Май после ноября

     Все коллеги по работе боялись и не любили Самуила Аркадьевича. Он постоянно за всеми следил, подсматривал и проверял, заходил к кому-нибудь в кабинет без надобности, чтобы оценить рабочую обстановку. Постоянно он грозил донести до начальства о безалаберности его коллег, и действительно доносил о ней. По слухам, начальник даже платил ему за это. Кроме того, Самуила Аркадьевича, бывало, можно было встретить играющим на гитаре в переходах в метро, что вызывало недоумение у его знакомых: богатый человек, на очень хорошо оплачиваемой работе, неужели ему мало денег? Самуил Аркадьевич был скуп, он постоянно охотился за деньгами. О семье своей ничего не говорил, и неизвестно было, есть она у него или нет. "Такой скряга и жадина может лишь для себя жить", - втайне говорили иногда его знакомые. Постоянно Самуил Аркадьевич ходил, изучая соработников колючим, разочарованным взглядом. За какие-то полгода его пребывания на данной работе он успел всем им порядочно надоесть, однако начальник был его другом и уважал его, ко всем высказываниям, направленным против Самуила, относился не просто равнодушно, но и с упрёком. А как-то поговаривали, будто начальник их рабочего отдела по фамилии Зотов пил вместе с Самуилом прямо в рабочее время, и повторялось это не один раз. Причину перейти на другую работу Самуил объяснял знакомым тем, что имел недостаточно средств к проживанию. И сейчас, имея несколько миллионов рублей, он утверждал, что ему совсем не хватает. Вот она, человеческая жадность! Эгоизм и многие формы его проявления...
       Надо бы сказать, что в душе знакомые ненавидели Самуила, не могли вытерпеть его и пары минут, до того он казался им жадным, скупым и грубым человеком. В глубине души все пророчили Самуилу незавидное будущее, некоторые спорили с этим, утверждая, что у него и вовсе его нет. Но Самуилу не хотелось их слушать, забивать голову сором чужой ненависти к нему. 
       Однажды он вместе с Зотовым прогуливался по большому московскому парку. Их тихий разговор  разбудил вечернюю, ничем не обременённую до этого тишину.
-Есть надежда? - спросил Зотов.
-Думаю, да, - ответил Самуил.
=Думает он! Тут такое дело, что думать недостаточно, Самуил.
-Я делаю всё возможное, стараюсь как могу.
-Нет, определённо нет, - сказал Зотов. - Сколько у вас сейчас денег?
-Три с небольшим миллиона.
-Неужто этого мало?

Самуил втянул весенний воздух, расслабился при этом, как от дорогого табака и  ответил не сразу:
-Да, недостаточно.

   Следующая их встреча произошла спустя неделю на Чистых прудах. Было утро, майское   утро, обещающее людям солнечный, полный приятных забот день. В такое утро понимаешь, как остро твоё желание жить, желание найти себя в этом огромном мире, даже вспоминая, сколько невзгод испытал, сколько ненужных ошибок, из которых нельзя сделать точного вывода, сделал раньше, сколько времени потерял напрасно. Такое утро вселяет в людей желание подняться и идти, красота и спокойствие этого утра готовы спасти судьбы тысяч людей, брошенных и отчаявшихся, конца и края не видящих тоске и бесполезности мира.
- Ну как? - спросил Зотов.
- По-моему, всё должно получиться, - с тревогой в голосе сказал Самуил.

Все следующие их встречи были похожими на эту. Самуил говорил, что всё будет хорошо и что всё получится, изо всех сил пытаясь убедить в этом и себя самого.
Спустя два месяца он сказал Зотову:
-Он абсолютно здоров, ему смогли сделать операцию, и он совершенно здоров! Теперь не только его детство, но и вся его дальнейшая жизнь, жизнь моего сына, будет полна счастья и веселья! И отчасти в этом и ваша заслуга...

Сын Самуила Лёня страдал одним из редких хронических заболеваний, названия которого я, к своему стыду, не помню. Не в ладу моя память с медицинскими терминами. Но главным всё-таки было то, что теперь Лёня был совершенно здоров. Он мог жить и проводить время так, как все остальные дети.
      Самуил Аркадьевич остался на прежней работе: надо же было отплатить чем-нибудь за щедрость и понимание друга. Больше он ни на кого не жаловался, не пил в кабинете с Зотовым, да и вообще стал совершенно другим человеком: радостным и беззаботным.
      Коллеги по работе начали его уважать, хотя поначалу осторожно отнеслись к столь резкой перемене в Самуиле и не сразу ему доверились. Но постепенно они крепко сдружились с ним. Сын Самуила Лёня чудесно проводил время, играя с друзьями. Ничего не могло его обездолить, отстранить от общества и от нормальной жизни ребёнка. Спустя долгие годы он наконец-то почувствовал себя свободным, и изначально ему казалось даже, что всё это волшебство, что эта свобода вернулась к нему из потустороннего мира. Теперь Лёне ничего не угрожало. Добрая, полная радости жизнь вернулась к нему так внезапно; как будто после долгого дождливого ноября, грязного и противного, наступил, нарушив тем самым все природные законы, тёплый и солнечный, пробуждающий прекрасные чувства месяц май...
        Жизнь изменилась и у Самуила, и у его жены, и у их сына Лёни - изменилась так быстро, что и не верилось даже, что когда-то все они почти потеряли надежду. Самуил Аркадьевич долгое время вынужден был надевать на себя маску грубости и скупости, знакомым он о своей беде не рассказывал: все они были довольно бедны, да и вообще не отличались хорошими манерами. Самуил не любил с ними разговаривать, а тем более посвящать их в личное, главное в своей жизни...
      Кардинально изменить можно всё. Любой предмет, любое дело. С жизнью ситуация посложнее, но и её надо научиться менять. Она не должна меняться сама по себе, без нашего ведома. Мы должны стараться сделать её такой, какой хотим видеть. И если вы не верите, что май может начаться после ноября, то вы очень и очень заблуждаетесь. Может быть, стоит иногда, желая изменить жизнь в лучшую сторону, верить другому календарю?