Гл. 12 Четвертая любовь Сергея Мародина

Глава 12
Четвертая любовь Сергея Мародина

1

Сергей Мародин вел уединенный образ жизни. И это его вполне устраивало. Он очень редко выходил из дома, все его  время отнимали работа за компьютером и чтение книг. И еще – он пристрастился к весьма прилипчивому и заразному занятию: решил писать роман. Это будет великое произведение – нечто  вроде предупреждения и предостережения человечеству. И называться он станет заманчиво и броско – ИСКУШЕНИЕ.

Многое что случилось с ним за это время. Мародина, действительно,  освободили  из тюрьмы и даже избрали в Государственную думу, куда он явился один-единственный раз, только чтобы представиться депутатам.  И в тот же день к нему подошли несколько народных избранников, которые доверительно сообщили, что будут его поддерживать, только он должен вернуть им немалые средства, вложенные в свое время в Сим-Сим.

Больше Мародин в Думе не появлялся, а депутатскую неприкосновенность использовал для того, чтобы  избавиться от преследования властей.  Из Думы его скоро выперли, тем более что ничем он там заниматься не собирался и  никаких денег никому не возвратил.

Со временем в стране, устремившейся в новое будущее, все меньше и меньше  вспоминали о нем,  люди, когда-то готовые встать грудью на его защиту, постепенно  не то, чтобы успокоились, а скорее, смирились. Правда, из так называемых «парнеров»  они превратились в обманутых вкладчиков и время от времени клеймили Мародина разными нехорошими словами и требовали возвращения денег. Изредка его приглашали на телевидение, чтобы лишний раз всем показать, какой он аферист, мошенник и шарлатан. Ему, впрочем,  было все равно.
Он не оставил своего главного занятия, только теперь все операции осуществлял через компьютер, переведя их за границу. Он не испытывал  уже тех волнующих эмоций и острых ощущений первооткрывателя, которые владели им, когда несколько лет назад он начинал  в России свой эксперимент. Скорее, его вела инерция. Мародин прекрасно знал, что в какой-то момент с его очередным предприятием произойдет то же самое, что и с Сим-Сим – оно рухнет, но искушение было сильнее. Еще раз ощутить силу своей власти, почувствовать, как твоей воли подчиняются тысячи людей, как благодаря твоему решению изменяется ситуация, заключить с судьбой сделку, бросить кости и смотреть с волнением, как они лягут  –  разве это не заманчиво?  Власть и азарт, словно наркотик: кто хоть раз ощутил их  острый и пряный вкус – прикипает к ним надолго, если не навсегда, готов переживать их снова и снова.

 Называлась его нынешнее детище коротко – Game, и он даже не скрывал, что в этой игре, как  и в любой другой, есть  риск, за который он никакой ответственности не несет. Но люди все равно к нему шли и присылали деньги, что делать – человек слаб, а соблазн и азарт – одни из сильнейших стимулов и движителей. Правда, когда люди в конце концов оставались ни с чем –  они опять обвиняли Мародина в обмане. Ему было все равно.

Денег от этого предприятия он не имел. А жил на скромные средства, которые перечисляла ему фирма, руководимая Андреем Судаковым, где он числился консультантом. Андрей – его бывший компаньон,  оказался единственным, кто материально поддерживал Мародина в трудные минуты.

Но было еще нечто, что, пожалуй, составляло в этот период суть его жизни, помимо написания книги и компьютерной игры. Два раза в неделю в его квартире появлялась миловидная девушка – Вера Баркова.

 Выйдя из тюрьмы, Мародин позвонил в редакцию, представился, и его поразила самая первая реакция Веры – долгая тишина в трубке. Он даже чуть-чуть постучал пальцем по телефону, полагая, что связь прервалась. Наконец, услышал  легкое дыхание девушки, ее короткое «Да» и сказал, что хотел бы встретиться, и если она желает, то  готов дать полное и искреннее интервью.

