Отрывок из романа Детектор ошибок, продолжение 6

    Старший научный сотрудник Сева Третьяков тоже огорчился назначением Геннадия Зеленцова на должность завлаба. Как и все, он полагал, что выбирать будут между ним и Прониным и конечно, надеялся, что изберут именно его. Не потому что он был махровым карьеристом, а исключительно в интересах дела. В том чтобы лаборатория работала даже лучше чем при Садовском, у него была личная заинтересованность. Кирилл, конечно, умней в своей узкоспециализированной области, но  руководитель из него никакой. А вот он, Всеволод Третьяков смог бы возглавить работу по восстановлению микросферы и сделал бы все от него зависящее, чтобы изобретение профессора как можно скорее внедрили в практическую медицину. Он даже с Садовским поссорился из-за этого накануне его дня рождения.

—Поздравляю, Борис Маркович, — обрадованный Сева долго тряс сухую профессорскую руку, когда они вышли из лаборатории после удачного завершения испытаний и отправились в профессорский кабинет отдохнуть и выпить по чашке кофе. Секретарь Вера Карловна уже ждала их и накрывала на стол. Кофейный аромат разносился далеко за пределы приёмной. — Победа! Это ваша победа, профессор,— взволнованно признал Третьяков, смахнув набежавшую слезу.
— Ну что вы, Сева. Это наша общая победа. И вы заслужили её не меньше меня, — поправил Садовский, дружески похлопав растроганного коллегу по плечу.
Профессор не лукавил. Он действительно считал создание микросферы коллективной работой и не собирался единолично присваивать авторство. В  своём докладе он укажет трёх полноценных создателей микросферы: генетика Кирилла Пронина, биохимика Николая Игнашевича и нейрофизиолога Всеволода Третьякова.
- Спасибо, Борис Маркович. Я знал, что вы благородный человек…- Сева замялся, подыскивая подходящие слова.-  Извините, что в такой момент обращаюсь к вам с личной просьбой. Но это не терпит отлагательств.
-Всё что могу, что в моих силах, – пообещал профессор, не подозревая, что через минуту пожалеет о своём опрометчивом обещании.
-Дело касается моей дочери. Вы помните Леночку?
Профессор знал о тяжелом заболевании единственной дочери семейной четы Третьяковых. Он сам устраивал для неё консультации различных специалистов и направлял в лучшие клиники но, увы. Девочка с рождения страдала тяжелой формой церебрального паралича, и все усилия по излечению недуга были напрасны. Леночка Третьякова не ходила, с трудом удерживала ложку и произносила отдельные слова, понятные лишь её родителям. Её худенькое тщедушное тело периодически сотрясалось в конвульсиях,  поражение глоточных мышц мешало нормальному поступлению пищи, из-за чего двенадцатилетняя девочка весила не больше шестилетнего ребёнка. Профессор прекрасно понимал, что ситуация с Леночкой была практически бесперспективной, но отказать в очередной просьбе безутешным родителям, бьющимся за жизнь единственного чада, не мог.
- Введите моей дочери микросферу,- неожиданно попросил Сева, уставившись на профессора умоляющим взглядом.
Профессор опешил.
-Бог с вами, Сева. Я не ослышался? Вы понимаете, о чём просите?
- Я прошу вас ввести моей дочери микросферу,- уверенно повторил Всеволод.
-Но это абсурд. Как, вы, учёный с двумя научными степенями, доктор наук, опытный клиницист можете просить меня об этом? По вашему я должен ввести больному ребёнку препарат, не прошедший достаточной проверки даже на мышах? Фактически вы толкаете меня на преступление. Вы прекрасно знаете порядок внедрения новых медицинских препаратов. По завершении исследований на мышах, последует стадия экспериментов на собаках, и только после подтверждения безопасности микросферы на животных, мы сможем приступить к испытаниям на людях, причём взрослых добровольцах. О детях речь пока не идёт.
-Всё так. Я знаком с инструкциями. Но поймите меня правильно. На это уйдут годы, а у моего ребёнка нет времени и сил для столь длительного ожидания. Она может погибнуть, и тогда нам со Светой не жить. Она – всё, что у нас есть, наш смысл жизни, наша радость и боль, наша единственная надежда, - Сева опять расстроился и прослезился.
- Успокойтесь, Всеволод Николаевич, – посоветовал профессор. Он не выносил слез, а мужских тем более. - Я искренне сочувствую вашей беде, но то, что вы предлагаете - не выход. Ваш ребёнок жив и при правильном уходе протянет ещё ни один год. Но если мы введём ей непроверенный препарат, и она погибнет то, что тогда? Вы умрёте от горя, а я сяду в тюрьму, загубив хорошую идею и многолетний научный труд. Ведь, в сущности, мы с вами пока ещё сами ничего не знаем о нашей микросфере. Мы не знаем ни её отдалённых последствий, ни противопоказаний, ни побочных эффектов.
- Я подпишу любые бумаги, подтверждающие своё согласие на эксперимент, - тут же нашёлся Третьяков.- В случае неблагоприятного исхода к вам не будет никаких претензий, - заверил он, ещё надеясь убедить профессора.
Но Садовский был непреклонен.
- То есть, вы готовы рисковать жизнью собственного больного ребёнка? Что ж, это ваше право, но увольте. Я в этом не участвую.
- Вы мне отказываете?- дрожащими губами, не веря собственным ушам, робко уточнил Сева.
- Естественно. А что вы намеревались услышать? Что я на старости лет опущусь до экспериментов на детях. Нет, и ещё раз, нет. И вам, как доктору, это должно быть понятно лучше, чем кому бы то ни было. Просто сейчас вы немного не в себе. На вас давят отцовские чувства, настойчивые требования жены и жалость к дочери. Поддавшись эмоциям, вы забыли о своём профессиональном долге и первой заповеди врача: не навреди. Я ни в коей мере не осуждаю вас и чисто по-человечески стараюсь понять. Но и вы меня поймите.
- Значит, нет, – не скрывая отчаяния, произнёс Третьяков, обречённо опустив голову.
-Ну, что вы, голубчик. Никогда не стоит отчаиваться. Вы же мужчина. В данной ситуации могу дать лишь один совет: терпение и ещё раз терпение. Надо верить, что микросфера пройдёт все необходимые испытания, и ваша дочь станет первой пациенткой… 
Не дослушав, Сева встал и ушёл. У профессора на душе остался неприятный осадок. Кажется, Третьяков на него смертельно обиделся, но Садовский был уверен, что поступил правильно.