков (Гиене) Ты по-прежнему болен?
Гиена. Да...Я умираю прямо у себя на глазах. То есть на ваших глазах. А всё из-за того, что Николай Семёнович не желает меня лечить.
Бушуев. Да вас незачем лечить!
Гиена. Ну вот видите!
Бушуев. Вы здоровы!
Чудаков. Я бы не стал утверждать этого с такой уверенностью.
Бушуев. То есть?
Чудаков (со смущением) Ох, да не берите в голову. И вообще пореже слушайте подобных мне людей.
Бушуев. А вы кто, собственно, будете?
Чудаков. Во-первых я человек.
Бушуев. Это я вижу.
Чудаков. Во-вторых, друг Ивана Петровича.
Бушуев. Что ж, это многое объясняет.
Чудаков. В-третьих, писатель.
Бушуев. Ах, писатель! (Качает головой) Знаете, наши профессии очень похожи. Я врач, и я тоже, как и вы, ставлю диагнозы людям.
Чудаков. Никому я не ставлю диагнозов. Писатель имеет право ставить диагнозы только себе самому. (Помолчав). Кстати, раз уж вы... Как вас зовут, я забыл?
Бушуев. Николай Семёнович.
Чудаков. Так вот, Николай Семёнович, , раз уж вы тут, можете ли определить,псих я или нет?
Бушуев. Боже мой, да с чего ж вы взяли, что вы псих?
Чудаков. Почти любой творческий человек - псих. Особенно если он хороший писатель. Я надеюсь, что я хороший писатель. Следовательно, я надеюсь на то, что я псих.
Бушуев. По вам не скажешь, что вы псих.
Чудаков. А вы почитайте мои рассказы.
Гиена. Чудесные вещи!
Чудаков. Бездарные вещи. Но всё-таки я чувствую, что где-то в глубине моей души сидит талантливый писатель и невыносимый психопат.
(Стук в дверь).
Бушуев. Откройте вы, писатель.

 

(Чудаков открывает).

Явление 3.
Те же и Бочка.

Бочка. Вот это да!
Чудаков. Чего?
Бочка. Я вижу, что опять ошибся квартирой, но при этом нашёл тебя именно здесь! Удивительно!
Гиена. Кто вы такой?
Бочка. Ну, во-первых я человек.
Гиена.Ничего себе. (Хохочет громко и довольно долго). А я думал...
Бочка. Ну а во-вторых пьяница, берущий деньги в долг у своего верного товарища и великого современного писателя Чудакова.
Гиена. А чаще вы кто: человек или пьяница?
Бочка. Пьяница - тоже человек, просто немного другой. Когда ты пьян, чувствуешь себя центром Земли. Каждый человек должен хоть раз в жизни почувствовать себя самым лучшим, самым сильным, самым мудрым человеком на свете... Без коньяка я лишён такой завидной возможности. Я не уверен в себе, но после первого глотка алкоголя начинаю забывать об этом. Я становлюсь здоров и силён. В последнее время  я давненько не пил. Видите, я даже почти трезвый...
Чудаков (обеспокоенно). И правда, ты сам на себя непохож.
Бочка. Так вот, я очень нездоров.
Гиена (указывая на Бушуева) У нас как раз есть доктор.
Бушуев. Чёрт возьми, у меня много дел, мне давно пора.
Бочка. Осмотреть меня - дело недолгое.
Бушуев. Ох, ну хорошо... Давайте. (Трогает его лоб, смотрит нос и язык с помощью карманного фонарика). Здоровы как акула.
Бочка. Почему как акула?
Бушуев. Они никогда не болеют.
Бочка. Я тоже никогда не болею, когда пью.
Бушуев. Мне пора идти. (Поднимает с пола свою докторскую сумку, поспешно надевает шляпу и направляется к выходу). До свидания.


Явление 4.
Те же без Бушуева.
Бочка (Чудакову). А ведь ты и не представляешь, Чудаков, как я рад тебя видеть! Найдутся у тебя деньги на коньяк.
Чудаков. Да. (Даёт ему деньги).
Бочка. Благодарю. (Долго смотрит на Гиену, спустя секунд десять говорит ему) Я не мешаю вам? Я забыл извиниться за мою чудовищную невнимательность.
Гиена. Ничего страшного. Вы мне совсем не мешаете. Вот только я болею, и не исключено, что могу заразить вас.
Бочка. Чем же вы болеете?
Гиена. Сложно понять. Чем-то совершенно неизлечимым.
Бочка. У вас прямо аптека в комнате!
Гиена. Да... Да. К сожалению...
Чудаков. А давайте посмотрим телевизор?
Гиена. Нет, нет, не вздумайте включать!
Бочка. Почему?
Гиена. У меня голова раскалывается от телевизора.
Чудаков. Вы очень нездоровы.
Гиена. У меня ощущение, что я никогда не поправлюсь.
Чудаков. Вам, наверно, нужен покой.
Гиена. Да. (Сидя в кресле) Да. Покой... (Засыпает).

(Чудаков и Бочка уходят).

Явление 5.
(Гиена сразу просыпается).
Гиена один.
Гиена (спросонок). Кто же я такой? Что же я такое? То есть, конечно же я понимаю, что я человек. Но мне этого недостаточно. Раньше было достаточно, а теперь - нет.  Для того, чтобы понять, что ты человек, не нужно особого ума. Я ведь с детства знаю, что я человек, с раннего детства... (пауза) Н-да, и как мне не надоело всё время знать это? Но ведь я, ведь я не только человек. (пауза). Кто же я ещё? Что я о себе знаю? Мне сорок три года, я болею... Или я здоров? А ещё я безработный, да, с этого понедельника я стал безработным. Ещё люблю готовить. (Пауза, в сердцах кричит). Чёрт! Есть миллионы безработных людей! Есть миллионы больных и миллиарды здоровых людей! Есть миллионы любящих готовить людей! Я просто человек, человек, и больше никто!

