Подготовка мореманов в русском флоте. Часть 1

Прежде чем написать эту статью, я поинтересовался в Интернете,  откуда появилось слово мореман. Помните песню в исполнении Вики Цыгановой, где поется про мореманов.  По сути - это составное слово из море (русск.) и man (англ.) Но, почему тогда мы произносим - мореман, а не моремэн?

И вот что можно прочитать в Интернете:
Мореман - слово одесского происхождения (во всяком случае, оно фигурирует в сборниках одесских фразеологизмов), обозначает моряка торгового флота. Я слышал, что так называют себя и курсанты мореходных училищ. В быту так говорят просто о людях, имеющих отношение к флоту или увлечённых морской тематикой. Прямого английского аналога у слова нет, поэтому нет причин произносить "мен". "Ман" при словообразовании часто происходит от 'mania' (меломан), поэтому здесь окончание несёт оттенок "увлечённости морем", которую принято ассоциировать с моряками. Возможно, слово возникло под влиянием похожих на "море" созвучий в иностранных словах, которые в Одессе были на слуху, напр., по-итальянски море 'mare', в английском есть слово 'maritime' (морской) и т. д.

А теперь вспомним, уважаемые читатели, известный отечественный сериал про гардемаринов, поставленный режиссером Светланой Дружининой.  События в нем происходил во времена правления императрицы Елизаветы,  т.е. примерно в середине XVIII  века.  Кстати, если читать про российский парусный флот, то это времена наибольшего упадка его.  Времена Петра Первого прошли, а времена Екатерины Великой  со Среднеземноморским походом Алексея Орлова еще не наступили.  Я посмотрел немалое количество фильмов  о временах парусного флота, и отечественных, и зарубежных, и меня заинтересовал вопрос: «Как готовили грамотных капитанов, шкиперов, штурманов  в те далекие времена? Ведь плавать по морям и океанам намного труднее, чем по рекам, где главный ориентир – берег.» И я нашел немало статей по этому поводу, с которыми хочу поделиться со своими читателями, которые неравнодушны к морским просторам, штормам, походам.

Практика семейных (наследственных) профессий, широко распространенная в рассматриваемую эпоху, способствовала такому методу подготовки командных кадров для флота. В испанском флоте еще в XVI веке существовала система совершенствования в виде "Мореходной школы" при Торговой палате. В ней штурманы изучали новейшие достижения навигации – теорию и практику использования навигационных приборов, а также опыт выдающихся мореплавателей.

Становление морского офицера происходило двумя этапами. Мальчика учили сначала дома или в местной школе родному языку (чтению и письму), началам математики и гуманитарных наук. Затем он поступал на корабль юнгой или просто шел в услужение к корабельным офицерам (часто своим родственникам). Именно эти офицеры и становились его менторами по части познания премудростей флотской службы.

Обучение на корабле носило преимущественно практический характер. Парусный маневр, навигация, мореходная астрономия, тактика морского боя, дисциплинарная практика, устройство корабля — вот, собственно, и все, чему учили будущих офицеров флота.

По мере увеличения числа кораблей и удлинения маршрутов их плавания такая система подготовки кадров перестала удовлетворять потребности флота как в количественном, так и в качественном отношениях.

Проблема была решена путем создания специальных учебных заведений. Например, в Великобритании во времена царствования Карла II Стюарда (1660—1685 годы) было создано учебное заведение, о котором король сказал, что цель его "поощрить тех из наших подданных, которые хотели бы обучать своих отпрысков искусству кораблевождения. (Речь при этом шла, разумеется, не обо всех подданных. Только представители дворянства и финансовой аристократии могли учить своих отпрысков в королевском училище).

Тех, кто изучал морскую науку в этом учебном заведении, назывались гардемаринами (морские гвардейцы).

Надо сказать, что капитаны-консерваторы на первых порах относились к выпускникам этих заведений с недоверием. Но практика со временем показала неоспоримое превосходство централизованной подготовки кадров, хотя индивидуальное обучение в корабельных условиях долгое время сохранялось в практике мореплавания (особенно торгового и промыслового).

