Квазитехнология. гл 3. Утро вечера мудренее

Продолжение. Начало в  http://www.proza.ru/2020/04/01/1627

Откинув белое покрывало с чёрной готической кровати  Мила упала в хрустящую чистоту тёмно- синего хлопкового белья.  Спать, спать, спать! К чёрту мысли… Да, именно так, к чёрту!  Пусть этот бледнолицый Вильям заберёт все её мысли! А она останется один на один с самой собой, прислушается к себе, прочувствует себя новую…

Космическая тема квартиры продолжилась во сне. Снов было много, они наплывали разноцветными шарами, впускали Милу внутрь, что-то шептали ей, что-то рассказывали на незнакомом языке. Память не удерживала их, сны рассыпались  в невесомую искрящуюся завесь  и собирались снова в сферические формы.  Последний шар изумрудного цвета Мила уже не смогла забыть. Это была Земля, она разговаривала с ней языком без слов – образами. Словно бы Мила что-то  спрашивала у неё, а она показывала ей ответы картинками.

Сначала Земля показала ей изумрудный лес в сравнении с обычным лесом, чтобы Мила «почувствовала разницу» как должно быть и как есть. Деревья обычного леса по сравнению с деревьями изумрудного леса выглядели искривлёнными уродцами с блеклой  кроной и кривыми ветвями, покрытыми сухой корой. У деревьев изумрудного леса была мощная сочная крона, каждый листик словно мембрана. Дыхание ветра создавало шелест или даже тихий звон, похожий на музыку. Если прислушаться, то можно уловить  настроение мелодии. 
Потом Земля показала ей  дом без проводов и труб коммуникаций.  Дом  обычной формы , только с закруглёнными краями скатов крыши.  Сам  дом из камня, а крыша  словно накрыта огромными листами лопуха. Рядом с домом родник  и дерево с разноцветными плодами.  Чистая вода и еда на все вкусы – так транслировала Миле свою мысль Земля.  Внутри дома  не темно. Два кристалла - один светлый похож на гигантский хризопраз, другой – огненный рубин. Первый даёт свет, второй тепло. Внутренности дома Земля не дала Миле разглядеть в подробностях, повела её дальше, на цветочное поле,  с палитрой ярких, диковинных красок.  Ласковым прикосновение словно взяла Милу за руку, давая  в ладонь ощущение нектарной нити, которую можно было сматывать с любого цветка в клубок, а из клубков потом вязать полотно, видимо так. 
Довела до ручья, бегущего по камням. Больно! Мила ощутила укол в  палец, из него выступила кровь. О Боже, это не укол, а надрез… Глубокий надрез на указательном пальце с внутренней стороны до самого края ладони, он  заполняется кровью. Крошечные пузырьки  вскипают на воздухе… И боль… Жгучая как огонь. Мила опускает руку в холодную воду.  Холодная гасит боль, крови уже нет.  И Мила понимает, что Земля говорит ей об исцелении.  Земля… Мила смотрит  под ноги, там где должна быть чернота почвы. Чернота есть, но от неё нет запаха распада, она пахнет ночью, глубокой и таинственной. В глубине этой ночи рассыпаны слюдяным  песком звёзды.
- Смерти нет, - как будто шепчет ей ветер, - в земле не умирают, прорастают…
Ветер усиливается, слышен звон разбитой посуды.

Мила проснулась рывком, молниеносная судорога прошла сквозь тело. Действительно, на кухне распахнулось окно,  и разбился хрустальный рог изобилия,  который вчера сгенерировала ПЭЧ. Осколки разлетелись по всему мраморному полу, можно пораниться. Рана? Во сне ей было больно Разве во сне можно ощутить боль? Мила поднесла ладонь , не веря своим глазам. По всей длине указательного пальца шёл шрам, от кончика до основания ладони.
- Что за чертовщина? – пробормотала она.
Приглядевшись повнимательнее, она заметила, что шрам похож на татуировку, просто рисунок на коже, имитирующий рубцовую ткань. Попробовала слюной  потереть на предмет смываемой краски – без успеха.
 