(Стук в дверь. Гиена открывает. В его комнату входят Суматоха и Бабочка).
Суматоха. Здравствуйте. Как вы себя чувствуете?
Гиена. Я и сам-то не очень понимаю. Я не понимаю, болен я или здоров.
Суматоха. Как это? Человек может или болеть, или быть здоровым, третьего ему не дано.
Гиена. Нет. Наверняка многие люди даже не подозревают, что в них поселилась страшная болезнь. Бывает, всю жизнь эти люди находятся под покровительством этой болезни, сами ничего о ней не зная, и эта-то болезнь впоследствии и приводит их в могилу.
Суматоха. Вы имеете в виду алкоголизм? Согласен, что это болезнь, но некоторым очень тяжело её победить.
Бабочка. А вот нашему достопочтенному Суматохе это удалось.
Суматоха. Причём очень просто:как-то раз я проиграл одному в карты целых десять бутылок пива. После этого случая я больше месяца экономил на себе, отказывая себе во всём, включая алкоголь, а затем мне совершенно расхотелось пить.
Гиена. Я тут подумал... Зря вы меня навещаете. У вас же столько дел.
Суматоха. (смеясь) Много дел? Вы ошибаетесь, Иван Петрович. У меня никогда в жизни не набиралось много дел. Дел у меня всегда мало.
Гиена. Неужели?
Суматоха. Ну да. Я пылесошу раз в два-три месяца, моюсь тоже нечасто, полы мою лишь в определённых случаях... Наверно, поэтому я и счастлив: я слишком свободен.
Бабочка. Вот именно, что слишком. Ты просто невежа и лентяй!
Суматоха. Нет, просто я не очень брезглив.
Гиена. А остальные люди что об этом думают?
Суматоха. Не знаю. Они мне не говорили, а я их не спрашивал. Представьте себе, как это будет выглядеть: я подхожу к незнакомцу и говорю: "Прошу прощения, что вы думаете о том, что я пылесошу раз в три месяца? Или о том, что я стираю когда вздумается"? Скажет "отстань, у меня своих проблем хватает". И мне останется смотреть ему вслед и пытаться понять, какие же у него проблемы...
(Пауза).
Гиена. Зря вы всё-таки меня так часто навещаете. Ведь вы учёный в ... каком-то центре, у вас много работы по профессии!
Суматоха. И опять ошибаетесь, работы по профессии у меня тоже теперь немного: мне осталось подписать одну бумажку, и всё.
Гиена. Какую бумажку?
Суматоха. Приказ о добровольном увольнении.
Гиена. Как, вы увольняетесь?
Суматоха. Да, и я очень рад этому. Я немало думал над этим вопросом и понял: я учёный в прошлом, я учёный в настоящем, но я никак не учёный в будущем. Ну, не моя это работа.
Гиена. С чего вы взяли?
Суматоха. Ну... Я чувствую, моё место не здесь.
Гиена. А где же, где же?! (В волнении ходит туда-сюда по комнате). Это же всё выдумки, ложь! Вам Богом было дано стать известным учёным, а вы не услышали, не поняли это.
Суматоха. Иван Петрович, я услышал от него другое. Бог говорил мне, что я поспешил и ошибся в выборе своей профессии, но теперь он даёт мне полное право выбора. Вы представляете, как это здорово? Я могу стать, кем захочу! Лётчиком, художником, писателем, артистом, учителем, музыкантом, шофёром, машинистом, дворником!
Бабочка. А в работе дворником-то что хорошего?
Суматоха. Хорошее в ней то, что дворник - не просто человек, а ещё и дворник.
Бабочка. С ума сойти, ну и философия у тебя...
Суматоха. А по-моему, всё это так и есть.
Гиена. Степан Ильич?
Суматоха. Да?
Гиена. Послушайте... (пауза)
Суматоха. Да говорите же.
Гиена. Послушайте...
Суматоха. Я вас внимательно слушаю, очень внимательно!
Гиена. Нет, вы обманываете, Степан Ильич. Я уверен, вы не выслушаете меня предельно внимательно.
Суматоха. Чёрт возьми, да я внимателен как... Как...
Гиена. Вы сейчас выслушаете меня, кивнёте пару раз для вежливости, а потом через минуту забудете, о чём я говорил.
Суматоха. Естественно, через минуту я это забуду. У меня, знаете, и свои мысли есть. У каждого своя голова на свои мысли.
Гиена. Но всё-таки выслушайте. Так вот, с понедельника я совершенно безработный человек.
Суматоха. Ох, соболезную!
Гиена. Ну вот, вы меня перебили! Это невежливо, Степан Ильич. Я теперь и не помню, что хотел сказать далее.
Суматоха. Извините, Иван Петрович, право, я не хотел...
Гиена. Теперь я чувствую себя пустым. Я только одно могу сказать про себя, что я человек.
Суматоха. Это не так уж и мало. Некоторые люди вообще ничего не могут про себя сказать, так как или не задумываются об этом, или не умеют говорить, или не считают себя человеком... К вашему сведению, мой друг,настоящий человек - это тоже профессия. И это самая солидная, самая высокооплачиваемая, самая лучшая профессия на свете. Но и эта профессия, увы, некоторым надоедает, и те перестают быть настоящими людьми.
Бабочка. А что значит по-твоему "настоящий человек"?
Суматоха. Ну, например, человек сильный.
Бабочка. И слабак может быть настоящим человеком.
Суматоха. Красивый...
Бабочка. И урод может быть хорошим человеком.
Суматоха. Ну, уверенный в себе, например. Добрый. Умный.
Бабочка. Неуверенные и глупые люди тоже бывают хорошими. Что же касается добра, то нередко мы терпим от него гораздо больше горя, чем от зла.
Суматоха (сдаваясь) Честный человек! Храбрый человек!
Бабочка. Ложь бывает нужна иногда, как глоток воды умирающему в пустыне. Трусостью же в некоторых случаях можно спасти не одну жизнь.
Суматоха. Сдаюсь! (Смотрит на часы). Ой, извините, мне пора, Иван Петрович. Я же опаздываю на заседание. Возможно, на моё последнее заседание учёного. До свидания.
Бабочка. До свидания, Иван Петрович.
Гиена. До встречи.

(Оставшись один).
Ну вот, а говорил, что выслушает! Но он не дослушал меня до конца. Я не сказал ему о самом важном, о поиске работы для меня. Он ведь мог бы мне помочь найти работу.
(Стук в дверь)
Да что ж это такое! Я устал от этого стука! Почему люди стучат в двери так неаккуратно и небрежно? То ли дело,когда дятлы в лесу стучат по дереву: заглядишься, заслушаешься! А это... (Стук усиливается). Иду!

