de omnibus dubitandum 113. 150

ЧАСТЬ СТО ТРИНАДЦАТАЯ (1908-1910)

Глава 113.150. СОТНЯ ОСИРОТЕЛА…

    Подошли дни увольнения на льготу старых казаков прихода в полк 1906 года.

    От этого в сотне наступила какая-то «мягкотелость». Уходящих уже не посылали на строевые занятия и старались освободить их и от других нарядов на службу.

    Уходящие казаки уже не раз вынимали из своих сундуков аккуратно сложенные черкески, бешметы разных цветов, папахи, подарки своим женушкам, сестрам, матерям, все снова тщательно осматривали, проветривали и укладывали обратно…

    Они часто ходили в город, делали разные покупки и явно томились… томились. Томились и остающиеся казаки. Командир сотни, по своему долгому опыту и душевной доброте, понимал это состояние и занятий в сотне почти не производил.

    И вот наступил этот долгожданный день, день конца четырех с половиной лет их «действительной службы Царю и Отечеству» и они уходят «на льготу», где еще в течение четырех лет они обязаны содержать в полной исправности свое обмундирование, коня, конское снаряжение, чтобы в случае мобилизации немедленно стать в строй (см. фото, с той лишь разницей, что урядники изображенные здесь уходят на льготу на четыре года позже - Л.С.).

    Через четыре года на льготе они переводились во вторую очередь, что давало им право продать своего строевого коня — Войско выдавало им казенного в случае мобилизации. Все же положенное обмундирование и конское снаряжение (седло с полным прибором) обязаны были продолжать хранить.

    Молебен на сотенном дворе. Все уходящие казаки в хороших черкесках и с полным походным вьюком в перекидных ковровых сумах выезжали верхом и тут же спешивались.

    Лошадей их держали в поводу остающиеся свои станичники. Всех уходящих было человек 25. Много урядников и приказных, в особенности почему-то казаков станицы Пашковской. Уходили взводные урядники — ПобедА, Савченко и Исаенко.

    После молебна, на котором были все офицеры сотни, есаул Крыжановский поблагодарил их за долгую и честную службу Царю и Отечеству, всех расцеловал и прослезился. Расцеловались с ними и все офицеры. Потом Крыжановский не скомандовал, а именно сказал словно равным себе людям: «Ну, а теперь, братцы, на коней и… с Богом, домой!»

    Так все просто вышло. Казаки, не торопясь, сели в седла и с общим гомоном «Счастливо оставаться, Ваше Высокоблагородие и вы все, господа офицеры», весело, с радостными кликами, широким наметом поскакали в ворота. Поскакали, полетели, размахивая папахами и, оглядываясь назад и… скрылись в ближайшей улице города.

    Оставшиеся казаки кричали им вслед «ура», также размахивая папахами, кричали еще что-то, а потом молча, грустно пошли кто куда — в казарму или конюшню…

    Ускакали старшие и что-то оборвалось, в душах казаков и во внутренней жизни сотни. Стало как-то пусто и грустно кругом. Ускакали, улетели на желанную и так долго жданную льготу, — домой, в свои станицы, в свой отчий дом, «до жинци», все эти старые казаки, цвет сотни, сотенная старшина, чтобы после долгой, обязательной военной службы, вновь заняться привычным трудом хлебороба на берегах родной Кубани-Матери.

    Несколько дней после этого очень скучно, сумно, пусто было и в казарме… Сразу было видно, как поредели ряды ее.

    Новые взводные урядники казались нам молодыми и не авторитетными. Не хватало и младших урядников. Без нарядного, жгуче-черного сотенного трубача Прохора Чабанця с густыми черными усами, на его крупном, исключительно красивом темно-сером в яблоках коне, сотня лишилась колоритной фигуры, украшавшей ее. И он ушел в свою Ново-Титаривку. Ушли лучшие песенники сотни и наш главный «цылыжор з плитью» вместо камертона — мой памятный взводный урядник Дмытрий Юхымыч ПобедА.

    Сотня осиротела.