Обучение английских гардемаринов было рассчитано на три года. За этот срок они должны были изучить теорию и практику судовождения, некоторые разделы физики, теоретической механики и математики, а также историю мореплавания, французский язык и правила хорошего тона. Кроме того, гардемаринов учили танцам и фехтованию.

Как видим, программа была довольно обширной, но практика заставляла вносить в нее поправки. Низкий уровень предварительной подготовки абитуриентов школы и трудности обеспечения учебного процесса достаточно квалифицированными преподавателями, а главное, постоянно растущая потребность флота в офицерах заставляли ограничивать обучение гардемаринов чисто практическими дисциплинами с тем, чтобы они умели осуществлять парусный маневр, применять оружие и держать в руках матросов.

Относительно организации учебного процесса известно, что в первой половине дня изучались морские и математические дисциплины, а во второй — гуманитарные. Продвижение по службе гардемаринов происходило индивидуально в зависимости от способностей и прилежания. Для поощрения отличников существовали специальные медали.

После окончания курса наук гардемарины направлялись на корабли военного флота, где они, прослужив положенный срок, сдавали экзамены на звание мичмана (первый офицерский чин). В некоторых английских фильмах мичманам не больше 15-16 лет. Но я те годы вообще жили мало,  человека в возрасте за 4- лет считали стариком.

Приблизительно по такой же схеме происходила подготовка офицерских кадров для флотов других стран Европы. Во Франции, например, одна из таких гардемаринских школ находилась в Тулоне. В ней изучали навигацию, артиллерию, черчение (применительно к кораблестроению), уставы воинской службы и устройство корабля. Гардемаринов учили также владеть холодным оружием, ездить верхом и танцевать.

Другая морская школа находилась в Марселе. Обучались в ней, судя по всему, дети высшей знати. Во всяком случае, один из русских гардемаринов, побывавший во Франции, называл их представителями "первого шляхетства". Ученики этого учебного заведения назывались "гардештандартами", и звание это котировалось выше, чем просто гардемарин. Служили выпускники марсельской школы преимущественно в гребном флоте.

Не менее привилегированным учебным заведением была испанская Морская академия. В нее зачислялись юноши по специальному указу короля (с учетом заслуг их предков перед короной). 240 воспитанников этой академии — представители знатнейших семейств страны — изучали в общем те же науки, что и их сверстники в Великобритании и Франции. Известно также, что пребывание в академии сопровождалось некоторыми ограничениями. Ученикам, в частности, запрещалось жениться и проводить ночи вне стен академии. Первых ожидало увольнение из флота, а вторых — арест.

Как видите, уважаемые читатели, в европейских странах стать капитаном и штурманом было не так просто,  требовалось благородное происхождение.

Навигацкая школа

Стоит в Санкт-Петербурге на берегу Невы здание строгих классических форм. На его фасаде имеется доска с надписью: "Высшее Военно-морское Краснознаменное орденов Ленина и Ушакова училище имени М. В. Фрунзе". В стенах этого старейшего в нашей стране учебного заведения учатся будущие офицеры российского военно-морского флота. Оно было основано по приказу Петра I в 1701 году, а располагалось сначала в Москве (в замоскворецком полотняном дворе) и называлось "Школа математических и навигацких наук". Через пять месяцев школу разместили в Сухаревой башне. В 1716 году Навигацкая школа была переведена в Санкт-Петербург, где функционировала под названием "Морская академия". В дальнейшем это учебное заведение неоднократно меняло название и месторасположение. В частности, с 1771 по 1796 годы "Морской шляхетный корпус" располагался в Кронштадте. Так что в сериале про гардемаринов Дружинина ошиблась, решив, что Навигацкая школе была в Москве. Или это был художественный прием?  От Санкт-Петербурга до Кронштадта рукой подать, где на таком коротком пути гардемаринам совершать свои подвиги?

Что же касается учеников этого учебного заведения, то конкурса при их наборе (в первые годы существования школы) не было. Более того, проблема заключалась как раз в обратном, ибо российские дворяне, для которых, собственно, и предназначалась Навигацкая школа, не торопились присылать в нее своих отпрысков. Прежде чем объяснять причину этого явления, необходимо дать историческую справку.

