Так ни разу и не подрался

ТАК НИ РАЗУ И НЕ ПОДРАЛСЯ
Мы, студенты горного техникума, жили тогда на частной квартире. Шел пятьдесят шестой год. Вот были времена! На квартиру пускали не потому, что лишняя жилплощадь, а ради заработка. Кроме хозяйки, женщины пенсионного возраста, жила еще дочь с мужем. Зять этот - фронтовик, лет тридцати семи, работал директором базара. Дочь  тоже не бездельничала. Потом приехал младший сын из Казахстана. Там он заведовал лабораторией на маслозаводе.  На наш вопрос, почему он уехал, ответил коротко: «Хорошо, что успел. Обязательно посадили бы. Потому что русский».

Нас было трое – Андрей, Сашка и я. Эти двое были из Горного Алтая, а я – из степного. Все мы имели семилетнее образование и приехали в Кузбасс, в город Осинники, чтобы получить специальность буровика. Мест в общежитии не предоставляли, поэтому мы оказались на квартире.  Хозяева относились к нам очень хорошо. Может быть потому, что вели мы себя скромно?

Здание техникума  только что сдали в эксплуатацию. Наш курс первым его осваивал. Пахло краской, известью, новизной. Мы первыми же испытывали на себе недоделки. В актовом зале, очень просторном, с приподнятой сценой, звучала музыка, студенты танцевали. Не все, а только те, кто умел. Кому-то еще предстояло преодолеть робость, поэтому мы стояли в сторонке. Я рассеянно смотрел в потолок. И вижу, как красивая лепнина отделилась и падает. Разбилась она об головы танцующей пары. Оглушенные юноша и девушка отпустили друг друга и стояли, раскинув руки. В следующее мгновение их подхватили, усадили на стулья.

Государство заботилось о том, чтобы из стен техникума выходили всесторонне развитые специалисты. В свободное от лекций время можно было заниматься в различных кружках и секциях. Меня привлекали многие из них, поэтому я стал ходить в танцевальный, хоровой, драматический, гимнастический кружок и в оркестр народных инструментов. Успеваемость несколько снизилась, из отличников перешел в хорошисты. Вскоре свободно танцевал, мы поставили серьезный спектакль «Зеленая ветка», оркестр звучал по местному радио, по праздникам я пел в хоре.

Как мне все это нравилось! На второй и третий план отходили заботы о питании, бытовые неурядицы и пр. Их я просто не замечал. Спасибо хозяевам, давшим нам место под крышей. Изучив ноты, я разучивал новые песни, а рядом сидела, например, дочь хозяйки и терпела трынькание. Но заулыбалась, когда зазвучала мелодия: «…А милый все из города все пишет в каждой весточке – ты не горюй, любимая, я скоро возвращусь». А когда меня призвали служить в армии, по физической подготовке я был вторым после выпускника  факультета физкультуры  института.

А еще я успевал читать, следил за новинками литературы. Среди них был роман Ванды Василевской «Далеко от Москвы». Вышел он в 1949 году под эгидой Военного издательства. Там повествовалось о строительстве нового города – Комсомольска-на-Амуре.  Рассказывалось о трудовых подвигах комсомольцев-добровольцев по строительству города, судостроительного и авиастроительного заводов, бараков и всего прочего. Среди молодых инженеров, прорабов и бригадиров иногда вспыхивали серьезные баталии. Один из спорщиков говорил другому: «Чего ты смотришь на меня гусиными глазами и шипишь?»

Мне это выражение так понравилось, что я ходил по квартире и повторял его вслух.  Оно казалось мне образным. Подойдя к Сашке, я продолжал твердить, глядя на него. И смеяться. Все ждал, что спросит, что бы это значило? Он же принял на свой счет и влепил мне кулаком в глаз! Кровь бросилась в голову, и я ринулся на обидчика. Но Андрей подскочил ко мне сзади и обхватил руками. Драться с двумя я не стал. Понимал, что сам перегнул. Так и ходил несколько дней с синяком под глазом. А потом и забыл о своей обиде. Вот начисто забыл. И когда спустя много времени сидевший за партой впереди меня Сашка стоя отвечал по предмету, я без задней мысли потихоньку убрал в сторону стул. Просто из озорства. Отчитавшись, он бодро бросился на место, где должно быть сидение. И оказался на полу, при этом крепко ударился затылком о наш стол. Тут я про себя начал каяться. А Сашка даже виду не подал, подвинул стул и уселся. И не оглянулся. Он, видимо, решил, что мщу ему за фингал. Но я, ей Богу, и не думал мстить. Может быть он подумал, что сам убрал? Не знаю, но мне было стыдно.