Явление 6.
Гиена и Чудаков.
Гиена. В следующий раз не стучите в дверь, заходите сразу.
Чудаков. Но ведь это правило хорошего тона - стучаться в дверь перед тем как войти.
Гиена. Ко мне оно неприменимо. Меня этот стук раздражает.
Чудаков. У меня создаётся впечатление, что вас всё раздражает!
Гиена. Что - всё?
Чудаков. Да всё на свете! Люди, например...
Гиена. Да нет, люди меня не раздражают. Меня раздражает только стук в дверь.
Чудаков. Понимаете, вполне может оказаться, что вы делаете у себя дома что-то не совсем ... мм... приличное. Ну, может быть, вам приспичило постоять на голове, к примеру или на руках походить... Или в футбол поиграть самому с собой...
Гиена. А что, хождение на руках, стояние на голове или игра в футбол - неприличные вещи? Я должен стыдиться их? К тому же, вы прекрасно знаете, что я не умею ничего из того, что вы  только что перечислили.
Чудаков. Это я к примеру. Но мало ли, вы... Читаете или пишете что-то, что не хотите показывать другим?
Гиена. Вам ли не знать, Чудаков, что я только и занят тем, что целый день смотрю телевизор или лежу в кровати, презирая свою жизнь.
Чудаков. За что же вы её презираете?
Гиена. За то что она не меняется.
Чудаков. А должна?
Гиена. Ну конечно!
Чудаков. Странно... Вот я живу, живу, и у меня редко что меняется, а так всё одинаково, по расписанию...
Гиена. Плохо.
Чудаков. Но мне не нужно другого.
Гиена. Нет, нужно. Просто вам лень.
Чудаков. Лень что?
Гиена. Лень поменять свою жизнь.
Чудаков. Зачем же мне менять свою жизнь, когда я счастлив, у меня полно друзей, семья и хорошая работа? Я и не задумывался об этом...
Гиена. Так поссорьтесь со всеми друзьями, разведитесь с женой, увольтесь с работы.
Чудаков. Друг мой, это называется мазохизм. Если и менять жизнь, то уж точно не таким способом.
Гиена. Вам известен другой способ?
Чудаков. Их, наверное, тысячи. Просто я не думал, Иван Петрович.
Гиена. А вы почаще думайте, Чудаков.
Чудаков. Моя работа требует от меня много думать. Даже чересчур много. А это уже вредно.
Гиена. Я говорил вам, что меня уволили?
Чудаков. Господи, да вы это серьёзно?!
Гиена. Да нет, пошутить решил.
Чудаков. Какой кошмар, я и не знал... (Садится в кресло). Что же теперь планируете делать?
Гиена. Спросите что-нибудь полегче, Чудаков. Спросите меня, сколько мне лет, или сколько весит Солнце, или где растёт секвойя... Не спрашивайте меня, что я планирую делать. По крайней мере пока.
(Чудаков, в сторону)
Да, он расстроен. Очень расстроен. Я должен ему помочь, но чем? Знаю, он работал в каком-то издательстве, а полгода назад у них там всё накрылось. Начальство обанкротилось, или вроде того... (Гиене) Я подумаю, как вам помочь.
Гиена. Это было бы здорово.
Чудаков. А зачем я, собственно, заходил к вам?
Гиена. Откуда ж мне знать, зачем вы зашли ко мне? Может быть, вы машинально зашли? Шли-шли, увидели мою квартиру и подумали: "дай-ка я зайду".
Чудаков. Нет, я что-то хотел спросить у вас, что-то очень важное.
Гиена. Что же? Вспоминайте, ну же.
Чудаков. Ах да! Я хотел спросить, как ваше здоровье.
Гиена. Тьфу ты! Да разве это важно?
Чудаков. Конечно, здоровье очень важно.
Гиена. Я вполне хорошо себя чувствую.

(Без стука входит Бочка, он немного пьян).

Явление 7.
Те же и Бочка.
Бочка. (Гиене) Как ваше самочувствие? (Чуть пошатывается, но почти незаметно).
Гиена. Моё нормально. А ваше как?
Бочка. Полный пор-рядок! Уф,я смотрю, скучно у вас.
Гиена. А чем заняться?
Бочка. Да чем угодно. Пенье, писательство, рисование. Вы умеете рисовать?
Гиена. Я никогда не рисовал. Только в далёком детстве.
Бочка. А может быть, вы прирождённый художник, а сами и не знаете этого! Вы же теряете возможность стать известным, добиться славы и почёта!
Гиена. Но я вовсе не художник.
Бочка. (Громко и волнуясь) Кто вам сказал такие слова? Тоже мне мудрость! Я не художник! Разумеется, вы не художник, пока не попробовали стать им.
Гиена. Да ведь этому надо учиться.
Бочка. Всё это чушь! Учиться! Вот у меня, извините за гордость, настоящий талант пить! Учился ли я этому? Нет! Это пришло само! Я могу выпить столько, сколько не выпьет и десять человек.
Гиена. И всё-таки я... Ну хорошо, я сегодня же попробую что-нибудь нарисовать.
Бочка. Обязательно попробуйте. Ведь это же храбрость - пробовать себя в том, в чём ни разу не пробовал.
Гиена. Храбрость, которая впоследствии может привести к неумолимой глупости и беспочвенному тщеславию.
Бочка. Уморили вы меня своими рассуждениями. Пойду зайду к Понедельнику.

(Уходит)

Явление 8.
Те же без Бочки.
Гиена. И в самом деле, может быть, мне стать художником?
Чудаков. Вы сперва попробуйте что-то нарисовать.
Гиена. Что же?
Чудаков. Ну, кота.
Гиена. Почему именно кота?
Чудаков. Я думаю, что их легко рисовать.
Гиена. Ладно, попробую. Только не сейчас. Сейчас мне надо отдохнуть.
Чудаков. Понимаю.
Гиена. У тебя дела, наверное?
Чудаков. Ну, да. Недописанный роман.
Гиена. А о чём он? Или о ком?
Чудаков. Так, ерунда.
Гиена. Очень любопытно! Вы писали его целое лето и осень, до сих пор ещё пишете, потратили на него столько усилий и чернил, и вот говорите, что всё это ерунда?!
Чудаков. Я же образно.
Гиена. А вы дадите мне почитать вашу ерунду, когда допишете её?
Чудаков. С удовольствием.
Гиена.(Сидит на кресле, вздыхает) Что-то устал я. Честно говоря, я хочу сейчас побыть один, Чудаков.
Чудаков. Что ж, хорошо.
(Пауза)
Гиена. Ну?
Чудаков. Что?
Гиена. Я же сказал, что хочу побыть один.
Чудаков. Я вам мешаю в этом?
Гиена. Естественно, ведь нас сейчас двое! Я хочу побыть один и подразумеваю под этим, что вы должны оставить меня на время, то есть уйти.
Чудаков. Ах, вот оно что! Извините за непонимание. Когда мне можно навестить вас снова?
Гиена. Я позвоню, когда мне станет окончательно хорошо.
Чудаков. Хорошо, я буду ждать звонка. До встречи.
Гиена. До встречи.

(Чудаков уходит).

Явление 9.
Гиена один.
Гиена. Чудной он, в самом деле...(Пауза) День почти прошёл. Но всё как-то мимо меня. И солнечное августовское утро, нежное и тёплое, и смех детей, играющих в высокой траве, и рубиновый закат, окутывающий вечерний город... Когда в последний раз всё это проходило не мимо, а через меня, сквозь меня? Эх! Забыл, когда. Слишком давно это было....

