Быть с тобой — сумасшествие. Не быть с тобой — самоубийство.
ВСТУПЛЕНИЕ
И наконец, я устроила себе вечер воспоминаний. Последний вечер. Налила в бокал красного, как кровь, вина и под аккомпанемент треска поленьев в камине дописала последнюю строчку в дневнике:
«Так закончилась счастливая история несчастливой Паулины. Потому что власть, богатство и любовь никогда не смогут существовать вместе. Чем-то надо пожертвовать. А если не сделаешь этого самостоятельно, у тебя это отберут силой. Я сказала тебе, что готова стать твоей женщиной и партнером, — и стала. Я сказала, что готова за тебя убивать, — и я убила. Я сказала, что меня без тебя не будет. И я ухожу. Встретимся ли мы, я не знаю. Но ходить по земле, на которой нет тебя, я не буду».
Я опрокинула в себя бокал вина, словно последнее причастие смерти. Бросила дневник в камин и взяла в руки пистолет…
…Если бы мне кто-нибудь сказал, что я стану героиней блокбастера, который сама же и напишу по следам реальных событий, я бы записала фантазера в безумцы и отправила на отдых в санаторий для нервнобольных. Но мы можем думать все что угодно, тогда как у Небесной Канцелярии на нас совсем другие планы.
Я всегда любила детективы, психологические триллеры, ребусы и задачи с нестандартным решением. Мне нравились фильмы про мафию, сильных мужчин со стальным эго, со стрельбой, погонями и победой добра над злом, даже если добро действует ради торжества справедливости садистскими методами.
Но одно дело — посмотреть блокбастер и пойти в теплую постельку наслаждаться цветными снами, а другое — пытаться проснуться и от ужаса зажмуривать глаза в надежде, что кошмар развеется.
Как это часто бывает в жизни, все началось в тот момент, когда мне казалось, что все закончилось. Престижная работа, но не та, о которой я мечтала. Так называемый критический возраст, когда отчаянно хочется любви, а тебе говорят: успей хотя бы в кого-то вцепиться и обзавестись наследником. Мечты похоронены под ворохом реальности. Вперед двигаться нет ни сил, ни желания. Лечь и умереть просто так невозможно. Единственной отдушиной стало творчество. Все потайные желания, мечты, нереализованную любовь я изливала на страницах своих книг. Проще говоря, я писала сказки самой себе и жила в другом измерении.
Я не раз слышала о том, что слово, пущенное в реальную жизнь, обретает плоть и начинает существовать по своим законам. И это звучало как предостережение. Но при всей моей мистичности такие рассказы казались сказками, и я не придавала этому значения. Как оказалось — зря…
;
ЧАСТЬ I. МАЖОР
ГЛАВА 1. ИЛЬЯ
В тот роковой, или волшебный, а может, волшебно-роковой день противоречивая осенняя погода вынудила меня искать прибежище в теплом уютном месте с чаем или кофе, а то и глинтвейном. Я, как и многие писатели, являюсь пассивно-постоянным завсегдатаем определенных мест. Вот легло мне на душу кафе «Петит», и только тут, среди приглушенного света, терпкого запаха кофе с кардамоном и симпатичной пары восточных сладостей на блюдце я могу расслабиться, побыть собой, затерявшись в толпе, и, если посетит муза, даже что-то написать.
Я задумчиво медленно тянула кофе из маленькой чашки, смотрела в заплаканное окно и обдумывала сюжет очередного романа. Пока не почувствовала на себе чей-то пристальный взгляд. Бывает, взгляд скользнет и, не оставив следа, спрячется в свое логово. А есть взгляды-якоря: зацепят и держат на крючке, изучая со всех сторон, пока ты беспомощно и возмущенно барахтаешься в попытке освободиться.
Взгляд принадлежал молодому мужчине 30;35 лет, с коротко стриженными, черными как смоль волосами, прямым безукоризненным носом и бантом чувственных, но упрямых губ. Взгляд синих глаз был одновременно чистым, словно у ребенка, восторженным и жестким. Волевой прямоугольный подбородок поддерживали сложенные домиком руки. Пальцы — длинные и ухоженные. Если бы их хозяин не был одет в тонкий черный свитер, подчеркивающий накачанные руки и мощный, но изящный торс, можно было бы предположить, что мужчина — произведение искусства, сбежавшее из одного из знаменитых музеев, где покоятся статуи античных героев.
Взгляд был приятным, но слишком пристальным, и я решила переключиться на свой блокнот. Однако мужчина, видимо, сдаваться не собирался, и буквально через мгновение я услышала, как он просит официанта принести такой же кофе, как у сидящей напротив девушки.
«За девушку спасибо, — подумала я. — А вот кадрить меня не надо. Сейчас допью кофе с пироженкой и адьос, мой Геракл».
Вопреки твердому намерению игнорировать обладателя синих глаз, я все равно кидала взгляд в сторону соседнего столика. Ведя незаметное наблюдение, я увидела, как мужчина, что-то шепнув соседу, в прямом смысле слова выпер его из кафе, а сам направился в мою сторону.
— Вы не будете против, если я присяду? — произнес обладатель синих глаз и расплылся в доброй лучезарной улыбке, обнажив ряд ровных белоснежных зубов.
— Куда деваться, садитесь. Вы ведь уже все для себя решили и только озвучили.
Мужчина сделал вид, что не заметил иронии.
— Вы писатель?
— А что, все обладатели блокнотов — потенциальные писатели?
— Ни в коем случае, — засмеялся он. — Просто помимо блокнота у вас на столе лежат две книги. Одна — пособие по написанию сценариев, вторая — секреты писательского мастерства Рэя Брэдбери.
«И то правда, — подумала я. — Чего это я разложилась, словно школьник на продленке».
— А вы кто — ценитель прекрасного, издатель, продюсер, или так, коллекционируете писательниц?
Мужчина опять засмеялся. Видно было, что мои слова его ничуть не задевают.
— Нет, просто вы мне понравились.
Очень хотелось пошутить на тему того, подходит ли он так же запросто к певицам, политикам и прочим знаковым особам, но я осеклась. Я ведь не знаковая особа. Ну и, в конце концов, неужели я не могу понравиться?
— Всегда было интересно, как рождаются герои, сюжеты. Что чувствуют и видят люди, которые пишут книги.
Он был абсолютно искренен. По крайней мере, доказательств обратного я не нашла.
— Вот так, собственно, и рождаются. Сидишь в кафе, подсаживается собеседник, и бац…
На этой ноте он заметно оживился.
— …рождается роман про мажора, — продолжила я.
Мужчина искренне и заразительно расхохотался.
— Меня, кстати, Илья зовут. А вас?
— Паулина.
Парень, нарекшийся Ильей, приподнял чашку кофе и предложил чокнуться за знакомство.
Ирония улетучилась, вдохновение так и не пришло. Зато возникло неосознанное назойливое желание смотреть на незнакомца. Это было полным абсурдом, но за те минуты, которые мы провели вместе, появилось ощущение, что я знаю его всю жизнь и мне совершенно не хочется с ним расставаться. Как раз наоборот: я тяну время, чтобы сидеть, смотреть в его голубые глаза, на его улыбку, и для этого пью уже четвертую чашку ставшего ненавистным кофе.
Мы еще немного поболтали, пока звонок лежащего на столе телефона не известил меня о том, что в гости приехала подруга и пора ехать домой. Я начала собирать вещи и попросила счет. Незнакомец был приятен во всех смыслах, но отношений как таковых еще не сложилось, а подругу я подвести не могла.
— Если вы позволите, я довезу вас домой, — с улыбкой предложил Илья.
— Почему бы и нет? С радостью приму ваше предложение.
На улице Илья открыл передо мной дверцу дорогого спорткара, и я мысленно подытожила: «Мажор».
Расстояние от кафе до моего дома было небольшим, тем более, время было вечернее, дорога — свободная, поэтому ехали мы быстро, молча, и Илья периодически бросал на меня взгляды непонятного содержания с неизменной едва заметной улыбкой. Мы доехали до подъезда и наступил час развязки — надо было выходить. Но, во-первых, выходить упорно не хотелось, а хотелось продолжения знакомства. Во-вторых, если бы и вторая сторона не стремилась к продолжению, никто бы меня не подвозил. Однако никаких предложений не поступало, а сидеть в машине было глупо. Наконец Илья подал голос:
— Паулина, если вы не будете против, мне бы очень хотелось продолжить наше общение. Давайте обменяемся телефонами.