Ожидая Веру на следующее утро, Мародин сильно волновался. И сам удивлялся своему состоянию. Он пригласил ее собственно для того, чтобы поблагодарить за поддержку, за посылки, которые она передавала ему в тюрьму. Что ему эта девушка? Что он знает о ней? Тогда, в первую встречу, она особого впечатления на него не произвела. Ну да, миловидная! Ну да, не глупая! Но мало ли таких? Он бы о ней совсем забыл, если бы не ее странный поступок.

– Привычка – вторая натура, – насмешливо сказала Вера Баркова, входя в комнату. – Вы, как всегда, в своих любимых спортивных штанах и футболке. А где же аквариум?
– Его забрали при обыске в счет возмещения ущерба. Скорее всего, разбили. Библиотеку тоже конфисковали.

Мародин внимательно рассматривал Веру. Она не была  писаной красавицей, не имела классических форм,  обладала невысоким ростом. Он помнил ее красивые волосы,  чуть рыжеватые  и волнистые, спадающие на плечи.  Сейчас она изменила прическу и цвет волос, сделав их пепельными и завязывая в пучок. Она появилась в красном платье, и он отметил, что  такой цвет ей очень к лицу. Из украшений у нее были только  серьги в изящных ушах да обручальное кольцо. И  еще,   от нее исходило нечто такое –  невольно привлекавшее к ней внимание и делавшее ее по-своему обаятельной.

– Что вы так пристально разглядываете меня? – с обычной своей прямотой, нисколько не смутившись, спросила Вера.
– Не видел вас очень долго, – расплылся в улыбке Мародин. –  Если мне не изменяет память, у вас тогда не было обручального кольца.
– Считайте, что у меня его и сейчас нет. Я успела и замуж выскочить, и развестись.

Они снова сидели как в тот первый раз: она в кресле, перед ней  на журнальном столике чашка с кофе и диктофон. Он на стуле, заложив руки за голову.
– Очень любопытно узнать: почему вы приносили мне передачи? Мы ведь едва знакомы.

– Уж не думаете ли вы, что я в вас влюбилась? – засмеялась Вера. – Отнюдь, нет. Когда вы были на вершине своей пирамиды, ворочали миллионами, мне импонировал ваш скромный образ жизни. Когда же все от вас отвернулись, я подумала, что должна поддержать. Человек в беде не должен оставаться в одиночестве. И потом я просто привыкла поступать  так, как мне велит моя совесть. Нередко наперекор толпе. Не скрою, вы меня заинтересовали.

– И что же вы думаете обо мне? – усмехнулся Мародин.
– Бесспорно, вы талантливы, –  тут же ответила Вера, словно ожидала этот вопрос, –  но как многие одаренные люди – амбициозны и тщеславны. Причем – чересчур. Ваш бы талант – да в нужное русло, вам бы цены не было. А так, вы громко прокукарекали, только все в пустоту, и это еще ничего,  если бы…
– Что если бы?
– Если  бы не миллионы несчастных людей, которые из-за вас остались без денег, без крова, без надежды.
– Я здесь ни при чем.
– Вот видите.

– Хорошо. Я вам сейчас объясню. Да,  я достиг многого,  может быть, даже всего, о чем мечтает обычный человек. Я был на вершине и понял, что там,  на самом верху, ничего нет. Только холодная пустота. Когда ты имеешь все, что хочешь, ты  просто не знаешь, что еще желать. Это  ужасает. 

– Это действительно страшно, – пробормотала Вера.

– Люди карабкаются в надежде получить многое или даже все, но, достигнув вершины, бывают страшно разочарованы, – продолжал Мародин. –  Пока лезешь наверх – этого  не понимаешь и не видишь. Думаешь, как только чего-то там достигну, стану счастливым… Увы, только гораздо позднее начинаешь осознавать, что  «пустота или все» –  это не вне человека, а в нем самом. Я доходчиво поясняю.

