Здесь мой дом

               
Училась Вера в 6-м классе. Училась хорошо, всё ей давалось легко, словно играючи. Нет, не была она отличницей, просто память у неё была хорошая, «крепкая», как говорила бабка Степанида. - Молодчина, внученька! – нахваливала её бабка. – Может, хоть ты у нас в люди выйдешь. У тебя, ягодка моя, головушка крепкая: всё помнит. Домик у бабки был небольшой, но чистенький и аккуратненький. Был у бабушки особый уголок в доме – «Святой», как говорила сама Степанида. Там висели иконы да горела лампадка. Набожной была бабка, и внучку учила и лоб за столом перекрестить и молитву на ночь почитать. Слова молитвы, не понятные Вере, звучали с добром да с лаской и питали её душу сладким нектаром. Одна икона особо притягивала взгляд девочки. Лик Богоматери был светел и прекрасен. Одеяние из голубой парчи расшито золотыми звёздами. Скорбно опущенные глаза смотрели на сложенные в смирении и покорности руки…
Вера не могла отвести взгляд от этой иконы. Ей казалось, что Божья матерь о чём-то ей, девчонке, говорит, о чём-то предупреждает. Красный огонёк лампадки тревожил её душу…. По праздникам бабка Степанида брала внучку с собой в церковь. Идти надо было больше часа в соседнее село, и отец не отпускал дочку каждое воскресенье. - Нехристь, - вполголоса говорила бабка. – Сам лба не перекрестит, и ребёнка тому же учит. Да и Надька моя хороша: мужу потакает… Собиралась бабка в церковь ещё с субботы. Днём топила печь, «заводила» тесто для пирожков да булок, готовила начинку.  А к вечеру, когда тесто «подходило», лепила пирожки и отправляла на железных листах в жаркую печь. Рано утром бабка будила внучку, угощала вкусными маковым пирожками с душистым смородиновым чаем, и они шли к заброшенному колодцу в конце села. Туда же подходили и другие женщины, нарядно одетые, с такими же белыми узелками в руках, как и у бабки Степаниды. Была здесь и подружка Зинка, года на два постарше Веры. Приходила она всегда со своей мамой Катериной, молодой ещё и красивой женщиной, «брошенкой», как называли её в селе. Ходила она в церковь мужа у Бога вымаливать, да всё как-то не получалось… Женщины негромко переговаривались, обсуждая последние новости в деревне. Все поджидали Сашка, одноногого инвалида. Пил он по молодости много. Уснул как-то пьяный зимой на дороге, и отморозил ногу – мается теперь, бедолага, да на исповедь к батюшке Кириллу на коляске инвалидной ездит ума-разума набраться. Да вот и он пылит, торопится… - Простите, бабоньки, припозднился малёк. Пока из дома через порог выкатился… - виновато оправдывался Сашок. Катерина молча встала за коляской, взялась за ручки и покатила её перед собой по дороге в село Красное. Женщины, вздохнув, пошли рядом, изредка переговариваясь друг с другом. Сельская дорога вилась вдоль молодой берёзовой рощицы. Тоненькие белоствольные красавицы радостно шелестели молодыми листочками, приветливо качали тонкими веточками.
И вдруг Вере так ясно вспомнилось… Была ранняя весна. Под окном их класса берёзка горделиво качала серёжками, как цыганка монистами. Урок в их 5-м классе вела молодая учительница Татьяна Сергеевна. Дети читали стихи о весне и природе. Учительница слушала стихи, стоя у окна. И вдруг она заговорила:
               
                Прибрела весна, как странница,
                С посошком в лаптях берестяных.               
