Бальмонт

 Из больших поэтов Серебряного века Константин Дмитриевич Бальмонт – самый неровный, самый плодовитый, самый начитанный и самый многотемный. Он родился в июне 1867 года в деревне Гумнищи Шуйского уезда Владимирской губернии. Отец будущего поэта, Дмитрий Константинович, служил в Шуйском уездном суде и земстве, пройдя путь от мелкого служащего в чине коллежского регистратора до мирового судьи, а затем до председателя уездной земской управы. Мать, Вера Николаевна, урожденная Лебедева, была образованной женщиной, и сильно повлияла на будущее мировоззрение сына, введя его в мир музыки, словесности, истории. Но более всего складыванию поэтического дара Бальмонта способствовал сам быт традиционной русской дворянской усадьбы. Десять детских лет, проведенных им в деревне, в саду, среди полей и лесов, наложили неизгладимый отпечаток на все его дальнейшее мышление и чувствование. «Моими лучшими учителями в поэзии, - писал он позже, - были – усадьба, сад, ручьи, болотные озерки, шелест листвы, бабочки, птицы и зори». Усадебно-полевая вольница с ранних лет воспитала в Бальмонте неприятие духа казенщины. Поэтому так трудно давалось ему учение в гимназии и университете. Позже он писал: «Гимназию проклинаю всеми силами. Она надолго изуродовала мою нервную систему». Действительно, эпоха его ученичества оказалась весьма бурной, а путь его учения – тернистым. В 1876-1883 годах Бальмонт учился в Шуйской гимназии, откуда его исключили за участие в антиправительственном кружке. Свое образование он продолжил во Владимирской гимназии, затем в Москве в университете, и Демидовском лицее в Ярославле. В 1887 году за участие в студенческих волнениях его исключили из университета и сослали в Шую. Высшего образования Бальмонт так и не получил, но благодаря своему трудолюбию и любознательности он стал одним из самых эрудированных и культурных людей своего времени. Он ежегодно прочитывал огромное количество книг и был настоящим полиглотом, изучив за свою жизнь, по разным сведениям, от 14 до 16 языков.  Жажда познания мира во всем его многообразии заставила поэта с одинаковым рвением зачитываться трудами по естественным наукам, этнографии индейцев майя, религиям Востока, русскому фольклору, германской мифологии и истории мирового искусства. Он с полным правом говорил о себе: «Я победил преграду многих чужестранных языков и научился полнотою души  жить в разных эпохах и с самыми различными народами».
 
Стихи Бальмонт начал писать еще в детстве. Первая его книга «Сборник стихотворений», навеянная  некрасовской «музой гнева и печали», была издана в Ярославле на средства автора еще в 1890 году. Но сразу после выхода книжки молодой поэт сжег почти весь небольшой тираж.

Вопреки воле родителей 22-летней Бальмонт женился на дочери шуйского фабриканта Ларисе Гарелиной. Брак оказался неудачным. (По словам Бальмонта, жена показала ему любовь «в демоническом лике, даже дьявольском»). Доведенный до отчаяния семейными неурядицами, он решил покончить жизнь самоубийством и в марте 1890 г. выбросился с третьего этажа на мощеный булыжниками двор. Бальмонт остался жив, но изувечился «весьма основательно» и весь следующий год  провел в постели. Этому событию сам поэт придавал огромное значение: дыхание смерти пробудило в нем «творческую мечту».

В следующие годы, одиноко бедствуя в Москве, Бальмонт работал в основном как переводчик. К 1893 г. он перевел и издал почти весь корпус сочинений Шелли; в 1895 г. выпустил два тома переводов из Эдгара По. Не оставлял он переводов и в дальнейшем. (Помимо полудюжины новых европейских языков Бальмонт переводил с грузинского, латыни и санскрита, но более всего он прославился своими переводами с английского и испанского).