Вера кивнула головой.
– Поэтому я  пишу книгу об опасном дьявольском искушении в назидании другим. Я прошел через собственный опыт и знаю, о чем говорю. Еще я решил, что отныне буду делать только то, что в состоянии изменить. Лбом невозможно перешибить каменную стену.
Молодая женщина долго и испытывающе смотрела на Мародина:
– Вы, в самом  деле, так считаете?
– Да.

2

Постепенно встречи их стали регулярными.  Приезжая к Мародину, Вера обычно шла на кухню и начинала готовить ужин или обед, в зависимости от времени дня. Он охотно предоставил ей эту возможность, так как сам кухарить, по его собственному выражению, не любил. Раньше у него был один из лучших поваров в столице, который, говорят, готовил в прошлом блюда для самого Леонида Брежнева. Потом, когда денег не стало, и повар уволился, перейдя в роскошный ресторан, к Мародину на квартиру приходила кухарка, варила еду на два-три дня.
Но скоро и ее не стало, так как платить было нечем, и Мародин, особо не заморачиваясь, покупал  в магазине разные полуфабрикаты, а дома разогревал их.

С появлением Веры многое изменилась – она признавала только натуральную пищу: овощи и фрукты,  свежую рыбу или мясо, и, надо сказать, умела прекрасно готовить. Она суетилась на кухне, переодетая в длинное домашнее платье, подчеркивающее ее фигуру, а Мародин сидел тут же. Он испытывал огромное удовольствие, наблюдая за Верой, за ее сноровистыми движениями, стройными формами ее тела, улавливал ее улыбки, которыми она  между делом одаривала его. Минимум макияжа, максимум естественности – это была Вера. От нее веяло уютом, теплом, довольством и спокойствием.

После обеда или ужина они садились в комнате за чашкой кофе или какао, которое любил Мародин, и вели долгие и интересные беседы.

Вера принесла с собой гитару, и иногда вечерами устраивала импровизированные концерты. Она ловко перебирала струны и, хотя  обладала небольшим голосом, но вполне достаточным для домашнего представления. Песни Высоцкого, Окуджавы, Визбора – времен молодости Мародина – она исполняла с особой задушевностью, и Мародин, ощущая давно забытые теплые чувства и откинувшись на спинку дивана, с наслаждением слушал ее.   Особенно он любил в ее исполнении визборские «Ты у меня одна» и «Милая моя». Куда  там его бывшей любимице  француженке Мари Лафоре до Веры Барковой! Он и думать  про нее забыл, и уж конечно ничего не рассказывал о ней своей новой подруге.

 Но когда Вера  поздними вечерами покидала его дом (ни разу она не осталась у него ночевать), он ругал себя за то, что в очередной раз расслабился, а в его деле этого допускать нельзя. Впрочем, успокаивал он себя, когда ум отдыхает, можно немного дать эмоциям волю. Но никогда не подменять разум чувством. Холодный ум и  горячее чувство – они ведь не совместимы и  часто идут вразрез друг другу.

Молодая женщина заряжала Сергея своей энергией, любила посещать музеи, выставки, концертные залы, и всюду таскала  его с собой. Он ходил за ней как покорный щенок, и сам удивлялся тому, каким он стал послушным и мягким, как воск. Он все сильнее и сильнее увлекался Верой.

И…со временем это стало пугать Мародина. Его аналитический ум потребовал  детального разбора вновь возникшей ситуации.

Как-то в одиночестве сидел он в своей комнате, как обычно, перед монитором, охваченный тревожными воспоминаниями. Одна за другой перед ним промелькнули образы школьница Наташи, потом  бывшей жены Аллы, наконец, прежней любовницы Анастасии.  А теперь в его жизни появилась Вера Баркова, которая, похоже, рассчитывает на серьезные отношения. Но он-то хочет этого?  Не получится ли так же, как было уже не раз? Он даст чувству развиться, и все кончится  очередным  неприятным пшиком. Или вдруг он – такой умный, гордый, независимый потеряет свободу и собственную индивидуальность?  Зачем ему это? Ему и так хорошо. А Вера? Будет ли она  с ним счастлива?