Она собрала самые крупные осколки от рога. Мелочь надо было выметать веником, но оставила это дело на потом. В теле слабость, двигаться не хочется. С трудом доковыляла до ванны. От вчерашнего эйфорического сияния ничего не осталось. Зеркало в чёрной раме отразило ей опухшую « морду». Другого слова подобрать было трудно. Нужна срочная реанимация. Холодная вода, крем. Тут и какие-то морщинки повылезали на лбу. Вот чёрт! А что если этот Вильям забирает у неё молодость взамен на исполнение желаний? Может и не молодость, а саму жизнь. И этот ПЭЧ прототип  шагреневой кожи?  Такая мысль должна была вызвать страх. Но все эмоции куда-то делись и страх заодно вместе с ними. Тело воспринималось как тяжёлый  скафандр, в котором заперта некая беззаботная суть. Вот эту суть хотелось слушать, осязать, купаться в ней безо всяких утяжелительных действий.  ПЭЧ был закрыт пледом и Мила решила его пока не трогать. Она  с трудом доползла до обычного своего  ноутбука, чтобы посмотреть новости.

Мир вскипал финансовыми пузырями, падал и поднимался акциями,  спорил и ссорился сам с собой, обсеменял пространство рекламой. Посидела, бесцельно глядя в экран. Кое как  очухавшись от слабости, вышла на балкон. Воздух с утра  морозен, но не свеж, не поют птицы. Как-то надо брать себя в руки.  Во-первых, надо вымести осколки, во-вторых, дожарить оставшееся вчерашнее тесто.  Оладушки с остатками варенья, кофе.  Эх, жаль, что в морозилке пусто и на столе не густо. 
Вильям пришёл ровно в десять часов утра. Дверной замок пропел старинную мелодию. Мила открыла двери.
 
- Утро доброе, - сказал ей Вильям, снимая куртку, под которой был пуловер бежевого цвета. Голова и шея сейчас у него были похожи на цыплячьи. Не разуваясь, он прошёл в комнату, кинул пачку двухтысячных небрежно на стол.
- ПЭЧ зачем закрыла? Боишься излучения?  Не бойся, его нет. Если бы он фонил, с ним бы было много хлопот. Я же тебе предлагаю работу и даю аванс не для того, чтобы ты стала трупом. Какой мне смысл губить тебя, если ты будешь мне помогать?  Аванс вполне приличный плачу, как считаешь?
- Надеюсь, они настоящие эти деньги.
- Настоящие? Ты о чём? Ах да, конечно! 
- Вы же их не распечатали  их на ПЭЧ, а взяли в Центробанке?
-  О! Ты мне ставишь условия? Да, взял в Центробанке, хотя мог и распечатать. Деньги – это тоже наша технология. Они нам, чертям,  нужны как средство, а не как добыча.  Добываем мы в этом мире совсем другое.
- А что вы добываете?
Он подвёл её к окну. 
- Что с утра не посмотрела на своё творение?
- Вандалы. Что они сделали с моим домиком?
Поверх вчерашних свежих красок на детской площадке красовались чёрные издевательские каракули. У нового домика была проломлена крыша.
- Видишь, пока кто-то создаёт, кто-то уничтожает.  В этом и смысл Игры. Одни создают, другие ломают.
- В этом смысл? Какой же смысл?
- Обыкновенный.Победить. Как и в любой игре. Но не просто победить. Важен сам процесс - набраться впечатлений и  эмоций.  На своём поле создать побольше  и уничтожить на поле противника побольше. Во взаимном уничтожении  даже самый маленький плюсик – это приятно. А если он большой этот плюсик, то степень удовольствия возрастает. Мир  этот поделён на границы - страны. Страны как фигуры в шахматах, которыми мы играем. Есть крупные, ценные фигуры, есть фигуры поменьше. И люди тоже как фигуры.  Ими мы играем, заходя в них,
- Вы и в меня можете зайти?
- Нет. Ты  же не просто человек, ты же светоч.  Вас, светочей, не так то и много.  В вас зайти невозможно, ну, или почти невозможно, ну, если только на секундочку. Ты же знаешь, что нечистая сила боится света. Внутри вас слишком ярко и жарко. Мы же любим сыротню, затхлость, гниение… Шучу!  - он  хмыкнул, искривив сжатые губы.
- Вы светочи, такие доверчивые, такие… Не могу даже слов подобрать точных к вам… Вы такие альтернативно одарённые, - Вильям хмыкнул ещё раз.
- Ого, кроватка знатная, - он завалился на разобранную  кровать прямо в грязных ботинках. – Ну и как тебе спалось, Мила Картавина?  Суженый, ряженый снился?  Ты, вообще, молодец, с дизайном, ставлю зачтено с плюсиком!