— Свершилось, — пробурчала я про себя и вслух добавила: — Вот моя визитка, телефон с галочкой — мой личный.
Илья мгновенно выдернул у меня из рук визитку, словно боясь, что я передумаю, и удивленно изрек:
— Вы юрист?!
— А это что-то круто меняет?
— Нет, это еще больше закручивает сюжет.
— Между прочим, чтобы не было сомнений, что юристы могут быть писателями, у меня как раз есть один экземпляр книги. Дарю.
Я протянула Илье маленькую книжку, мою самую первую и оттого самую дорогую. Она была о любви. Сложной, трагической, полной испытаний, но со счастливым концом.
Илья обрадовался книге, словно ребенок игрушке.
— А дарственная надпись? Ведь принято же.
Я взяла книгу и написала: «Илье от автора. С уважением, Паулина».
— А пожелание? — не унимался Илья.
— Молодой человек, я желаю вам только здоровья. Судя по вашему виду, машине и прочим атрибутам, вам — только здоровья.
Мой новый знакомый расплылся в улыбке, вышел, открыл дверцу и подал мне руку.
Не знаю, что на меня нашло, — видимо, я была в ударе. Илья собирался что-то сказать, но тут из меня поперло:
— Не надо целовать мне руки на прощанье. Я сегодня без перчаток. Встретимся на балу.
Илья расхохотался.
— Целую ваши ноги, госпожа. Разрешите откланяться. Лошадь устала и требует отвезти ее в стойло.
После этого он отдал мне честь, блеснул взглядом и сел в машину.
Я в мгновение ока взобралась на пятый этаж и оказалась в квартире.
Мама и подруга подозрительно осмотрели меня с ног до головы и спросили, почему я сияю так, словно выиграла миллион.
«Выиграла — не выиграла, — подумала я, — а вот история на миллион, кажется, наклевывается».
Вечер прошел быстро. Сказалась усталость от трудовой недели и насыщенного графика работы, и я поспешила лечь спать раньше полуночи. Но я буду не я, если перед сном не почитаю в смартфоне новости и отзывы на мои произведения. Конечно, и на этот раз я не изменила своей привычке и принялась листать ленту фейсбука.
Вайбер оповестил о пришедшем с незнакомого номера сообщении.
— Доброй ночи. Поздно, но что поделаешь. Я прочел книгу и решил, что должен сказать о своих ощущениях. Думаю, автору это важно?
То, что писал Илья, сомнений не вызывало. Книга содержала всего 70 страниц, поэтому прочесть ее можно было за час. А вот ночь была глубокая: стрелки часов зависли на цифрах, знаменующих, что уже час ночи. И осознание того, что человек, видевший меня сегодня впервые и пообщавшись всего ничего, прочел мою книгу и решил поделиться впечатлениями, было противоречивым. Это было приятно, неожиданно. И вместе с тем сбивало с толку. А главное — казалось нелогичным и манило новизной ощущений и тайной.
— Илья, давай перейдем на «ты». А то время, которое ты тратишь на избегание «вы», вызывает сострадание. И лучше набери меня, а то от бесконечной писанины болят пальцы.
Илья перезвонил.
— Сострадание ко мне?
— Сострадание к времени. Оно же живое и не любит, когда его тратят даром. Так каковы впечатления?
— Не знаю, реальная ли это история, художественный вымысел или чья-то биография, но впечатление, что ты писала кровью.
— Это как?
— Есть события, которые оставляют раны в душе, отметины на сердце. Их сложно описать просто. У меня родился образ, что данное произведение писалось чернильной ручкой, только чернила закончились, и тогда автор поранил себе руку и залил вместо них кровь, чтобы завершить свое детище.
«Странный образ, — подумала я. — Даже страшный. Да и с обликом благополучного Ильи такие рассуждения вообще не вяжутся».
— Спасибо. Мне бы такое даже в голову не пришло. А столь глубокий анализ в сочетании с тобой вызывает у меня когнитивный диссонанс.
Было слышно, как Илья тихо смеется.
— Ничего, я приглашу тебя в гости, и ты увидишь мою библиотеку, а затем, возможно, поймешь, что образ внешний и внутренний часто отличаются.
— Опаньки. Обычно приглашают на чай, кофе, а ты — на книги?
— Жесть. Просто факел, а не человек. Я тебя на полном серьезе приглашаю как-нибудь в гости посмотреть на то, как я живу, и заодно оценить масштабы моей библиотеки. А ты про какую-то… пошлость.
— Илья, не пугай меня. Когда приглашают просто на чай или кофе — это примитивно. Но это здоровый природный инстинкт. А когда приглашают на книги и при этом здоровый природный инстинкт называют пошлостью, начинают возникать мысли о маньяке, коллекционирующем писательниц.
Похоже, у Ильи была истерика. Он смеялся и не мог остановиться.
— Так я не пойму, тебя расстраивает, что не на чай, или пугает, что на книги?
В трубке повисло молчание.
— Илья, я прямо слышу, как в воздухе звенит напряжение от боязни разочарования до радости очарования. Итак… та-дам… я не за чай. Это примитивно. Я за книги. Это грандиозно. Но…
— Что «но»? — насмешливо-внимательно спросил Илья.
— Я всегда думала о том, что если мужчина, будь у тебя с ним деловые… да какие угодно отношения, не вызывает желания сходить к нему на чай… — ну, просто образно, понимаешь? — то это немного скучно. Поэтому ты в сочетании с книгами — это крах моих представлений о мажорах. Оказывается, я еще так много не знаю об этом мире…
Я кожей ощущала улыбку Ильи. Но внешне он никак себя не выдавал.
— А теперь, мой дорогой друг-явление, поломавшее стереотипы и обломавшее родившийся сюжет нового произведения о мажоре, спокойной ночи. Пусть тебе приснится что-то хорошее. Допустим, кот Бегемот, позолотивший усы на золотом ламборгини.
— Спокойной ночи, чудо природы, — произнес Илья, и в трубке раздались гудки-многоточия.
;
ГЛАВА 2. ЛАМБОРГИНИ, ATB И БУЛГАКОВ
Утро нового дня стерло воспоминания о вчерашней встрече, словно это был приятный сон. Рутина затянула в черную воронку реальности. Суета — проклятие нашего времени. Кажется, прогресс делает все для того, чтобы человеку некогда было отдышаться, осмыслить свое положение в системе координат вселенной и осознать, что важно лично для него, а что навязано кем-то. Современное общество делится на тех, кто управляет, и на тех, кем управляют. А тем, кем управляют, думать нельзя — иначе они прозреют и пошлют все за три горы. И мудрые трутни потеряют систему обеспечения своих нужд за чужой счет.
Но размышления размышлениями, а работа работой. Изрядно помятая трудовой массой в маршрутке, я добралась до офиса и окунулась в сверхзадачи.
Дедлайны и сиюминутные авралы впились в мое сознание тысячами иголок, вызывая головную боль и желание улететь на воздушном шаре в страну под названием «Не беспокоить». В таких случаях выручала чашка кофе и небольшой перерыв. Я решительно встала из-за стола, предвкушая кратковременный отдых, и тут в кабинет ворвался — нет, было бы правильнее сказать втиснулся, вторгся, вломился — огромный букет красных махровых роз. Букет спросил, где можно найти юриста Паулину, и увенчался головой молодого человека в оранжевой бейсболке.
— Ну допустим, юрист Паулина — это я. А это что за ботанический сад на выезде?
Молодой человек ничуть не смутился, подошел ко мне, всучил охапку цветов и вынул из кармана лист, на котором, по всей видимости, надо было расписаться. Потом подумал и достал из сумки-ящика, висевшей на плече, какую-то коробку и тоже попытался вручить мне. Но, оценив ситуацию, поставил на стоящий рядом стол, затем опять отобрал цветы и тоже положил на стол, после чего выдал бумажку и попросил расписаться.
— Стоп, — запротестовала я. — Что это вообще такое?! И зачем я должна расписаться?
— Служба доставки цветов, — отчеканил молодой человек. — Мне поручено, я доставил, распишитесь.
Смысла выяснять предысторию у доставщика цветов не было, да и задерживать человека не хотелось. Поэтому я расписалась на бумажке, и молодой человек так же стремительно исчез, как и появился.