Известность пришла к Бальмонту во второй половине 1890-х гг., когда один за другим вышли три его поэтических сборника «Под северным небом» (1894), «В безбрежности» (1895) и «Тишина» (1898). Уже здесь он выступил ярким реформатором русской поэтической ритмики и метрики, мастером редких сверхдлинных размеров с развернутой внутренней рифмой. Своей утонченной певучестью ранние стихи Бальмонта превзошли даже Фета – превзошли все, что было ранее в русской поэзии. Восхищенный Брюсов писал, что он открыл «небывалые перепевы гласных, переливающихся одна в другую, как капли влаги, как хрустальные звоны». В трех этих сборниках ярко определилась своеобразная символистская поэтика Бальмонта:  размытость слова и образа, господство колорита «призрачного света», зыбкого сумрака, «лунного сияния», атмосфера загадочных снов, тональность ноктюрна. Его мир, как на полотнах художников-импрессионистов, размыт, распредмечен. Здесь господствуют не люди, не вещи и даже не чувства, а бесплотные качества: мимолетность, безбрежность, всегласность и т.д. В этом отношении Бальмонт был самым субъективным поэтом раннего символизма. Он сам писал о себе: «Я не знаю мудрости, годной для других, только мимолетности я влагаю в стих».

Однако этим далеко не исчерпывалась палитра Бальмонта, неуловимо менявшегося от одного цикла стихов к другому. В 1900 г. он выпустил сборник «Горящие здания (Лирика современной души)», проникнутый ницшианскими идеями. Это была в полном смысле слова поворотная книга. Здесь запечатлелся характерный для слома столетий сдвиг от минора к мажору, депрессивные чувствования его прежнего лирического героя сменились дерзновенным порывом и восторгом воли. Лейтмотивом сборника стали строки из стихотворения «Кинжальные слова»: «Я устал от нежных снов, от восторгов этих цельных гармонических пиров и напевов колыбельных. Я хочу порвать лазурь успокоенных мечтаний. Я хочу горящих зданий, я хочу кричащих бурь!»

Жизнь поэта проходила в основном заграницей. В 1896 г., так и не сумев развестись с первой женой, Бальмонт обвенчался с Екатериной Андреевой. Сразу после этого молодые «улизнули» из России. Их путешествие, с небольшими перерывами, затянулось до 1901 г. Едва возвратившись на родину, Бальмонт выступил на литературном вечере в городской думе со стихотворением «Маленький султан», которое начиналось следующими словами: «То было в Турции, где совесть – вещь пустая, там царствует кулак, нагайка, ятаган, два-три нуля, четыре негодяя и глупый маленький Султан...» Понятно, что ссылки на «Турцию» не спасли поэта от преследований. Власти выслали Бальмонта из Петербурга, запретив ему проживание и в других университетских городах. В 1902 году он вновь уехал заграницу. 

Между тем, в 1903 году вышли  лучшие сборники поэта: «Будем как солнце» и «Только любовь». Они сразу поставили Бальмонта в один ряд с лучшими русскими лириками – Пушкиным, Тютчевым и Фетом. Книгой «Будем как солнце» Бальмонт попытался очертить весь доступный его взгляду мир, создать своеобразную лирическую космогонию, в которой каждый предмет и каждое явление природы были бы философски осмыслены и заняли свое место. Столь же исчерпывающе Бальмонт хотел высказаться в новой книге о любви, показав ее  во всех ее изменчивых образах. Тут и ранняя отроческая влюбленность, грехопадение, разнообразие  зрелых страстей, любовь чувственная и бесплотная, разделенная и отвергнутая, мучительная и радостная, бесовская и ангельская.

Годы вынужденной эмиграции Бальмонт заполнил бесконечными путешествиями. В 1905 г., исколесив всю Европу, он вместе со своей третьей гражданской женой Еленой Цветковской  отправился в Мексику и Соединенные Штаты. Поездка в Мексику была особенно плодотворна. Помимо сборника «Зовы древности», Бальмонт в книге «Змеиные цветы» (1910) оставил подробное описание  почти всех знаменитых памятников древнемексиканской культуры. Записки его не потеряли ценности по сей день. Летом 1905 года Бальмонт вернулся в Москву, где вышли два его сборника «Литургия красоты» и «Фейные сказки». Второй из них поэт посвятил маленькой дочери Нинике, создав в цикле детских песенок  сказочный мир феи, в котором живут ее спутники, друзья и враги: стрекозы, жуки, светляки, трионы, муравьи, улитки, ромашки, кашки, лилеи. В этой книге, по словам Блока, «он совсем переселяется в детскую душу… это прозрачный мир, где все сказочно – радостно и мудро детской радостью и мудростью».

