Что есть литература

               


               

     Жан Поль Сартр, написавший статью под таким названием, и если он её написал до 1954 года, а проверить этого я не могу, ибо компьютера у меня нет, да и пользоваться им я не могу, энциклопедия (КЛЭ) для меня всё равно, что «tabula rasa», поскольку букв я не различаю. Так вот, Жан-Поль Сартр, повторяю я, сильно бы удивился, если бы узнал, что он вступил в заочную полемику с Василием Кузьмичём Кузнецовым, учителем литературы Квасниковской СШ N…, впрочем, она была там единственной. Но и Василь Кузьмич, как человек очень умный и образованный, тоже бы удивился, что оппонирует другому, тоже умному и образованному человеку. Эхо экзистенциализма ещё долго будет не долетать до Квасниковки, хотя она расположена в полутора часах от культурнейшего центра, то есть г. Саратова. Боюсь ошибиться, что эту невидимую миру полемику начал именно Василь Кузьмич, именно третьего сентября 1954 года и в тот же день завершил её убедительным превосходством над неведомым французским философом. Он мог бы, и с тем же успехом, произвести это первого сентября, но в этот день он был вынужден отвлечься от сугубо теоретических вопросов, ибо ему нужно было проверить практическое владение письменным русским языком когортой узморцев, терновцев, смеловцев, подгорцев, влившихся свежей струёй в уже скучноватое квасниковское болото. Короче говоря, он проводил диктант в восьмых А, Б, В, Г классах. Должно быть он очень любил Гоголя, а кто его не любит, раз выбрал отрывок из «Тараса Бульбы». Я бы назвал отрывок «Богатырским сном»: все казаки, молодые и старые, спят во дворе Тарасовой усадьбы – жарко! Стоит ужасающий для цивилизованного человека храп, а бедная мать любуется уснувшими красавцами-сыновьями и грустит от близкой разлуки с ними.

     Читает Василь Кузьмич: «Всё захвапево и запево», был у него маленький дефект в произношении, и далее про бедную мать – поэтичнейшие строки и всё, всё, всё… Он читает, читает, и я уже предчувствую свои описки, что поделаешь, судьба, рок и прочее, не быть мне отличником, да и не хочу я этого, или хочу?

     Собрали тетрадки, Василь Кузьмич отдал их Вере Седовой и Нине Лозовенко: отнесёте в учительскую. Уж мы потом узнали, что девчонки их и проверили и счёт подвели – 0/0 – пятёрка, 0/2 – четвёрка и до немысленных пределов – 10/15 – единица. Приходится признать, грамотеи мы были ещё те – Расею с двумя «с» писали, а Россию, точно! – с одним! Не все, правда, но так утверждал строгий математик Сорокин.

     Мы ещё не понимали Василь Кузьмича и потому попритихли, когда он с красным и злющим лицом вошёл в класс. Он грохнул стопу новеньких тетрадей на стол и воззвал:
 - Виктор Кравченко!
Никто нас так торжественно не величал, Кравченко да и точка.
- Ты что это, братец, издеваться вздумал!
Витька побледнел, как его новенькая рубаха.
- А чё?
- Ты как написал: «Всё захвапево и запево»?
- Так и написал…
Василь Кузьмич подошёл к открытому окну, размял беломорину, постучал гильзой по подоконнику и закурил. Дымок полился в окно.
- А как надо было?
И тут наши умы стали просветляться, а тишина стала гробовой!
- А чё, деепричастный оборот…

     Мы грохнули, окно захлопнулось, Василь Кузьмич даже окурок не успел выкинуть. Хохотать он не стал, только улыбнулся и вновь открыл окно.
- Теперь к делу. Тема: «Что есть литература?»

     Я, как всегда, уже успел прочесть новый учебник от корки до корки, понял, что теперь, в средней школе, мы переходим на новый уровень понимания литературы, а литература есть то-то и то-то, ого-го! Читать этого не хотелось, «Путешествие на корабле «Бигль», что прочёл я летом на бахче под скирдой и на скирде, было куда интереснее. И я отключил сознание. Но в классе стали вновь похохатывать, и мне пришлось вернуться в реальность. Василь Кузьмич повествовал:
- Вот мой Валька, когда ему было пять, стоит бывало у окна и говорит: «Я стою здесь давно, я смотрю в окно, на дороге лежит… оно!»
- И это тоже литература? – заржал Юрка Балдов, который к литературе имел ещё меньшее отношение, чем собака к печатному станку. Заржали и все парни, девчонки деликатно подпискнули, ярко зардев.
- И всё, что написано, тоже литература. Понял, Балдов!
Нахальный Балдов не удержался:
- А если на заборе?
- Разумеется.
Василь Кузьмич сделал жест рукой, мол, садись. Я продолжил про себя невысказанное, вались, дерево, на дерево! На прошлой неделе я прочёл «Очерки бурсы» Помяловского. Это смешно, но я был неправ. Я оказался таким же пеньком, как и Юрка, не сумев поступить в институт из-за собственной глупости. Я вспомнил об этом три года спустя, когда мы с ним лежали на крыше троллейбуса в цеху.

     А что думал Жан-Поль Сартр по поводу литературы теперь знают все, а кто подзабыл, может справиться в интернете. Теперь это очень просто!