Хождение по наукам. Часть первая

Going through purgatory or one long ordeal.
Part one. Moscow.


*** Dedicated to my children - Fedor and Nikita, my dearest people.

***I did not want to offend anyone, I just honestly outlined the events. But the truth  is relative.

" We have not taught you flexibility ....." (My mother).
" Sometimes it is needed to shut up the mouth with a felt boot ......". (Folk wisdom).
"Questi russi sono peggiore dei calabresi ....." (Nika's teacher at the conservatory.)




Хождение по наукам. Часть первая. Москва.


****** Посвящается моим детям - Федору и Никите, самым дорогим мне людям.

  Я не хотела никого обидеть, я просто честно изложила события, хотя,  правда  относительна и для каждого конкретного человека она своя. **

"Да...Не научили мы тебя гибкости..." ( моя мама).
"Ты бы иногда рот валенком затыкал..." (народная мудрость ).
"Questi russi sono peggiore dei calabresi..." ( Никина преподавательница в консерватории.)


Мне было 20 лет,  я училась на четвертом курсе физтеха и собиралась  замуж. На дворе стояли 90-е, так замечательно показанные Балабановым. Денег не было. Перспектив в науке на родине  тоже. Заканчивались "шесть счастливых лет", нужно было выселяться из «восьмерки», как-то и где-то жить и работать. Одни мои однокурсники  уезжали доучиваться в Америку.  Другие бросались в пучину бизнеса, что у кого-то это получалось успешно, а у кого-то заканчивалось трагически.
Я искала "базу" для написания дипломной работы. Мой выбор колебался между целевыми институтами нашего факультета физико-химической биологии. «Старшие товарищи» физтехи в лице Светы Лариной, (с которой я впервые в моей жизни пробежала 10 км без остановки "бодрым темпом", выйдя "на короткую пробежку для пробы", и чуть не сдохла потом: бежать пришлось действительно бодро, так как я не хотела потерять Свету из виду и остаться одна в далекой долгопской окраине вечером), и ее мужа подсказали стратегию: "Открываешь планы и отчеты по грантам московских институтов и смотришь, кому дают деньги ". По этому замечательному критерию прошли две физтеховские базы: Кардиоцентр и Институт Информации. Кардиоцентр  территориально располагался в двух местах: старое здание в центре и новый современный комплекс на окраине Москвы. В старом здании я героически проработала в должности техника лаборатории дозаторов инсулина  целый год между окончанием школы и поступлением на физтех. Дозаторы разрабатывать больше не хотелось ну совсем. Перспективным направлением была разработка методов и материалов для пересадки органов, но, посмотрев несколько трансплантологических операций на собаках (студенты могли наблюдать операцию через специальную стеклянную стену и телеэкран c многократным увеличением), вернее сказать, "попытавшись посмотреть", так как каждый раз мне просто становилось плохо от вида развороченной плоти и было жутко жалко собак, я поняла, что  работать в этом направлении у меня может получиться  только "более гуманно": либо на уровне клеток, либо теоретически, т. е. моделируя процессы.  В новом здании кардиологического центра я знала две базовые лаборатории физтеха, работавшие с клеткам и тканями. Первой руководил профессор  Артур М. - один из наших двух лекторов по физиологии кровообращения и работе сердца. Вторым, к слову или не к слову сказать, был профессор Кринский, который  сразу на первом занятии очень  подробно объяснил нам, как работает клеточный механизм водителей ритма сердца (он, собственно, занимался его моделированием), а все остальные лекции свел к следующей фразе: "Учите английский, будьте способны написать любой программный код ( вы не должны зависеть от программиста) и быстро валите отсюда в Америку. Там ваша работа должна быть организована таким образом, чтобы без вас нельзя было обойтись в общем проекте"...Этому наставлению с успехом и последовал почти весь наш курс ).
Возвращаясь к  М. , следует указать, что он любил нашу группу, так как сам закончил физтех и считал нас "вменяемыми" в отличии от студентов медиков, которых у него было большинство. В начале преподавательской карьеры у М. случилось сильное душевное потрясение, оставившее в его сердце неизгладимый след и навсегда определившее отношение к студентам - врачам.  Дело было так. Артур объяснял группе будущих медиков работу сердечно- сосудистой системы и то, какие процессы лежат в основе измерения давления. В качестве практического учебного пособия он принес с собой тонометр.  Профессор много курил, и не мог выдержать даже минут двадцать без сигареты. Когда терпеть уже не было сил, и заветная пачка жгла карман, М. предложил студентам "самим пока измерить давление друг другу и подумать, возможно ли это сделать каким-нибудь другим способом ". Вернувшись через 5 минут, он чуть не  получил сердечный приступ и вынужден был измерять давление уже себе. Вернулся он, слава богу,  вовремя.. Впоследствии Артур рассказывал это так: "Вхожу я и вижу. Сидит девочка. Ма-а-а-лень-кая такая, худенькая. Шея бе-лая, тон-ка-я....И здоровый верзила метра под два ростом, накачанный такой, нацепил ей манжету на шею, затянул, ну и качает воздух...Шея синеет...." .
Так вот, М. как раз набирал дипломников в свою лабораторию, и туда уже "приписался" один из моих одногруппников. Я размышляла о том, не последовать ли его примеру, но быстро раздумала, так  так узнала, что  “работать планируется на кошках”. Для экспериментов нужны были аорты кошек. Кто резал этих несчастных животных, я как-то постеснялась выяснять. Одногруппнику моему приходилось возить на лифте свеже разделанные  туши в ведре из подвального помещения в лабораторию, находящуюся  на одном из верхних этажей. Он накрывал ведро полотенцем, дожидался какой-либо группы девушек из мед. училища, которым, согласно их учебной программе, приходилось посещать  морг, расположенный также в подвале, и вызывал лифт. После закрывания дверей лифта полотенце "случайно" падало вниз. И всю остальное время подъема девушки истошно орали и вылетали пулей при первой остановке лифта.
Оставались еще две лаборатории кардиологического центра, набиравшие дипломников. На собеседовании в первую  предполагаемый непосредственный начальник, выпускник нашего вуза, лет на 10 старше меня,  стал расспрашивать про  преподавателей и вспоминать свои "шесть счастливых лет". Услышав знакомую фамилию профессора с кафедры математики, его вдруг зашкалило. В секунду нормальный с виду мужик превратился в сопливого побитого мальчика-ябеду с ущемленным эго: «Я такой умный и красивый, а эта сволочь поставила мне тройку на втором курсе.» И пошел монолог с соплями на эту тему минут так на 20.  Я, конечно, понимаю, что на кафедре математики МФТИ много феномЕнов, но.... 10 лет прошло! Мужик по идее за 10 лет должен был повзрослеть. По крайней мере, стало  понятно, что с ним мне не сработаться.
Вторую лабораторию, возглавляла дама неопределенного возраста (между 30 и 50) со сказочной фамилией. Дама была тонкой и изыскано - высокомерной. Она очень изящно одевалась, что было редкостью в Москве в 90-е, и говорила уверенным мАсковским говором. Закончила дама не знаю что, но по всем признакам биофак, и была типичной москвичкой, которые сто раз выходят замуж и бесстрашно бросаются на другую сторону улицы через любое количество полос движения не глядя, так как способны разнести любое транспортное средство вдрызг при столкновении, оставшись при этом без единой царапины. Помню ее разговор с "подругой юности" - такой же как и она "мАсквичкой", зашедшей как-то в лабораторию "попить чай". Сейчас я уже не могу припомнить, кто именно из них тогда только что связал себя в очередной раз узами брака.