…Увидев Мародина в упадочном настроении, Анна удивленно спросила, в чем дело? Мародин долго морщился, делал страдальческое лицо, а потом сказал:
–  Ответь, почему  меня пытаются учить, как я должен жить?
–  Кто? – удивилась она.
– Да все. Приглашают, например, на телевидение, говорят – будем обсуждать вашу новую книгу. А на самом деле – всегда одно и то же:  начинают твердить, какой я плохой, делают из меня демона, чуть не врага народа. Да еще пригласят парочку злобных и сварливых старух, которые плюют в мою сторону и готовы выцарапать мне глаза.
– Ну, а ты что? – спросила внимательно слушавшая его Вера.
– Что я?
– Как ты к этому относишься?
– Да мне наплевать. Я  могу сам кого угодно и чему угодно научить. Я ведь знаю ответы на все вопросы, которые ставит жизнь.
– Так уж! Так уж! – сыронизировала Вера. – И что же вы знаете?
– Например, как легко ломается мораль и воля человека.  Для этого не нужны пытки и концлагеря, сверхвысокое напряжение, достаточно поднять температуру от привычной всего лишь на пару-тройку градусов – и самый лучший друг тебя предаст, и то, что казалось  ранее прочным и незыблемым –  распадется.

– Ты серьезно так думаешь?

– Да, я это испытал на себе. Такова жизнь. Ни один человек не знает заранее, как он поведет себя в той или иной ситуации. Вот ты, к слову, зачем приходишь сюда, чего хочешь?

– Что? – переспросила женщина и ответила с усмешкой: – Хочу того же, что любая женщина – мужа, любви, семьи, детей. Разве этого мало?

– Если ты  выбрала меня, то знай – я к этому не приспособлен, – выпалил Мародин.

– Да пошел, знаешь куда… Нужен  ты мне! –  внезапно  разозлилась Вера, резко вставая и нервно потирая ладони. – Тоже мне – незаменимый мужик. Самовлюбленный дурак. Заперся в четырех стенах, как сурок в клетке, и  пытаешься доказать, что ты самый умный.  Все вранье, вранье, вранье…

Потом она немного успокоилась, присела на угол дивана, внимательно посмотрела на Мародина.
– Рассказывай, что произошло?
– Ничего, – уклончиво ответил Мародин.
– Я же вижу. Неужели ты и в самом деле подумал, что я навязываюсь,  решила женить на себе. Ах, какая я коварная – мужика охмуряю.
– Нет, дело не в этом.
– А в чем?

– Я понял, что не могу быть другим. Я словно запрограммирован на определенную волну, сойти с которой невозможно. Во мне что-то выветрилось, опустошилось, даже не знаю, что именно. Ты понимаешь?
– Не совсем.
– Мне трудно тебе объяснить. А тебе нелегко меня понять.
– Но ведь ты это понимаешь. Значит, можешь что-то изменить.

Он печально покачал головой.

– Нет, это невозможно. Теперь я знаю, что за некоей чертой, которую ты невольно или сознательно переступаешь, обратной дороги  нет. Буду откровенен: я зашел за эту черту. Я понял – точка невозврата действительно существует. И что-то изменить уже невозможно. В какой-то момент человек перестает развиваться, и тогда он производит только самого себя – прежнего или настоящего: пьяница – пьяницу, разгильдяй –  разгильдяя, скупой – скупого, вор – вора...  Человек становится как  бы роботом. У него нет будущего.
– Но это же страшно!
– Да. Однако это так.

Вера надолго замолчала, углубившись в свои раздумья, а Мародин удрученно произнес:
– Я так одинок, Вера. Если бы ты только знала, как я устал от невзгод, забот, непонимания...
– Да, ты просто устал и на время потерял веру в себя, – сказала Вера. – Но ты умница, все-все понимаешь.  Поэтому ничего  еще не потеряно, и многое можно изменить. А я помогу тебе.
– Ты в этом уверена? – уныло спросил Мародин.
– Да-да, милый.