                На берёзки в роще теневой               
                Серьги звонкие повесила…

 Затаив дыхание, дети слушали дивные строки…Весна в берестяных лапоточках вошла в их класс, присела к каждому за парту и, нежно прозвенев серёжками, выпорхнула в окно… 
Незаметно дошли до Красного. Вот и купол церкви золотом сияет на солнце, и перезвон колоколов слышен на всю округу. На паперти сидели и стояли нищие, калеки да попрошайки... Дядька Сашка в своей коляске стыдливо опустил голову…
Церковь была полна народу, хотя служба ещё не начиналась. Потрескивали свечи у икон, и Вера пошла поближе, боясь пропустить выход батюшки Кирилла. Высокими голосами запели певчие. Открылись Царские врата. Началась служба. Торжественно и пронзительно-остро ложилось каждое слово молитвы на душу двенадцатилетней девочки. Она закрыла глаза и увидела икону Богоматери в Святом уголке своей бабки.
– Я твоя заступница, - шептала Божья матерь, - верь мне…Золотой нимб сиял над ликом святой, и от её молитвенно сложенных рук исходило невидимое тепло…
 - Верушка! Да очнись ты! – с испугом шептала бабка Степанида. – Что с тобой?
. Бабка крепко взяла внучку за руку и повела к выходу. На паперти по-прежнему толпились нищие. Прихожане развязывали свои узелки, раскрывали сумки и клали в протянутые руки приготовленное угощение. Степанида собиралась сделать то же самое, но Вера опередила её: - Бабулечка! Можно я подам?! - Можно, внученька, подай сама – Господь всё видит и отблагодарит тебя, когда ты и ждать-то не будешь. Вера раздавала вкусные пирожки, и счастливая улыбка не покидала её лица. Отец Кирилл, вышедший благословить прихожан в дорогу, подошёл к Верочке.    -Чья ж такая будешь? – спросил он. - Внучка моя, батюшка, - опередила Верочку Степанида. - Не простая ты, дитятко моё. Судьба у тебя не простая… Вот, прими дар Божий из рук моих. Носи, не снимай – сила в нём великая, даром что мал да прост. Я тебя на службе приметил… Батюшка протянул девочке, не сводившей глаз с отца Кирилла, крестик на простом льняном шнурочке. Она шагнула вперёд, наклонила голову… - Благословите, батюшка, - одними губами прошептала Степанида.
  Домой шли все притихшие, разговаривая вполголоса друг с другом. Женщины обсуждали только что увиденное. - Слышь, Степанида, - первой заговорила Катерина, - внучка-то у тебя святая. Кланяться теперь ей надо, али как? Может, и мужика мне у неё попросить? А что, бабоньки, село у нас приметным станет, народ к Верочке несмышлёной за советом да за помощью пойдёт. - Цыц, балаболка! – отозвался Сашка. – Не твоего ума дело – иди, знай себе… Верочка крепко сжала руку бабки. Слёзы катились по её щекам… У берёзовой рощицы решили сделать привал, чтобы перекусить да отдохнуть. Стало шумно и весело. Начались разговоры о делах насущных, о заботах и хлопотах…   Верочка сидела в сторонке и думала о чём-то своём.
  Прошло четыре года. Жизнь шла своим чередом, меняясь к лучшему. В город пустили автобус, и теперь она училась в большой шумной школе. Записалась Вера в городскую библиотеку. С благоговением, как в храм, входила она в огромный светлый зал с высокими стеллажами книг и забывала обо всём на свете… Вот и в этот день после уроков Верочка пошла в библиотеку. Занозой сидел в её душе тот урок в 5-м классе, когда впервые услышала она стихи Есенина. Путешествуя между стеллажами с книгами, она остановилась у раздела «Поэзия». Взяла в руки томик поэта и наугад открыла его.
                Грянул гром, чашка неба расколота
                Тучи рваные кутают лес.
                На подвесках из легкого золота
                Закачались лампадки небес. 