Со времен средневековья и до XVIII века в различных государствах Европы (в частности, в России) сохранялась феодальная система комплектования армии. Суть ее сводилась к тому, что монарх жаловал своим вассалам земли, а последние должны были по его приказу являться на службу и приводить с собой определенное число воинов. В России такая система называлась "дворянское ополчение".

По мере совершенствования вооружения, а также тактики боя такое случайное сборище становилось все менее эффективным средством ведения войны. Полноценным солдатом в XVIII веке мог быть только обученный (тренированный) человек, для которого военная служба — не эпизод, а основное занятие в жизни. Что же касается дворян-ополченцев, то многие из них в Петровскую эпоху своим вооружением, экипировкой, воинским мастерством и, главное, духом русское воинство, мягко говоря, не украшали. Как отмечал один из сподвижников Петра Великого Иван Посошков, они руководствовались принципом: "Дай-де бог великому государю служить и сабли из ножен не вынимать".

Нетрудно догадаться, какой "энтузиазм" вызывала у них перспектива морской службы с ее лишениями и опасностями. Мало того, на морскую службу направлялись не достойные кандидаты со всей России, а только дворяне Новгородской, Псковской, Ярославской и Костромской губерний, причем без всякого учета желания, здоровья, способностей и уровня знаний. Разумеется, такой метод подбора кадров для флота порождал дополнительные трудности в реализации царских планов.

Дворянские недоросли (по современным понятиям — юноши призывного возраста), случалось, сказывались больными, уходили в монахи, прятались от царских слуг по углам, как тараканы, — лишь бы не идти в Навигацкую школу. Волей-неволей приходилось зачислять туда разночинцев (детей мелких чиновников, священнослужителей, посадских людей), а затем в школу начали набирать и солдат.

Однако все это не означало уничтожения сословных привилегий. Разночинцы и солдаты после окончания младших (общеобразовательных) классов становились писарями или учились дальше на штурманов, а дворяне продолжали обучение в старших классах с тем, чтобы стать "военнослужащими".

Возрастной состав абитуриентов Навигацкой школы был такой же пестрый, как и социальный состав. Были в ней и великовозрастные, и несовершеннолетние. Последние входили в так называемый "резервный класс". Обслуживали их надзирательницы и няньки.

Дворяне, имевшие пять и более крепостных дворов, учились за свой счет. Прочим казна отпускала "кормовые деньги" — пять алтын (пятнадцать копеек) в день. Часть этой суммы вычитывалась в качестве уплаты за учебные пособия.

А теперь остановимся на том, чему и как учили в Аlma Mater русского морского офицерства. Прежде всего необходимо отметить, что ввиду крайней нужды в специалистах и отсутствия других учебных заведений Навигацкая школа готовила не только моряков, но и геодезистов, архитекторов, инженеров, артиллеристов, учителей и даже медиков. Со временем начался уклон в сторону флотской специализации, однако даже в начале XIX века при школе (тогда она называлась "Морской шляхетный корпус") функционировала учительская гимназия, которая готовила преподавателей.

Приемных экзаменов при поступлении в Навигацкую школу не было, но какая-то проверка уровня знаний абитуриентов проводилась. Абсолютно неграмотных (а такие встречались) направляли в специальный подготовительный класс, называемый "точка". Прочие начинали обучение сначала в младших, а затем продолжали его в старших классах.

В младших классах Леонтий Магницкий преподавал арифметику, геометрию, тригонометрию, а в старших классах англичанин Генрих Фарварсон с помощью своих соотечественников Степана Гвыня и Ричарда Грейса учил будущих русских моряков мореходной астрономии и навигации.

Здесь, пожалуй, стоит сделать некоторую оговорку. Распределение обязанностей между русским преподавателем и его английскими коллегами было, очевидно, условным. Во всяком случае, на эту мысль наводит следующая цитата из документа, посвященного учебному процессу в Навигацкой школе: "Учат чиновно: в тех случаях, когда англичане загуляют или по своему обыкновению почасту и подолгу проспят, тогда учит Магницкий". То есть, в тех случаях, когда англичане не являлись на занятие (судя по всему, по причине пьянства), их заменял Магницкий.

Учитывая произвольную замену преподавателей и то, что англичане далеко не совершенно владели русским языком, можно себе представить, сколь трудно давались будущим русским морякам точные науки.