- Ну, как вы живете?
- Да все хорошо, только он хочет прописаться, пусть даже временно, в моей квартире.
- Пропишешь?
- Да ты что! Вот ты бы прописала ЧУЖОГО мужчину в СВОЕЙ МОСКОВСКОЙ квартире?
- Нет, ты что!

Дама трудилась "в поте лица", так как собиралась уезжать "всей лабораторией " в Америку, куда таки и уехала через тройку лет. Она нуждалась в бесплатной производящей  силе в виде студентов. Работать нужно было с клетками аорт мыши и кролика, плюс предполагалось построение математических моделей, на которые я и рассчитывала.
Даме я понравилась.  Она меня взяла "к себе" и прикрепила к постдоку Леше,
представив примерно так: "Это Наташа. Она энтузиастка. Будет писать диплом у нас." Леша был невысоким плотным увальнем лет 30 с хвостиком, адекватным, но "забитым" женой, жизнью и обучением на биофаке.   Жена его  биофак только заканчивала и числилась параллельно  лаборанткой у Принцевой, что позволяло ей Лешу постоянно контролировать. Рождение детей или все-таки незаконченный биофак, или еще что-то еще сильно повлияло на ее карьеру и психику.  Леша ее побаивался и старался не перечить, по крайней мере, на работе. Вместе с они увлеченно "готовились к грядущему кризису", о котором постоянно говорили, строя планы по переезду в Америку. Все огромные морозильники лаборатории, предназначенные для препаратов, были забиты мясом, прикупленным Лешей со скидками на "черный день". Переворот тогда еще не случился, но как- то витал в воздухе, и многие готовились заранее к тяжелым временам. (Например, к слову, в начале 90-х мне довелось гостить в Киеве в доме родителей моей однокурсницы по случаю приезда на свадьбу наших общих друзей. Это была шикарная двухэтажная квартира в элитном доме на Андреевском спуске.  Семье принадлежал также и весь огромный чердак над квартирой, который был завален крупами, мукой, консервами, подсолнечным маслом, мылом и спичками. Этого запаса, по моим прикидкам, хватило бы лет на 5 на семью из четырех человек. ) Так вот, возвращаясь к повествованию, работа в лаборатории была скорее чисто биологической, народу было совсем никого – 4 человека со мной. "Всяким компьютерам" дама не очень доверяла. “Хотя, в будущем математическое моделирование могло бы вполне пригодиться", - считала она. Я  должна была изучать причины возникновения холестериновых бляшек внутри кровеносных сосудов.  Для начала, нужно было исследовать с помощью электронного микроскопа тонкие срезы аорты мыши и кролика, полученные при различных контрольных воздействиях на животное и без воздействий. Потом предполагалось моделирование,  до которого я так и не дошла. Нет, все было  хорошо,  пока срезы аорты, заготовленные заранее, не были обработаны, и нужен был новый биологический материал. "Пойдем", - бодро сказал Леша: "будем аорту вырезать".
-Из, кролика?
-Нет, кроликов будем ближе к Новому году резать.  (Дело было в том, что весь оставшийся после удаления аорты кролик поступал в его распоряжение.) Мышку...
-Живую?
-Ну, да.
- Я не буду, я не смогу, мне ее жалко.
-Да мне тоже. Это вот так делается... Лена!!!

Появилась Лешина жена- лаборантка. Она сразу молча одним движением руки  достала из клетки живую мышку, шлепнула ее на разделочную доску, распяла нехитрым приспособлением, разрезала...Дальше я уже не могла смотреть, меня тошнило, я выбежала. В голове крутилась фраза, сказанная  одним из моих друзей по поводу выбора факультета на физтехе: " На ФФХБ я ни за что не пойду. Вот любой другой факультет - пожалуйста, все науки и технику, все, что люди придумали, можно осилить и разобраться. А вот в то, что от бога я не полезу.....Да и права лезть не имею." Как он был прав....

Я сказала Принцевой, что я ухожу, так как мне трудно добираться до работы. Это было правдой,  новое здание Кардиоцентра располагалось на окраине Москвы, ехать туда из Доглопы было ОЧЕНЬ долго и утомительно.