Цветов было много, очень. На длиннющих ножках и невероятно красивые. Роскошные и вкусно пахнущие. Я подержала их в руках, насладилась ароматом и переключилась на коробку. В ней оказалась ваза, на которой красовалась надпись: «Чтобы было, куда поставить». Ни визитки, ни каких-либо знаков идентификации дарителя ни в цветах, ни в коробке я не обнаружила. Но ваза явно свидетельствовала не только о практичности и хорошем понимании женщин, но и об иронии человека, который предвидел мою реакцию. В голове четко нарисовалось кодовое слово-ключ, открывавшее тайну послания: «Илья».
И словно в ответ на мои размышления зазвонил телефон с незнакомым номером.
— Добрый день. Возможно, это банально, но все женщины любят внимание и цветы. Наверное, это шаблон, но я не знаю, что любят писатели. Одно точно: место фей — среди красивого и ароматного антуража.
Звонил Илья. Почему-то я не внесла его номер в записную книжку вечером. Возможно, все было слишком стремительно, или я устала, или не думала о продолжении.
«Надо же, потратился. Время и деньги для мажоров — ценный ресурс. Значит, я — стоящий объект для вложения», — подумала я про себя. Но вслух, конечно, сказала совсем другое.
— Илья, возьми на заметку, что феям нужен сад с маленьким земельным участком. А вот ваза — это надолго. Ваза — это повод дарить цветы часто. Это ассоциация с дарящим. И забота, и практичность…
— И… может, хватит стебаться? — прервал мой монолог Илья. Было слышно, что он совершенно спокоен и мои слова его не раздражают. Хотя бы ваза понравилась, и на этом лады.
— На самом деле цветы красивые и мне очень приятно. Просто я не умею выражать эмоции тривиально. Чем больше удовольствие, тем сильнее замешательство.
— К сведению принято. Предлагаю продолжить наше общение сегодня вечером. Выбор места первой встречи за тобой.
— Хорошо. Тогда ты заезжаешь за мной в 18.00, и мы едем в место, где за самоваром встречаются эпохи, животные разговаривают и едят плюшки за одним столом с посетителями, где читают не сгоревшие рукописи и спорят Свет и Тьма.
— Это русская вечеринка в ночном клубе с элементами зоофилии и кокаином?
— Нет, это ночная экскурсия в музей Булгакова, мой недогадливый друг. Билеты я возьму сама. Ты забираешь, отвозишь и сопровождаешь.
— Так мы будем вдвоем, или потом поедем кататься в компании Булгакова со свитой? — иронично пропел Илья.
— Это как повезет. Они не ездят с тем, кто читает только названия ночных клубов.
— Окей… — протянул Илья. — Тогда в 18.00. До встречи.
Звонок прервался. На этот раз я записала Илью в телефонную книгу и мысленно себя отругала, что постоянно несу какой-то бред и пытаюсь его подкалывать.
Время пробежало незаметно, и когда оставалось полчаса до встречи, меня обуяли сомнения, паника и даже страх. В голове вихрем носились мысли, перебивая одна другую: «Хорошо ли я выгляжу при дневном освещении? Как я поеду на позднее свидание с человеком, которого узнала только вчера? Что мы будем делать после музея? А вдруг? А если?..»
Стоп — приказала я себе. Надо признаться, что за всеми этими сомнениями стоит обычный страх не понравиться и желание нравиться. Все. Баста. Включаем режим «как будет, так и сложится» и спокойно идем на встречу.
Я поправила грим, прическу, одежду. Окатила себя духами. И с деланым безразличием вышла из офиса. Машину было сложно не заметить, так что я сразу направилась к цели. Открыв дверцу и увидев улыбающегося Илью, я успокоилась и спокойно села в авто.
— Я предполагал, что феи излучают фантастический аромат. Но чтоб такой… Похоже, ты решила, что я на время должен потерять сознание и не видеть дороги к сакральному месту встречи Света с Тенью.
Замечание было честным. Аромат был нежным, но то количество, которое я на себя вылила, превратил его в удушающий.
— Нет. Возможно, это банально, но все мужчины любят, когда женщины хорошо пахнут. Наверное, это шаблон, но я не знаю, что любят мажоры. Одно точно: место мажоров — среди женщин, которые хотят им понравиться.
Илья опять, как и вчера, от души расхохотался. Затем приблизился своим лицом к моему и почти полушепотом произнес:
— Я знал, я верил, что мажорам все по плечу. Даже феи. Ведь как ни крути, феи — тоже женщины.
Он подмигнул и, не дав мне возможности парировать, нажал на газ.
Вечерний Киев, Андреевский спуск, Музей Булгакова — все было волнующим и красивым. Экскурсовод неспешно рассказывала о ключевых событиях жизни писателя, об исторической подоплеке, основных известных героях его книг. И тут что-то пошло не так. Вернее, все было хорошо, но Илья продолжал рвать шаблоны. Он начал задавать вопросы экскурсоводу, и эти вопросы обнаружили не просто тот факт, что он знаком с творчеством Булгакова, но и что знает его досконально и куда лучше меня самой. После этого открытия я окончательно переключилась с экскурсовода на Илью, который периодически бросал на меня дразнящие, полные иронии и вызова взгляды.
После экскурсии все дружно пошли пить чай с плюшками на веранду. Экскурсовод о чем-то живо беседовала с одним из посетителей, а я напряженно уплетала выпечку, лишь бы всем своим видом показать, что говорить я не могу. Мне надо было собраться и понять, как вести себя дальше. После сегодняшней экскурсии с Ильей есть риск попасть впросак и серьезно облажаться. Ведь может оказаться, что он знает в разы больше, чем можно было предположить. Мажор с прекрасным образованием, ценящий литературу? Почему бы и нет!
Какое-то время Илья меня не трогал. Видимо, давал возможность зализать ментальные раны и наложить бинт на уязвленное самолюбие.
Но время шло, место в желудке для плюшек закончилось. На часах было 23.00, домой отчаянно не хотелось.
— Ну, раз у нас такой культурный вечер и хорошая погода, можем прокатиться по вечернему Киеву, — предложил Илья.
— Знаешь, с ламборгини было бы здорово прокатиться на хорошей скорости за городом под музыку ATB.
Это была всего лишь фантазия, но, похоже, Илье она пришлась по вкусу. Он открыл дверцу авто и, когда мы уселись, медленно тронулся с места. Направление мы не оговорили, но спустя время я заметила, что мы проехали КПП и выехали за город. Илья остановился, надел кожаные автомобильные перчатки с обрезанными пальцами, извлек из бардачка флешку — из динамиков полились звуки знакомой и любимой группы ATB, — и резко нажал на газ.
Мы не ехали — казалось, мы взлетаем и сейчас спорткар выпустит крылья и унесет нас в небо. Впечатления были фантастическими: ночь, музыка, скорость, мелькающие за окном звезды. Я полностью растворилась в своих ощущениях, откинулась на спинку кресла и потеряла чувство реальности.
Реальность вернулась вместе с рассветом, когда Илья подвез меня под подъезд моего дома. И только тут я осознала, что все это время находилась в своих мыслях и мы не перекинулись даже парой слов. Я посмотрела на своего спутника, пребывая в недоумении от происходящего.
Он сделал движение по направлению к моему лицу, наши глаза оказались напротив. Я подумала, что глаза у Ильи такие же красивые, как эта ночь. Затем он неожиданно взял меня за правую руку, секунду помедлил и поцеловал в ладонь.
— Спасибо за волшебную ночь, Фея. Тебе пора. Свет дня вреден для сказочных персонажей. Иди. До созвона?
— До созвона, — на автомате ответила я и в полной растерянности вышла из машины.
Утро вступало в свои права, прогоняя задержавшуюся ночь. И впервые я была ему не рада.
;
ГЛАВА 3. НОЧНОЙ КЛУБ
Извечный вопрос «что делать?» волнует не только Чернышевского, но и пары, у которых зарождаются отношения. Если отношения — это не только танец страсти, но и ожидание встречи с чем-то прекрасным и возвышенным, поведение превращается в игру с хрустальной вазой: каждый носится с ней, боясь разбить и не зная, куда поставить.
Примерно то же самое случилось после ночной прогулки с Ильей. Мы встречались уже дважды, и то, что мы интересны друг другу, было неоспоримым фактом. Но вот как вести себя дальше, никто из нас не знал. Поэтому на какое-то время мы впали в детство и превратились в подростков, ведущих переписку через вайбер исключительно ссылками на музыкальные треки или отрывки фильмов с недвусмысленным подтекстом. Так пролетела неделя, но затем все же пришло желание рискнуть и снова встретиться.