Конец 1-го действия.


ДЕЙСТВИЕ 2.
Из новых лиц:
Семён Васильевич, один из коллег Гиены по его прошлой работе.
Геннадий Петрович Гиена, родной брат Ивана Петровича Гиены.

Явление 1.
Гиена и Гена, его родной брат.

Гена. (Осторожно прокрадывается в комнату, Гиена его не замечает. Гена громко откашливается в попытке обратить взгляд родного брата на себя).
Гиена (подпрыгивает от страха). Кто здесь?!
Гиена. (Улыбается). А-а, Гена! Очень рад тебя видеть. Ты меня немного напугал. Так, что сердце чуть не выскочило.
Гена. Брось, ты утрируешь, Ваня. И с чего это ты такой нервный? Впрочем, не отвечай, не надо. Я вижу тебя насквозь, вижу всю твою ложь!
Гиена. О чём ты?
Гена. Рад ты моему приходу, как же! Доволен как слон! Что-то я не вижу в тебе веселья. Ни капли. Ни йоты! Да знаешь ли ты, сколько я миль проехал в чёртовом поезде, только бы увидеть моего любимого родного брата? Да я чуть не сварился в духоте вонючего купе! А ты! Я тебе звонил сотню раз, но до тебя не дозвониться. Почему, Ваня? А я знаю почему! Потому что ты жесток, да, жесток и омерзительно гадок. (пауза) Ты меня не ценишь, и знай, что я теперь уеду от тебя сейчас же и не вернусь к тебе никогда больше. Ты понял, никогда! Ни-ког-да.

(Направляется к выходу, но резко оборачивается. Пауза).
Нет, знаешь, я всё-таки от тебя не уеду. Я буду тебя учить хорошим манерам!
Гиена. Гена, к чему этот спектакль?
Гена. Спектакль, говоришь?! Может, мне стать артистом, по-твоему? Нет, я специально не уеду! Я буду тебя мучить своим присутствием целую неделю! К сожалению, больше не получится: в следующую среду я улетаю отдохнуть в Испанию. Но ничего страшного, и одна неделя - очень даже немало.
Гиена. Признайся, у тебя просто нет с собой денег на обратную дорогу в Питер.
Гена. Это не твоё дело, сколько у меня денег. Кстати, я слышал, что тебя уволили, это правда?
Гиена. Зачем же переспрашивать, раз ты слышал?
Гена. Затем, что я услышал это от какого-то пьяницы, которого и человеком-то назвать сложно. Не стану же я верить ему!
Гиена. Да, меня уволили. Это тебе Бочка сказал?
Гена. Уж не знаю, Бочка или Ведро. Какой-то пьяница, толстый и высокий.
Гиена. Это Бочка! Он прекрасный человек.
Гена. Он пьяница! Был, есть и навсегда останется пьяницей!
Гиена. Ты должен уважать его.
Гена. С чего это?
Гиена. Потому что все люди - братья.
Гена. Знаешь что? Мне на душе мерзко от таких братьев. И я отказываюсь от них, от всех них!Все люди - братья, подумать только! Разве в Конституции Российской Федерации есть такой закон?
Гиена. Он есть во многих других книгах.
Гена. Понимаешь, Ваня... Я вот не могу усвоить, к чему это всё. Почему в жизни всё не так, как представляешь, хочешь? Я ведь не ругать тебя приехал. Я приехал повеселиться с тобой, провести часть отпуска у тебя дома. На лестнице услышал от этого Ведра, что тебя уволили с работы, из-за этого я дико расстроился, ты пойми, ведь ты мой родной брат. А сейчас увидел, что ты не очень-то рад моему приезду, фальшиво улыбаешься, а на самом деле ты не хотел, видимо, чтобы я приезжал. Это расстроило меня ещё больше, и я взбесился. А ведь тем не менее твоё поведение можно понять, ты переживаешь тяжелейшее время в своей жизни. Тебя уволили, ты просто ошарашен, наверняка тайком попиваешь дорогой коньяк и покуриваешь сигары.
В душе я тебя очень понимаю и ни в коем случае не обвиняю, однако... Однако я тебя обвинил, совершенно не желая тебе зла.
Гиена. Я могу сказать тебе только одно.
Гена. (удивлённо). И что же?
Гиена. Это было чудовищно глупо. Ты должен бы соболезновать мне, а не винить меня. Это увольнение, разборки, ругань... Всё это было так несправедливо. Я даже заболел от этого. Или вообразил себе, что тяжело заболел. А теперь приезжаешь ты. Семён, и обвиняешь меня!
Гена. Ну извини. Ваня. Не знаю, что это на меня нашло. У меня такое бывает. К примеру, буквально на днях я поссорился со своей женой. Я был в плохом настроении и сказал ей, что ужин получился ужасным. Хотя ужин был превосходным. А что в результате? Ссора с женой! И настроение ухудшилось ещё больше... Она до сих пор на меня злится, а через неделю мы должны вместе полететь в Испанию!
Гиена. Что поделаешь, все мы смертны...
Гена. Да нет, ссора наша не так серьёзна, как неприятна.
Гиена. Тебе надо находить другие способы улучшать настроение. Всё-таки гнев не выход из ситуации.
Гиена. Да, но я не могу не выплеснуть его! Иначе он сожжёт моё тело, я же чувствую это! Я весь горю, горю, а потом кричу на кого-то, и всё проходит, словно я с обрыва бросился в чистую воду. А вскоре после этого меня начинает мучить совесть и ухудшается настроение.
Гиена. Давай о чём-нибудь хорошем. Хватит про гнев и про ссоры.
Гена. Я думаю, разговоры о хорошем надо оставить более умным людям. Тем, кто умеет его беречь и ценить. (Садится в кресло. закуривает). Ну так вот... Ваня, как мы проведём эту неделю? Наверное, надо найти для тебя новую работу.
Гиена. (Достаёт из комода огромную папку и выкладывает бумаги оттуда на стол). Вот! (Рвёт и кромсает их). Вот! Четверть жизни - и напрасно.
Гена. Постой, постой! Что это за бумаги?!
Гиена. Доклады  с работы. Всё - зря! Всё!
Гена. А помнишь, Вань, как мы в одиннадцать лет ходили в театр на пьесу "Чайка"?
Гиена. Нашёл время спросить. (Спокойно) Ну да, помню. Ты всю обратную дорогу говорил мне, что  ничего не понял. Всё просил меня объяснить,что к чему. А я вообще спал на протяжении всей пьесы. Проснулся только под конец, когда Треплёв застрелился.
Гена. М-да... Я вот думаю, может, снова куда-нибудь сходим? Детство вспомним?
Гиена. Не до этого мне сейчас, Семён.
(Заходят Понедельник и Бочка, оба немного пьяны).


