Японский садик

В моем доме не так уж много цветов, но зато с каждым из них связана своя история. Особая роль принадлежит розам. По большому счету, роза вообще не вяжется с  цветочным горшком, хочется видеть ее в саду, светлом  и прекрасном. Но не из каждого дома есть выход в сад, поэтому мои розы живут на окне. И  по соседству с цикламеном,  абхазской пальмой и россыпью камней, привезенных с морского берега, создают дивный сад. Мой японский садик.
Розы всего две. Первая  поселилась в доме в день моего рожденья.Зовут ее Роза Яковлевна. Так назвал ее  даритель в честь  своей чопорной родственницы.Она, роза, желтая и очень щедрая, в отличие от своей тезки, поздравляет теперь меня со всеми праздниками, радуя пышным цветением. За пять лет жизни она пустила корни и в доме дарителя.А зовут его Художник.Так вот, в день его рождения я преподнесла ему дочерний куст, чтобы  Художник наконец-то поверил,что  роза жива.
Дело в том, что Художник на мои восклицания о том, что роза в очередной раз расцвела, всегда отвечал по - театральном: «Не верю!». Недаром он был театральным художником.
- А это что?- возражала я, показывая фотографии цветка на  телефоне.
Он только хитро улыбался в ответ и недоуменно пожимал плечами.
В период майского цветения,когда на кусте красовалось сразу несколько готовых к празднику бутонов, в Пасхальное воскресение, я пригласила Художника в гости. После угощения куличом и обмена разноцветными яйцами я предложила ему прогуляться по  японскому саду. Подведя Художника к окну,   легким движением факира одернула штору, как театральный занавес.
-Что вы на этот раз скажете, господин Фома неверующий?-торжествующе спросила я.
-Вы  как  всегда все выдумали, - невозмутимо ответил он,  с восторгом разглядывая праздничный куст,  - не верю!
Мне оставался последний способ убедить его в реальности происходящего. Приближался день рожденья Художника. Мы с Розой Яковлевной все рассчитали и точно к торжественному дню изящный  кустик, специально выращенный  в подарок виновнику, распустил свои солнечные лепестки.
Победительным шагом я шла в гости, прижимая к груди маленькое сокровище, заговорщицки кивающее мне своей рыжей кудрявой головкой. Буквально с порога я огорошила именинника  цветущей розой.
-Я  даже примерно  знаю, что Вы сейчас скажете, - опередила я его излюбленную фразу.
-Этого не может быть, -тихо сказал он,  а потом добавил, - Спасибо,но я все-таки как-то не верю.
Мои доказательства иссякли. Да и какие слова могли урезонить этого упрямого фантазера и неутомимого мастера. Во всем сомневаться в поисках идеала, талантом проверять очевидное, сердечным опытом дорисовывать несуществующее стало его жизненной правдой.  Желание дарить красоту, а потом  скромно забывать об авторстве, наверное, так поступали   все безымянные писатели и живописцы. И оставались своими творениями в веках.
Вторая роза - чужестранка, привезенная с юга. Букет из одиннадцати роз был великолепен! Сильные стебли почти в метр высотой  венчались крупными цветами нежнейшего цвета ванили. Роскошный букет рекордно долго жил в моем доме, явно не желая расставаться.
 Но, когда все же настало время прощаться, он пустил робкие побеги на нескольких кустиках. Я сразу поняла  намек и посадила эти хрупкие, старательно тянущиеся к жизни колючие лапки  в горшок с землей.
-Мама, они все равно не примутся, - со знанием дела заявил мне сын. - Это ведь садовая роза, а не домашняя.
-Попробуем, может, хоть один выживет.
-Даже не надейся,- упрямился сын.
-Ты прав,  именно так я ее и назову - Надежда.
С тех пор Надежда  начала осваиваться в нашем доме. Если честно, имя свое  она получила в честь моей тайной любовной надежды. С  детской наивностью неподкупной веры в тот день я загадала, что, если роза примется и зацветет, моя любовь сбудется.
Горшок с новым цветком я поставила рядом с Розой Яковлевной, для бодрости духа и чтобы было с кого брать пример. Каждое утро первым делом я подходила к окну, с надеждой  разглядывала новый куст, ища признаки его благополучной адаптации. Я разговаривала с цветами,  старалась  поближе познакомить их между собой.
-Даже, если ты будешь его целовать и  петь ему песни, он все равно погибнет. Такие крупные  цветы не могут жить в горшке, -наставлял меня сын.
-Главное, верить,- не отступала я.
-Вот ты всегда так,  сначала все придумаешь, а потом расстраиваешься.
-На этот раз все будет по-другому.
Прошло около двух месяцев, и на Надежде  стали появляться лаковые листики. Роза начала новую жизнь, еще не обещая цвести, но уже  изъявляя явную  готовность самовыражения.
-Не обольщайся, это всего лишь листики,- продолжал вредничать сын.
-Ничего, были бы листочки, а  цветочки нарастут,- не сдавалась я.