Вариантов по списку лабораторий с грантами осталось мало, и я решила писать диплом  у академика  Г., который читал нашей группе лекции по физиологии нервной системы человека. В ту пору академику было лет 70, что не мешало ему резво закидывать  ноги на стол, чтобы продемонстрировать какой-либо рефлекс или показать мышцу, шокируя студентов. Он попал в науку, вернее сказать, целенаправленно пришел, (так как "попал" подразумевает случайность, а ВС все планировал заранее), пройдя Великую Отечественную войну, “проработав после некоторое время на севере”, как он рассказывал, не уточняя, где именно и кем. В его официальной биографии  можно найти такие должности: начальник эвакуационного госпиталя, начальник центра переливания крови, научный сотрудник и заведующий научной лабораторией в Новосибирске, а затем в Москве. В.С. рассказывал также, как у него “выпали зубы от цинги, во время жизни  на севере, а потом выросли обратно”; и как он  «в 17 лет прооперировал аппендицит у жены своего командира”, который в благодарность  не направил его на фронт с первым эшелоном в июне 41-го  сразу после призыва, а задержал  на некоторое время, что спасло ему жизнь, так как весь первый молодой призыв полег сразу; и про то, как он “протопал всю войну”.  На полке в лаборатории стоял потрепанный, но отличного качества подробный немецкий анатомический атлас с печатью СС и двумя молниями на внутренней обложке, привезенный В.С. из Германии. Я изучала по нему строение мышц ног.
Несмотря на некоторый инцидент, о котором я еще напишу, (а, возможно, что именно из- за  этого инцидента), В.С. взял меня писать диплом. Ко мне он относился “подчеркнуто уважительно”, но не продвигал и не баловал вниманием. Благодаря В.С.  я поняла, что надеяться нужно только на себя и ознакомилась с рядом «житейских мудростей» академика,
 несколько из которых привожу ниже:
1)  Если хочешь чего - либо добиться, то работай на опережение. Например, делаешь эксперимент, проверяешь его и только потом, если что-то получилось, пишешь под него грант,  получаешь грант и  спокойно  ставишь новый эксперимент, параллельно публикуя  уже готовый заведомо хороший результат предыдущего. (Хотя, сейчас я бы довила, что это не всегда работает...)
2) Наука не должна противоречить здравому смыслу.
3)  Халтурят почти все. Выживают те, кто умеет правдоподобно халтурить. (Вот с этой “истиной” я не согласна. Не все халтурят. И хорошо, что это так.)
4) Существуют три степени лжи: ложь, наглая ложь и статистика.
 А вот истина, до которой я дошла сама, работая в научно исследовательском институте.
 К старости талантливые люди, посвятившие себя науке, от нее отходят и начинают писать музыку, картины или ударяются в философию, так как осознают, что чем ближе подходишь к проблеме, тем меньше ее понимаешь. Таким способом они просто стараются быть честными сами с собой. Идиоты же,( хотя, зачастую, для основной массы людей именно такие идиоты кажутся «великими учеными»), переходят к популяризации и лезут во все дыры, чтобы высветиться, теряя адекватность.  Сидишь, например, на конференции, и такую чушь приходится слушать, особенно если недавно совсем сдавал  математику и физику на физтехе. И попробуй встань и скажи что-либо... Сразу несколько старых пердунов тебя хватают, и на стул обратно тянут: “Куда это Вы, ишь ты....Не мешайте чушь слушать....”
Лаборатория академика Г. , вернее, та ее часть, которая располагалась на Бульваре, занималась сравнительно безобидными, при адекватному отношению к эксперименту, методами физиологических исследований. Про "адекватное отношение к эксперименту" я еще упомяну отдельно. Кроме того, там поощрялось моделирование и не нужно было
проводить кровавых экспериментов над животными. Правда, как оказалось позже, эксперименты все-таки требовались, но тогда я этого не знала, да и резать мне, в результате, никого, слава богу, не пришлось.
Как я уже упомянула выше, академик Г. читал нам лекции по физиологии нервной системы.
Делал он это хорошо и со студентами был демонстративно ласков, по крайней мере, большую часть времени. А  вот на сотрудниках своей лаборатории В. С.  периодически «разряжался», если последние попадали ему под горячую руку. Он позволял себе орать на всех, за исключением Юрия Сергеевича, на которого кричать смысла никакого не было: Ю.С.  было просто «все пофигу», он не пугался.  Кроме того,  "умненький", Ю.С.   был необходим для выработки стратегических научных и политических направлений. На меня академик  попробовал сбросить свой негатив только один единственный  раз, и это было примерно за год до поисков базы.  Дело было так.
 У нашей группы только что закончилась очередная лекция, которую проводил В.С. в своем кабинете: нас было мало (10 человек), и мы все там прекрасно помещались.  В лабораторию только что купили новый принтер. В начале 90-х он являлся редкостью и представлял большую ценность, так как совсем недавно был осуществлен переход от написания статьи на пишущей машинке к написанию статьи в текстовом редакторе компьютера. Принтер был торжественно распакован и установлен на столе в общей комнате  рядом с кабинетом начальника.  Почти все студенты уже разошлись. В.С. устал после лекции и, вероятно, хотел есть, так как время было обеденное. И тут его что-то ввело в агрессивное состояние. (У меня тоже вспыльчивый характер, так что я не буду осуждать В.С. за это... )Итак, разозлившись по некоторому незначительному (или значительному) поводу на что-то или кого-то, академик начал орать. Сотрудники в страхе разбегались по комнатам, закрывая двери. Под руку попалась я, так как просто еще не успела уйти: мое пальто оказалось в самом низу под грудой курток моих однокурсников, лежавших на столе в той самой общей  комнате с принтером напротив кабинета, и я, (пока разбирается гора из курток), решила  воспользоваться случаем и распечатать нужную мне бумагу.  При виде разъяренного В.С. я "не разбежалась", так как с чего мне было чего-то бояться, да и разбегаться мне было некуда.
В результате вся разрядка обрушилась на меня.
- Почему Вы кричите?
- Почему на тебя нельзя кричать? Хочу и кричу!
- Я не "девочка для битья" и не сделала ничего такого, чтобы на меня повышать голос. Мне что молча стоять и глазами хлопать или тоже орать в ответ?
-Ты посмотри на нее!!!!
(Сейчас я бы  нашла какой-нибудь неконфликтный выход из этой ситуации, но тогда мне было только 20 лет. )
Не то что бы я хотела выпендриться, я просто разозлилась. (Никогда никому не позволяла и не позволяю повышать голос на себя, хотя, сама, к сожалению, бывает, срываюсь...) Других словесных аргументов  у меня не было. Стало обидно. Рядом стоял вышеупомянутый новый принтер, из которого я как раз доставала распечатанный лист с текстом.  В каком -то непонятном мне самой порыве, я с силой рванула бумагу, и лист вместе с принтером полетел на пол.  Я этого не хотела, но так получилось. На звук высунулись из своих укрытий затаившиеся  сотрудники лаборатории, и, бросив взгляд на озверевшего шефа, в ужасе быстро засунулись обратно. Академик перестал орать, ему просто воздуха перестало хватать. Он вышел из комнаты и закрыл за собой дверь.
Я поставила принтер на стол и попробовала его включить. Принтер не работал.
Взяв отвертку,  я стала его развинчивать. В комнату поочередно  просовывались, приоткрывая узкую щель, головы сотрудников, молча оценивали ситуацию (кто с сочувствием, кто со страхом, кто с каким-то злорадством) и пропадали. Только  всегда очень доброжелательная Таня спросила, не нужна ли мне еще другая отвертка побольше или поменьше, «ведь винтики они разного размера».
Через какое-то время дверь распахнулась пинком, и зашел В.С. Он уже не орал и был абсолютно спокоен, хотя  лицо его все еще оставалось красным.
- И что ты делаешь?
-Принтер чиню.
- Ты раньше разбирала принтеры?
- Нет, но нужно же когда-нибудь начинать.
-А если не починится?
- А Вы не волнуйтесь, я поломала -  я починю...Ну,  или куплю новый..
Лицо академика Г.  снова сильно покраснело. Он опять вышел из комнаты молча и закрыл дверь. За дверью его прорвало: "А-а!!! Юра, ты слышал, какая наглость, эта соплячка мне принтер купит. Я академик!!!! Она студентка, живет в общаге, мне принтер купит!!!"
Первые принтеры были крепкими, оказалось, что при падении всего лишь вылетела со своего места пружина, прижимающая картридж. Когда я поставила ее на место, принтер  стал включаться снова.  Проработал он потом еще долго, пока не был заменен «по выслуге лет» на более новую модель.
Этот случай никак не повлиял на сдачу мной экзамена, но я была уверена, спрашивая  через год  В.С. о возможности писать диплом под его руководством, что получу отказ. Однако, он внял просьбе и даже предложил мне пол- ставки младшего научного сотрудника.   
Так я пришла в лабораторию нейрофизиологии моторного контроля, где проработала впоследствии  в общей сложности более 10 лет под его руководством. Академик Г.  ни разу не повысил на меня голос за все это время, однако, постоянно пробовал применять  другие методы воздействия.
 Несмотря на возраст энергия била из В.С. ключом, как я уже писала выше. Она (энергия), вероятнее всего, (по крайней мере мне хочется в это верить), не иссякла и сейчас, спустя 30 лет. Мне до сих пор попадаются его свежие статьи по нейрофизиологии. Хочется верить также, что он и сейчас бодро закидывает ногу на стол и загибает брючину, чтобы показать какую-нибудь мышцу студентам, правда, уже в США, куда он переехал в начале 2000-х.
В.С. ко мне достаточно доброжелательно относился и, возможно, даже уважал, но не продвигал, считая, что в 21 год "нужно думать только о работе днем и ночью, а не детей заводить". (Я вышла замуж и родила первого сына, не беря академку на физтехе, а потом и второго уже в аспирантуре. ) Тем не менее, он  оформил меня сначала на полставки, а потом на полную ставку младшего научного сотрудника и дал  возможность периодически выполнять часть работы (обработку данных) удаленно из общежития.