Явление 2.
Те же, Бочка и Понедельник.
Бочка. Познакомьтесь, мой лучший друг - Понедельник.
Гена. Это у вас... прозвище такое?
Понедельник. Это у меня... Жизнь такая. Каждый день как понедельник.
Гена. Что ж, вам не позавидуешь.
Бочка. Иван Петрович, уезжать вам надо.
Гиена. Что случилось?
Бочка. Я думаю, город на вас плохо влияют. Силы у вас уже не те. Вам бы на природе отдохнуть немного, а потом уж снова приниматься за работу.
Гиена. Да, ещё бы я её нашёл...
Бочка. Так вот, побудете у себя на даче, радио послушаете, книги почитаете, спортом позанимаетесь. Наберётесь сил. Разве плохо?
Гиена. Чёрт возьми, Бочка, мне сорок лет!
Бочка (с торжеством) И как? Много вы сделали и повидали за эти сорок лет?
Гиена. Поверьте, мне хватило.
Бочка. Это вам так кажется. Это... (Не очень справляется с речью). Вы же живёте от дома до работы, от работы к дому.
Гиена. Как большинство!
Бочка. Так станьте меньшинством. Не подражайте людям, не сливайтесь с толпой, идите против течения.
Понедельник. А что это тут... бумажки разбросаны?
Гиена. Не обращайте внимания, это временно. Я потом уберу.
Понедельник. Да... Но зачем они разбросаны?
Гиена. Потому что они больше не нужны. Они разбросаны, разорваны в клочья, скомканы и смяты... Потому что не нужны больше.
Понедельник (наклоняется и поднимает одну из бумажек). А это что? Хм... Стихи?
Гиена. (испуганно). Да, кажется. Только, пожалуйста, не читайте.
Понедельник (оставляя слова Гиены без внимания. Читает без выражения.).
"Господь, грехи на мне давно.
Боюсь, что ты, конечно, слушал,
Как я ругался, пил вино,
Смеялся, дрался. бил баклуши"...
(Заметно оживляясь).
Ого! Вы дрались...
Гиена. (смущается и краснеет). Не я, не я. Лирический герой.
Понедельник. Это ещё кто?
Гиена. (Задумался) Это... Это... (Более уверенно). Вы всё равно не поймёте, что это.
Понедельник  (долго смеётся, затем говорит). Мне не понравились ваши стихи. Я тут ещё прочитал кое-что.
"И вот я в книгу превращусь.
Затем  строкою буду скован.
Но вдруг опять нахлынет грусть,
И стану просто странным словом"...

Гена. А что - плохо?
Гиена. Но ведь я и не говорю, что это хорошо. И вообще я просил вас не читать.
Понедельник. Извините, просто я уж очень люблю критиковать. Вот, к примеру, комната ваша уж чересчур бедно обставлена мебелью. Вот когда я работал мебельщиком, у меня...
Бочка. Прекратим этот разговор.

(В комнату входит Чудаков).

Явление 3.
Те же с Чудаковым.
Понедельник. Ух-ты! Вошёл, даже не постучавшись. Определённо вор. Я пойду позвоню в полицию.
Гиена. (в ужасе). Что вы, что вы, это мой друг, писатель Чудаков!
Понедельник (Чудакову). Почему же вы не постучались, как это делает любой вполне нормальный человек?
Чудаков. Я боялся.
Понедельник. Чего?
Чудаков. Что это не понравится Ивану Петровичу.
Понедельник. Ну вы и чудак!
Чудаков. Держу пари, вы сделали это заявление только из-за моей фамилии.
Понедельник. Нет, не только. Хотя ваша фамилия вам подходит.
Гена. Послушайте все! Наш друг и товарищ,а для кого-то...Хм... А для кое-кого ещё и брат... Да ещё и родной... хм...В общем, этого человека уволили.
Понедельник. И кого же это?
Гена. Ивана Петровича Гиену.
Понедельник. Вот те на...
Гена. И мы обязаны ему помочь найти новую работу. Желательно сделать это до того, как он сопьётся от горя или наделает прочих глупостей.
(Стук в дверь).

Явление 4.
Те же и Бушуев.
Бушуев. Гиена, как вы себя чувствуете?
Гиена. (не слушая, сосредоточившись на другом). Да.
Бушуев. Как вы себя чувствуете?!
Гиена. А-а. Неплохо. (Обращаясь ко всем). Друзья! Первым делом мне надо немного отдохнуть.
Гена. Знаем мы тебя, отдохнуть. Будешь сидеть у себя на даче и спиваться.
Понедельник. А нас с Бочкой ты пригласишь?
Гиена. Да я не буду там спиваться. Буду отдыхать.
Чудаков. В принципе, после такого поражения в виде увольнения с работы ему надо бы отдохнуть пару недель. Надо ему куда-нибудь съездить. Есть у кого какие-нибудь идеи?
Понедельник. Когда я работал в турагентстве, я...
Бочка. Да заткнись ты.
Чудаков. Я бы предложил Канары.
Гиена. Я бы предложил дачу. Быстро и легко. К тому же там я сам  себя хозяин.

(Ходит взад-вперёд по комнате, посматривая на часы).