Первый цветок был трогательным и восхитительным. Маленькая, изящно завернутая в кружевной бутон роза, бережно окутанная ореолом мятной листвы и молочных шипов, за несколько дней превратилась из запеленатого младенца в прекрасную благоухающую невесту. Это была садовая роза в миниатюре, прекрасное дитя, зачатое в любви. Желанное  и долгожданное. Её убедительная красота вызвала умиление даже у сына.
-Я не ожидал, если честно, что такое возможно,- смущенно произнес он.
-А кто меня дразнил?- торжествовала я.
-Да ладно, мам,это я специально хотел тебя позлить. Я знал, что все получится,- стыдливо добавил он.
-Конечно, знал, -успокоила я сына.
Только вот кроме меня никто  не знал, почему я дала розе такое имя. Наблюдая за рождением прекрасного цветка, я вместе с ним распрямляла крылья надежды и созревала мыслью о том,  что, если любовь пускает первые ростки,  нежные и ранимые, ей нужно  обязательно помочь, чтобы сохранить и  дать возможность распуститься в полной красоте и силе.Надежда каждым новым цветком повторяла, что надежда и вера берегут и спасают любовь. И эта триада вечна, и она-жизнь.
Если немножко изменить привычный ход событий, можно увидеть много удивительного даже  в  давно знакомой и привычной обстановке. Эту мудрость  мне подсказал старый Кактус, долгие годы спокойно и бесприметно живущий на окне соседней комнаты.
Обычно в августе я бываю в отпуске, в это время поливать цветы приезжает старший брат. В нынешнем году последний месяц лета застал меня дома. Однажды, поливая старый Кактус, я увидела на нём лохматый стебелек, неизвестно когда успевший вырасти, ведь буквально три дня назад кактус был в обычном спящем режиме. Теперь непонятный  пушистый хвостик торчал прямо  перпендикулярно самому кактусу. Буквально на следующий день новообразование превратилось в огромный плюшевый хобот, завершающийся шелковистым коконом, готовым с  минуты на минуту раскрыть свои крылья.
-Это нужно обязательно сфотографировать, - сказал сын и побежал искать фотик.
-Похоже, нас ждет что-то удивительное,-робко предположила я.
-На этот раз я  не берусь с тобой спорить, -согласился сын, стараясь запечатлеть Кактус во всех ракурсах.
Было понятно, что чудо еще впереди и что случится оно совсем скоро, главное, чтобы Кактус успел расцвести до наступления ночи. Чтобы не проспать чудо,мы с сыном установили тайное друг от друга дежурство за растением. Первым очевидцем невероятного стала я. Мне вдруг показалось, что я слышу, как он зовет меня. Буквально на цыпочках я подошла к окну и увидела величиной с блюдце нежнейший сиреневатый цветок, источающий  пряный аромат.
-Сынок,-тихо позвала я.
-Что, уже расцвел?! - тут же откликнулся вбегающий  в комнату сын.
Цветок Кактуса был похож на потерявшую корни водную лилию, на забравшийся на немыслимую   вершину  эдельвейс, на дурманящий мак в бесконечных просторах полей, на безмятежно - чистый прекрасный лотос. Столько неги, страсти и тайны было  скрыто в цветке, вышедшем из обыкновенной сухой колючки!
В это время раздался телефонный звонок. Звонил старший брат.
-Привет, ты не представляешь, у нас кактус расцвел, такой красивый, приезжай посмотреть,-спешила поделиться я.
-Я ваш кактус каждый год наблюдаю, он всегда в августе цветет, - невозмутимо ответил брат.
-А почему ты мне не рассказывал?
-Я много тебе чего не рассказывал, дорогая моя сестренка.
Мой старший брат действительно был немногословен. За его мощной фигурой угадывалась настоящая мужская сила и воля. Только проникновенно - голубые глаза иногда выдавали скрытую боль и невысказанную тревогу. Когда я ловила этот взгляд, казалось, что из каждой  колючки  могучего организма рвется наружу прекрасный нежный цветок. Но впечатление это было мгновенным и едва уловимым, как тайное цветение старого Кактуса. Кто хоть раз видел такое откровение, уже не  забудет его  никогда.
В основном, цветам в моем доме  уютно. У меня вообще хорошая аура, как  говорят  друзья.  Только вот абхазская пальма, видимо, так не считает. Совсем недавно  мне пришлось срезать ее пожелтевшие листья - веера. Теперь она стоит лысая и обиженная. Я прекрасно понимаю, что означает ее жухлый демарш. Показательным увяданием пальма упрекала меня в том, что уже два года я не была на море. Пальма считает, что это предательство. Море-это мечта, а мечту  предавать нельзя. И я полностью с пальмой согласна.
