А был ли мальчик?

      Психотерапевт Алексей Ильич Мулярчик свою профессию любил и к работе подходил творчески. В частности, Мулярчик подопечных своих не чурался и очень любил проводить с ними время, а затем тщательно заносил в дневник свои наблюдения с личными комментариями. Кроме больничного, у него были также собственное досье на каждого пациента с подробным описанием течения болезни. Особенно психиатр любил палату, в которой сидела интеллигенция.
       В этой палате, например, сидел физик-ядерщик, называвший себя Альбертом Ньютоном, между прочим, доктор наук, который охотно делился своими теориями. Так, он утверждал, что атом представляет собой семью, а роль родителей играет ядро, которое состоит из протонов и нейтронов.
 - Вот смотрите, - говорил он внушительным баритоном, - совокупность протонов представляет собой мужчину, а нейтронов - женщину, таким образом ядро представляет собой семью. Конечно, протон - это мужское начало, потому что имеет положительный заряд и определяет общий заряд ядра, а нейтрон - женское начало, потому что у нее заряда нет. Впрочем, сейчас все чаще встречается обратная ситуация, то есть жены - протоны, а мужья - нейтроны - частицы без заряда. Ну, а электроны, друзья мои - это конечно дети.
В палате было много интеллигентов, которые пытались подловить его на противоречиях.
 - Алик, - говорил Помпей, - но ведь все электроны одинаковы, в отличие от наших детей. И как же ты обьяснишь это явление?
 - Гней, - усмехался Ньютон, - ты электроны мерил? Ты протоны и нейтроны мерил? Все это, друг мой, происходит от недостатка измерительных приборов. Вот смотри. Положим, тебе надо измерить вес танка с водителем и после измерения ты получаешь величину пятьдесят три тонны двести килограмм, а после водитель меняет носки. Почувствует ли твоя аппаратура разницу?
Если Помпей говорил, что да, то Ньютон оскорблялся, называл его дураком и Гноем, а после ложился на кровать. Если же ответ был отрицательным, то физик воодушевлялся и продолжал развивать свою теорию.
 - Электроны, друзья мои, растут и на определенном этапе превращаются в протоны и нейтроны, а затем, соединившись с друг дружкой, превращаются в ядра и образуют новые семьи. А старые ядра умирают. По секрету скажу вам, что я сам однажды был свидетелем смерти ядра.
Помпей продолжал гнуть свое.
 - Для того, чтобы расти, электроны должны питаться. И что, по-твоему, они едят? Уж не суп ли харчо с клецками?
 - Суп харчо едят невежи, вот кто, - возражал ученый, - а электроны питаются ваккумом. И чем больше вакуума, тем быстрее они растут. И, между прочим, сам вакуум тоже бывает разный. Если это экологически чистый вакуум, то и электроны растут здоровыми, ну а если это какой-нибудь грязный вакуум, с примесями, то и электроны растут нездоровыми и превращаются в больные протоны и нейтроны.
Тут уже не выдерживал Ленин.
 - Врешь, ты еще скажи, что когда ядра умирают, то электроны их хоронят.
 - А как же, - невозмутимо ответствовал физик, - вокруг такого дохлого ядра собираются другие ядра и взрослые электроны, генерируют особое поле и отправляют мертвое ядро в седьмое измерение.
Одним из косвенных доводов, заставивших обитателей палаты поверить в его бредни, было следующее.
 - Есть ядра, в которых один протон имеет несколько жен, то есть нейтронов. Замечаете аналогию? Или, когда несколько атомов соединяются, образуя молекулы, то это означает, что они создали свой собственный клан. Связи в кланах также бывает слабые и сильные, совсем, как у людей.
 - Так же, как и люди, атомы и молекулы имеют свойства. Например, в атмосфере больше всего азота, неохотно вступающего в какие-либо соединения. В точности, как у людей, основная масса которых инертна и равнодушна к судьбам своих собратьев. Есть активные элементы, - кислород, натрий, есть ядовитые - фтор, хлор. Есть врачи - бром, йод, военные - уран, плутоний. Есть строители - кремний, кислород и углерод. Встречаются даже ювелиры - золото, серебро и платина. Элементы, как и люди, бывают стойкие и нестойкие, легкомысленные и тугодумы, то есть легкоплавкие и тугоплавкие. Есть даже сумасшедшие - инертные газы - которые совсем не понимают остальных.
Далее физик задавал вопрос.
 - Знаете ли вы процентное содержание инертных газов в природе?
После чего сам же отвечал:
 - Да, да, процентное содержание инертных газов среди элементов с точностью до третьего знака совпадает с процентным содержанием психических больных среди людей. Ну, как, убедил? И учтите, что при некоторых условиях инертные газы превращаются в нормальные элементы и наоборот.
Вещал физик и дальше.
 - Есть красивые элементы с прекрасной кристаллической решеткой, а есть безобразные - газы. И потом, элементы, как и люди, социально неразвиты. Вот, золото или серебро - они неактивны и мнят себя элитой среди прочих, не понимая, что рано или поздно это приведет, как вы полагаете, к чему?