На этот раз право выбора места было за Ильей, и мне кажется, он намеренно предложил ночной клуб. Возможно, он хотел сыграть на контрасте или посмотреть на мою реакцию. Встреча с миром мажоров была назначена на субботний вечер. Не могу сказать, что у меня бедный гардероб, но я совершенно не представляла, что нынче носят при посещении такого рода заведений. Поэтому я надела то, в чем чувствовала себя комфортно, — черный деловой костюм и черные туфли на высоком каблуке. Пиджак на голом теле кокетливо обнажал кромку черного кружевного лифа. Левую руку украшал кожаный браслет с филином. А венчала сей прикид сумка-бомбочка, которая в зависимости от цели превращалась в маленький женский рюкзак или ридикюль. На голове (благо, длина волос позволяла эксперименты) я лихо закрутила хаер в стиле Милен Фармер. Рыжая копна волос была дополнена вызывающей красной помадой и красным лаком для ногтей. Все это было сдобрено облаком терпких имбирных духов.
Когда я предстала перед Ильей в образе, он, кажется, обалдел. Гамма эмоций промчалась по лицу — восхищение, шок, смех, испуг — и трансформировалась в реплику:
— Ого. Даже не знаю, как тебя представить моим друзьям. Наверное, лучше всего подойдет Паулина — повелительница тьмы. Или нет. Наверное, так бы выглядела булгаковская Маргарита.
— Ты еще скажи, что мне не хватает метлы. На Воланда ты не тянешь, для Мастера — слишком борзый. Надеюсь, в ночном клубе не будут отрезать головы и пить кровь из черепов?
— Кто знает, кто знает. Разве что ты сама обнаружишь в себе демоническое начало и выберешь сакральную жертву. А так — просто вечеринка.
От Ильи вкусно пахло ментоловыми конфетами, и я заметила, как он украдкой покосился на разрез на пиджаке.
«Все мужчины одинаковы, — подумала я и тут же осеклась. — Да, но я ведь тоже сделала это намеренно. Все женщины одинаковы. Куда катится мир…»
Если честно, я терпеть не могу ночные клубы. Причем со студенческих лет. Этот шум, громыхание музыки, мутные персонажи, уверенные в том, что раз ты сюда пришла, то однозначно с целью поиска приключений на пятую точку. Кроме головной боли, постоянного напряжения и желания свалить я никогда ничего не испытывала. Переступив порог ночного клуба образца XXI века, я поняла, что с моих студенческих лет особо ничего не изменилось. Ну разве что было слишком много гламура, силикона, жеманства, показухи и, судя по всему, запретных финтов, позволяющих представителям золотой молодежи улететь в параллельную реальность, чтобы отдохнуть от однообразной переполненной благами жизни.
Илью встретили с радостью, и казалось, нет ни одного человека, который не знает его лично.
«Прям герой дня», — подумала я.
Мужчины с интересом и без стеснения оценивали спутницу Ильи, то есть меня. И, судя по взглядам, остались довольны, но пребывали в замешательстве относительно моего статуса и наших отношений.
А силиконовые бейбы смотрели придирчиво, боясь явно выказывать презрение. Видимо, опасались переступить грань дозволенного, ведь я могла оказаться дочкой или женой статусной особы.
От сигаретного дыма и бьющей по мозгам музыки разболелась голова. Но деваться было некуда, мы только пришли.
Илья пригласил меня за столик. С наших мест открывался вид на цену, где извивался диджей. Также в поле моего зрения попали стриптизерши. Возможно, я так очумела от нездорового воздуха, что у меня затуманился индикатор объективности, но мне казалось, что все сидящие за соседними столиками так или иначе бросают в нашу сторону взгляды и сегодня мы — топ-пара вечера.
Илья вел себя абсолютно спокойно, без позерства. И это не давало мне покоя на фоне происходящего.
— Ну, что будем заказывать? Выбери, что хочешь.
— Выбор прост: тирамису, кофе по-восточному и коньяк.
— Коньяк? — Илья даже развернулся в мою сторону.
— А что такого? Девочки не пьют коньяк? Или он тут недостаточно звездочный?
— Нет, тут все по высшему разряду, — улыбнулся Илья. — Это так, для храбрости? Я понял.
— Это для стойкости духа. Иногда я жалею, что не пью. Некоторые вещи на трезвую воспринимать тяжело.
Официант принес заказ, и с ним принесло нежелательных (по крайней мере для меня) гостей — высокого светловолосого парня в кожаной куртке и двух девиц, словно сшитых из винила, которые изо всех сил вешались на него, желая доказать свою заинтересованность.
Они обменялись с Ильей рукопожатием, и парень переключился на меня.
— Илья, представь меня прекрасной незнакомке. Вот так дружишь, ничего не скрываешь, а потом узнаешь, что у твоего кореша есть тайны.
Илья усмехнулся. Мне показалось, ему не очень понравилась манера беседы.
— Незнакомка может представиться сама. Если захочет.
Илья бросил на меня взгляд, приглашая продолжить разговор.
— Прекрасная незнакомка Паулина, — представилась я.
— Сергей. Друг Ильи. А в обычной жизни банкир. А вы чем занимаетесь?
В это время неизвестно откуда появилась еще одна девица и взгромоздилась на руки Илье:
— Где ты так долго пропадал? Мы все скучали. А ты бука. Никаких новостей.
Я опрокинула в себя рюмку коньяка и почувствовала что-то похожее на релакс. Скованность прошла, потянуло на поступки. С учетом того, что пью я крайне редко, а сейчас к тому же голодна, такая доза спиртного оказалась убойной.
— Я, можно сказать, учитель и наставник для Ильи. Он хочет попробовать себя на писательском поприще и рассказать о том, что богатые тоже плачут.
— Надо же… — с неподдельным интересом протянул Сергей и придвинул стул ближе к столу. — И где вы познакомились? Я так понимаю, что вы писатель и преподаете писательское мастерство. А Илья, насколько я его знаю (если я не заблуждаюсь, конечно, что знаю его), не посещает мест, где обитают писатели.
— Ну что вы. Он на самом деле чистая добрая душа. Как-то он был с визитом в нашей колонии.
На этих словах Илья, пивший воду и пытавшийся избавиться от назойливой девицы, поперхнулся.
— Привозил продукты и канцелярию… Ну и так, по мелочи… В рамках благотворительной программы. Там мы и познакомились. Он ускорил мое освобождение, а я в качестве благодарности за свое спасение теперь помогаю ему.
Пока Сергей переваривал услышанное, поочередно глядя то на меня, то на Илью, я попросила у проходящего мимо официанта еще коньяка.
— Простите за нескромный вопрос: а что вы делали в колонии?
В этот момент официант принес вторую рюмку коньяка, и я так же залпом опрокинула ее в себя.
— Сидела за убийство. Писала биографию известного бизнесмена и так прониклась историей его восхождения к вершинам, что решила, ему лучше упокоиться. Элементы профессиональной деформации, знаете ли…
Девицы, висевшие на Сергее, под предлогом, что им надо отлучиться, испарились. А я попросила у официанта третью рюмку коньяка. Но Илья резким движением запретил приносить заказ. А затем, наклонившись к моему уху, прошептал: «Может, хватит? Не переигрывай».
Сергей внимательно посмотрел на нас обоих и изрек:
— Да, вижу, Илья, у твоей спутницы прекрасное чувство юмора. И острый ум. Рад, что и в наших кругах можно встретить людей своего уровня.
«Какого такого уровня? — подумала я. — У вас другие уровни, а у нас — другая шкала измерения».
Очередная девица с визгом повисла на Илье, и у меня сложилось впечатление, что его знает и обожает весь женский состав ночного клуба. Но просто так вешаться никто не будет. Значит, или он бабник, или… Ну не сможет женщина так запросто общаться с мужчиной, если он сам того не пожелает.
На этом моему терпению пришел конец. Чтобы немного привести себя в порядок, я решила кинуть что-то в желудок, который от голода моментально впитал весь выпитый коньяк, спровоцировав дикое головокружение. Пришлось заставить себя съесть тирамису и выпить кофе.
Лицезреть Илью с девицей я не желала. И непонятно, чего тут было больше — отвращения или ревности. Сергей смотрел на меня с готовностью что-то предпринять. Я решила сбежать из-за столика.
— Сергей, а давайте потанцуем. А то я так много сижу на работе, что не мешало бы размяться. Да и мы вроде пришли отдыхать.
— С удовольствием.
Сергей галантно подал мне руку, осторожно провел сквозь толпу к сцене. Как раз заиграла медленная песня. Мой партнер, не дав мне опомниться, закружил в танце, и я на несколько минут отдалась ощущению легкости и счастья. Жаль, что мы пренебрегаем простыми вещами. Танцевать так же прекрасно, как ездить на большой скорости под музыку ATB.