- Как красиво написал Есенин – «лампадки небес», - думала Верочка, торопясь на автобусную остановку. Усевшись у окна, как она любила, Вера прикрыла глаза – устала за день – и вспомнила том, что отец обещал забрать её сегодня домой на колхозной машине – по делам в город председателя привозил. – Как же я могла забыть! – подумала Вера. - Да и бабушку давно не навещала – совсем заучилась…. Домой шла торопливо, почти бегом: мысль о том, что отец не дождался её, не давала ей покоя. Во всех окнах её дома горел свет, во дворе стояли односельчане, о чём-то тихо переговариваясь. Увидев Веру, они молча расступились, пропуская её. И только теперь девушка увидела стоящую у самого крыльца «Скорую помощь». До её слуха долетели слова «Пожар…уснул пьяненький…а наш-то выживет?»  В колхозный гараж шёл Иван, отец Веры, когда увидел, что на окраине села горит дом инвалида Сашка. Не раздумывая, бросился к крыльцу, рванул дверь на себя – она оказалась запертой изнутри. Он метнулся в сараюшку, схватил лопату и разбил окно. Клубы чёрного дыма, а за ними и огненные языки пламени отбросили его на землю – загорелись волосы, вспыхнуло лицо…Сбив огонь, превозмогая боль, Иван бросился к разбитому окну, залез в дом. Сашка он нашёл на топчане за печкой. Подхватил его под мышки, потащил к двери – он что-то мычал и показывал рукой на печь…Уложив Сашка на траве, Иван вернулся в дом и сквозь пламя полез на печку. Наткнулся на чьи-то ноги. - Не один пил Сашок, - успел подумать Иван: огонь рванул с такой силой, что он не удержался на шаткой табуретке и свалился на пол, потащив за собой старенькое ватное одеяло, постеленное на печке… Вытащили его из огня два деревенских парня, подоспевшие на помощь. Одеяло, укутавшее Ивана с головой, спасло ему жизнь. Когда приехали пожарные, крыша уже рухнула. Под горящими обломками остался Спиридон, собутыльник Сашка… Вера слушала рассказы очевидцев трагедии и не верила, что пожар в считанные минуты уничтожил устоявшийся порядок и покой её семьи: отца увезли в областную больницу, и никто из врачей не мог дать гарантии, что он выживет. Мать с сердечным приступом забрала «Скорая помощь» в город. - Как я буду одна? – стонало её сердце. – А с бабушкой что? – вдруг вспомнила она. – У неё же ноги больные, почти не ходит этот год! – И как я могла о ней забыть?! – мысли путались в её голове, глаза, опухшие от слёз, с трудом различали дорогу в темноте. Свет в доме бабки Степаниды не горел – мерцал, едва пробиваясь сквозь темноту ночи. - Что же это? – холодея от неизвестности, подумала Вера… Дверь была не заперта. Вера вошла в маленькие сени и, натыкаясь впотьмах на домашнюю утварь, вошла в дом… Пахло ладаном. В углу у икон горела лампадка. Её слабый красный глазок освещал на полу согнутую в поклоне седую голову старой женщины. Тихий шёпот молитвы приковал на минуту Веру к косяку двери. - Бабулечка, родная ты наша! Господа молит о папке моём, о дочке своей и обо мне, забыв о себе самой… Верочка тихо опустилась на колени рядом с бабушкой. Перекрестилась, вглядываясь в лики на иконах в «Святом» уголке. Затрепетал огонёк лампадки и осветил Богородицу. Скорбно опущенные глаза, в смирении и покорности сложенные руки… 
 - Господи, не дай беде чёрной случиться…- горячий шёпот Верочки заставил бабку Степаниду очнуться. Она обняла внучку. Слёзы текли по их щекам… Вере на секунду почудилось, как дрогнула и «закачалась лампадка Небес», прозвенев нежным хрустальным звоном…  Тепло разлилось по всему телу, горячо толкнулось и ровно застучало сердце.  Рука Верочки невольно потянулась к крестику на шее.  Она приложила его к губам и поцеловала…
 Хоронили Спиридона всем селом. День был серенький, накрапывал дождик. Рядом с закрытым гробом сидел в своей коляске Сашок, опустив голову. На руки его, сложенные на коленях, изредка капали слёзы…Катерина, платочком вытирая ему глаза, тихо плакала.  Она забрала Сашка в свою избу и присматривала за ним. - Вот и мужа Бог послал! – судачили бабы в селе. Женщины переговаривались, поглядывая в сторону Веры.