И после многозначительной паузы добавлял:
 - Да, к большому взрыву, друзья мои. Увы, мы все обречены.
Друзья-соперники Достоевский и Толстой начинали рыдать, а Альберт спешил их успокоить.
 - Не переживайте, друзья мои, большой взрыв нас не коснется, потому что к тому времени мы все будем в седьмом измерении.
 - Красота спасет элементы! - пафосно восклицал Достоевский.
 - Ты прав, Федя, - радовался физик, - чем гармоничнее мир, тем он устойчивей. Я разработал теорию гармонии. Лучше всего в гармонии находятся японцы, потому что у них больше всего в теле здоровых электронов и пожалуйста, результаты налицо - ведь живут они лучше всех. А хуже всех живут сомалийцы - у них практически все электроны больные, вот и пухнут с голоду.
       Иногда у Ньютона бывали моменты высшего просветления.
 - Поймите, говорил он, - с повышением скорости деформация полей интерференции, потенциал разрыва фаз, проходя через "ноль-ноль"-границу кинетической и потенциальной энергий, формирует вихри, которые продуцируют тепловое излучение. Отсюда очевидно, что вполне возможно обратить гравитационное излучение в электромагнитные плоскостные градиенты, то есть в любую материю, напримет, крепдешин, на худой конец, в креп-жоржет.
       Когда у Ньютона наступало обострение, на свет Божий появлялась в высшей степени оригинальная и замысловатая теория. Он собирал в кружок больных и начинал проповедывать.
 - Друзья мои, как это ни прискорбно мне это говорить, но вас всех на самом деле нет. Все вы являетесь проекцией другого объекта, который в свою очередь также является проекцией иной субстанции и так далее. Вот смотрите.
С этими словами он подходил к Ленину и щелкал того по лбу. Ленин, конечно, возмущался.
 - Вот сейчас позову ходоков, а еще железного человека, и ты у меня запоешь другую песню.
 - Посмотрите на него, - театрально произносил физик. Ему мерещится, что он - Ленин. Но весь фокус в том, что ни его нет, ни Ленина - никого. Все они - бледные копии, проекции иных объектов. И ему, Ленину, только кажется, что я щелкнул его по лбу.
 - А что, шишка тоже мне только кажется? - спрашивал Ленин, ощупывая свой лоб питекантропа.
 - А как же. Раз тебя нет, значит и шишки нет. Правда ребята?
Больные галдели, осмысливая сказанное. Некоторым - Достоевскому и Толстому - теория нравилась, другие - Красс и Помпей, были против.
 - Ладно, положим это так и Ленина нет. И что, нас с Крассом тоже нет?
 - Разумеется нет. Ни тебя, ни Красса.
 - Интересно, а ты сам есть?
 - Конечно есть. Должен же кто-то доносить до вас истину? Не Ленин же с его лжетеориями и не ты, Помпей. Вас всех нет. Вы все - проекции субстанции. Все, кроме меня.
Тут даже Достоевский с Толстым не выдерживали и физику приходилось худо, если только вовремя не поспевали санитары. Если же вместе с ними приходил и Мулярчик, то бывший доктор наук воодушевлялся и вещал по второму кругу. При этом, однако, Ньютон проявлял недюжинные дипломатические способности, указывая, что помимо него самого, реально существует также Мулярчик.
 - В нашей реальности я и наш доктор Мулярчик являемся целостными носителями тензорной субстанции, а все остальные являются голограммами темной материи. Хотя надо сказать, что доктор - на самом деле совершенно другой человек в облике врача.
          Своими теориями Альберт Ньютон убедил не только своих собратьев, но и самого психотерапевта, который, к слову, любил передовые теории и всякий раз почитывал разные популярные материалы на тему о возникновении вселенной. На планерке у главного врача Дубихина он как-то раз даже принялся читать присутствующим на эту тему лекцию, однако главврач грубо его оборвал и недвусмысленно намекнул, что сам Мулярчик находится в зоне риска и что ему стоило бы серьезно на эту тему подумать. Тут Алексей Ильич понял, что вокруг него плетут заговор с целью упечь в одну палату с интеллигентами и стал крайне осторожен, в частности, начал свои записи шифровать и держать под замком в несгораемом сейфе. Изыски, однако, ученый муж продолжил и стал более внимательно приглядываться к парочке предводителей - Помпею и Крассу. Дело было в том, что оба соревновались меж собой на предмет того, кто же из них является более выдающимся военачальником. Оба великолепно знали все битвы и достижения того времени и часто меж собой спорили, кто же из них сыграл главную роль в единственной битве, в которой одновременно участвовали, разбив при Сполецци Каррину. В одном оба были едины - в том, что Цезарь, как военачальник, лучше них, хотя и гораздо беспринципнее. При спорах преимущество имел Красс, козырявший тем, что Помпей был женат на дочери Цезаря.
 - Ты, Гней, продажная шкура, как и твой тесть.