Бушуев. И очень даже неплохая мысль. Вы умеете здраво рассуждать. И вы хороший симулянт.
Гиена (сурово). Вас бы на моё место.
Бушуев (Задумался, садится в кресло, протирает очки. Пока он говорит, Чудаков достаёт из кармана маленький зелёный блокнот и начинает записывать). Так все говорят. Сколько раз я слышал от своих больных: "Вас бы на моё место"! Думаете, мне приятно это слышать? Тяжелобольные вольно или невольно постоянно завидуют мне. Ещё бы: я единственный здоровый человек среди них. Но я в подобный момент тоже кое-кому завидую: завидую людям, на плечах которых не лежит обязанность за жизнь своих людей. Те, в свою очередь, завидуют людям более богатым, более счастливым и красивым, чем они. Более счастливые завидуют самым счастливым, самым богатым, самым лучшим. А самые счастливые завидуют мертвецам. Им больше некому завидовать, и они одиноки. Да не смейтесь! (Чудаков усмехается). Добившийся идеальной жизни человек или не приметит её идеальности, или, чтобы спастись, сделает её хуже. Если бы человек мог улыбаться целый день без перерыва, у него бы под вечер заболели мышцы... Понимаете, о чём я? (Пауза). Как это, наверное, сложно переживать, когда все поголовно считают тебя счастливым. Большинство людей будет завидовать такому человеку, прикрывая этой радостью зависть. А объявленный ими "счастливец" на самом деле и не счастливец вовсе, а так, удачливый... Удачливый неудачник. (Гиена улыбается, продолжая записывать). Не улыбайтесь. Это всего лишь оксюморон. Если кто и смотрит этому "везунчику" в душу, то только затем, чтобы поточнее прицелиться для плевка. У него всё есть, думают они. У него всё хорошо. Он обязан отдавать, ему запрещено получать. (Пауза). В конце концов несчастные как раз-таки счастливее везучих и удачливых, ибо первым помогают, не всегда, но помогают. И им не приходится воображать, импровизировать, лгать. Они несчастны и не играют счастливых. А тем, кто объявлены счастливыми, постоянно приходится играть счастливых, именно играть. Когда человек говорит тебе: "Я счастлив и добился всего, чего хотел", он просто хочет показать свою силу, своё превосходство над тобой. Он хвалит себя, потому что ему не хватает похвалы. Он часами говорит о своих силе и уме или потому что никто не заметил их у него, или потому что их и нет вовсе, а воображать люди любят. Вот у меня есть всё , что нужно для жизни. Дом, семья, работа, друзья, которые меня ценят и уважают. Но чего-то мне всё-таки не хватает... (Чудаков что-то шепчет на ухо Бушуеву). Любовница у меня тоже есть. (Чудаков опять что-то шепчет ему). Ну да, конечно, не одна. Несколько. (Чудаков опять шепчет ему на ухо). Да, разумеется. достаточно! Куда уж больше! (Чудаков опять шепчет ему на ухо. Бушуев срывается). Да прекратите шептать! Это невежливо! Говорите прямо, при всех!
Чудаков (очень громко и смешно шепчет). Как вы не попались?
Бушуев. (Встаёт с кресла). Нет, в самом деле, прекратим этот разговор. Всё это так вульгарно. Даже совестно стало. (Длинная пауза. Гиена громко чихает, все молчат). Я попадался, и не раз. Но ведь я доктор.
Чудаков. В первую очередь вы человек.
Гиена. Казалось бы...
Бушуев. Человек? Просто пустое слово! Раньше я думал, что это здорово, важно, что это красиво - быть человеком. Быть человеком с большой буквы. Но всё это очень субъективно.
Гиена. И поэтому вы так жестоки?
Бушуев. Между прочим, я вас лечил. И вылечил... Наверное... А вы смеете называть меня жестоким!
Гиена. (зло) Вы сами говорили, что я был здоров!
Бушуев. Хватит... (Успокаивается). Езжайте на дачу, Иван Петрович. А я буду завидовать вам. Вот так сяду в кресло (снова садится в кресло) и буду завидовать.
(Снова поднимается, идёт к выходу. Останавливается, молчит).
Гиена. Уходите же.
Бушуев. С удовольствием. (Почти выбегает из квартиры).
Гиена. Все уходите!(Кричит) Все!

Все, кроме Гены, очень быстро уходят.

Явление 5.
Гена и Гиена.
Гиена садится в кресло. Зевает. Гена садится напротив.
Гена. Зачем же ты всех прогнал?
Гиена. Я устал.
Гена. От чего?
Гиена. (Стучит пальцами по креслу). Сам не знаю. Слишком много людей. (Пауза. Думает). Они люди. Если бы это приходили какие-то работники, или полицейские, или пожарные, или доктора... То было бы проще. Но их иначе, кроме как людьми, не назвать. Я слишком хорошо их знаю. Слишком привязался к ним, поэтому хочу отдохнуть от них.
Гена. Слушай, езжай уже на природу. Туда, где нет людей. Туда, где никого. Туда, где ветер, дождь, луна.
Гиена. Слишком мрачно звучит. 
Гена. Ты что, не едешь? (Удивлён).
Гиена. Я никуда не хочу ехать. И здесь не хочу оставаться.
Гена. Выбери хоть что-нибудь.
Гиена. И не подумаю.
(Тихо слышится торжественная музыка, которая постепенно становится всё громче и громче. Гиена смеётся)
Мне и здесь хорошо. (Весело) Что изменится во мне, если я уеду? Здесь мне одиноко от людей, там будет одиноко без людей!
Гена. (тянет Гиену за руку). Пойдём!
Гиена. Нет!
Гена. Идём.
Гиена (вырывается, качает головой. Весело). Ни за что!
(Гена всё-таки уводит Гиену. Декорации меняются. На сцене становится темно).

Явление 6.
Летний день. Дача Гиены. Он сидит на диване, стоящем в углу (это может быть то же кресло, что было в квартире) и читает. Вместо телевизора - комод с книгами. По центру - большой белый стол с четырьмя стульями. Сзади - окно. Вид на деревья и маленький пруд с утками. Гиена кладёт книгу на стол и несколько секунд сидит без движения. Поднимается, снова берёт в руки книгу. Читает, дремлет. Потом снова поднимается и вновь кладёт книгу на стол. Стоит в нерешительности, потом подходит к окну и смотрит на пруд с утками).
Гиена (уткам). Вы напоминаете мне людей. Спасибо вам за это. (Пауза). Я соскучился по людям. Чувствую себя потерянным человеком потерянного острова в затерянном мире... Вот так. (Утки не слушают). Вообще дача, природа - это всё хорошо, конечно, но всё нужно делать в меру. (Утки не слушают). Утки! Вы единственные живые существа здесь! Я знаю, вы ни черта не понимаете меня, но всё-таки благодаря вам я ещё не сошёл с ума от скуки и одиночества. Вы не даёте быть мне одиноким, и за это выражаю вам самые тёплые слова благодарности. (Утки не слушают и не понимают Гиену). Да. Что бы вам такое сказать? (Утки не слушают). Выслушайте меня внимательно. Я признаюсь вам в одной сокровенной тайне. Только, пожалуйста, не смейтесь. Вы не будете смеяться? (Утки продолжают плавать в пруду, не слушая). Так вот, я хотел бы стать писателем и поэтом. Что-что? Ах, неужели, вы верите в меня! Ну и ну... Какие вы приятные собеседники... Я всегда могу излить вам душу. (Утки не слушают, утки не слушают, утки не слушают).