Со временем руководство школы сочло целесообразным ввести некую дифференциацию в учебные программы. Ученики, показавшие особые успехи в науках, так называемые "теористы", изучали "высший анализ" (очевидно, речь шла о соответствующих разделах математики), а также астрономию, теоретическую механику и кораблестроение. Прочие ученики, так называемые "астрономисты", изучали главным образом навигацию и мореходную астрономию.

Занятия в школе продолжались по восемь часов в день. С 7.00 до 11.00 изучали математику, морские науки (навигацию, астрономию) и иностранные языки. Затем следовал обед, а с 14.00 до 18.00 — снова занятия, на которых изучались география, российская словесность, история и "рапирная наука" (фехтование). Профилирующими дисциплинами считались арифметика, геометрия, тригонометрия, навигация, астрономия, география и ведение "шанечного диурнала" (вахтенного журнала).

На первых порах писали грифелями на аспидных (деревянных, окрашенных черной краской) досках, затем появились гусиные перья, чернила и бумага. Учебные пособия в первые годы существования школы, если не считать катехизиса (краткого изложения христианского вероучения), были только по математике и морским наукам. Причем содержание учебников сводилось в значительной степени к комплексу вопросов и ответов — заумных, далеко не всем понятных (изложенных "суконным" языком подьячих минувшего XVII столетия).

Вот, например, как излагалась суть арифметики: "Арифметика, или числительница, есть художество честное, независтное и всем удобопонятное, многополезнейшее и многохвальнейшее, от древнейших же и новейших, в разное время являвшихся изряднейших арифметиков, изобретенное и изложенное".

На вопрос: "Коликогуба есть арифметика?" следовал ответ: "Есть сугуба. 1. Арифметика Политике, гражданская. 2. Арифметика Логистик, не ко гражданству токмо, но и к достижению небесных кругов принадлежащая".

В целом же об этом учебнике можно сказать, что он являлся компиляцией греческих, латинских и немецких источников. "Арифметика Политика" содержала сведения, необходимые для повседневной жизни широких кругов населения, а "Арифметика Логистика" — сведения для землемеров и мореплавателей, то есть в целом оная "Арифметика" являлась не то математической энциклопедией, не то справочником по арифметике, геометрии, тригонометрии, навигации, астрономии с приложением таблиц склонения небесных светил.

Примечательно и то, что математические истины излагались без всяких доказательств. А действия с числами, которые в наше время без особого труда усваивает ученик, не достигший десятилетнего возраста, излагались таким сложным (требующим к тому же проверки) способом, что освоение их требовало специального курса. Например, деление производилось по способу, рекомендованному еще в XVI веке итальянским математиком Никола Тарталья (так называемый "способ галлера").

Неудивительно, что сравнительно легко усвоить "удобопонятное художество" могли немногие, а всем прочим приходилось туго. На этот счет даже существовала поговорка: "Умножение — мое мучение, а с делением — беда".

Столь же "популярно" излагалась суть навигации: "Ничто же ино именуется навигация плоская, не токмо кораблеплавание прямолинейное на плоской суперфиции моря, и употребляется оное от всех нынешних невклеров в бытности их вблизь экватора, зело преизрядно и правдиво; а в наших Европейских государствах, в дальних путешествиях по морю, заподлинно на оное надеяться невозможно, потому что сие кораблеплавание в употреблении своем разумеет суперфицию земную быть плоским квадратом, а не шаровидным корпусом".

Со временем появился учебник по географии, в котором было сказано, что "наука сия есть математически смещенное, изъясняет фигура или корпус и функция свойство земноводного корпуса, купно с феноминами, со явлениями небесных светил, солнца, луны и звезд".

Появился также учебник по морской тактике — столь же "понятный" по содержанию. Вот, например, как выглядело описание действий командира корабля в ходе морской баталии: "При разсветании дня, един молодой или два не на верх, и посмотрите прилежно при восхождении солнца, невозможно ль единого корабля тамо получить, с тем восточным ветром (един парус) близко при нас так лежит он лееверт тамоверт збок боордсгалсень, как есть он нас посади его при компасе прями зюйд веста. Слушай искусной человек круеру, пусть надет фока и грот зиил, и примче боксборде галсень сюды, вытолкни фоор и грот марзиил, пусть надет ваш безанс учреди гроот и фок марзиил, опусти ваше блинде, разреши грот и фор брам зиил, прикажи и соделаи просты все парусы; стереги хорошо у руля, так прямо так, наш корабль беждит зело скоро через воду, и мы набегаем его жестоко; есть ли он свой курс так держит, мы имеем в два глазень при нем быть..."

