Каббалисты с брайтона глава 2
(Вторая тема. Смена тональностей)
When the dream is gone it's a lonelier place…
Вернувшись, как говорят, «искал себя». Лет 15 или боле. Отец, мать, сестра успели выпорхнуть из совдепии еще до приснопамятной олимпиады 80-го года, когда клика геронтократов смешного и грозного Лёни-Героя, Четвертого Фараона Династии Генсеков, закрыла исход из страны. Евреи шепотом на кухне говорили про это: «нам закрыли форточку». Я остался, запутавшись в бумагах на выезд. Чувствовал себя уже чужим здесь, ждал очередного исхода, «рабов иудейских». В конце концов, поработав грузчиком, в какой-то день испортил сердце, разгрузив 9 машин. Чудом потом нашел отличную работу – сторож в синагоге. Ура! Мне повезло! Это могла бы быть отдельная история - киевская синагога 1985-го, начало горбачевщины, последнего Седьмого Фараона Династии СССР, вторая красная оттепель, переходящая в наводнение.
Однажды, как сторож на боевом посту, сидел и что-то читал. Скрип калитки. Зашла. Сутуловатая, похоже что и пожилая женщина. Серые волосы и шишечка курсистки 19-го века. В синем платочке. Но что-то знакомое в вспышках тени и света на лице.
Ой, это Вера! Прошло 15 лет, как сон, и вот - она несмело идет ко мне! Тихий голос, какой был раньше, на наших посиделках и «буксире» английского.
- Скажите... Кто бы мог мне помочь? Мне очень нужен совет...
Я онемел еще боле: меня не узнала! Ведь спросила «скажите»! Через столько лет! Благо, на мне была уже и бородка, очки, волосы до плеч, хрипотца после простуды. Решил не открываться. Чуть хриплым и низким голосом стал расспрашивать в чем дело. Оказалось, что они с Марком поженились и распределились недалеко от моего города. Шесть лет назад семья Марка собралась бежать перед «закрытием форточки», но русская семья Веры не давала ей справку на «выезд». Они тогда мучительно развелись и Марк уехал, оставив ее одну с ребенком. Переписываются. Вроде и любят друг друга. Ждут для Веры нового выхода, "исхода из Египта", Дома Рабства. ждут «лэт-май-пипл-гоу». Кто это первый сказал? Не помню уже.
We may be oceans away, you feel my love, I hear what you say…
- А я так перенервничала наверно, что стала побаливать частенько, - продолжала Вера. И эта Припять еще.... авария, атомная станция... радиация... А потом пришли анализы – у меня нашли опухоль...
а сегодня... знаете...
мне ярко так снился странный сон...
Три старика еврея, да.., в больших белых таких...
с кисточками, - это же тут так носят?
Они укрылись... одели на голову белое...
улыбались... и протянули мне руки...
так странно... руки... по-родственному совсем...
как будто я ребенок... а они...
как мои дедушки что ли... родные такие... добрые...
И я не знаю, что делать? Что это значит? Это связано со мной? С Марком? С болезнью? Что же? Что! Я жить хочу...
Вера не выдержала, не докончила речь. Замолкла. Закрыла лицо руками. Отвернулась. Согнулась немного. Тихонько завыла на какой-то высокой нотке. Показалось, что это звук не мог быть человечьий, а маленького зверька. Тихо-тихо и странно-странно. Никогда такого не слыхал! Этот жуткий своей тихостью вой. Подумалось: а не так ли умеет плакать душа, изгнанная из своего Рая.
А я стоял, как тогда, в первый раз, пред ленинской комнатой, перед ее Шопеном. Все, что мне пришло на ум, так это молитва о здоровье. «Моше-берех». Так здесь ее называли старики. И тут хватило наглости или ума схитрить немного. Дал ей бумагу и попросил написать полностью имя и отчество. Потом мы зашли в синагогу и попросили молитву «моше-берех». Сидел на подобных записях самый старый старик из синагогальной десятки. Кажется, звали его Моше, не помню точно. Он записал, спросил имя ее матери, и стал как-то требовательно и смущенно смотреть на Веру.
- Надо что-то заплатить - прошептал я.
- Сколько?
- Не знаю, сколько сможете.
Вера, не глядя, взяла из сумки синий четвертак, 25 рублей – большие деньги по тем временам. Я столько зарабатывал за 2 недели. Моше быстро их спрятал в карман. Меня это передернуло, покоробило. Неужели забрал себе? Хотя, что я ожидал? Что этот четвертак взлетит к Престолу Всевышнего? Какие-то дурные, черные мысли полетели от меня на деда.
(Стыд! Стыд! Вот уж из меня судья и праведник нашелся!) Позже узнал, что старики "десятки" собирали складчину себе на похороны.
Конечно, хотелось видеть Веру еще раз. Хотел услышать и видеть магию её. Помню, что тот Шопен, который умер полтора века назад на мгновения проявлялся на ее лице, там, в общаге, 15 лет назад. И сейчас, как тень на грустном, постаревшем, больном лице. Шопен... может был ангел? Больной, падший, чем-то и кем-то наказанный ангел, слабый и нездешний. Иной, инОк, орфей струн рояля. Ангел и посланец, сосланный в 19й век. С ностальгией по забытому Небу. А ему это казалось – по Польше, Варшаве. И все, кто видел это – попали в плен Силы его магии. Да! Конечно! Это был небесный приворот небесной музыкой! А иначе как могла Жорж Санд, лэди Стирлинг и прочие графини и принцессы попасть в эту ловушку, светлую Силу внушения? Если Марк мог делать приворот без слов, то тем паче мог бы и Шопен своими звуками, колдовством рук.
Тогда же экспромтом я вылепил скороговоркой свой маленький заговор: «Тут будут молиться о здоровье всех, кто просил об этом. В субботу утром».
Вообще, я и не знал будет ли ритуал «моше-берех» именно в субботу. Я даже не видел и не слышал этой молитвы, а может и слышал, но не понимал, что ее уже начали. На иврите мог разобрать только несколько слов, пользуясь недавно полулегально купленной за большие деньги до-советским изданием Пятикнижия на русском и иврите. Знал, и то, что за изучение иврита — сажают, калечат, карают психушкой. Иногда приходили молодые и спрашивали меня, как можно поучиться ивриту. От моих «многих знаний» тут же звенел «звоночек печали» - я боялся провокации ГБ.
Когда старикам не хватало 10-го, они меня звали – я садился в уголке, и не понимая ни слова что они молят, кроме «барух ата адонай» (благословен Ты Господь). Лишь читал Псалмы на русском языке - единственное, которое хоть как-то резонировало для меня... Но странно — мне вполне хватало и этого слова - «барух»! Три волшебные буквы иврита Б-Р-Х иногда витали вокруг меня. Из них придумал друзей. Три слова в оправу фантазии. Стоило просто шагать своей дорогой, ложась и вставая, и буквы-друзья иногда начинали шагать со мной рядом и с радостью напевалась мантра. «Барух ата адонай». 3 шага на 3 слова. И если эти буквы были днем особо близки — то в ту ночь мне давалась радость летать во сне.
- Приходите к 10ти утра, – продолжал я, - это... подействует сильнее. Это будет не мой день дежурства, но я приду. Проведу вас. Я тоже помолюсь. Вместе.
Глава 3 http://www.proza.ru/2020/04/03/69
Свидетельство о публикации №220040300065