Я обрабатывала миограммы, снятые с мышц после транскраниальной магнитной стимуляции коры головного мозга человека. Данные были получены в США  В.С. и еще каким-то важным дядей.
- Вот Вам, Наташа, результаты, проанализируйте их.
- А чьи это данные? Что Вы хотите из них получить? Для чего? Откуда?
- Зачем Вам знать так много?  Что можно получить, думайте сами.  Это ваша работа..
- Какую статистику применять?
- На Ваше усмотрение.
Статистику В.С. не любил и всегда приводил два примера того, как не надо ее применять. “Представьте себе больницу, где половина пациентов умерли, а у половины воспаление легких с температурой 40. Средняя температура - 36,6 и глав. врач отчитывается, что "в среднем по больнице все в порядке".”
“Или вот представьте себе лужу, и прохожие ее обходят. Статистик  считает, сколько людей обошли лужу справа и сколько кто слева, потом усредняет данные графически и делает вывод, что "в среднем все были идиотами и перли напрямую по воде".“
- Дайте, В.С., какую- нибудь литературу почитать по теме, статьи, там...
- Почитайте родителей.
Доступного интернета тогда у меня,  как и у большинства населения России, еще не было. Только библиотека. Данные я обработала. Их было много! На их основе В.С. с американским коллегой опубликовал статью в хорошем журнале.
- А я, Виктор Семенович?
- А что Вы?  Для Вас это и так была выручалка: и с работой и при ребенке - уже хорошо, без соавторства. Вы же диплом защитили?
Диплом я, действительно, защитила,  но следует рассказать как.
В.С. уехал в очередной раз Америку как раз перед  финальной презентацией моего диплома. И Ю. С., как временно исполняющий обязанности заведующего лабораторией на время отсутствия оного, был вынужден был пойти со мной на защиту в качестве "шефа". Ю.С.  даже не видел  диплома. И в то время, как руководители всех остальных моих одногруппников с пылом рассказывали, какая важная была тема, и какой дипломник молодец, Ю.С., мирно дремавший в кресле до момента своего выступления, (Ю.С. всегда спал практически на всех заседаниях, собраниях и конференциях, от которых он не мог отвертеться) проснулся и промямлил дословно следующее: "Ну-у-у, она там что-то делала. Но я точно не знаю что.
"Что было абсолютной правдой. Увидев ухмылки на лицах комиссии, он решил как-то защитить и похвалить меня и неуверенно добавил: "Ну-у-у, она очень много работала и много сделала..."
У меня единственной в группе диплом был защищен на "хорошо" на фоне десяти "отлично". Но я была все равно довольна. "6 счастливых лет" были завершены. Я с Федюней  на руках  закончила физтех без академического отпуска, живя в общаге, учась и работая.
Вернувшись из Америки, В.С. предложил мне полную постоянную ставку в лаборатории. Я поступила в заочную аспирантуру РАН. 
- Вы знаете, Наташа, что такое аспирант?
- ????? 
- Это от латинского "spirare" - дышать, надеяться, а "а" - отрицание.
Поэтому не дышите и не надейтесь. 
Темой моей диссертации академик Г.  назначил «исследование механизма регуляция позы человека во фронтальной плоскости при стоянии».
- Я сам про это ничего не знаю. Вы должны разбираться в предлагаемом вопросе лучше меня.
- Виктор Семенович, дайте какую- нибудь работу почитать на эту тему.
- Я же Вам говорил: "Почитайте родителей".
Через неделю В.С. принес мне оттиск в порванном коричневом перелете 5 летней давности: «Посмотрите вот это. Может будет полезно.»
Я открываю текст: много формул, рисунков и странные буквы. Пытаюсь их разобрать и вдруг понимаю, что текст написан на смеси английского, немецкого и русского, к тому же   его мало на фоне формул и рисунков, и поэтому в общем все читаемо.
Ю. С., сидящий за соседним столом, подает голос:
- Это же на финском?
- Ничего, она же "immer bereit"....
Неделей ранее...
- Наташа, знаете, что такое "bereitschaft potenzials"? Есть такое слово в немецком "bereit".  Это значит...
- Виктор Семенович, я все свое пионерское детство в школе немецкий учила. "Said bereit! Immer bereit!".
- Это хорошо, что Вы "Immer bereit!"...
Я стала исследовать механизм регуляции позы по фронтальной плоскости при стоянии. Общая идея была следующая. Человек (испытуемый) стоял на стабилографе, фиксировалось движение суставов его ног, таза, центра тяжести тела и регистрировались механические моменты, действующие на стабилограф. Я написала модель. Моя математическая модель движения тела, где человек был представлен некой механической конструкцией с управляющими моментами в суставах, должна была согласоваться с экспериментом. После этого согласования нужно было рассчитать с помощью модели суставные моменты, как известные так и те, которые нельзя было измерить экспериментально.
В лаборатории из "дерьма и палок " при помощи токарного и слесарного станков и бессменного техника лаборатории Дмитрия Федоровича была сооружена аппаратура для регистрации движения. Я попробовала оценить ошибку эксперимента и испугалась.. Но  после первоначальных неудач, каким то чудом, модель стала работать и согласовываться с измерениями.   
Все остальные экспериментальные установки в лаборатории также были сделаны Д. Ф. из тех же материалов, что и моя, и вряд ли были сильно совершеннее нее. Я до сих пор не могу понять, как хоть что-то из них работало.  Зато опыты, проводимые с их помощью, были, как я считаю, безвредными по крайне мере до тех пор, пока В.С. не приобрел прибор для транскраниальной стимуляции коры головного мозга. Стимуляция была кратковременной (2мк) и болезненных ощущений ни у кого (кроме меня) не вызывала. Мне же было крайне неприятно это воздействие, хотя я и согласилась попробовать пару раз.  В.С. сам тоже поучаствовал и решил, что я «придуриваюсь».