Вскоре нам предоставили комнату в общежитии. Андрея избрали старостой группы. Во время коротких весенних каникул мы все трое оставались в общежитии: далеко ехать домой, да и дорого. Воспользовавшись перерывом в учебе, я отправился в больницу на плановую операцию. Медицинская комиссия военкомата обнаружила у меня паховую грыжу. Что-то такое было, но я не придавал этому значения. Предписание комиссии выполнил. Андрей удивил меня, посетив в больничной палате. А Сашка не отреагировал. И когда после выпуска из техникума я получил от него письмо, то не ответил. Так по пустякам и расстроилась не начавшаяся  дружба.   

Меня все время избирали в руководящий состав по линии комсомола. В техникуме я был членом комитета комсомола. В армии – комсоргом взвода, а потом – секретарем комсомольской организации отдельной небольшой части. Когда вернулся со службы в родной колхоз – избрали меня и комсоргом, и председателем общества «Знание», и председателем спорткомитета «Урожай», и руководителем ячейки ДОСААФ. По всем статьям активист! И я крутился, молодежь меня слушалась. Оборудовали стадион. Правда, ворота скоро украли. В бутцах парни отправились на сенокос. Добыл я волейбольные сетки, мячи, кроссовки, ручные «гранаты». Мне передали малокалиберную винтовку. Ружье у меня имелось, с собой привез со службы. Успешно охотился на уток. Короче, занял в колхозе центральное место.

А дома я занялся строительством – метра на три удлинил сарай. Снабжал семью рыбой, дичью, обеспечивал топливом и сеном для коровы. И все же меня не понимали. Пока я учился и служил, старшая сестра, ровесники которой погибли на войне, родила себе девочку и мальчика от женатого мужчины. Младшая сестра, девица кровь с молоком, была еще не замужем, но позволяла себе некоторые вольности. Однажды договорились с ней завтра с утра заняться неотложным делом и пошли к родственникам на помощь. Это когда кто-нибудь приглашает односельчан выполнить всем миром неподъемную для него работу. На этот раз целый день формовали из глины и соломы саман. К вечеру хозяева накрыли стол, мы хорошенько закусили и выпили водки.

Пора идти домой. Смотрю, а сестры нигде нет. Может быть она «перебрала»? Настойчиво ищу и нахожу ее у соседей в горнице. Там окна плотно занавешены, и в полутьме лежит она на низкой постели. И около нее озорной допризывник, которого я хорошо знал. На мое предложение пойти домой сестра отвечает, что не может. Я настаиваю, напоминаю ей о том, что мы договорились утром рано поработать. И это не действует. Решил не отступать. Долго увещевал. Мало того, что у старшей сестры двое детей, не хватало еще, чтобы и эта родила до замужества! Разозлила она меня. Разгорячившись, сказалось и застолье, я дал ей пощечину. Одним замахом зацепил и допризывника. Только коснулся. Извинился. Сказал, что жду сестру на улице. 
      
Вышел и допризывник. И полез драться. Реакция у меня хорошая, отбил его атаку. Кровь бросилась в голову, в глазах потемнело, и я ринулся на обидчика. Схватил его за грудки и рванул рубашку. Она так и осталась у меня в руках. Но вместо допризывника передо мной оказался хозяин дома. Он успел вскочить между нами. Допризывник же убежал. Обескураженный, я стал извиняться и просить прощения. И предъявлять претензии: зачем приютили сестру и пустили к ней парня? Меня заверили, что отправят ее домой позднее, и я ушел. Но сестра так и не явилась, утром я один управлялся за двоих.

Так я и не подрался. И сестру не уберег. Рожать она надумала в морозный и ветреный зимний день. Я сбегал на конюшню, запряг розвальни, настелил сена, заехал за акушеркой, и мы двинулись в путь. До роддома в райцентре – пятнадцать километров. В селе все дороги переметены, сугроб за сугробом. Растрясло роженицу. Когда выехали на свободную от снега дорогу, начались роды. Мы выехали из своего села и не доехали до соседнего. Было градусов пятнадцать мороза. Дул северный пронзительный ветер. И малыш, Борькой назвали, был принят в простыню и холодное байковое одеяло. Не простудился, истинный сибиряк!
Так и оказалось, что в доме три женщины – мать и две сестры и трое малышей. Я даже спал на полу. Невесту привести некуда. Пришлось идти в примаки. На этом и кончилась моя холостяцкая жизнь.