- Вы и вправду заходите в людей?
- Вправду… Правда -  слово такое архаическое. Просто набор звуков, ноль смыслового веса, вес исключительно семиотический.  Просто парадный фрак для прикрытия мерзких делишек. А я люблю парады и делишки мерзкие тоже люблю. И мне нравится их делать через определённые  фигурки  людей, удобных для подселения. Они свет не излучают, потому как для них важнее потребление внешнего, а не излучение  внутреннего. Так что внутри них может быть даже очень уютно. Вполне симпатичные дизайны. Сытно и рационально.  А не как у тебя – бури и шквалы и этот утомительный тяжкий свет.
- Я не замечала, что я свечусь.
- Почитай Канта про моральный закон и звёздное небо над головой,  тогда и поймёшь.
- А вас, чертей много?
- Хватает. У нас своя иерархия. Есть самые нижние бесы- элементалы. Это выделители, наподобие прямой кишки. Есть мелкие бесы- жадуны, эти  аналогичны желудку, всегда хотят жрать. Есть средние бесы - хочуны, - это уровень головы, они всегда хотят подняться повыше с помощью любых средств.
Ну и есть высокие бесы- стрелочники, векторы, которые , собственно, определяют геометрию ментальных и  реальных передвижений в этом человейнике. И, наконец , и  самые высшие  например, как я, я почти босс, а не бес. Считай, что я владею Россией.
- Не может быть! Вы и Россия?
- А чем тебе не нравится мой внешний вид?  Изменить?  Превратиться в толстого дядю с бородой?  Меня устраивает этот типаж. Вильям получил неплохое образование, он цепок и вёрток, сейчас он идеален для меня. На него не заглядываются женщины, а мужчинам он может внушить тихий ужас. У него богатый понятийный аппарат. Я в нём как шар в масле катаюсь. Когда надо, захожу в особ более высокого ранга.  Но они не настолько незаметны и мобильны, как этот типаж. Свобода  ведь превыше всего для меня. Моя личная свобода!
- Вы говорите странные вещи.
- Не только говорю, но и делаю. Вы – люди без нас чертей  просто бесполезные болванки. Только при управлении нами вы способны хоть как-то объединяться и хоть что-то создавать. Не было бы нас, до сих пор бы бегали по пещерам. А с нами… Вот сама видишь, какую пещерку ты сотворила. Что бы ты делала без меня? Проедала бы последнюю тысячу рублей. Кстати, у тебя вкусно пахнет на кухне.

- Хотите оладушков?
- Не откажусь.
Вильям  поднялся с кровати, с хрустом размял суставы пальцев, прошёл на  кухню, присел  на диван, закинув на него ноги  прямо в ботинках. С подошв на пол упали корки засохшей грязи.  Мила подумала о том, что грязь, наверное, осталась и в кровати. Но Вильям, казалось, ничего не замечал. Он наслаждался своей персоной.
- Тебя не впечатлила квази-технология?  Неужели, ты думаешь, что она  может быть доступна всякому каждому? Я владею этой страной, могу заходить в любого её жителя. У меня есть пароль доступа. И он прост.
- Жизнь или кошелёк?
- Почти так. Звёзды или колбаса! Когда я задаю этот вопрос неким тем людям, которые называют себя просветлёнными, я испытываю просто фантастическое наслаждение, особенно когда человек мнётся, не может сразу ответить и его прошибает холодный  пот мук. Он не может сделать выбор. Он просит оставить и колбасу и звёзды. А я неумолим в требовании ответа. А человек не хочет отказываться от звёзд, но от колбасы тоже не хочет! Наконец, он  постулирует важность колбасы как первичной ценности. Он отвечает, что согласен с тем, что человека надо сначала накормить, а уже потом пусть звёздами любуется. И звёзды это очень важно, но колбаса важнее. Чуточку важнее и первее.
О! Какая сладость – проникновение в этот узкий зазорчик. Внутри такого человека ещё есть  остатки света. Его  мирок по прежнему уютен. Человечек сидит в своём домике и не видит, что снаружи погасли звёздочки и  в саду уже завяли  листья дерев. В его колбасной каморке   по прежнему  сытно  и тепло. И этот  мягкий, закатный свет…  И весь человек словно размягчён… И он уже не хозяин себе.  Он теперь фигурка в моей игре. Я захожу в его внутренний дом, он  накрывает мне угощение, не возмущаясь тому, что я кладу свои ноги в грязных ботинках на его стол.
С этими словами Вильям поднял свои тощие ноги  и водрузил  грязные ботинки на Милин  кухонный стол:
- Давай хозяйка, обслуживай дорогого гостя.

продолжение в http://www.proza.ru/2020/04/04/1973