Во всех экспериментах  требовались «подопытные». Вопросы где их взять, чем им
 платить, как оформлять, что делать, если что-то пойдет не по плану, были "гениально решены" академиком Г: испытуемыми назначались сотрудники лаборатории, случайные гости и приходящие студенты "на добровольной основе". Все они представляли категорию «здоровые». Отказываться было плохим тоном, и на это отваживалась только я.   
Существовала также  категория «больные». Чтобы диагностировать по стабилограмме  болезни Паркинсона и Альцгеймера кто-либо из сотрудников время от времени отправлялся в больницу вооружившись стабилографом. Как уговаривали бедных больных постоять на нем, я не знаю...Мне удалось счастливо избежать роли экзекутора.
Сама я не любила быть испытуемой, хотя отказываться, как я уже писала, считалось верхом неприличия. Сейчас, конечно же, я бы прямо и послала любого, кто обратился бы ко мне с подобным предложением. Сейчас я бы и работать в подобной структуре не стала бы, но в тогда мне редко удавалось отвертеться. Нет, стоять на стабилографе было нетрудно. Мне не нравилась вышеупомянутая магнитная стимуляция. Стимул (2Тесла), который все остальные в лаборатории не замечали совсем, вызывал в моих мышцах ОЧЕНЬ сильный отклик. К тому же, к удивлению остальных, ( все думали, что я издеваюсь,) я плохо переносила и переношу сейчас даже очень слабую вибрацию (в нескольких экспериментах наружно вибрировали мышцы ног). Когда я ждала Никиту, то перестала принимать участие в опытах совсем, хотя и не говорила о беременности.  Я держалась до 8 месяцев. Совсем перед уходом в декрет, Ю. С. не выдержал и после моего  очередного отказа простимулироваться и провибрироваться аж взвился: "А почему это всех можно мучить, а Вас нет?".
- А меня нет, я в декрет через неделю ухожу.
- А Вы что беременная?
- Ну да.
Ю.С. жил в своем мире, все что его не касалось близко он, я так думаю, не замечал совсем.
«Она совсем дура! Второй ребенок в такое время...Совсем дура. Надо карьеру делать, работать, эх.....» - изрек академик Г.
Это было обидно, так как я  старалась работать хорошо и делала все:
рассчитывала модели, программировала, паяла какие-то провода, прибивала доски, снимала показания стабилографа. Через какое- то время набралось достаточно материалов на статью и диссертацию. Статья получилась длинной. У В.С. не было времени и желания ее читать, вероятно, он не считал ни меня , ни статью "перспективными". Я же торопилась: торопилась жить и работать. Я не могла ждать неопределенное время.
- Посмотрите, пожалуйста, мою работу, В. С. Прочитайте статью. Посоветуйте.
-  Что я Вам посоветую? Я же Вам сказал, что Вы должны разбираться в Вашей теме лучше, чем я. Потом как-нибудь посмотрю..
Это "потом" тянулось долго. В.С. собирался в очередной раз в Америку. В конце концов, мне надоело ждать, я нетерпелива и, хотя и считаю это своим недостатком, терпеть неопределенность не могу.  К тому же, я уже была научена защитой диплома.
 Я отдала свою статью в "Физиологии человека" с одним автором -собой без проверки ее кем- либо. Чем подписала себе приговор. Это было немыслимо публиковаться без шефа, и В.С. взбесился, хотя и был уверен, что без него у меня ничего не получится.
 Но, возможно, если бы я вписала его в статью, которую он не читал, то он озверел бы еще больше.
Полная пожилая женщина - редактор с умными веселыми глазами и черными усиками над верхней губой, принимая мою статью спросила: "Это диссертация будет? Это ты все сама написала? Шефа включаем?" Статья была длинной и пестрила множеством "умных" формул и графиков. Мне было  25 лет, и я производила, наверное, впечатление абсолютной дуры.
- Давайте, я выражу ему благодарность в конце или начале статьи. (Очки женщины поднялись на лоб, а потом опустились обратно от изумления, а глаза загорелись озорными огоньками..)
- Это правильно, всяким важным дядям надо выражать благодарность.
Я написала, что, мол, спасибо за огромную поддержку, помощь и веру в меня моему научному руководителю.
Эта благодарственная надпись стала "последней каплей" и взбесила Семеныча до истерики. "Да....Не научили мы тебя еврейской гибкости", - часто повторяла моя мама.
После этого я до самого моего отъезда в Италию в 2002 году безуспешно пыталась защититься. 
Я по-прежнему ставила какие-то эксперименты: то одна, то совместно с Иркой (тоже физтешкой),  то с другими сотрудниками., пыталась усовершенствовать модели., печатала статьи., выбивала гранты., участвовала в конференциях.  Я ОЧЕНЬ уставала, хотя, "в доску"  не расшибалась.  Никита и Федя всегда были для меня на первом месте. Морального и материального удовлетворения работа не давала. На месячную зарплату младшего научного сотрудника было прожить максимум неделю впроголодь одному человеку. Приходилось заниматься репетиторством, версткой, выращивать картошку в Щелково на поле, где мы снимали квартиру после общаги. Ездить в Москву по Ярославке каждый день в переполненном автобусе было далеко и утомительно. Правда, мне удалось вписаться в несколько грантов, и даже получить персональный именной грант для "молодых ученых России", что сделало мою зарплату немного больше.
Да и моральное удовлетворение один раз я все же получила. Дело было так.
Всей лабораторией мы были на конференции в Нижнем Новгороде. Я делала доклад по теме  диссертации. По окончании оного ко мне подошли два незнакомых парня из Питера немного постарше меня.