Диджей решил сделать перерыв, и я словно вернулась к реальности. Несмотря на то, что танец закончился, Сергей продолжал держать меня в объятиях. В это время появился Илья, выдернул меня из рук своего друга и потащил к выходу. Я пыталась остановиться, но недаром Илья имел накачанный торс и сильные руки. Он, не оглядываясь, стремительно тянул меня к выходу, а я болталась сзади, словно маленькая декоративная болонка на поводке.
Дотащив меня до машины и с силой усадив на сиденье, Илья захлопнул за мной дверцу, а затем сел сам. Поставил на блок двери, чтобы я не могла выйти, повернулся ко мне и серьезным тоном сказал:
— Если тебе не понравился ночной клуб, ты могла бы просто сказать и мы бы ушли. Может быть, они не те, кого ты хотела видеть, но они тоже люди и заслуживают уважения. Общество всегда делится на касты. И в любых слоях есть отморозки и достойные личности. А ты вела себя как ревнивый тинейджер.
— Как кто?.. Тинейджер… Ревнивый?! Что за чушь?
— Ты уже пришла с предвзятым отношением и сложившейся картинкой. Ну да ладно. Но потом все эти бабы… Они всегда вешаются… Они так метят территорию и пытаются обратить на себя внимание. В отличие от «вашего мира», они не ждут принцев — они создают антураж и идут на живца. А тут любой способ хорош, чтобы пристроиться, пока ты в цене и хорошей форме. Неужели ты думаешь, что я бы пригласил тебя в ночной клуб, чтобы таким дешевым способом показать, каким бешеным спросом пользуюсь? До такого не додумался бы даже имбецил.
— Да с чего ты взял, что мне есть дело до твоих телок? И что меня это как-то задевает? И… и что мне важно… Вообще что-то важно…
— Да признайся, что ты просто ревнуешь! — прокричал Илья. — Это очевидно! Это факт!
— Я — тебя?! Ревную? С какого перепуга? И вообще, выпусти меня. Открой двери!
— Ну уж нет, — с показным спокойствием сказал Илья. — Я мужчина ответственный. Я привез — я отвезу. А дальше не мои проблемы.
Мы тронулись с места и в гробовой тишине доехали до моего дома. Машина остановилась, а мы продолжали сидеть. Я сделала попытку открыть дверь, но она по-прежнему была заблокирована.
— Выпусти меня!
— Я сейчас тебя выпущу, пройдет несколько дней, и ты будешь мучительно думать: «Ах, зачем я это сделала? Ах, как теперь навести мосты?». И придется наступать на хвост собственной гордости и назначать примирительные свидания.
— Да я лучше ноги себе поломаю, чем приду на какие-то примирительные свидания.
— Значит, ты не отрицаешь, что ревнуешь, что будешь сожалеть, признаешь и готова поломать себе ноги ради мнимой никому не нужной правоты?
— Да иди ты знаешь куда! Выпусти меня немедленно!
Я была вне себя от бешенства и невозможности взять ситуацию под контроль.
Илья пристально на меня посмотрел, а потом я почувствовала прикосновение его губ к своим. Впору было растаять и, положив руки на плечи, начать увлекательное путешествие в мир чувственных удовольствий, но поцелуй был нежным, стремительным и коротким. Отодвинувшись от меня, Илья так же стремительно снял с блока двери и сказал:
— А теперь лети на все четыре стороны.
Я с силой хлопнула дверями и забежала в подъезд, пообещав себе, что больше никогда, ни под каким предлогом не встречусь и не перекинусь даже словом с этим человеком.
;
ГЛАВА 4. КЕЙС
Никогда не говори «никогда». Если это судьба — два человека обязательно встретятся. Даже если будут делать все для того, чтобы этого не произошло.
После похода в ночной клуб с Ильей я долго не могла прийти в себя. Я поочередно злилась то на него, то на себя. На себя — за дурацкое поведение в клубе, за то, что связалась с человеком, которому я не ровня. За то, что он меня моложе и эти отношения обречены на провал. Потом я злилась на то, что муссирую в голове весь этот бред и все это лишь жалкие оправдания и боязнь потерпеть фиаско.
На Илью я злилась за его несоответствие образу мажора и что нельзя просто так презреть его и забыть. За то, что слова о предвзятом отношении к людям его класса — правда. За то, что я ревную, и за то, что он явно дал понять, что пригласил меня как понравившуюся женщину, а не как объект для времяпровождения, а я играла в какую-то свою игру, упустив главное.
Но в одном он был точно не прав: ни звонить, ни искать его я не собиралась. Отношения еще не дошли до стадии «общаться равно жить, любить, дышать». Было и было. Номер из телефона я стирать не стала из принципа, хотя очень хотелось. Но самое обидное было то, что и Илья не делал никаких попыток навести мосты.
Что поделать. У каждого жанра свои законы. Мажор, наверное, утешился в объятиях красивой длинноногой бейбы, а у меня своя жизнь. Не вешаться же, в самом деле.
Дел было невпроворот, на носу важный экзамен, практика, плюс масса курсов. Я загрузила себя по полной. Так, чтобы даже думать о чем-то не оставалось сил.
Было начало трудовой недели, я как раз собиралась структурировать свои задачи, и тут ворвался начальник, вручил мне папку с кейсом, бросив на ходу: «Очень важный клиент. На изучение — два часа времени. В обед встреча у клиента в офисе. Берешь на помощь руководителя финансового отдела и вперед. И попробуйте мне только завалить сделку. Уволю к чертовой матери, несмотря на все заслуги».
Надо отдать должное: наш босс Дмитрий Алексеевич Парфенов был строг, но справедлив. Мы многому у него научились и многим были обязаны. Поэтому искренне боялись его подвести.
— Дмитрий Алек…сеееич... — только и успела крикнуть я вдогонку.
— Ну что тебе еще непонятно? — сквозь уже закрытые было двери протиснулась голова босса.
— А что за клиент-то такой важный? Мы ему нужны или он нам?
— Он должен удостовериться в том, что мы ему так нужны, как он сам себе не нужен. Понимаешь? Если мы оформим сделку и возьмем его компанию на юридический аутсорсинг, то будем в шоколаде на несколько лет вперед. Это очень статусный клиент. И выбрал он нас по рекомендации одного из (тут шеф многозначительно потыкал указательным пальцем в потолок, видимо, желая пробить в нем дыру масштабом с сам кейс) шишек… Они ждут от нас нестандартных решений. В общем, не забивай мне голову. Читай давай... И без этих твоих штучек… с нелюбовью к мажорам.
На слове «мажор» мой задор погас, словно в разгоравшийся костер вылили ведро воды. Да, мажоров я не любила, и у меня почти всегда это было написано на лице. Но профессионализм и работа не позволяли проявлять эмоции, и я хорошо маскировала свое отношение, повторяя, словно мантру, что «мажоры тоже хорошие бывают». А тут еще разом всплыли все связанные с Ильей воспоминания.
Превозмогая себя, я открыла папку с кейсом и вникла в суть задания и цифры. Еще бы наш босс не захотел получить такую рыбку в свои сети. Мы хоть и были международной юридической компанией, причем топовой, но обычно такие клиенты обслуживались за границей. До фамилий я дойти не успела, так как на цифры прибежала моя коллега по финансовой части, вырвала папку и, несколько раз многозначительно угукнув, потребовала составить примерный план действий.
План действий из офиса перенесся в машину, в которой мы с коллегой, рискуя опоздать на встречу из-за пробок, мчались, нарушая все мыслимые и немыслимые правила. Я водить не умела, и каждый раз при поездке с коллегой сначала вспоминала все молитвы, потом посылала проклятия, а затем, смирившись, просто закрывала лицо руками и ждала развязки. А потом в тысячный раз давала обещание сдать на права. Но как только опасность исчезала, о курсах вождения я забывала.
Когда мы добрались до места назначения, опоздание на встречу уже измерялось десятью минутами, что, принимая во внимание статус клиента, было верхом непрофессионализма. Дорогу нам преградил охранник, который задержал нас еще минут на пять или больше, сверяя данные и выясняя, куда мы идем, после чего сообщил, что офис находится на третьем этаже. Коллега подорвалась, как конь, уколотый саблей в круп, и помчалась по лестнице, напрочь забыв о лифте. Мне пришлось бежать за ней вслед. В итоге две представительницы крупной юридической компании вместо того, чтобы приехать пораньше, вальяжно войти в офис, продемонстрировав профессионализм и пунктуальность, стояли у кабинета, словно две загнанные лошади, пытаясь привести себя в надлежащий вид и угомонить непослушное дыхание.