 - Уж кто-кто, а ты бы помалкивал, -возражал Помпей, - вспомни, как ты хапал взятки в Парфии.
Глядя, как Помпей и Красс спорят, психотерапевт невольно представлял себе, как он сам присоединяется к их разговору в качестве Цезаря и как они признают его превосходство. Постепенно, эта идея его все больше и больше захватывала и однажды, заполняя анкету на участие в очередной конференции, в графе имя, фамилия он написал Гай Юлий Цезарь, а должность - царь. На беду, кадровичка Мулярчика не любила и поспешила довести эту анкету до начальства. Так прозвенел второй звонок и психотерапевт был предупрежден о неполном служебном соответствии. Дальше дела пошли хуже некуда и мама не горюй. В больницу поступил новый больной, плавно вписавшийся в коллектив интеллигентов. Настоящая фамилия больного была Петушков, но он называл себя Марком Брутом, поборником справедливости и убийцей Цезаря. Мулярчик, ознакомившись с Петушковым, невольно ежился под его взглядом, смущался и не знал, как правильно построить беседу, особенно когда Брут, не глядя на него, вполголоса сказал.
 - Скоро Цезарю конец. Грядет новый триумвират. История свернет со своего пути, а Цезарю в ней нет места.
Ночью Алексей Ильич ворочался и плохо спал, а рано утром ему позвонили из больницы и сообщили, что Петушков с Помпеем сбежали. Тут Мулярчик понял, что они сбежали по его душу и впал в панику. Потом собрался с силами, позвонил Дубихину и поделился своими сомнениями. Главврач успокоил его, сказав, что скоро приедет и чтобы Мулярчик, значит, никуда не выходил.
       Действительно, через пару часов Дубихин приехал, но не один, а со своим личным санитаром, верным Ваней - детиной громадного роста и весом килограммов сто сорок, без грамма лишнего жира, по кличке Терминатор. От одного вида Вани самые буйные больные моментально сникали и молча делали все, что он говорил. Был даже случай, когда взбушевался Иван Грозный из соседней палаты и санитары никак не могли с ним сладить. Позвали Ваню. Терминатор пришел, поиграл мускулами, да как рявкнет на Грозного.
 - Молчи, царская морда, не то покалечу.
После этих слов Грозный надолго замолк, а когда заговорил, выяснилось, что он начал заикаться и из Ивана Грозного превратился в Иоанна Блаженного.
       Ваня заложил руки за спину и встал у входа, отрезав пути к отступлению, а Дубихин по-хозяйски уселся за стол и долго, прищурившись, разглядывал психотерапевта. Затем вздохнул и начал.
 - Естественно, вы больше боитесь Брута, нежели Помпея, не так ли?
Мулярчик подавленно кивнул.
 - Я сейчас покажу вам бюст Цезаря, вернее, распечатанный снимок. Смотрите.
Дубихин вытащил из папки фотокопию и продемонстрировал ее Мулярчику.
 - А теперь подойдите с этой фотокопией к зеркалу и сравните свое изображение с этим. Ну что, похожи?
Психотерапевт мотнул головой.
 - Ну и чудненько, - продолжал главврач, - значит, батенька вы - не Цезарь. Вам понятно? Повторяю, вы - не Цезарь. Вы - Мулярчик. Му - ляр -... Тут Дубихин сделал паузу и выжидательно посмотрел на Алексея Ильича.
 - Чик, - докончил фразу психотерапевт и судорожно вздохнул.
 - Следовательно, тебе незачем бояться, дорогой Леша, - по-дружески продолжал главврач. Мы решили дать тебе возможность отдохнуть. Вот тебе отпускные, пей, гуляй, приводи себя в порядок, а через две недели милости просим на работу. Понял?
После ухода главврача психотерапевт долго сидел в кресле, обдумывая создавшееся положение. Изнутри его грызла некая мысль, никак не находившая пути наружу. Наконец, мысль прогрызла выход и Мулярчик прозрел.
 - Да, я не Цезарь, вернее, не тот Цезарь, что жил тогда, то есть внешне. Но внутренне... Внутренне душа его вошла в мое тело, только и всего. И откуда же Дубихину это знать? Никто этого не знает.
И сейчас же молнией мелькнула мысль.
 - Знает. Брут знает. То есть, душа Брута, зашедшая в тело Петушкова, знает, что я и есть Цезарь. О, Господи! Он меня убьет. Хотя, нет. Какой смысл ему меня убивать, если душа улетит и войдет в тело какого-нибудь Сидорова?
Его размышления прервал телефонный звонок. Дежурный врач информировал его о том, что Помпей с Брутом элементарно надрались и сейчас находятся в вытрезвителе, и что бригада санитаров во главе с Ваней уже выехала туда.
Мулярчик подошел к бару, достал бутылку коньякa, налил полный бокал и залпом выпил. На душе стало легко.
 - Нет, Брут ничего не знает, - с облегчением вздохнул психотерапевт.


Рецензии