- Так это ты ?
(Я немного помолчала, выбирая между двумя возможными вариантами ответа: «я» или «нет, не я»)
- Вроде, я. Мы знакомы?
- Вот эта статья в "Физиологии человека" твоя что ли?
 - Моя.
-Ух, ты.
-Сколько тебе лет?
-???
- Просто эта статья у нас в лаборатории к стенке прибита, мы по ней эксперименты ставим, ну и ссылаемся постоянно. Хорошая статья, ясно так все написано, подробно. Мы думали тебе лет 100 и ты академик какой-нибудь. Вот ведь....

Идиотская улыбка не сходила с моей рожи всю обратную дорогу в поезде «Нижний — Москва.»
Заочная аспирантура подходила к концу, нужно было сдавать экзамены. На занятия в аспирантуре я не ходила и экзамены сдавала экстерном. Экзаменов было три: специальность (биофизика), английский и философия.
Английский я сдала сразу досрочно: физтеховской подготовки было более чем достаточно. Биофизика тоже не вызвала затруднений, к тому же к ней я честно готовилась.
С философией было посложнее.. 92 год уже прошел, и перестройка маршировала по стране семимильными шагами. Однако, люди на кафедре философии академии наук остались теми же, что и до 92-го. Это были старые (как дерьмо мамонта), давно выжившие из ума, "местами сильно партийные" и какие-то гадливые личности. По какому критерию их туда набирали?
Они были умны и понимали, как я подозреваю, все особенности текущего момента, несовместимость новых веяний с коммунистической идеологией и наверняка догадывались о ненужности их экзамена и философии в целом в нарождающейся реальности. (Хотя, про "ненужность" это я зря. Как утверждал один мой знакомый физтех после скитаний по научным контрактам в Москве, Италии и Франции вместе с семьей в 90-е: «Правильная философия и  философское  отношение  ко всему происходящему в жизни порой намного важнее хорошего знания физики и математики.»  Мне сейчас почти пятьдесят, я с ним совершенно согласна... )
Двадцать пять лет назад  я хотела просто выжить, у меня не было времени и сил учить философию, и я пошла сдавать экзамен без подготовки. Мне повезло. Экзаменуемых было много. Все, кроме меня, исправно посещали занятия, и хотели "отлично". Мне же было абсолютно все равно, и я просто попросила поставить мне сразу "хорошо" и отпустить. Ответив на пару вопросов, которые я помнила со времен школы, я была "аттестована с оценкой "хорошо".
Не понимая всю безнадежность своего положения,  я начала оформлять бумаги для защиты. Моя наивность в результате и позволила мне защититься, пусть даже и через 10 лет после окончания аспирантуры.
Бегая с документами по инстанциям, я познакомилась с рядом «житейских мудростей» и  «интересных» людей.  «Профессор» Г.  из диссертационного совета - долго рассказывал мне про инопланетян, и про то, как они (инопланетяне) сконструировали "косточку в вестибулярном аппарате человека, чтобы он (человек) мог чувствовать гравитацию". В это повествование был вставлен многократно повторяющийся ненавязчивый лейтмотив, что защититься трудно, в науку надо вкладывать деньги, в диссертационный совет тоже. Я делала вид, что не замечаю, а он намекал и намекал. Я все равно "не замечала".
В это время в лаборатории появился новый сотрудник -  престарелый "гениальный (как он сам считал) ученый", пристроенный академиком Г.  Гению было лет 70, (ну, или он просто плохо сохранился), и ему нужно было кормить семью: молодую ( уже четвертую по счету ) жену и кучу малолетних детей. Этот бриллиант вид имел замызганный и неряшливый, постоянно носил кипу на голове и библию под мышкой. По неведению я поздоровалась с ним   при его первом появлении в зоне моей видимости (не поняв, куда быстро убежали все остальные сотрудники), и мне пришлось 2 часа выслушивать его последнее великое научное открытие, которое "должно перевернуть мир". Он реально ходил за мной по пятам по всему институту, пока я бегала с бумагами по этажам, и говорил, говорил, говорил. 
Открытие состояло в том, что, оказывается "и был день один" в библии означает не "один день", а "отсутствие ночи". К моему счастью, как раз в тот момент, когда я была уже готова сорваться, он как-то это почувствовал и переключился на новую случайную жертву. Документы я наконец то оформила и радостно пришла с ними к В.С., который тоже радостно сообщил мне, что "по его мнению, диссертация недостаточно хорошо написана" (он даже и не читал ее) и, не подписав ее, уехал в Америку на неопределенный срок.
"Это хорошо, что Вы все сама...", - сказал он мне на прощанье.
Я плюнула и ушла в декрет.
Родив Никиту, я вернулась на работу изрядно растолстевшая. Открываю дверь.
- Здравствуйте ВС.
- Здравствуйте, Наташа. Что хорошего, кроме аппетита?
Тут как раз Федору предложили работу в Неаполе. Я взяла "отпуск за свой счет" и уехала без малейшего сожаления в Италию на п.м.ж.
Прошло лет через 8, дети подросли, у меня появилось больше сил и времени. Мне вдруг стало очень обидно, я разозлилась и решила закончить процесс защиты. В.С. был, как всегда,  в Америке. Я отослала ему ту же самую диссертацию, не поменяв в ней ни строчки, и сообщила, что переписала ее. "Вот, теперь совсем другое. Видно, что над текстом работали", -  ответил ВС и дал "зеленый свет на защиту".  Я приехала в Москву.
Пришлось искать диссертационный совет. Прежний вместе с профессором Г. уже куда-то рассосался.
Одним из заместителей директора нашего института  в то время был назначен внук известного математика.  Вид этот золотой мальчик неопределенного возраста имел веселый  и растрепанно  бородатый, был все время увешан бейджиками с конференций. Зачем он их носил, я так и не смогла себе вообразить даже приблизительно. Вероятно, это было результатом какого-либо психического расстройства явного или скрытого. Миша умудрялся постоянно влезать в различного рода "приключения". Когда ситуация становилась безвыходной с его точки зрения, он звонил нашему "умненькому Ю. С.". Со стороны их телефонный разговор выглядел приблизительно так...
- Ю. С.!!!!
- Да, Миша...
- Вы представляете...Я им....
- Миша...
- А они мне тогда...
-Миша..
- А я им.. А они в ответ....А вот теперь такая ситуация, представляете, Ю. С.....
- Миша.
- Что делать то, Юрий Сергеевич?
- МИ-И-И-ША-А-А!!!!!
Благодаря Мише я  добилась своего пусть даже и через 10 лет после окончания аспирантуры.
Я оказалась в нужном месте в нужный момент. Для каких-то своих карьерных целей ему нужно было организовать и возглавить в нашем институте диссертационный совет по модной "биоинформатике". Он собирался провести быстро несколько защит, что быстро и сделал. "Соберем совет, защитим каких-нибудь девиц. Девицы всегда рвутся защищаться..”,  - мечтательно вещал он кому-то в телефонную трубку, как раз в то мгновение, когда я вошла с бумагами к нему в кабинет.
Помню день защиты- 25 декабря. Мокрый снег и черные голые деревья на Цветном бульваре.  Не холодно, но промозгло. Ощущение, что закончился какой-то этап и с ним вместе моя "научная карьера в России".
Я устроила праздничный стол в лаборатории.
Это был мой последний визит, больше мне не хотелось туда приходить, хотя, я с теплотой вспоминаю всех сотрудников.
Запомнились эпизоды и мелочи. Они, возможно, говорят о людях больше, чем показные продуманные заранее действия. Мелочи вываливаются спонтанно, на автопилоте, их сложнее контролировать.

Ю.С.