3

«Пожалуй, я могу с уверенностью сказать, что счастлив. Даже, когда находился на грани жизни и смерти, вынужден был скрываться, но я жил удивительно полно и счастливо, если под этим понимать мою до избытка наполненную внутреннюю жизнь. К тому же я четко знаю правила игры,  следуя которым я, и в этом абсолютно уверен,  никогда не проиграю», –  выстукивал на мониторе слова Мародин, сидя за столом и работая очередным мистическим рассказом, который он сочинял.

Потом подумал про себя: наверное, он тоже счастлив, так как свободен от любых страстей. Никто не властен над ним. В целом свете никто не может  как-то  влиять и воздействовать на него! Он  всегда  сам делает свой выбор. Он и только он.

Дверь распахнулась и появилась Вера. Хотя Мародин передал ей запасные ключи, но она все равно предварительно звонила, прежде чем открыть дверь.  И если раньше она просто впархивала, как  беззаботная птичка, то теперь входила с осторожностью, внимательно вглядываясь в своего возлюбленного и пытаясь понять, в каком настроении он находится.

С некоторых пор она  стала ощущать Мародина как глубоко несчастного человека, которому нужна помощь. А то, что он там твердил о невозможности исправиться, про какую-то там «черту», за которую якобы зашел  –  все это пустые  слова, которые не стоят даже того, чтобы на них обращать внимания. Любой человек – кузнец своей судьбы. Как всякая влюбленная женщина, она верила в то, что и она сама, и ее любовь  способны изменить многое.  Недаром  мама при рождении назвала ее Верой, а вторую дочку – младшую сестру – Любовью. Вера и Любовь – в совокупности такая могучая сила, что любые горы своротит.
Так думала молодая женщина. И, начитавшись литературы по психологии, придумала превосходный план.

 При следующей встрече,  когда они оба, как обычно, сидели после ужина на диване возле журнального столика, она сказала:
–  Тебе надо признать самому себе, что ты несчастлив. Да-да, не смотри на меня так. Ты  легко падаешь духом, однако пытаешься всем доказать, что это не так. Это – поза, это – маска, которую надо скинуть, и  тогда все станет на свое место.
– Ты к чему?
– Я забочусь о тебе. Как только ты признаешь, что ты не такой, каким пытаешься казаться, в тебе сразу начнутся положительные изменения.

– Какие изменения? Зачем мне они?  Я себя прекрасно чувствую, – вскричал Мародин. – Какого черта ты лезешь туда, куда тебя не просят?
– Вот видишь, ты нервничаешь, взрываешься. Значит, не прав. Пожалуйста, успокойся.

–  И ты, пожалуйста, не учи меня, – убавил тон голоса Мародин. – Я битый и слишком ученый. В  свое время, если бы захотел, я мог бы народ поднять на восстание. Представляешь, какие у меня были возможности?

Вера  весело посмотрела на Мародина и сказала:
– Неужели ты так думаешь? По-моему,  слегка преувеличиваешь, – и добавила, заметив реакцию Мародина. – Хорошо, хорошо. Я все понимаю. Только ты не волнуйся. И вообще, тебе надо отвлечься, заняться каким-то полезным и интересным делом.

Он внимательно посмотрел на нее и спокойно сказал:
– О чем ты? Я  уже давно занимаюсь. 
– Чем?
– Да тем же, что и раньше, – усмехнулся Мародин. – Создаю, как любят у нас говорить, очередные пирамиды. Я придумал прекрасную схему и теперь отрабатываю ее в интернете. Это своего рода игра – никто не подкопается. Знаешь, сколько у меня подписчиков? Сотни тысяч…

– Что? – она изумленно уставилась на него.

