Извини-подвинься!

          Иные с возрастом умнеют, а я вот – старше становлюсь…  По-моему, неплохо для начала.  В качестве эпиграфа.

          Спрашивается: когда чаще всего приходят на ум общеизвестные, но нестареющие пословицы-поговорки, а также мудрые изречения? Великих людей, не великих, древние и не очень, латинские и  просто русские народные?

         Правильно – когда уже поздно.

         Например: «не знаешь броду – не суйся в воду!»  Кто-нибудь это помнит на берегу? А в застрявшей  посреди речки машине – все такие умные…  То же касается и плевания в криницу, золотого молчания, et cetera, et cetera … 
 
          Один мужчина,  считающий себя моим давним приятелем – большой любитель бани. Обожает попариться. Можно сказать, фанат этого дела. Вот он и рассказал. Зовут его... А, впрочем, неважно. Пусть побудет Федей.

          Ожидать от Федора  предельной правды или скрупулезного изложения фактов было  бы если не глупо, то по меньшей мере легкомысленно. Потому что Феденька не склонен к самокритике. Он не лгунишка, нет. Просто ему, как и большинству людей, не свойственно выставлять себя в смешном либо невыгодном ракурсе. Тем удивительнее была его история.

             Вы, скажем, стали бы бережно хранить и показывать друзьям-приятелям  снимки, где глупо пялитесь на полуобнаженные ягодицы и «кое-что еще» соседки по пляжу? Рот до ушей, глаза по пятаку… Или сами нечаянно и неожиданно для всех, фотографа в том числе, кое-что полуобнажили – бывает же и такое…

          И уж, понятно, никто не похвастается, как однажды был задержан милиционером и двумя девушками-дружинницами,своими однокурсницами, при «распитии в общественном месте»... Не говоря о справлении  неких  ма-а-аленьких нужд за углом пивного бара…  За свою скромность в подобном случае могу поручиться!

          Человеку свойственно ошибаться – знают все. А вот что тому же человеку совсем не свойственно признавать свои ошибки, особенно прилюдно – никто и знать не хочет… Но таков человек.

         Поэтому сказанное Федором можно смело умножать на два. А можно и делить, результат будет примерно одинаков.

          Есть к тому же в характере приятеля  своеобычная черточка. Абсолютная нетерпимость чьего-либо права  поступать по-своему. Должно быть сделано так, как считает нужным Федя! И баста! Поучать умеет, любит и не упускает малейшего случая доказать всем и каждому: исключительно он один знает и может, как надо.

          Доведись ему родиться пораньше, наверняка сподобился бы учить Гомера рифмовать,   Суворова побеждать,  Дантеса стрелять, Королева делать ракеты, а Нестерова с Чкаловым  –  летать.

          Излагать подробности своих успехов на этом поприще Федор может бесконечно.   
      
          Но, опять же по словам гения,  его так ни разу и не побили…   

          Федин голос, в «мирной» жизни самого обыкновенного тембра, при чтениях наставлений делается скрипучим, как несмазанное колесо дряхлой деревенской телеги. Или азиатской арбы.

         Наверняка ему цены бы не было в качестве учителя начальной школы, классного руководителя какого-нибудь третьего-четвертого «А». Впрочем, скорее «Г».

          А работает несбывшийся знатный педагог научным сотрудником в физическом институте Академии Наук. Кандидат этих самых наук. Я догадываюсь, почему не стать Феде доктором, но при нем молчу…

         Это в наше просвещенное время о таких скажут «склонен к менторству». Раньше звали  просто – зануда!

         Баня, которую Федор особенно уважает и часто посещает, вполне современная, с двумя парными и бассейном. Всё там как надо, всегда чисто, аккуратно… Но вот цена не совсем демократична.  Она, хотя и общественная,   самая дорогая в городе. Поэтому наполняемость не на высоте. Последнее нашему приятелю особенно приятно: меньше народу – больше кислороду…

         Знатоки обычно чередуют заходы в «финскую» парилку,в просторечии «сауну», и «русскую». В первой температура  доходит до ста двадцати по Цельсию, веник не применяется, сиди – потей. В русской – около сотни, зато с веничком… Восторг!