Коллега, которую, к слову сказать, звали Катерина, решительно дернула на себя дверь, и мы оказались в огромном просторном кабинете с прямоугольным столом из дорогого дерева. За ним сидели двое мужчин — один во главе, второй по правую руку. Тот, что во главе, явно был боссом, справа от него — помощник.
— Точность — вежливость королей. Надеюсь, наше сотрудничество будет не таким «успешным», как первая встреча.
От прозвучавшего голоса я мгновенно пришла в сознание, дыхание выровнялось, а рука самопроизвольно потянулась за стулом: присесть надо было не столько для того, чтобы вступить в переговоры, сколько для того, чтобы не подвели ноги. Человек, сидевший во главе стола, оказался не кем иным, как Ильей. Мне хотелось, чтобы это был мираж, бред воспаленного воображения. Но картинка перед глазами говорила об обратном. Я перевела дыхание, и только тут до меня дошло, что это и есть компания отца Ильи, о которой он несколько раз упоминал. Более того, у меня была его визитка. Изучая документы, я даже не обратила на это внимания. Мы не виделись и не общались всего три недели, а казалось, что расстались только вчера.
Я посмотрела, как мы с Катей расположились за столом, — а расположились мы как раз напротив Ильи, — и подумала с иронией, что даже форма и протяженность этого оппозиционно настроенного стола подчеркивает разницу наших статусов. Да что там статусов — миров. Прежде чем Илья продолжил разговор, Катя успела впихнуть мне в ухо информацию о том, что этот молодой босс — сын того самого олигарха, у которого 16 лет назад убили беременную вторым ребенком жену. Что отец до сих пор не женат, славится жестким нравом, не терпит возражений и находится с сыном в перманентном конфликте. Но так как Илья единственный наследник, то им удается сохранить шаткое перемирие на им одним известных условиях. И все это было об Илье. «Неплохо, неплохо. А с виду такой гламурный мальчик…»
— Партнеры, простите, если прерву вашу милую беседу, но с учетом вашего опоздания у нас осталось всего 40 минут времени, и вам еще необходимо изложить анализ кейса и предложить пути его решения. Изо всех сил внемлю.
Илья, как и при первой встрече в кафе, положил подбородок на сложенные домиком руки и начал сверлить меня взглядом синих глаз. В его облике не было ни высокомерия, ни насмешки. Но поддержки и намека на знакомство тоже не было. Деловые люди всегда остаются деловыми людьми.
Забыв о том, кто передо мной, и сосредоточившись на поставленной задаче, я изложила свое видение ситуации. Меня дополнила коллега. А после мы предложили возможные пути решения.
В конце презентации мы передали Илье и его помощнику, которого он почему-то не представил, папку с изложенной устно информацией.
Илья внимательно полистал бумаги.
— Ну что ж, дерзко.
Я еле сдержалась, чтобы не поддеть его и не попросить перевести, что это замечание означает. Но положение обязывало молчать.
— Хорошо, — Илья встал, давая понять, что встреча окончена. — Мне надо подумать. О своем решении я сообщу вашему руководству. Спасибо за уделенное время.
Затем молодой босс с помощником направились к выходу, и Илья лично подошел к каждой из нас, чтобы пожать руку. Только ни его помощник, ни моя коллега не увидели, что мне предназначалось жесткое рукопожатие с пристальным до боли в глазах взглядом. Всю обратную дорогу до офиса я автоматически пыталась растереть руку, встречая недоуменные взгляды коллеги.
После встречи я думала не о сделке, а об Илье. И меня заполнило чувство страха. Страха, что он может отказаться от работы с нашей компанией, и тогда мы точно никогда не увидимся. Страха, что теперь мы поменялись местами: не я доминирую в роли умудренной жизнью творческой дивы над мальчиком-мажором, а статусный персонаж нанимает на работу юриста одной из ведущих компаний. И рукопожатие было чересчур «дружественным». Катя говорила, что он хорошо разбирается в людях. Так может, он и меня записал в какую-то группу, с которой надо разобраться в свое время?..
В конце рабочего дня сияющий босс Дмитрий Алексеевич Парфенов сообщил, что компания приняла наше предложение и представлять интересы нашей стороны буду… я. А посему клиент ждет меня лично в своем офисе для обсуждения деталей и подробностей в четверг текущей недели в девять утра.
Уже был конец понедельника, и у меня оставалось два дня до казни. По крайней мере, именно так я представляла себе грядущую деловую встречу с Ильей. Но я не ожидала, что мои опасения были лишь преддверием ада.
;
ГЛАВА 5. ПАПА
В ночь на четверг мне снились кошмары. Я просыпалась каждый час и обдумывала способ избежать назначенной с Ильей встречи. Сначала я придумала, что заболею. Но чем?.. Справку никто здоровому человеку не даст. Да и работа... Потом я решила сослаться на сложные семейные обстоятельства и заменить себя кем-то другим. Но это было бы еще большим абсурдом, чем заболеть, поскольку я была и. о. начальника юридического отдела корпоративного и международного права и заменить меня было некем. Вдобавок клиент выбрал меня как ключевое лицо для работы.
Оставив всякую надежду уснуть, я включила ноутбук и запустила один из любимых фильмов — «Леон-киллер». Как раз на той самой сцене, когда главный герой передает последний привет и взрывает все к чертовой матери. Сюжет взбодрил и успокоил, и я решила еще раз просмотреть кейс, где тут же нашла несколько недоработок и новых идей.
За работой время бежит незаметно. Сделав напоследок безукоризненный макияж и запихнув в себя силой несколько ложек овсянки, я, держа в уме картинку из фильма, дерзкой походкой отправилась на встречу. Приехала раньше, но заходить не спешила и двери открыла ровно без пяти девять.
Илья и на этот раз был не один, но теперь сидел на месте помощника. А вот место босса занимал импозантный мужчина лет 50;54 со светлыми волосами и такими же красивыми синими глазами, как у Ильи. Одет он был безупречно: черный деловой костюм и белоснежная рубашка, от которой слепило глаза. На правой руке красовались дорогие часы. И никаких украшений, которые в последнее время так часто любят носить статусные мужчины.
«Роскошь минимализма. Если часы стоят целое состояние, зачем другие побрякушки?» — подытожила я про себя.
— Доброе утро, — произнесла я. Официоз — значит, официоз.
— Доброе?..
Мужчина за столом то ли забыл продолжить фразу, то ли хотел что-то подчеркнуть. Я решила, что раз мужчину я не знаю, то с Ильей манеры поведения менять не стоит.
— Как вам будет угодно.
Я уже мысленно похвалила себя за стойкость и мудрость, и вдруг ни с того ни с сего выпалила:
— Пусть будет злое.
Мужчина изменился в лице и уставился на меня немигающим взглядом. Затем откинулся на спинку кресла, смерил уничижительным взглядом и попросил рассказать о себе.
— Простите. Но вас мне не представляли, и всю необходимую информацию наша компания дала на стадии переговоров. Я нанята на работу и пришла выполнять свои профессиональные обязанности, а не рассказывать о себе.
— Значит, мало того, что какая-то шалава морочит голову моему сыну, он ко всему прочему за мои деньги без моего разрешения нанимает ее в мою компанию решать задачи, которые он со мной не согласовал. Прекрасно.
Мужчина повернулся к Илье и жестом пригласил прокомментировать происходящее.
В голове четко обозначились две мысли: мужчина за столом — отец Ильи, а шалава, по всей видимости, — я. Потому что больше никого в комнате не было.
И тут меня понесло… Я плохого не хотела, видит Бог. Со спокойным вызовом и дерзким тоном я обратилась прямо к отцу Ильи и выдала сходу всю обойму вопросов и умозаключений. И о том, что я на работу не нанимаюсь и резюме вторично транслировать вслух не собираюсь. И о том, что Илья, вроде, не в люльке лежит и способен сам решать вопросы, относящиеся к сфере его личной жизни. А потом коротко и по делу сообщила, что ламборгини у меня нет. Есть только боргини перед родными и отчизной. Прав тоже нет. Только конституционные. И то, они постоянно нарушаются такими вот... за столом сидящими в том числе. Два высших образования. MBA не имею. Языки знаю плохо, зато понимаю человеческий, который тем, что за столом, явно недоступен.