(Издалека слышен смех. В дом входит Гена. Он громко и судорожно хохочет).
Гена (смеясь). Я сейчас умру... От смеха. Похорони меня, Гиена, если я умру сейчас... От смеха... (Ещё смеётся, но постепенно приходит в себя). Ты серьёзно разговаривал с утками?
Гиена. (Сухо). Рад тебя видеть. Скучал по тебе. Вообще соскучился по людям. (Пауза). Ты что, всё слышал?!
Гена. Всё.
Гиена. И даже мою сокровенную тайну?! (Гиена дрожит от гнева).
Гена. На том месте я заткнул уши.
Гиена (облегчённо). Фух... Слава Богу...
Гена. Однако ты так орал, что я всё равно услышал. (Гиена бьёт ногою по дивану) Если б я не услышал ещё и твоей тайны, то не смеялся бы так громко. Разговаривать с утками - ещё куда ни шло, но чтобы ты стал писателем...
Гиена. Я знал, что ты меня не поддержишь в этом деле.
Гена. Деле? Разве уже настало время говорить о деле? (Берёт книгу со стола). Что ты читаешь? (Закрывает ладонью название произведения и имя автора).
Гиена. Так сразу разве вспомнишь?
Гена. Хотя бы первая буква. Ну? Или ты взял книгу, чтобы картинки рассматривать?
Гиена. (Задумывается). А зачем же знать автора? Не всё ли равно, кто сказал или написал это, не всё ли равно, чьи это мысли?
Гена. Как это всё равно?! Да как тебе может быть всё равно?! Неужели, по-твоему, все на одно лицо? Неужели по-твоему Хаксли ничем не отличается от Брэдбери, Куприн от Буковски, Ибсен от Ионеско?! Вот ты, к примеру, читаешь сейчас "Остров" Олдоса Хаксли. Сколько ты прочитал?
Гиена. Ну, страниц пять. Уже часов шесть пять страниц читаю.
Гена. Потому что ты хочешь спать. Но из-за чего? Надеюсь, не книга тебе кажется скучной?
Гиена. Нет, что ты. Книга очень интересная. Но я устал за сегодня. Слишком долго я отделён от людей.
Гена. Это же прекрасно! Целый мир - твой!
Гиена. Это сейчас он мой. Мой и уток. И всё это иллюзия, обман. Никогда мир не станет моим. Я такой же, как все, разве не так? Я хочу стать другим, хочу быть лучше остальных. Но лакомый кусочек жизни постоянно достаётся кому-то другому. В детстве я... Я всегда думал, что меня ждёт большое будущее - больше, чем у многих людей. И где оно - это будущее? Не осталось ли оно в прошлом, в моих прошлых мыслях и стремлениях? К чему я стремился? Сначала я хотел на Эверест. Ну, это я образно. Но потом подумал, что это мне не по силам, и решил, что хватит и Кордильер. Потом решил, что и Кордильеры - слишком высоко для меня. На вершину Анд тоже нелегко забраться. Альпы тоже слишком высоки и трудны для подъёма. Я уже думал и выбирал, где ниже, легче. И что в результате? Даже маленький холмик начал казаться мне невозможным для подъёма. И я стал спускаться. В канавы, в ямы, в ущелья. И вот я уже на тёмном дне Марианской впадины, где нет ни мёртвого,ни живого. Ты меня понимаешь хоть чуть-чуть?
Гена. Да.
Гиена. Ты уверен?
Гена. Нет.
Гиена. Это обнадёживает. Я сам себя не очень понимаю. Представляешь. как это странно выглядело бы: ты понимаешь меня, а я себя нет.
Гена. Это было бы очень забавно.
Гиена. Да... Кто-нибудь ещё собирается меня навестить?
Гена. Да вроде Чудаков собирался. (Смеётся). Да вижу, так и не собрался.
Гиена. Ладно. У тебя какие новости?
Гена. У меня никаких. И у тебя тоже, как я погляжу.
Гиена. (вздыхает) Какие тут могут быть новости? Тут и телевизора-то нет. Живу, как в берлоге.
Гена. И тебе здесь не радостно?
Гиена. Очень редко. Меня не очень-то радует природа.
Гена. (Качает головой). И этот человек хочет стать писателем. О чём же ты будешь писать, коли тебе не нравится природа?
Гиена. Буду писать о том, что мне не нравится природа.
Гена. Логично. Но кому это нужно? Писатель обретает себе читателей, похожих на него. Разве многие люди ведут себя так, как ты?

(Гиена прислушивается).

Входит сосед Гиены Самуил, 49 лет.

Явление 7.
Те же и Самуил.
Самуил. Рад вас видеть, приветствую вас!
Гиена. Добрый день.
Гена. Здравствуйте.
Самуил (Бросает взгляд на книгу). Опять читаете, Иван Петрович?
Гиена. А больше нечего делать.
Гена. Да, и вправду. (Шепчет Гиене). Ты рассуждаешь, как девяностолетний старик.
Самуил. Понимаю и в то же время не могу понять. Здесь, на даче вам, может, и нечего делать. но почему вы отказывали себе в удовольствии пойти со мной на рыбалку все эти дни?
Гиена. Потому что мне было... некогда.
Самуил. Скорее лень?
Гиена. Может и так. Я чувствовал, что занят чем-то важным. А на самом деле. возможно, и правильнее было пойти рыбачить.
Самуил. Можно пойти завтра.
Гиена. Нет, завтра у меня много дел. (Смеётся). Вот видите, даже сейчас я не могу изменить своим мыслям, обманчивым и назойливым мыслям. Разве сделаю я завтра что- нибудь важное? Разве будут все мои завтрашние дела, вместе взятые, стоить одного пойманного окуня? Не знаю...
Гена. Почему ты не можешь хоть на день передвинуть свои планы? А завтра пойти на рыбалку?
Гиена. Хорошо. Завтра пойду на рыбалку.
Самуил. Вот и прекрасно!
Гиена. В пять утра вставать?
Самуил. В полчетвёртого.
Гена. Жаль, у меня нет возможности пойти с вами. Я бы с удовольствием, но мне на работу. Гиена, счастливый ты человек
Гиена. Когда-нибудь и тебе посчастливится оказаться на моём месте. (Короткая и неловкая пауза). Ой. Извини. Я сказал не подумав. Ляпнул не осмыслив.
Гена. Да ладно, ничего страшного.
Самуил. Вы очень заняты. (Понимающе). У вас много работы.
Гена. Да, немало, но я успеваю делать её. А вы живёте на даче?
Самуил. Да. Здесь мой дом.
Гена. Я бы тоже хотел пожить на даче. А чем вы занимаетесь здесь?
Самуил. Рыбачу.
Гена. Чудесно!
Самуил. Кошу траву, когда она становится высокой.
Гена. Восхитительно.
Самуил. Собираю грибы. Здесь недалеко лес.
Гена. Замечательно!
Самуил. Да.
Гена. Если бы мой брат мог вести такой же образ жизни...
Самуил. (Немного удивлённо, как бы замешкавшись). А-а, так он вам брат. Да, вы похожи. Внешне. Но только не характером.
Гена. Мой брат не может среди людей и в то же время не может без них. Что-то мы заговорились. Мне пора.