Ю. С. вид имел "птичий". Это, наверное, трудно объяснить, и я не хочу сказать ничего плохого. Но общее впечатление от него у меня всегда было именно такое. Какая то тонкость, нахохленность, нос, манера ходить, поза мне напоминали птицу. Он, был человеком умным, адекватным и очень знающим. Я так понимаю, что он единственный в лаборатории не питал никаких иллюзий о полезности работы, «чистоте экспериментальных методов», высосаности из пальца всех применяемых теорий и точности моделей. Было видно, что работа ему не нравится, и ему скучно. Однако, Ю.С.   не искал пути что-то поменять. Академик Г. его очень ценил, так как тот всегда мог быстро сообразить что-то технически или математически, написать статью грамотно, красиво и по делу и знал в совершенстве несколько языков, (я так и не поняла сколько всего за все годы работы в лаборатории).
Отдавая свою первую научную статью в издательство, я услышала отличное определение, которое очень подходило Ю.С.:  "ваш умненький Юрий Сергеевич". Когда академик Г.  сваливал  в очередную длительную командировку в Америку, (командировки длились все дольше и дольше с каждым годом) Ю.С. оставался исполняющим обязанности заведующего. Справедливо предполагая, что скоро наступит день, когда В.С. не вернется, сотрудники лаборатории "нажали" на Ю.С. по поводу защиты докторской диссертации. Зав. лаб. должен был обязательно иметь докторскую степень. Ю.С. было неохота напрягаться, но перспектива получить начальника снаружи его тоже не устраивала, и он стал доктором наук, относясь очень спокойно и адекватно к самому процессу и титулу.
Ю. С. закончил ФОПФ в те годы, когда ФОФ был еще ФОПФ. Он не был карьеристом,  не был лицемером и ни на кого никогда не старался произвести впечатления . Ритуальные пляски за лидерство в институте ему были неинтересны.  Ю.С. садился на первый ряд на конференциях или заседаниях и частенько засыпал, прерывая время от времени докладчиков легким (или тяжелым) храпом. К этому все привыкли, и никогда не будили. К концу конференции Ю.С. всегда автоматически просыпался.  Большую часть времени он вообще находился в своего рода нирване, и требовалось некоторое несколько раз обратиться к нему, чтобы услышать его длинное растяжное "Да-а-а-а-а-а", звучащее почти как буддийское "О-о-о-М-м-м-м" . Такая его отрешенность мне, правда, «вышла боком» на защите диплома. Я даже потом некоторое время  за это обижалась. 
Яркий огонь загорался в глазах Ю.С. только при разговоре о земноводных и о суккулентах. Он знал почти все почти про все растения и всех животных, но земноводные и суккуленты  были его страстью!  Несколько раз в неделю вместе с сыном Ю.С. посещал кружок юннатов при Московском зоопарке. Первый раз мне посчастливилось увидеть выход Ю.С. из нирваны, когда я рассказывала на работе во время обеда про то, как соседский попугай вылетел зимой в окно в морозы и был найден через 2 месяца в подвале мяукающим вместе с котами. По невежеству своему я выдала что-то примерно такое: "Соседи привезли  из Африки (я не знала точно откуда) попугая Ара. "Ну, что Вы говорите, какой кошмар! В Африке нет этих попугаев. Они водятся только в Южной и Центральной Америке!". Глаза Ю.С. горели негодующим огнем.
Все подоконники и случайно оказавшиеся пустыми столы в лаборатории был заставлены кактусами и аквариумами. Трогать их было запрещено всем под страхом смерти. К каждому горшку была прилеплена бумажка, где большими буквами сияло "КАКТУС НЕ ПОЛИВАТЬ!!"Окно в кабинете Ю.С. нельзя было открывать даже в 40 градусную жару летом, оно было заклеено наглухо. Там на подоконнике росло и плодоносило ( в Москве!!!!) кофейное дерево. Кактусы цвели!!!!! В аквариумах периодически появлялись и исчезали какие-то лягушки, водоросли, улитки, грелки, лампочки. На столе у Ю.С. время от времени (как правило, в дни походов в кружок юннатов) появлялись загадочные шевелящиеся мешочки. Обычно их никто не трогал. Один раз, зашедшая по какому-то делу или без в лабораторию бухгалтерша, ожидая в кабинете, от скуки либо из женского любопытства развязала такой мешочек. На ее крики сбежался весь этаж. Бухгалтерша, несмотря на вес и возраст, стояла  на стуле и орала в истерике. Зачем она на стул залезла было совершенно не понятно.  На столе, застыв как статуя и открыв рот, лежала ящерица сантиметров тридцать длинной  с высоким гребнем ( я бы назвала ее игуаной, да простит мне мое невежество Ю.С., я в ящерицах не очень разбираюсь)  и пристально смотрела на кричащую. "Что же вы делаете? Ей же страшно? Бедненькая!!! Не бойся!!! Прекратите кричать"", - растяжно с возмущением пропел Ю.С., прибежавший из экспериментальной комнаты, бережно убирая ящерицу обратно в мешочек.
На один из дней рождений (мы отмечали в лаборатории дни рождения), желая сделать Ю.С. приятное, мы решили подарить ему редкий кактус. Ира исколесила всю Москву пока не нашла достойного кандидата в подарок, вернее двух: один редкий кактус был привит к другому: оба гордо кололись иголками, все это великолепие цвело. В горшке было две красивых пластмассовых таблички с названиями, которые я  могу воспроизвести только с большим напрягом, но, однако, постараюсь. Реакция юбиляра была неожиданной. При торжественном вручении, осмотрев подарок и кинув беглый взгляд на надписи,  Ю.С. вдруг побледнел, и мне показалось даже слегка затрясся от возмущения и негодования: "Нет!!! НЕВОЗМОЖНО! Какое невежество!!! Позор!!! Бескультурье!!!!. Какие же это Гимнокалициум и Эхинопсис. Это же....".  Дальше последовали трехсловные латинские названия, которые я никогда бы не смогла бы ни повторить, ни, тем более, запомнить и написать.
Мы все знали, что Ю.С . был благодарен нам, а негодование было справедливым!!!!

Марк.
М. был помятым жизнью нетипичным представителем знакомых мне Марков: добродушный, доброжелательный, трудолюбивый. Мне так кажется, что если бы не жена, которая очень гордилась мужем, он не был бы даже амбициозным. Считал себя "великим ученым", по техническим и математическим вопросам он не особо шарил..... Как профессионала я его не уважала, а как человек он нормальный был.
 
Как типичный человек привычки, на протяжении 10 лет, в течении которых я работала в лаборатории, М. ходил зимой в в одной и той же страшно вытертой и потрепанной заячьей шапке-ушанке.  Один раз, собираясь домой, он ее не нашел. М. обошел весь институт.
- Украли шапку. Хорошая была, новая. Вот сволочи. Высмотрели заранее, зашли в комнату и сперли.
- Марк, кому нужна Ваша шапка. Она старая очень. Завалилась куда-нибудь. Найдется.
- Старая? Всего 15 лет! Новая почти. А какая теплая была.... Таких уже не бывает. Сволочи.
-Марк, никто ее красть не будет. В ней уже ходить нельзя было...
-Не утешайте меня!!! Ну надо же! Украли.....
Через три дня он нашел эту шапку у себя в кабинете. Она просто завалилась за стол, и среди завалов лаборатории ее не сразу нашли.

На даче в Подмосковье у М. жил огромный кот, "спасенный"  в леса. История спасения от Марка звучала так.
 "Иду я по лесу поздней осенью. Холодно. Смотрю сидит такой маленький серенький, один совсем. Пропадет, думаю. Замерзнет. Я решил его спасти. Хотел взять на руки, а он от меня на дерево. Я за ним. Еле снял. Он меня искусал всего, не понимал, глупый своего счастья. Я его под куртку засунул, согреть хотел, а он мне грудь разодрал и всю куртку тоже. Орал всю дорогу, как резаный, но я его спас."
Котенок вырос в 25 килограммового котищу, который, хотя и привык к дому, основную часть времени проводил в лесу.  Как то раз по осени к М. зашел сосед по даче с таким вот разговором.
- Кролики у меня пропадают. Каждый день. Ты не видел чего?
- Нет, не видел.
А через какое-то время Марк полез в погреб: «Открываю, а там ровным рядком лежат 10 огромных соседских кроликов, припасенных котом про запас. А кот сзади меня спускается и еще одного за горло тащит." Я не знаю, рассказал ли Марк соседу об этом, вероятно -нет, так как в скором времени его дача неожиданно сгорела.
Однажды обычно грустный Марк пришел на работу абсолютно счастливым, он прям светился.
- Марк, что случилось?
-Дочка привела своего молодого человека жить к нам. Жена жутко злится, а я рад. Хорошо так стало.
- А чем хорошо?
-Да раньше был врагом народа я, а теперь - Леша. Я вот теперь курю, жена и не замечает,  так как это Леша все прокурил. И по чистому полу наследил тоже Леша, и чашки бьет, и вещи разбрасывает. Жена меня теперь не ругает, а жалуется мне на Лешу. Я ее поддерживаю, утешаю. Появилось о чем с женой побеседовать. Я теперь хороший, а Леша- исчадье ада.
От  меня она отстала. А Леша классный: с ним и выпить можно, и покурить, и поговорить. Только бы он не съехал от нас......
В трудные 90-е Марк хранил в сейфе в лаборатории какие-то сбережения. Я об этом узнала, когда он сокрушенно всем жаловался, что они пропали...