 Никогда не забуду дорогу, впервые ведущую к морю. Она была длинной и извилистой, обрамленной с обеих сторон приземистыми виноградниками, чайными  газонами, тугими, как пружина матраса, и вековыми колоннами тутовых деревьев.  По самому краю самой чудесной дороги  росла ежевика, одновременно дразнящая цветами и  спелыми ягодами, хитро обмотанными колючей проволокой длинных прутьев. Выцветшая на вечном зное трава оживала медово-янтарным дождем алычи, опадающей под грузом солнечной спелости.  В самый неожиданный момент дорога резко повернула и  кончилась, все вдруг кончилось…
…Так начиналось море. Оно моментально нахлынуло на меня из-за поворота, наполнило собою  мои глаза, мысли и сердце, затопило все небо, землю и сам воздух.
-Как же я могла раньше не видеть море, -взахлеб упрекала я себя, - Как я могла не знать, что оно ждет меня?
Это счастливое наводнение, это полноводье чувств длилось шесть  лет жизни в Абхазии. Все свои тайны, радости и горести я рассказывала лучшему другу - морю. И оно всегда внимательно слушало меня, то споря, то тихо баюкая. Заплывать на такую глубину, где уже  не видно берега и неразличима точка,в которой небо впадает в море, бесстрашно отдаваться  вол волн, стало моей тайной от взрослых радостью.Способом побыть беспечной  каплей в лазурной бесконечности. Мне и теперь иногда кажется, что все дороги ведут к морю.
 Бережно  ухаживая за больной пальмой, я лечу её искренними обещаниями этим летом обязательно съездить на море. Пальма мне верит, распуская новые мохнатые перья. И правильно делает.
Гиацинт в моем доме оказался по недоразумению, с тех пор он и ведет себя, как ему вздумается, не подчиняясь никаким законам природы и канонам логики. Цветок я случайно «прибрала» к рукам. Забежавшие ко мне на огонек  друзья попросили, пока они раздеваются, подержать горшок с  купленным для себя цветком. Я, залюбовавшись удивительным растением, решила, что мне его подарили.Смущенным гостям ничего не оставалось, как деликатно с этим согласиться. Фантастическому цветению, казалось, не будет предела! Замысловатые соцветия сидели один на другом, соревнуясь в разнообразии красных, малиновых, коралловых и лиловых оттенков. Их полыхающая страсть завораживала. Своенравные, безумные ирисы Ван Гога…
 А потом гиацинт внезапно затих, ушел в себя. Вскоре опал последний листок, и только лысеющая луковка стыдливо выставила седеющий бок. Пришлось изолировать уставшего безумца  на выселки дальнего балкона. Но совсем недавно он вернулся в мой сад. Стоит,  глубоко задумавшись сразу множеством бутонов. И не знаешь, чего  ждать от этого сумасброда, то ли возрождения, то ли  прощальной цветочной агонии. В его виртуозном исполнении оба варианта  непредсказуемо прекрасны.
В дальней перспективе японского сада живет безымянный цветок, у которого тоже есть история. Тихая и немного грустная, как счастливая старость.Впервые я побывала в доме коренных москвичей. Хозяева, люди уже довольно пожилые, старость коротали активно. По-детски любопытные и  неустанно любознательные, они путешествовали, ходили в музеи и театры, кормили  в  парках белок и голубей, дегустировали мед на сезонных ярмарках.А еще они очень любили гостей. Их домашние вечера были немножко старомодными, с просмотром семейного альбома, чтением стихов, обменом фамильными рецептами. Сам дом радовал старинным уютным и казался немножко бесшабашным. В центре гостиной, как новогодняя елка, стоял жизнерадостный цветок,его состояние   было явно неувядаемым. На двух несуразно длинных тонких шеях громоздились  зеленые львиные гривы. Эти пушистые фонтаны как будто радовались и  смеялись, глядя на нас и друг на друга, и очень напоминали самих хозяев дома.
-Какие забавные цветы,- заметила я.
-Они так давно живут в нашем доме, что я даже не помню, откуда они и как называются,- ответила хозяйка.
-Надо будет у вас незаметно отломить росточек,- предупредила я.
-Зачем росточек, возьмите весь цветок, - тут же отозвалась хозяйка и вручили мне горшок.
-Но как же так, - смутилась я,  уже крепко ухватившись за подарок, - Вы ведь к нему привыкли.
-Настоящий подарок тот, с которым немножко жалко расставаться,- с улыбкой ответила хозяйка.- Я уверена, что отдаю цветок в хорошие руки.
Теперь этих старых добрых москвичей нет в живых, а два дружных  веселых жирафа с  львиными гривами радуют мой дом светлым настроением и доброй памятью о  прежних своих хозяевах. Может быть, однажды цветок-долгожитель расскажет кому-нибудь  и обо мне тоже.
В моем безмятежном японском саду порою случаются ненастья. Но ничего, вместе мы справляемся. Не стесняемся показаться иногда друг перед другом не в лучшем цвете. Позволяем себе временами прошуршать о жизни опавшей листвой. Ненастными днями оживляем искренней слезой подсохшую землю. И тогда сила внутреннего созерцания возвращается, принося с собой гармонию и радость.  Ведь естественная, неброская красота японского сада открывается каждому, кто сумеет в обычном увидеть прекрасное. Такою  красотой создан мир. Ею же и спасён.