Нетрудно догадаться, что сие учебное пособие было написано иноземцем, в российской словесности "зело неискустным" и что без перевода на подлинно русский никакой самый усердный ученик не мог уяснить, что в процитированном отрывке речь шла об организации преследования отступающего противника.

Корабли русского флота также носили названия, которые нередко нужно было переводить на русский язык: "Гото Предистинация", "Декрон Деливде", "Амстердам Галей", "Флигель де-Фам", "Понтен-теллене" и т.д. И вообще на будущих русских моряков обрушился (зачастую без всякой необходимости) поток иноземной терминологии. Так, треугольник назывался триангл, картография — меркатория, поверхность — суперфиция, суд — кригсрехт, дознание — фергер, наказание — экзекуция, учение — экзергциция, военный суд — когзилия, победа — виктория, поражение — конфузия, отступление — ретирада. Взятка и та имела иноземное название — акциденция .

Попытки как-то ограничить наплыв иноземных терминов в русский морской лексикон предпринимались, но не всегда за это дело брались люди компетентные в морской службе. Был, в частности, прожект именовать навигационные инструменты — посуды, экватор — верстагель, палубу — жития, лаг — творило, ватерлинию — порубль и т. д. Эта надуманная славянофильская терминология была отвергнута, то есть русские моряки со временем отдали должное родному языку и приняли на вооружение необходимые иноземные термины, создав тем самым отечественную морскую терминологию. Она, зачастую, образовывалась путем трансформации иноземных слов (дабы сделать их удобоваримыми для русского уха). Например, предостережение о падении тяжести Га11 ипйег превратилось в "полундру"; команда об общем сборе для производства срочных работ оуег а11 — в "аврал"; английское уе8 (да) — в "есть" и т.д. Но все это случилось позднее, а в рассматриваемую эпоху ученикам Навигацкой школы приходилось зубрить, зубрить и зубрить. Разумеется, приобретению глубоких знаний это не способствовало.

Особенно слабо будущие офицеры российского флота были подготовлены в области гуманитарных наук. И неудивительно, ведь изучение истории ограничивалось главным образом заучиванием дат восшествия на престол августейших особ, викторий русского оружия, а также отрывистыми данными по всеобщей истории. Географию также учили наизусть (разумеется, речь шла о самых общих — азбучных понятиях). Неудивительно, что история зачастую ограничивалась древней, а русская грамматика кончалась на глаголе.

Конечно, со временем учебный процесс и его обеспечение совершенствовались. Появились более содержательные и доступные пониманию учебные пособия. Например, стараниями капитана Конона Никитича Зотова был издан "Разговор у адмирала с капитаном о команде, или полное учение, како управлять кораблем в всяком случае. Начинающим в научение, отчасти знающим в доучение, а не твердо помнящим в подтверждение". В этом пособии в форме вопросов адмирала и ответов капитана излагалась суть того, что следует делать капитану, штурману, вахтенному и матросам при постановке на якорь, съемке с якоря, при различных поворотах, постановке и уборке парусов, а также какие команды должны при этом отдаваться.

Следует отметить и то, что российское дворянство XVIII века зачастую слабо знало русский, ибо иноземные гувернеры не учили их языку предков. А. Сумароков с горечью констатировал, что от современников можно услышать что-то вроде: "Я в дистракции и в дизеспере, аманте моя сделала мне инфиделите, и я а ку сюр против риволя своего реванжировался".

Труд свой Конон Никитич снабдил предисловием, смысл которого (на современном русском языке) можно выразить следующим образом: "Доброжелательный читатель, изданием этой книги я не думал учить людей знающих. Я прошу от них только объективности в оценке моего труда. Благодарность же я надеюсь получить от юношей, приступающих к морской службе и стремящихся преуспеть в ней. Желаю, чтобы капитаны кораблей, на которых им придется служить, были бы ими довольны, и они не боялись бы экзаменов на профессиональную пригодность. Надеюсь, что книга моя поможет им в этом. Всегда готовый к услугам молодых моряков капитан Конон Зотов" . Капитан этот был сыном учителя юного Петра — Никиты Зотова. Службу во флоте Конон Никитыч избрал добровольно (по тем временам это была редкость), за что удостоился царского послания с благодарностью за свое решение.