На события первой русской революции Бальмонт откликнулся сборниками «Стихотворения» (1906) и «Песни мстителя» (1907). (Событиям  9 января посвящено его гневное стихотворение «Царь – ложь»:  «Народ подумал: вот заря, пришел тоске конец. Народ пошел просить царя. Ему в ответ свинец. А, низкий деспот! Ты навек в крови, в крови теперь. Ты был ничтожный человек, теперь ты грязный зверь»). Опасаясь преследования, поэт вновь покинул Россию и уехал во Францию, где жил до 1913 года. Тем временем на родине выходили его новые сборники: «Жар-птица. Свирель славянина» (1907), «Птицы в воздухе» (1908), «Хоровод времен» (1908), «Зовы древности» (здесь Бальмонт дал  художественные переложения ритуально-магической и жреческой поэзии Америки, Африки, Океании), «Зеленый вертоград» (1909). В 1912 г. Бальмонт совершил кругосветное путешествие, во время которого побывал в Южной Африке, Австралии, Полинезии, Новой Гвинеи, Индонезии и в Индии. В мае 1913 года, после объявления амнистии в связи с трехсотлетием дома Романовых, Бальмонт возвратился в Россию и на некоторое время оказался в центре внимания литературной общественности. На Брестском вокзале его встречала целая толпа почитателей. Хотя критики в один голос утверждали, что Бальмонт «исписался», книги его по-прежнему хорошо расходились. В 1914 г. завершилось издание 10 томного собрания его сочинений.

В 1916 г. Бальмонт предпринял большое путешествие по России, проехав от Полтавы до Владивостока, и за одно посетил Японию (итогом этого мимолетного знакомства стал перевод на русский полусотни хокку и танка двух десятков известных японских поэтов, включая Басё). Перед Октябрьской революцией Бальмонт успел выпустить еще два по-настоящему интересных сборника «Ясень» (1916) и «Сонеты солнца, меда и луны» (1917). Второй из них содержал 255 (!) образцов этой сложной поэтической формы.

Поэт приветствовал свержение самодержавия, однако события, последовавшие вслед за революцией, его потрясли. 1917-1920-е гг. стали для него временем тяжелых лишений. Наконец, благодаря поддержке своего друга поэта Балтрушайтиса, бывшего литовским посланником, Бальмонт получил в июне 1920 года разрешение на временный выезд заграницу. В Советскую Россию он уже не вернулся. В эмиграции Бальмонт опубликовал несколько поэтических сборников: «Дар земле» (1921), «Марево» (1922), «Мое — ей» (1923), «Раздвинутые дали» (1929), «Северное сияние» (1931; этот сборник во многом был навеян поездками в Литву), «Голубая подкова» (1935), «Светослужение» (1936-1937). Кроме того, он издал сборник своих автобиографических рассказов «Воздушный путь» и роман «Под новым серпом». Не смотря на напряженную творческую деятельность, жизнь Бальмонта в эмиграции была несчастной. В 30-е гг. он  пережил глубокую трагедию заката, сопровождаемую страшной нищетой. Особенно тяжелы были последние пять лет, когда публикации совершенно прекратились, а поэт впал в слабоумие. Умер Бальмонт 23 декабря 1942 года от воспаления легких в богадельне близ оккупированного немцами Парижа.

ЗАВЕТ БЫТИЯ

Я спросил у свободного ветра,
Что мне сделать, чтоб быть молодым.
Мне ответил играющий ветер:
"Будь воздушным, как ветер, как дым!"

Я спросил у могучего моря,
В чем великий завет бытия.
Мне ответило звучное море:
"Будь всегда полнозвучным, как я!"

Я спросил у высокого солнца,
Как мне вспыхнуть светлее зари.
Ничего не ответило солнце,
Но душа услыхала: "Гори!"