Витя

Еще одним любителем кошек был Витя. Я с ним редко пересекалась, так как он работал в  новом корпусе института на другом конце Москвы. Любовь его была специфической и роковой для кошек.  Сначала он их кормил и ласкал, а потом децеребрировал. Слава богу, я к этим экспериментам не имела отношения, даже косвенно. Децеребрировали бедных животных с целью изучения "автоматического механизма шагания", который по теории академика Г. был спинальным. Поэтому все кошки с перерезанным на уровне мозжечка спинным мозгом у  академика Г. и его последователей (а также аспирантов, зависящих от его рекомендации) бодро шагали. По непонятным причинам в лаборатории оппонентов академика,  придерживающихся теории о центральном (корковом) механизме шагания, децеребрированные кошки шагать отказывались совсем.
Витя до глубокой зрелости и даже можно сказать старости "оставался молодым", он как будто бы застрял в 70 годах, поре своей юности. По прежнему год из года он носил штаны клеш и длинные засаленные волосы,  не стриженые с тех же 70 годов.  Даже появление лысины не стало поводом для изменения прически. Он был умным и адекватным физиком, но с некоторыми странностями.  Стена над его рабочим столом была завешана картинками с балеринами.
- Витя, Вы балетом увлекаетесь?
- Нет...У меня жена просто килограмм сто весит.....
С одной стороны В. тянулся к женской красоте и к женскому вниманию, но с другой стороны считал, что женщина существо менее развитое, чем мужчина, и это как - то проскальзывало в его поведении.
При случае он пристраивался "посидеть на коленях" у высокой Ирки, простой, невредной и доброжелательной, которая без всяких задних мыслей в ситуации, когда нужно было поехать в другую лабораторию в маленькой машине или пристроиться всем вместе за тесным столом, говорила: "Ты легкий, Витя, садись, все поместимся..."Мне было смешно смотреть на большую Иру и тщедушного Витю, пристроившегося к ней.

Ира.
С Иркой мы вместе ставили эксперименты с магнитной транскраниальной стимуляцией коры головного мозга. Целью было изучение проведения нервного импульса от коры к мышце. Стимулировались зоны моторной коры, связанные с мышцами ног. На целевую мышцу ставили поверхностный электрод. Перед этим кожу на месте крепления электрода обезжиривали спиртом. Контакт электрода с поверхностью кожи должен был быть как можно более плотным. Так как где-то нужно было брать испытуемых, им надо было платить, а денег на это не было, то испытания проводились на сотрудниках лаборатории, как я и писала раньше.  Это было своего рода взаимным обменом: я - испытуемый в твоем опыте, а ты - в моем. В этом месте следует вспомнить об адекватном отношении к эксперименту. Неадекватных за 10 лет  попалось трое.
Первым из них был  Витя. Когда мы начали с Иркой протирать ему спиртом кожу ноги перед тем, как поставить электрод, он, глубоко вдохнув и вздохнув, с  негодованием возмутился: "Девочки, ну кто так ставит электроды? Надо кожу наждачкой зачистить."
- ?? Наждачкой? Не больно будет?
- Я потерплю..Давай ищи наждачку. Покрупней бери, чтоб хорошо там зачистилось!!
- Вить, мы не будем тебя наждачкой. Нам тебя жалко......
-Эх, молодежь.....Жалко... Тут НАУКА!!! Эксперимент. Эх, физтешки.
Витя закончил физфак МГУ. «Физфак» стал для меня ключевым словом к неадекватности, так как вторым неадекватным оказался еще один птенец гнезда физфака, случайно задержавшийся по окончанию лекции и решивший  "посмотреть как работают ученые".
- Ух, ты магнитный транскраниальный стимулятор коры головного мозга!!! Я хочу быть испытуемым.
- Ну, садись. Сейчас тебя подключим, электроды поставим. Глупость должна быть наказуема.
- Лучше спиртом протирайте, наждачкой можно зачистить...
-  Вас  там всех что-ли  наждачкой зачищают на физфаке? Ну, вот и все, спасибо. Стимул дали, мышечный ответ записали.
- Как все? Я же ничего не почувствовал... Давайте еще. Сильнее только. Стимульните так, чтоб прям мозги почти вылетели!
- Зачем?
- Вдруг у меня способности проявятся необычные. Что вам жалко что ли?
- Мы стимульнем, а ты вдруг помрешь, нам что в тюрьме из-за тебя сидеть?
- Ну так я вам расписку напишу, что я добровольно...
Студент стал на полном серьезе писать расписку. Некоторое время я ее даже хранила. Смешная была расписка. Надо было его стимульнуть тогда.......
Третьим неадекватным, вернее, сильно впечатлительным скорее, оказался Иркин муж - звукорежиссер.

Нам не хватало испытуемых для статьи, и Ира привела своего мужа, предупредив меня: "Ну, он будет ныть, капризничать. Все ему будет не так. Может даже издеваться... Ты уж потерпи, пожалуйста." Муж Виталик вел себя очень достойно. Ни разу за весь эксперимент он не пожаловался и не ругнулся плохим словом, был вежлив и галантен."Ну надо же, как ты хорошо на него влияешь, "- удивилась Ира.
- Все хорошо, Виталь?
- Ага.
О впечатлениях Виталика мы узнали позже от Ириного сына. На новый год Ирина мама (большая выдумщица и затейница) переоделась волшебницей и пришла поздравлять внука. Она стала задавать ребенку дежурные вопросы про маму, папу, бабушку и т.д. На вопрос, кем работает мама, сын выдал примерно следующее:
"Мама у меня работает опытницей. Ну, она проводит опыты. Как на ком?  На папе, конечно. Вот так:  Она привязывает его веревками к стулу, крепко - крепко, так что аж больно очень и развязаться невозможно. Потом  подключат к нему электрические провода и шибает по голове чем- то, что называется "магнитное поле". Руки и ноги начинают дергаться. Это очень больно, но папа терпит, он же  настоящий мужчина...»

Дмитрий Федорович.

Бессменный техник лаборатории - Дмитрий Федорович, вся жизнь которого после смерти жены сосредоточилась на работе. Он приходил  в институт каждый день утром в один и тот же час, несмотря на преклонный возраст и плохое самочувствие и старался быть полезным всем.  Ворча и поучая меня и Ирку, он безотказно вытачивал детали для экспериментов на токарном и фрезерном станках, стоявших в лаборатории. Через неделю после того как его выперли на пенсию Д.Ф. просто тихо  умер.
Таня и Олег, оба физтехи и хорошие люди, к которым я отношусь с уважением. 
Вера, типичная представительница бестолковой, но очень деловой и предприимчивой "научной сотрудницы". На любой заданный ей по делу вопрос, не зная ответа, (она вообще ничего не знала) Вера важно надувала щеки, поднимала нос вверх и, хлопая глазами, изрекала: "Как Вы этого не знаете? Во всем мире это давно известно! Стыдно не знать!" Человек обычно либо смущался, либо понимал все сразу про Веру, но в обоих случаях больше ей вопросов не задавал. Как сказал кто-то в институте: "Вера- это прощальный "подарок" Семеныча лаборатории по отъезду в Америку. "
Был также в нашем коллективе Володя после биофака...И этим все сказано: "после биофака"....Это совсем другой мир. Мне его никогда не понять.....
Лаборатория все еще существует. Ю.С. стал ее заведующим. Он почти не изменился за 30 лет, только поседел.   Большая часть сотрудников по-прежнему работает и вносит посильный вклад в науку. В.С. живет в Америке и до сих пор пишет статьи по нейрофизиологии.
Я больше не занимаюсь биофизическими экспериментами, хотя, мое хождение по наукам не закончилось в Москве. Но это уже совсем другой рассказ..

                Неаполь,  декабрь 2019.