Содержательное учебное пособие "Книгу полного собрания о навигации" составил капитан морского корабельного флота С. Мордвинов. Затем трудами преподавателей Навигацкой школы были переведены (преимущественно с французского) некоторые документы, отражающие достижения флотской мысли за рубежом. Среди них стоит отметить "Искусство военных флотов или сочинение о морской эволюции". Автором этой книги был иезуит Поль Гост — профессор математики в Тулонском военно-морском училище. Некоторые мысли его по поводу морской науки не потеряли актуальности и в наше время. Например: "Без знаний искусства морских эволюции воюют варвары, полагающие на удачу. Уклонение от нежелательного боя, навязывание боя, когда он желателен, достижение победы — вот задача флота... Искусство офицеров, командующих флотом, более необходимо для победы, чем размеры кораблей и количество пушек на них". И некоторые гостовские заключения по маневрированию кораблей используются моряками в наше время. Например: "При сокращении дистанции между кораблями и неизменности пеленга с одного корабля на другой сближение кораблей вплотную (столкновение между ними) неизбежно" . (В данном случае гостовское заключение изложено современным русским языком).

Разумеется, освоение этой иноземной премудрости не всем было "по уму" и "по усердию". Вот и сидели за партами Навигацкой школы двадцати-, тридцати- и даже сорокалетние ученики. Как правило, это были отпрыски богатых и знатных семейств, торчащие в стенах школы по царскому указу. В двадцать пять лет этим "вечным гардемаринам" разрешалось жениться. Таким образом, не исключалась ситуация, при которой отец и сын — оба ученики. Рекорд же в этой области побил некий Иван Трубников, проучившийся до пятидесяти четырех лет и уволенный со службы "по болезням и старости и ко обучению наук находиться уже не надежен".

Впоследствии тех, кто не освоил морские науки к тридцати годам, стали направлять во флот в качестве матросов. Однако окончательно практика "вечного школярства" была изжита лишь после указа "О вольности дворянской". Петр III освободил им русских дворян от обязательной службы и дал тем самым возможность митрофанам разного рода отсиживаться по имениям.

По мере накопления опыта и ликвидации кризиса в области офицерских кадров учебный процесс в Навигацкой школе совершенствовался. Тех, кто с успехом проходил курс наук, начали поощрять (сластями, фруктами, затем были введены специальные медали для отличников), а тех, кто оканчивал курс наук с отличием, направляли на стажировку в зарубежные флоты (английский, французский, голландский, венецианский, испанский).

Надо сказать, что зарубежные командировки с целью приобретения знаний практиковались еще в конце XVII века. Так, в 1697 году три группы русских стольников (дворян, несших придворную службу) были направлены на учебу в Венецию и одна группа в Великобританию и Голландию. Через два года все они вернулись в Россию и, как отмечал московский дьяк — современник этого события: "...была экзергциция к великому удовольствию Его Величества и всех бояр".

То, что "экзергциция" (в данном случае — экзамен) имела место — можно верить, но то, что она была "к великому удовольствию" царя и бояр — очень сомнительно. Дело в том, что из 50 стольников, подвергшихся экзергциции, только четыре оказались на высоте (выдержали проверку).

Причина этого конфуза заключалась не только в недостатке усердия или в порочной методике преподавания, но и в том, что подбор кандидатов в моряки производился очень поспешно (без учета желаний, способностей, здоровья и возраста). Среди этих стольников были и юноши, и почтенные отцы семейств. Кое-кого из них после возвращения из иноземной учебы пришлось вообще освобождать от службы "по дряхлости".

В ходе Северной войны за границу для изучения морских наук было направлено несколько групп русских дворян общей численностью сто сорок четыре человека. Их "комиссаром" (опекуном и наставником) был назначен князь Иван Иванович Львов, в силу обстоятельств не получивший никаких официальных документов о своих полномочиях и обязанностях. Вследствие этого его положение за границей было в достаточной степени двусмысленным.