 - Об отце говорят, - думала Верочка. – Да и обо мне – винят, небось. Вернулась бы я в тот день вместе с отцом, всё пошло бы не так – по-другому…Рука её потянулась к шее, сжала крестик. События последних дней вдруг увиделись как бы со стороны, стали реальными и осязаемыми.
 - Не вини ни в чём ни себя, ни людей, тёмные они, себя не понимают. Учиться тебе надо. Людям помогать – твой путь…Слова шли откуда-то изнутри, будто их кто-то нашёптывал ей. Какое-то ещё не осознанное решение бродило в ней, искало выхода.
 Через две недели вернулся из больницы отец. Левый рукав пиджака был заправлен в карман…Правая рука была в бинтах…Кисть руки тоже пришлось ампутировать. Мать Веры суетилась, накрывая на стол, рассказывала последние новости, стараясь не смотреть на мужа… Он тяжело опустился на стул, хотел привычно облокотиться о стол и чуть не упал. Вера с матерью бросились ему на помощь… Обняв его, они заревели в голос. Надо было приспосабливаться к новой жизни…
 Ночь прошла без сна.  Верочка собиралась в школу, уже твёрдо зная, как ей жить дальше.
 Отзвучал-откружил выпускной бал. Возвращаясь утром домой, одноклассники Веры горячо обсуждали свою будущую взрослую жизнь.
 - А что же наша золотая медалистка, гордость школы помалкивает? – посмотрев на Веру, заговорил Серёжка-футболист. – Давай, Верка, поделись планами, а то молчишь да молчишь всё, словно подменили тебя за последние полгода.  – Учиться буду. Где? – не решила ещё, - пожав плечами ответила Вера. Все притихли, не узнавая свою прежнюю Верочку, заводилу и душу их компании…
 Не заходя домой, Верочка отправилась на другой конец села, в правление колхоза. Несмотря на ранний час, председатель Иван Фёдорович был на месте.
- О! Золотая наша Вера пришла. Знаем-знаем о твоих успехах! Поздравляю!
Он встал из-за стола и пошёл навстречу девушке, приветствуя её и ставя в эту минуту на равных с собой. – Какая кручина-забота привела тебя к председателю в такой час? Слушаю, - говорил он, жестом приглашая Веру присесть на диван.
- Иван Фёдорович, медпункт строить надо, со стационаром, - волнуясь, заговорила Вера. – До города пятьдесят километров, и «Скорая» не успевает в тяжёлых случаях, а с недомоганиями люди и вовсе не показываются врачу, на «авось само пройдёт» надеясь…
Не перебивая Веру, председатель слушал её и думал о том, что с такой молодёжью можно горы свернуть…Закончив свою горячую речь, Вера замолчала, ожидая приговора.
 - Я сам об этом думал и не раз, дорогая ты моя девочка. Только вот загвоздочка есть одна:
Лечить-то кто будет наших сельчан? Не едет в нашу глушь ни один доктор. Что скажешь?
- Так я и буду. Закончу институт в области и буду врачом. Сюда вернусь, здесь и останусь. Здесь мой дом. Что мне ещё искать в жизни? – говорила Вера как о давно решённом своём выборе. – Так будет больница у нас, Иван Фёдорович?
Солгать в эту минуту, отшутиться – значит, навсегда лишить юную душу веры в добро и справедливость. Это хорошо понимал он, взрослый человек, уважаемый односельчанами. Он встал с дивана, протянул Вере руку, и, крепко пожав, сказал: - Учись. Будет тебе больница. Верю в тебя.
 Выйдя на крыльцо, Вера зажмурилась от яркого солнца, ощущая его ласковое весеннее тепло. Лёгкий ветерок качал первые зелёные листочки берёз и тополей, нашёптывая им свои ласки; жужжали проснувшиеся пчёлы, отправляясь в ближний лесок в поисках сладкого нектара – начинался новый день, первый день её самостоятельной жизни.