РОДНАЯ КАРТИНА

Стаи птиц. Дороги лента.
Повалившийся плетень.
С отуманенного неба
Грустно смотрит тусклый день.

Ряд берез, и вид унылый
Придорожного столба.
Как под гнетом тяжкой скорби
Покачнулася изба.

Полусвет и полусумрак, —
И невольно рвешься вдаль,
И невольно давит душу
Бесконечная печаль.

ЧЕЛН ТОМЛЕНЬЯ

Вечер. Взморье. Вздохи ветра.
Величавый возглас волн.
Близко буря. В берег бьется
Чуждый чарам черный челн…

Мчится взморьем, мчится морем,
Отдаваясь воле волн.
Месяц матовый взирает,
Месяц горькой грусти полн.

Умер вечер. Ночь чернеет.
Ропщет море. Мрак растет.
Челн томленья тьмой охвачен.
Буря воет в бездне вод.

ЛИНИИ СВЕТА

Длинные линии света
Ласковой дальней Луны.
Дымкою Море одето.
Дымка — рожденье волны.

Волны, лелея, сплетают
Светлые пряди руна.
Хлопья плывут — и растают,
Новая встанет волна.

Новую линию блеска
Вытянет ласка Луны.
Сказка сверканий и плеска
Зыбью дойдет с глубины.

Влажная пропасть сольется
С бездной эфирных высот.
Таинство Небом дается,
Слитность — зеркальностью вод.

Есть полногласность ответа,
Только желай и зови.
Длинные линии света
Тянутся к нам от Любви.

МЕЖ ПОДВОДНЫХ СТЕБЛЕЙ

Хорошо меж подводных стеблей.
Бледный свет. Тишина. Глубина.
Мы заметим лишь тень кораблей,
И до нас не доходит волна.

Неподвижные стебли глядят,
Неподвижные стебли растут.
Как спокоен зеленый их взгляд,
Как они бестревожно цветут.

Безглагольно глубокое дно,
Без шуршанья морская трава.
Мы любили, когда-то, давно,
Мы забыли земные слова.

Самоцветные камни. Песок.
Молчаливые призраки рыб.
Мир страстей и страданий далек.
Хорошо, что я в Море погиб.

СКОРЕЕ

Скорее, скорее, скорее, —
На лестницах Ангелы ждут.
Они замирают, бледнея,
И смотрят, и шепчут: «Идут!»

«Идем мы, о, Ангелы Рая,
Идем не года, а века.
Терзает нас тайна земная,
Нас мучает страх и тоска».

«Последней надежды лишаясь,
Обрывистым трудным путем,
Срываясь, и снова взбираясь,
Идем мы, идем мы, идем».

«По острым камням и обломкам,
По ужасам липких болот,
Конца не предвидя потемкам,
Идем мы — как время идет.

О, Ангелы, вы помогите
Уставшим идти по земле.
Вы только с высот поглядите,
Как мы потемнели во мгле».

«Мы падаем, снова слабея.
Ужели напрасен весь труд?»
Но сердце торопит. Скорее!
Стремления к Солнцу ведут.

ПРЕДДВЕРЬЯ

Зачем мы торопимся к яркости чувства,
В которой всех красок роскошный закат?
Помедлим немного в преддверьях Искусства,
И мягким рассветом насытим наш взгляд.

Есть много прозрачных воздушных мечтаний
В начальных исканьях наивной души,
Есть много плавучих, как сон, очертаний
В предутренних тучках, в безвестной глуши.

Есть свежесть и тайна в младенческих взорах,
Там новые звезды в рожденьи своем,
Слагаются там откровенья, в которых
Мы, прежние, утренней жизнью живем.

И много стыдливости, розовой, зыбкой,
В девическом лике, не знавшем страстей,
С его полустертой смущенной улыбкой,
Без знания жизни, судьбы и людей.

О, много есть чар в нерасцветших растеньях,
Что нам расцветут, через час, через миг.
Помедлим лелейно в своих наслажденьях, —
В истоках прозрачных так нежен родник.

Модернизм и постмодернизм  http://proza.ru/2010/11/27/375