Жизнь в карантине

           День первый.

           Очень обрадовался тому, что появилась уйма свободного времени. Теперь спать буду целыми днями с перерывом на обед. Боже, какое счастье, что на работу ходить не надо! Еще большее счастье, это много дней я не увижу моего начальника – Бориса Николаевича, с его вечно недовольной мордой на лице. К тому же за мое пребывание дома еще и деньгу дают. Красотища-то какая! Не жизнь, а рай, помазанный сверху медом.

           День двадцатый.

           Упершись лбом в окно, уныло рассматривал пустой двор. От нечего делать, почесал щеку. Может побриться? Таким образом, можно убить минут десять свободного времени…

           Третий месяц карантина.

            Из кухни сделал спальню. В бывшую спальню перетащил электроплиту и кухонный стол. На этом комнаты закончились. Шкаф для одежды разобрал до молекул. Одежду же запихал в шкафчик для посуды. То, что может пропасть – трусы и носки, аккуратно сложил в холодильник. Ну, чем-то себя нужно занять в свободное от работы, время!

            Шестой месяц карантина.

            Мимо меня, в очередной раз, прошел Зигмунд. Это мой кот. Процокал когтями по полу словно лошадь. Еще стрелки на ручных часах стали выводить из себя своим тиканьем. Подошел к телевизору и вытащил молоток из кинескопа –решил вбить гвоздь в стену. Просто так. От нечего делать.

            Восьмой месяц… или девятый? Уже не помню.

            Несколько часов красиво пел песни. Когда попса надоела, окунулся в мир рока: стал стучать ложкой по батарее, при этом дудя в лейку. Но головная боль все равно не проходила от удара об дверь соседки, живущей этажом ниже. Больше не буду кататься  на тазике по ступенькам лестничной площадки.

              Рs. В первый рабочий день после карантина, я подошел к Борису Николаевичу, прильнул к груди и расплакался от счастья. Он меня обнял по-отечески и, гладя по голове, стал приговаривать: – Я так работой завалю, что и двадцати четырех часов в сутки тебе не хватит.
            Несмотря на душившие меня слезы, через силу вымолвил: – О-го-го! Я знал, что вы душевный человек. Но… не до такой же степени удушевности!