Что же касается подопечных князя, то их можно было разделить на две категории. Одни, главным образом представители мелкопоместного дворянства, усердно изучали теорию и практику мореплавания, другие не упускали случая вкусить радостей иноземной светской жизни. При этом те и другие нуждались в деньгах. Одни для "хлеба насущного", другие — для оплаты удовольствий и штрафов (за физиономии и посуду, битые в пьяных драках).

Неудивительно, что "искусство делать долги" некоторые будущим российские навигаторы освоили раньше, чем искусство мореплавания. Решения же своих финансовых проблем они искали у князя Львова. Однако финансовые возможности Ивана Ивановича никак не соответствовали потребностям его подопечных. "Комиссар" божился, что денег у него нет, призывал к благоразумию, стыдил, грозил и, разумеется, отказывался платить по счетам. А кое-кто из его подопечных объяснял эту несговорчивость скупостью или корыстью. Князя бранили в глаза, угрожали ему физической расправой и даже смертью. А он в своих посланиях в Россию плакался, что смерть для него — избавление от мук, что буйные навигаторы "иссушили не только кровь, но и сердце его".

Ко всему прочему некоторые из оных навигаторов устраивали себе каникулы, не предусмотренные ни русской, ни западноевропейской программами обучения, то есть самовольно уезжали в Архангельск, где их поджидали тоскующие супруги.

Что же касается учебного процесса, то план его, составленный самим Петром, предусматривал практическое плавание на кораблях и изучение морских наук на берегу. После окончания обучения навигаторы получали "аттестаты" (или "сертификаты"), в которых отмечались их успехи в освоении мореплавания, и возвращались в Россию (в Петербург). Там в ассамблейном зале Адмиралтейств-коллегий в присутствии самого царя происходила экзаменация.

Процессом этим, как правило, руководил адмирал Змаевич, а Петр наблюдал за ходом экзаменов и временами сам задавал вопросы. Тех, кто тушевался, он ободрял: "Не робей, братец. Отвечай, о чем спросят. Чего не знаешь, скажи прямо". Одному из будущих офицеров он как то показал свои руки со словами:

"Видишь, я царь, но у меня на руках мозоли. Это потому, что я хотел показать вам пример и желал бы видеть вас под старость среди своих помощников".

Тех, кто показывал отличные знания на экзаменах, сразу производили в офицеры. Всех прочих направляли во флот на штурманские и унтер-офицерские должности, а иных даже в матросы. Затем, после окончания кампании, следовало производство в офицеры.

Здесь, пожалуй, уместно остановиться на эпизоде, который неоднократно описывался в художественной литературе, а также представлялся на подмостках сцены, на экранах кино и телевидения. Судя по всему, он возник на базе книги И. Голикова "Анекдоты, касающиеся до государя императора Петра Великого". Суть же одного из этих "анекдотов" сводилась к следующему. Некий калужский дворянин по фамилии Слафариев был послан за границу для обучения морским наукам. Его сопровождал крепостной слуга, калмык по национальности, наделенный редкими способностями и отменным трудолюбием, чего нельзя было сказать о его господине.

По возвращении на родину гардемарин Слафариев, трезво оценивая уровень своих познаний, захватил на царский экзамен слугу, в совершенстве освоившего курс морских наук. Учитывая то, что, задав вопрос, царь давал время на обдумывание ответа, слушая при этом ответы других гардемаринов, хитроумный невежда рассчитывал на помощь "говорящей шпаргалки". Однако случай все испортил. То ли гардемарин Слафариев оказался "туговат на ухо", то ли у царя слух оказался хороший, но слуга был изобличен и призван к ответу: кто он такой и на каком основании присутствует на экзамене? Запираться было бесполезно, и суть происходящего стала ясна всем. После этого Петр продолжил экзамен, но не господина, а слуги, и в итоге его юноша калмык получил из царских рук не только свободу, но и офицерский шарф. А Слафариев был определен в матросы. О дальнейшей судьбе Калмыкова (такую фамилию он получил от царя) сказано, что он с честью служил в русском флоте и дослужился до контр-адмирала.

Продолжение следует