          Как-то, по осени, невзирая на цену билета, в бане оказалось довольно людно. Зашел Федя в сауну, а там практически полно. Свободное место – только напротив и чуть слева от входа, рядом с камином. Там наш фанат и разместился.

         Прошло минуты три-четыре, и остальные «финны» раскалились, вспотели, повыходили. Федор остался в гордом одиночестве. Но, поскольку уже пригрелся, пересаживаться куда-либо поудобнее не стал.   

         И  тут началось самое интересное.

          В парилку вошел довольно пожилой мужчина, из одежды, естественно, в одной глубоко надвинутой специальной фетровой шапке. С широкими полями типа панамы. Виднелась только нижняя половина лица. Раньше в бане наш герой  его определенно не встречал.

          Вошедший сделал два шага вперед, потрогал полок, отдернул руку (горячо!), положил фетровую же подстилку буквально в паре сантиметров от притихшего Феди, и уселся. И это в пустой просторной парной! Там на полке свободно размещается от десятка до дюжины любителей погреться, в зависимости от степени упитанности и размера чресл…

          Потеющий кандидат наук был слегка ошарашен вопиющей бесцеремонностью нежданного соседа, но и рад несказанно – подвернулась возможность проявить свои лучшие качества!

         Наставник начал издалека.

          – Скажите, уважаемый, – тут Феде показалось, будто при звуке его «приятного голосочка» новоявленный чуть вздрогнул,  –  А знакома ли вам такая фамилия – Никулин? Юрий Владимирович, если уж совсем точно?

          – Разумеется… – последовал несколько суховатый ответ причинителя неудобства. Он при этом, по Маяковскому, даже «не повернул головы кочан»…

          – Тогда, очевидно, вам известна и знаменитая в прошлом телепередача «Белый попугай»? – поплавок заплясал, опытный рыболов готовился грамотно подсечь добычу…, –  Где артисты анекдоты травили, а Никулин был ведущим и  самые крутые выдавал?

          – Да, конечно...

          В процессе нравоучения в парилку зашли еще двое любителей жара, и один из них, помоложе,  поинтересовался у Фединого «воспитанника»:

          – Пап, ты как?

          Панама в ответ буркнула:

          – Всё нормально…

           Просветитель, воодушевленный расширением аудитории, продолжал.

          – Вот он, Никулин,  очень любил анекдоты не простые, а так называемые ситуационные, например  такой…

           Здесь знаток, старательно гримасничая, с модуляциями в голосе  пересказал давно известную никулинскую хохму:

          – «Сидит себе один мужик на рельсе, подходит к нему другой мужик… И говорит: «Подвинься!..»   Ха-ха-ха-ха!… На рельсе!..
         
          Федя даже немного обиделся, не услыхав ожидаемого в ответ взрыва смеха и других проявлений признания его актерского таланта.  Хотел было еще поучить невежу уму-разуму, но не успел.

          Сидящий рядом по-прежнему не поворачивался в сторону назидателя, но зато от его негромких слов всё происходящее как бы развернулось и приобрело новый смысл.

          – Дело в том, что я совсем не вижу… И для меня это место, напротив двери, самое удобное. Если бы я знал, что вы здесь, взял бы в сторону… Но вы сидели тихонько, как … , – в паузе отчетливо прозвучало несказанное «кучка дерьма», – Поэтому прошу прощения, сейчас пересяду.

         Надо ли говорить, насколько стремительно незадачливый шутник рассыпался в извинениях, заверил: он уже вдоволь нагрелся и умоляет не беспокоиться, забыть об имевшей место неловкости, ни в коем случае не хотел никого обидеть…  И вокальный скрип куда-то пропал!

          Выскочив за дверь, Федор трусцой проследовал в раздевалку. Мимоходом взглянул в зеркало на свою обычно благостно-розовую физиономию.  И не сразу сообразил: отразившийся там скукоженный перезрелый помидор – это она и есть...