(Прощается со всеми и уходит).

Явление 8.
Гиена и Самуил.
Самуил. Червяков наловите?
Гиена. Конечно же.
Самуил. Тогда до завтра.

(Уходит).

Гиена один:
Ловить червяков! (С наигранным восторгом). Это.... Это! Глупо, весьма глупо...

(Берёт книгу со стола. Входит Чудаков.).

Явление 9.
Гиена и Чудаков.
Чудаков (Удивлённым голосом).Почему же ты читаешь дома, а не на природе?
Гиена. Там дождь.
Чудаков. Там уже давно солнце.
Гиена. Там мокро после дождя.
Чудаков. Земля уже давно высохла.
Гиена. Там холодный воздух.
Чудаков. Там свежо.
Гиена. (почти сокрушённо). Я хочу назад, в город, и в то же время хочу остаться здесь ещё на сотню лет. Природа ничем не лучше и не хуже города. Город напоминает мне о людях при первом взгляде на него. Природа напоминает мне о людях и о городе и ещё о том, что я их оставил где-то далеко-далеко. Постоянно хочется чего-то большего, мечтается о чём-то более высоком.
Чудаков. Не только вам. Больше всего человеку нравится бессмысленное. Он находит в нём сходство с самим собою. К примеру, людям нравится мечтать. Но ведь это бессмыслица. Мечта порой сильно противоречит самому делу. Всю жизнь я мечтал и мечтаю стать известным писателем. Даже не то чтобы известным, скорее, нужным. Но я нужен не людям, а белым берёзам моих рассказов, вольготным полям и щебечущим лесам моих стихов, героям моих романов... А прототипам этих героев, коих не так уж мало, нужны они сами. И только. Я для них совершенно пустое место. А есть ли возможность исправить это? Нет, наверное, это просто мечты. А где много мечтаний и надежд, там мало дела. Вот и ты тоже, Гиена... Ты мечтаешь, сам не зная о чём. Говоря, что всё везде плохо, ты тем самым выражаешь надежду на то, что всё когда-нибудь станет хорошо. Иначе бы ты молчал.
Гиена. Я думаю, мне пора возвращаться в город и искать работу. Ты прав, я слишком много времени сидел здесь без дела и мечтал.
Чудаков. Гиена, раньше я думал, что наша с тобою ошибка в том,что мы... Мы слишком много мечтаем ради дела и слишком мало делаем ради мечты. Это не так. Мы мечтать не умеем.
Гиена. Да ну, глупость...
Чудаков. Нет. это действительность. Раньше люди боготворили собственные мечты, делились ими с Богом и с природой, а сейчас мы стесняемся рассказать их друг другу, более того, даже самим себе. Мы запираемся от чего-то высокого, а когда видим пошлость, подходим поближе и берём в руки лупу. Пошлость, низость становится интереснее, гаже, омерзительнее, и вот уже кажется, что и день прошёл не зря. Сколько раз я хотел описать что-то очень важное, тёплое и ценное для себя. Но я знал, что людям это не понравится. Лишённое смысла, масок, идей - вот что надо писать в наши дни. От осознания этих оков в виде людей я становлюсь нервным, спасаюсь кофе. А впрочем, не так уж беда и велика. Я хочу всему миру, словно двери родного дома, распахнуть душу, но какой проклятый, мерзкий, свирепый сквозняк я в неё впущу! Поэтому я не говорю миру и десятой доли того, что я хочу ему сказать. Хорошо, что есть кофе.
Гиена. Почему ты так уверен, что, если напишешь то, что на душе, а не то, что на уме, тебя возненавидят?
Чудаков. Возненавидят? (Ходит взад-вперёд по комнате. Говорит с жаром). Они не возненавидят. Не полюбят. Не останутся равнодушными. Ты, Гиена, не задумывался, что мир дико сложен и неповоротлив, и даже степени отношения к тебе людей существуют более, нежели в трёх, измерениях? Любовь, ненависть, равнодушие, но что-то же есть и ещё? И это что-то - самое опасное. Это то, что не переросло из ненависти в любовь или, наоборот, из любви в ненависть, однако и равнодушием тоже не является! Может, это просто жалость, что ли? Жалость эту никак не назвать доброй, но и злой её не назовёшь. Эта жалость почти синонимична отвращению и почти синонимична желанию помочь, утешить. Хотя... Этакой жалостью трупы жалеют.  Жалости свойственно метаться туда сюда, от любви к ненависти и к равнодушию, и напротив. А непостоянство твоих читателей очень тяжело. Хорошо, когда тот или иной читатель или любит твои произведения, или не любит, но когда он не может определиться, и собственную ущербность принимает за твою... Так вот, я думаю, что буду просто жалок, если открою людям душу. Я словно открою двери дома, в котором давно грязно и не убрано, и гости будут смотреть то с отвращением,то с жалостью.
Гиена. Почему с жалостью?
Чудаков (грустно, медленно). Ну... Жалость - хорошая колыбель для ненависти, хотя она и долго, порою, её растит. В открытую душу всегда плюнуть легко, по закрытой душе, как по двери, враг только размажет свои слюни, а открытую душу и оттереть-то нечем. Потому и боюсь. Впрочем, я могу ошибаться. Могу лишь сказать, что мир людей, каков он есть - такой сложный процесс. Мы хотим разгадать все тайны Вселенной, но не всегда понимаем себе подобных. 
Гиена. ты говоришь простые, на редкость банальные вещи.
Чудаков. Ты сначала поклянись в том, что сумел ли их понять.
Гиена. Слушай, я хочу в город...
Чудаков. Ну так поезжай.
Гиена. И я хочу остаться.
Чудаков. Советую тебе поехать в город.
Гиена. Хорошо. Завтра днём поеду.
Чудаков. Я пойду.
(Уходит).

Явление 10.
Гиена один.
Кто брезгует разбираться в себе и в своей душе, тот разбирается в других. А жалость не так уж и страшна. (Пауза).Всё-таки все мы люди. Это-то нас и разъединяет. Хотя... Не знаю, ничего не знаю. Во-первых, я человек. Но во-вторых, те же люди сложны для меня, они жестоки и опасны. Наверное, я тоже опасен. Да. (Пауза). Мы не хотим быть друг на друга похожими, но это желание часто делает нас одинокими, отрешёнными. Была бы жизнь, как спектакль. Играешь и играешь свою роль - играешь легко и с интересом, а не как раб и невежа, тащишь, волочишь её за собой. Антракт - три звонка - и ты снова на сцене. Да, сейчас бы я хотел антракта.

(Занавес).