Любовь-нелюбовь. Глава 18. Защита

Вся эта история с Директором неожиданно сошла Машке с рук. Правда, тогда, когда она залепила мужику в лоб бумажкой и в ужасе неслась по лестницам, уже готовясь подавать заявление об уходе, Жаззи догнала ее у лаборатории, прижала могучим бедром к стене и зашипела, прямо в лицо:

- Чо ты прешь, как танк. Подожди. Не кипешуй.

Машка остановилась, тяжело дыша, и со слезами посмотрела блондинке в глаза

- Ага… И что мне теперь делать? Он же меня размажет. А у меня защита на носу, я три года пахала.

Она чувствовала, как слезы жгут в носу и вот-вот предательски брызнут. Нос набряк и она, как -то сразу обессилела, обмякла, еще минута и она сползет по стене, растечется у богатырских ступней секретарши. А та, посмотрев на Машку повнимательнее, громоподобно хохотнула -

- Чего? Уволит? Ну ты, мать, ваще! Он тебе записку дал, с адресом? Ну давай, колись.

- Дал, записку, да. Откуда вы знаете…

Машка пискнула напуганной мышкой, которую поймали в мышеловку, но почувствовала, что жгучее это отступает и уже не так режет глаза.

- Прямо бином Ньютона! Да он такую чуть не каждой смазливой тетке сует. Пробует. Это тебе что-то поздно, задержался. Не иначе, Зам дорожку перешел тогда. А теперь – вот, как Олесия приперла – расслабился.

- А что Зам? Причем тут Зам?

Машка уже успокоилась и намек о Семене Исааковиче ей очень не понравился.

- Что Зам? Вся лаборатория знает, что он чуть не помер, когда ты заболела. На грани инфаркта был. Рыжая тут его прибегала, помощи просила. Хорошо, что дылда это появилась. Он с ней легонько так, флиртик крутит. Глядишь страсти ваши и рассосутся.

Машка слушала все это и вдруг очень остро поняла – то, что она наделала – очень опасно. На грани краха и очень близкого, почти катастрофы – балансировали любящие и любимые – Олег, дочка, Семен, его жена, их дочка, мама, отец, свекровь… Всех, одним дурацким махом – она могла перерубить пополам и даже не заметить…

«Так можно и убить», - как-то раз сказала ей мама, когда она брякнула обалдевшему Олегу о своем равнодушии. Она пожалела тогда. А потом – забыла… И снова, снова – безжалостно подняла свое орудие убийства – нелюбовь…

… Новый год промелькнул так, как будто его и не было. Чуть посидели дома, глотнули шампанского, да и легли спать. Не было у Машки настроения, тугая и плотная тоска набила ее по горло, плотно, как вата игрушечного медведя. Вся зима напоминала мелькающие кадры в старом черно-белом кино – снег, потом дождь, опять снег и снова оттепель. Улица Космонавтов, по которой она сновала туда-сюда челноком, то леденела, то промокала, разливая талую воду до самых подъездов, деревья то белели, то плакали и дни летели, мелькая кадрами в испортившемся видаке.

Не успела оглянуться – грянул март, причем огорошил такими морозами, что все вокруг зазвенело, заиндевело, в страхе скорчилось и затаилось. Оставалась неделя до защиты (предзащита пролетела незаметно, как игра) – Машка не думала больше ни о чем. Часами зубрила она свое выступление и хотя и знала наизусть не только каждую букву, каждую точку в построенных графиках. Новое платье, нежное, строгое, изящные туфельки, стрижка, которой она усмирила свои рыжие космы – все это делало Машку совершенно другой – новой, неузнаваемой, пустой. Олег не отходил от нее ни на шаг, как будто что-то чувствовал, сотый раз слушал тезисы, готовил ужины, раскладывал листы Машкиной работы, которые медленно и грустно ползли из дешевого принтера, натужно кряхтящего в спальне.

Наконец, настал день Ч.

В Мечниковском, в зале для защит было светло и жутко холодно, у Машки стучали зубы и в мозгах стукались друг о друга зазубренные слова. Но, когда она вышла к трибуне, то вдруг стала - сама ясность, четкость и равнодушие. Идеально отстучала выступление, спокойно, даже чуть с издевкой отвечала на заковыристые вопросы, и с чувством удовлетворения и торжества приняла стопроцентные шары, поняв – все позади. Родившийся ученый Мария Владимировна достойно принимала поздравления, хрястнула положенный ей бокал шампанского и, взяв из ледяных рук Зама огромный букет пурпурных роз (можно было представить сколько он стоит и КАК он их доставал) передала его мужу, кивнув – отдай руководителю.

А потом, вечером, на банкете, напилась так, что Олег, хихикая, полчаса, безуспешно пытался вытащить ее на улицу, а потом еще десять минут запихивал в такси, перемигиваясь с молоденьким парнем-водителем…

Недельный отпуск Машка с Олегом решили провести в подмосковном пансионате – старом, почти заброшенном, полупустом. Купив огромный торт, три бутылки вина, кое-как побросав в сумки самое необходимое, они долго тряслись в промороженном автобусе, потом брели по совершенно не весеннему, заснеженному лесу. Пансионат, занимающий какое-то бывшее дворянское гнездо, встретил их смурной горничной, полутемными коридорами и жарко натопленным двухкомнатным номером с неожиданно хорошей мягкой мебелью, шикарной двуспальной кроватью и странно, но работающим телевизором.

Придуманный мужем второй медовый месяц получился не очень, но, чуть равнодушный Машкин и горячий Олегов секс, долгие прогулки по неухоженному парку, и длинные семейные вечера под телевизор, Машку успокоили и привели к знаку равенства их с мужем любовь и нелюбовь…

Вернувшись на работу, Машка занялась подготовкой к экспедиции. Туда – на север, запускать уже готовое производство ехали почти все – даже директор. Тюки с лабораторным скарбом уже начали заполнять подсобные помещения, план проведения пуско-наладки обсуждался почти на каждом утреннем совещании. Было такое чувство, что в лаборатории остаются только Жаззи и Олесия, поэтому они бродили никому не нужные, растерянные, отодвинутые на самый край бурлящей жизни.


Продолжение