На этой светлой ноте отец Ильи выскочил из-за стола, заявив, что такой дерзости отродясь не слышал, и, взяв меня за шкирку, пообещал сломать шею и закопать во дворе. На что я, честно смотря ему в глаза, сообщила, что куплю ствол и выстрелю ему в спину. Вот смеху-то будет: короля бизнес-империи завалил не киллер, а девочка-друг без MBA и с боргини. Несколько секунд мы с любовной ненавистью смотрели друг другу в глаза. А затем папа в двойной степени — Ильи и по совместительству бизнес-империи — спросил, чего я такая борзая, с неправильным ударением. Я тут же его поправила и сообщила, что я борзая, в смысле благородных четверолапых друзей человека, и пообещала ему на Новый год подарить словарь Ожегова.
Костюм предательски хрустнул, и из цепких рук папы я выскользнула на пол. Воспользовавшись моментом, Илья схватил меня за руку и предложил спасаться бегством.
Бегство, конечно, должно было спасти меня. Илье бы отец ничего не сделал. А вот мне грозила реальная опасность. По крайней мере в виде нанесения телесных повреждений легкой и средней тяжести. Уже позже, когда я узнала об отце больше, я оценила поступок Ильи и поняла, что на тот момент это было единственно правильное здравое решение. А тогда я подумала, что он смалодушничал и поступил как трус, не желая вступать в трения с отцом и не защитив меня от оскорблений.
— Ну и что мне теперь делать? Сказать начальнику, что кейс не выгорит, потому что я шалава, а ты у папы разрешения на юриста не спросил?
— Я все улажу, — Илья примирительно взял меня за руку. — Не обращай внимания. Отец такой всегда.
— Илья, мне по барабану. Это твой отец. Он порвал мне костюм, нанес оскорбление и создал проблемы по работе. Я очень надеюсь, что он найдет в себе силы и способ объяснить свое поведение и извиниться.
— Я тоже надеюсь… — задумчиво произнес Илья. — Ты езжай пока в офис. До вечера все решим. Я поговорю с ним.
На этой не светлой ноте мы расстались и я поехала к себе на работу. Конечно, мой начальник Дмитрий Алексеевич Парфенов будет удивлен. И как объяснить ему происшедшее, я не знала. Но в офисе шеф сам удивил меня, сообщив, что клиент отменил заказ.
— Заказ отменил Воронов Илья Александрович?
— Нет. Воронов Алесандр Георгиевич.
— А как заказ может отменить тот, кто его не размещал?
— Паулина, этот заказчик может отменить все что угодно. Даже факт твоего существования. А что ты там натворила, собственно?
— Ничего. Я встречаюсь с Ильей.
— С сыном Воронова?!
— А что, это квалифицируется по высшему разряду как самое страшное преступление?
— Попадалово… — шеф сел за стол и обхватил голову руками. — Я настоятельно советую это прекратить.
— Что — это?!
— Встречаться с Ильей.
— Дмитрий Алексеевич, вы забываетесь. Давайте не путать личное и работу.
— Поля, детка. Поверь. С этим человеком лучше не связываться. Так будет лучше всем — и тебе, и компании. Самый лучший выход — если он просто о нас забудет. Что ты там наговорила? Я надеюсь, ты Воронову не нахамила?
— Боюсь, Дмитрий Алексеевич, что надо срочно всем офисом эвакуироваться. Он убьет не только меня, но и всех причастных.
— Я так и знал, что твой язык когда-нибудь нас погубит.
Шеф издал звук, похожий на стон, а я, полная иронии, оптимизма и жажды мести, отправилась домой, ждать звонка от Ильи.
;
ГЛАВА 6. СТРЕЛКА
Илья перезвонил поздно. Надо полагать, разговор с папой дался нелегко.
— Паулина, я пытался воздействовать на отца…
— И что?
— Он сказал, что готов пересмотреть свое отношение, если ты перед ним извинишься…
— Что я сделаю?! Я перед ним извинюсь?! За порванный пиджак, шалаву и проблемы на работе? А он не охренел?
— Так будет лучше для всех. Если ты со мной встречаешься, то он потенциальный…
— Мудак.
— Неважно, как ты его будешь называть, но тебе придется наладить с ним отношения.
— Зачем? Ты делаешь мне предложение? Я его приняла?
— А если сделаю?
— То есть ты не уверен?
— К чему весь этот разговор?
— К тому, что ты просто боишься отца, потому что зависишь от него. Все равно ты наследник и потенциальный претендент на его место. И каким бы самостоятельным ты ни был, без папиных денег ламборгини ты не купишь и на Мальдивы не накатаешься. К тому же папе такая невестка даже с доплатой не нужна. Это перемирие — просто агония без перспектив вступить в здоровые отношения. Скажи отцу, что с него новый костюм, потому что я в деньгах не купаюсь и у меня нет другого на предстоящий корпоратив. А извиняться я буду только под дулом пистолета.
Я бросила телефон на пол. Стальной корпус выдержал, но от удара гаджет моргнул, словно хотел меня приободрить.
Я дала себе слово немедленно забыть об Илье и его отце и больше никогда не возвращаться к этой ситуации.
Разговор с Ильей закончился примерно в 20.00, а в 22.00 в дверь квартиры позвонил незнакомый парень. Представившись курьером неизвестной службы, он вручил мне пакет и сказал, что можно нигде не расписываться.
В пакете оказался костюм. Я уже готова была праздновать победу. Но вскрыв посылку, застыла в немом негодовании. Это был костюм танцовщицы для ночных клубов. Такое себе платье-фрак с повязкой-бабочкой.
— То есть шалава?! Ну хорошо.
Я набрала номер Ильи и сообщила, что готова встретиться с его папой на своей территории, а именно в кафе моих друзей завтра в 12.00.
Илья был удивлен.
— Почему такие перемены?
— Потому что иногда обстоятельства не дают нам выбора.
Было понятно, что Илья ничего не знает о посылке от папы. Впрочем, зачем ему это было знать.
Илья попросил адрес кафе и координаты друга-администратора и сказал, что наберет меня чуть позже. Перезвонив через 15 минут, он торжественно сообщил, что папа согласен и в назначенное время будет ждать меня для разговора. Судя по тону, Илья надеялся на урегулирование конфликта.
Утром я перезвонила другу из кафе. Тот настороженно сообщил, что все заведение выкупили на целый час, запретили пускать посетителей, что приехала охрана и детально изучила схему расположения, входы и выходы и вообще все, что можно было изучить. Друг, конечно, был доволен, что за час ему заплатили дневную выручку, но судя по тону, он бы предпочел не принимать статусных гостей. Бедняга. Если бы он знал, кто будет этим статусным гостем…
В кафе, где я встречалась с музой и познакомилась с Ильей, было мое любимое место. По иронии судьбы папа умудрился воссесть именно на него. Я сразу же поспешила вернуть костюм стриптизерши, сообщив, что это не мой стиль.
Папа был дружелюбнее, чем в офисе. Но потом понеслось. Сначала он спросил, сколько времени я наводила марафет, и сам себе ответил, что, судя по всему, впечатление произвести все-таки хочется. Потом великодушно разрешил заказать кофе, приказал закрыть рот и внимательно выслушать. Выслушала я много: о том, что старше сына, а ума не хватает хотя бы воспользоваться мальчиком и решить свои личные и карьерные вопросы. О том, что я подросток-переросток и что занимаюсь какой-то писаниной, от которой Илья в восторге. За «писанину» я обиделась и молчание прервала, сообщив, что писанина — это когда писают на улице и по снегу узоры выводят. В ответ мой собеседник дернулся, и я поспешила предупредить, что кофе горячий и я не промахнусь. После этого он предложил заткнуться еще раз. Я собрала волю в кулак и решила дослушать.
К списку моих преступлений добавилось то, что я увлекла мальчика музыкой, литературой и прочими излишествами, и самое страшное, что у него серьезные намерения, а я хотя бы замуж хотела. А я не хочу. Из чего видно, что я чуть ли не издеваюсь и мне доставляет удовольствие морочить голову золотому отпрыску, и лучше б я была шалавой и охотницей за состоянием. Тогда было бы понятно, чего от меня ждать и как бороться. Дальше он сообщил мне о своих ожиданиях: я должна сделать так, чтобы Илья утратил ко мне интерес, а папа взамен обещает мне что-то наподобие сделки. Тут я опять не выдержала и вставила робкий комментарий о том, что выбор предстоит сложный, по принципу «вжарю или выжарю». После чего теряющий терпение папа с дружеским усердием сжал мне руку так, что я уж было подумала, что на корпоратив придется идти в гипсе.