– Да, я занимаюсь тем, чем привык. Я уверен, что моя система и мой подход не только имеют право на существование, но и служат основой для всеобщего благоденствия. Теперь я вышел на мировой уровень.
Это был  неожиданный удар. Да еще такой силы, что задуманный  Верой план тут же полетел к чертовой матери. Только что в ней теплилась надежда, она была полна идей, горела жизнью, кипела энергией, и вдруг все  отрезало  острым, как бритва, ножом. Моментально в душе образовалась чудовищная пустота.
В отчаянии Вера присела на диван. Она-то думала,  он все осознал,   к прошлому теперь нет возврата. Оказывается, старые уроки и прежние ошибки для него ничего не значат.

Мародин торжествовал – эта наивная девушка пыталась его учить. И, ухмыльнувшись,  он спросил:
– А ты бы вышла за меня замуж?

Вера схватилась за голову, затем встала и медленно направилась к выходу. У двери она обернулась:
– Ты теряешь не только  меня, а нечто гораздо большее. Ты сам все разрушил.
И ушла.

Мародин долго сидел, скрестив руки за головой, потом встал, прошел к столу, сел за компьютер и стал набирать текст нового мистического рассказа.

…На другой день он получил письмо.
«Я долго думала, что означают твои слова, сказанные в последнюю встречу... Рисуешься ты по своей привычке или у тебя что-то другое на уме? И вот к чему я пришла. Я поняла, что ты был искренен, и благодарна тебе за это. Ты мне казался целеустремленный человеком, так оно, впрочем, и есть, но чего-то и где-то ты недопонял. Но я думала, что это поправимо. Считала, что смогу стать для тебя опорой, которая поможет тебе выбраться из ямы. Я ошиблась.
Я не верю, что человек – это застывшее существо, робот, как ты говоришь. Ты создал  для себя, для собственного оправдания,  некую теорию, и поверил в нее. Но она глубоко ошибочна и ведет в тупик. И лучшее доказательство тому – ты сам!
 Вот, если бы твой ум был приложен к настоящему делу – ты бы достиг многого... Впрочем, я тебе об этом уже говорила. Ты можешь быть обаятельным, когда хочешь, но ты редко этого желаешь. Тебе больше нравится чувствовать себя недооцененным и непонятым. И тогда ты становишься капризным и почти неуправляемым.
Я могла бы полюбить тебя, так как в тебе есть то, что отсутствует у многих  нынешних мужчин – зачастую ленивых, растерянных и безвольных, боявшихся брать на себя ответственность. Ты знаешь, чего хочешь и можешь достигать задуманное. Я  даже верю, что ты любишь меня, но твоя любовь не несет добра, ибо ты  любишь меня любовью к себе, а не ко мне… Ты любишь собственное страдание, любишь ощущать себя незаслуженно обиженным, ибо это позволяет тебе всегда оправдывать себя.
Да, ты любишь меня, но любовью эгоиста. Так Печорин любил Беллу, Веру… Это страшная любовь, она ничего кроме страдания тому, кого любят, не   приносят. Но самое ужасное – такой человек по-другому любить  уже  не может. И здесь ты тоже прав. Ибо, если зашел за определенную черту – обратной дороги, и правда, не существует.
А я простая женщина,  для которой важны внимание, забота, постоянство и уверенность – то, что дает настоящая любовь, и что ты, теперь я уверена,  предоставить не можешь. Я не сразу это поняла – думала, что ты многое переосмыслил, пройдя ступени ада и очищения. За эти несколько месяцев, что мы  были вместе, я смогла  лучше узнать тебя. Я хотела, пыталась тебе помочь, но не смогла.
Как-то я спросила  тебя, что по твоему есть  бог, ты сказал, что бог есть любовь… И сам же пытаешься доказать, что людьми правит не бог, а дьявол, и что главный мотиватор поведения человека – искушение.  Увы, тот, кто начинает жизнь с обмана, на который  накладывается все новый и новый обман, перестает видеть и ощущать реальность...
Мне больно писать об этом,  мое сердце разрывается, но… по другому нельзя. Прощай».