Учитель

Учитель
 
– А кем ты хочешь стать, когда вырастешь? – спросила Нина Васильевна у маленького Владика.
– Летчиком, как Камозин, – твердо ответил внук, крепко сжимая пахнущую луковым хлебом руку бабушки.
– Ух ты! – засмеялась она, снисходительно потрепав его по лохматой голове. – А почему именно им?
– Потому что он герой! – звонко отчеканил внук.
– Так ты хочешь стать героем?
– Ага! – кивнул головой первоклассник и принялся подпрыгивать то на одной, то на другой ноге, весело напевая «Ге-ро-ем, ге-ро-ем!»
– Героем, – глубоко вздохнула бабушка…
– Да! Чтоб сбивать немецкие самолеты! Вот так: вжжж! – он расставил руки, изобразив крылья, и пробежал вокруг бабушки, представляя себя за штурвалом самролета.
– Знаешь, Владик, чтобы быть героем, не обязательно с кем-то воевать, – задумчиво сказала бабушка. Она на секунду замолчала, как будто что-то припоминая, и добавила: – А вот лучше послушай.
…Третьеклассница Нина Бондаренко, оставив ведро воды в высокой траве, гонялась за пестрой бабочкой, порхавшей с цветка на цветок, ища спасения от неугомонной девчушки.
Вдруг тишину дрожащего зноя нарушило натужное урчание моторов, и через несколько минут мимо девочки, скрипнув ржавыми колодками, остановился автомобиль. Сквозь приоткрытое пыльное окно машины она увидела серое худое лицо немецкого офицера, прыщавое и изрытое уродливыми ямками. Немец с минуту смотрел на нее ничего не выражающими бесцветными глазами, а она, словно завороженная, неподвижно стояла, не сводя глаз с его бугристого лица. «Мама ругаться будет», – подумала Нина. Ей строго наказывали не уходить надолго со двора, прятаться от немцев и полицаев.
Офицер лениво отвернулся, махнул рукой, и машина, дернувшись, поехала вдоль по улице, взбивая клубы пыли. За ней проехало еще несколько крытых грузовиков, противно лязгавших железными бортами.
Бежать бы ей в лес от незваных гостей!.. Но Нина что было сил припустила домой.
Немцы выгрузились и рассыпались по деревне, стуча прикладами в двери и выгоняя людей из родных жилищ. Тыча винтовками в спины, они вели перепуганных женщин, детей и стариков по улице, как преступников или злодеев. Нина с мамой, старшей сестрой и бабушкой плелись вдоль хат и редкозубых заборов, испуганно прижимаясь друг к другу.
То тут, то там глухо хлопали выстрелы, а потом воздух раздирал пронзительный скулеж собак. Смерть умеет говорить, она шептала бедным людям, и они вздрагивали, пугливо озираясь по сторонам, от ее тихих слов. Смерть умеет говорить, впервые поняла Нина, теснимая со всех сторон вооруженными солдатами в какой-то мертвецки темно-зеленой форме.
Девочка, вцепившись в мамину юбку, тихонько хлюпла носом. Она дрожала, она боялась, не зная чего именно, но общий страх передавался всем через еле улавливаемые прикосновения, через тяжелые вздохи, через оскалившееся штыками, обручем сжимающее серо зеленое кольцо…
Вдруг чья-то мягкая рука нежно опустилась на ее маленькое плечо. Она была точь-в-точь такая же, как у папы, только пахла не соляркой, а чернилами и старыми книгами.
– Игорь Петрович! – взволнованно вскрикнула Нина.
Мама повернула голову и пристально взглянула в глаза сельского учителя, «Когда же все это кончится?!!» – кричали ее распахнутые, полные страха неизвестности, глаза.
Не зная ответа, Игорь опустил взгляд и погладил свою ученицу по голове. Его дочка была ровесницей Нины и училась с ней в одном классе. Но сейчас его семья была в отъезде, гостила у родных. Когда немцы оккупировали Минск, связь с женой и дочерью была потеряна…
 
Учитель понимал, из-за чего, подобно стае голодных гиен, нагрянули фашисты. Ночью партизанский отряд совершил налет на офицеров, развлекающихся у одной местной жительницы… Четырех фрицев вместе с хозяйкой прикончили на месте, дом загорелся. Пламя рычало и вонзало свои оранжево красные клыки в деревянную плоть дома, пока полностью не растерзало его. Благо тот стоял на отшибе, и огонь не перекинулся на соседние дома.
Потому-то и прибыл карательный отряд, – усмирять партизан. Но где ж их теперь найдешь? А мирные жители вот они, рядышком.
Немцы собрали людей возле бывшего клуба. Они были похожи на ангелов преисподней: рогатые каски, кокарды с черепами, пики винтовок, и этот страшный рычащий говор, похожий на лай…
Игорь Петрович знал немецкий и внимательно слушал, о чем они переговаривались. Худой прыщавый майор педантично стирал пыль с начиищенных сапог. Затем встал, окинул толкущихся людей надменным презрительным взглядом и с наслаждением, смакуя каждое слово, произнес: «Каждого третьего». Он навел указательный палец на молодую женщину, укрывающую грудного ребенка, и изобразил выстрел: «Пуффф! Каждого третьего!»
Немцы принялись строить народ, то и дело ударяя увесистыми прикладами спотыкающихся и путающихся людей. Когда все были построены, начался пересчет. Айн, цвай, драй! Каждого третьего выводили из строя. Сердце стучало под счет коротких хлестких выкриков. Учитель, прикинув, что он цвай, сгреб в охапку Нину, оторвав ее от юбки матери, и, ничего не объясняя, поменялся с ней местами. «Айн, цвай, драй!» – отбивало в висках Игоря Петровича. «Айнц, цвай, драй» все приближалось и приближалось, пока его, схватив за грудки, не вытащили из строя.
Мама крепко обхватила Нину, а та смотрела, как ее учителя вместе с другими ничего не понимающими людьми повели к роще. Потом она лишь слышала ледяной голос смерти, которая опять говорила с людьми, заставляя содрогаться и рыдать в отчаянии… Глухие выстрелы поднимали в небо стаи птиц, глухие выстрелы кричали о том, что «роща любви», как называли ее местные, в одночасье стала братской могилой для каждого третьего жителя деревни.
– И где теперь эта Нина? – спросил внимательно слушавший Владик.
– Эта Нина выросла, вышла замуж, родила пятерых детей, и сегодня идет со своим внучком в церковь.
Владик недоверчиво смотрел на бабушку:
– Это ты, что ли?!
– Я, золотой.
– Правда?! Правда?!! – хлопали пушистые детские реснички.
– Правда-правда, – серьезно ответила бабушка, потрепав его по выгоревшей макушке.
Владик замолчал и стал как-то не по-детски серьезен.
Нина Павловна уже стала переживать, что рассказала ребенку эту историю, но ее тревоги развеялись, когда они пришли в церковь и стали писать записочки о здравии и упокоении. Обычно они вместе вспоминали своих родственников и сообща записывали их имена, но с тех пор, как Владик научился писать, он делала это сам. Нина Павловна лишь следила, чтобы не было ошибок.
Обычно записку об упокоении начинали с дедушки Вани, но в этот раз детская рука круглыми буквами вывела имя Игорь.
Слезы выступили на глазах бабушки, и она крепко обняла внука.
 
 
Алексей ШУПИКОВ
03.03.2020 г