Дальше мне обрисовали перспективы остаться без работы и получить волчий билет. В ответ я обозначила, что Илья мне друг и прощаться с ним я не собираюсь. Он не маленький, и не папе решать, с кем ему общаться. Бабло на меня не тратят, квартир не покупают, на курорты не возят. Предложения Илья мне не делал, а если бы сделал, есть брачный контракт. После этого снова вступил папа. В продолжение я услышала про неудачницу из хрущевки, про жалкую карьеру, про то, что шандарахнутая на всю голову со своим творчеством и не могу даже определиться, кем хочу быть по профессии, и найти себе спонсора. Я уточнила, не предлагает ли папа себя в роли любовника с продвижением по карьерной лестнице. В свою очередь он схватил меня за шею, угрожая уронить лицом об стол, после чего мой смазливый фейс таковым быть перестанет. Я возрадовалась тому, что у папы тоже хороший вкус и он признает, что я ему нравлюсь, а заодно проинформировала, что в кафе есть камеры наблюдения, что Илья не простит такого отношения к своей девушке и конфликт будет еще больше. В итоге осознав, что совладать со мной на данном этапе не удастся, папа меня отпустил с предложением еще раз все хорошенько обдумать. Ведь глупо отказываться от престижной работы с перспективой открытия собственного бюро. Я сказала категорическое «нет», подчеркнув, что не торгую ни своими друзьями, ни собой, и бесплатно ничего не бывает и купить все нельзя. Все будет так, как будет, а если я такая для сына взрослая, волшебная на всю голову неудачница из хрущевки без претензий на их состояние, то чего папа боится? Я ж чудовище? Он, конечно, может мне создать проблемы с работой и карьерой, и ему, видимо, ломать людей о колено не привыкать.
Тогда папа решил избрать другую стратегию, смягчился и в знак примирения предложил съездить на корпоратив в его компанию. Возможно, он узнает меня с лучшей стороны. Я парировала, что ход мыслей понятен: надо подкатить ко мне с другой стороны и воспользоваться, чтобы потом сказать Илье, что я обычная меркантильная баба и мне все равно кого очаровывать, что я запала на папу, потому что тот круче. В общем, никакая не творческая муза, а обычная шалава.
На этот раз он не стал ломать мне руки, а улыбнулся и изрек, что понимает, почему Илья на мне подвис. То есть в ход пошла лесть.
Папа менял стратегии, словно хамелеон, а я очень устала от этих недружественных посиделок. Сообщила, что мне пора домой и мы ни о чем не договариваемся. Папа не лезет в наши с Ильей отношения. Забирает обратно свой костюм для стриптизерш. А в качестве подстраховки я напишу сегодня всем своим друзьям юристам и ментам, что если со мной что-то случится, то во всем надо винить папу. Его, конечно, это не напугало, он сказал, что я блефую. После чего я покинула стрелку с потенциальным тестем, не попрощавшись.
Через час после возвращения домой снова появился курьер и вручил мне букет из 35 огромных желтых роз с запиской о том, что все продается, только за большую цену. Но за попытку вернуть веру в честность и порядочность респект... Цветы вручили с костюмом стриптизерши. Папа сдаваться не собирался.
Как только я принимала какое-то решение, папа делал ход — и я снова была в игре. Наконец-то до меня дошло, что мной забавляются. И здесь мой статус — игрушка.
;
ГЛАВА 7. ОБЕД ОФИСНОГО РАБОТНИКА
Через неделю будет корпоратив в компании, затем несколько рабочих дней. И праздники… Наконец-то можно будет поваляться и ничего не делать, никого не видеть и ни за что не отвечать. Надо продуктивно отдохнуть, потому что потом предстоит адвокатский экзамен, практика и куча работы. А еще — планы по изданию сборника рассказов, завершение романа… Но пока можно расслабиться.
Илья позвонил в обед как ни в чем не бывало. Да и что, собственно, произошло? Судя по всему, папа говорил Илье одно, а делал совершенно другое. Стравливать отца и сына было глупо. Тем более что Илья от отца не откажется. Поэтому я решила действовать по обстоятельствам.
Был обед, а обед — это святое. Особенно для работников умственного труда. Иначе где брать силы? А еще шоколад — это черное золото для мозга, оживляющее оцепеневшие от напряжения извилины.
На обед меня повез Илья. Мы поехали в ресторан с восточной и европейской кухней. Одно из лучших средств борьбы со стрессом — вкусная еда. А посему я смело взяла меню и заказала много мяса, красное вино и восточные сладости.
— Хороший у тебя аппетит. Как только удается сохранить форму?
— А я страшно завидую мажорам. Знаешь, как иссушает зависть? Не успеешь съесть — глядь, и все уже испарилось.
— Беда, ой беда. То есть если ты вдруг полюбишь мажора, то сразу превратишься в пончик?
— Нет, это невозможно. Не полюблю.
— Ой, не зарекайся. Ненависть — чувство прямо противоположное любви. Значит, чем сильнее ненависть, тем сильнее маскируется любовь...
— Ешь давай, психолог хренов.
— Но-но. Попрошу. У нас субординация.
— У нас интеллектуальная камасутра, замешанная на половом влечении с переходом в апофеоз удовлетворения бизнес-интересов.
— Переведи, — Илья с улыбкой вытер губы салфеткой и, придвинувшись поближе, полушепотом спросил: — Так все-таки сексуальное начало имеет место?
— С чего вдруг?
— Ты это озвучиваешь, значит, для тебя это важно.
— А тебе секса в жизни не хватает?
— Вопрос неправильный. Переформулирую: значит, секса не будет?
— Почему? Я люблю потрахать чужой мозг.
— А как насчет нормальных природных инстинктов?
— Инстинкты у животных, а люди занимаются любовью.
— Ну да, я ж забыл, — Илья демонстративно почесал затылок. — Это ж пережитки прошлого, в приличном обществе таким уже не занимаются.
— А это такой способ инициации сотрудников или подчинения хозяину?
— Нет, это проверка. Теперь я за тебя спокоен. К соблазнам устойчива. Кремень. Универсальный солдат.
— Илья, ты это, с мясом завязывай. Вода, яблоки и воздержание — вот залог чистоты ума. Иначе бизнес не сделаешь.
— Тогда чистый бизнес. Сублимация сильных желаний в иные цели даст в итоге поразительные результаты.
Из ресторана мы вышли, словно заправские товарищи, объединенные общими интересами. Папа больше не появлялся. Но и напряжение после встречи с ним не проходило. Тогда на помощь пришло второе, не менее эффективное средство борьбы со стрессом — работа. Ее было много. Как-никак, конец года. Но когда занимаешься интересным делом, время значения не имеет, а организм поражает способностью восстанавливать силы из тайных хранилищ. Конечно, был перерыв на сон и еду. Но через неделю ударного труда я стала путать день с ночью, и Илья заявил, что лучший отдых — это смена деятельности, взял меня за руку и повел в таинственное никуда.
На улице стояла глубокая ночь, и я вспомнила, как мы катались за Киевом под музыку ATB. Мне отчаянно захотелось вернуть то время. Похоже, Илья думал о том же. Я собиралась было сесть на свое обычное место, но он отрицательно покачал головой:
— На место водителя.
— Ты с ума сошел? Я даже не знаю, как ее завести.
— А ты будешь делать это вместе со мной.
— Там мало места.
— Кресло регулируется.
— У меня нет прав, а у тебя их отберут.
— В нашей стране ни у кого нет прав, а отобрать то, чего у тебя нет, нельзя.
Илья сел на водительское сиденье, а я, по сути, устроилась у него на руках. Кроме страха, интереса и драйва эмоций не было. Илья вкратце объяснил основы управления машиной, а затем сказал, что теория теорией, а практика важнее, и надо просто повторять за ним. Мы двинулись с места, сначала медленно, затем быстрее, и ощущение того, что я делаю успехи и автомобиль мне повинуется, вызвали состояние дикого восторга. Не знаю, как мы не нарвались на полицейских, наверное, сама Вселенная была за нас, но, прогоняв всю ночь, мы благополучно приехали к моему дому и застыли на месте.
Логика говорила о том, что надо идти домой. Благоразумие кричало, что ситуация выходит из-под контроля. Но тело отказывалось двигаться. Илья положил руки на руль, и я оказалась в западне. Руки были в татуировках, которые ему очень шли, но рассмотреть в темноте их было сложно, а вопрос о том, что там изображено, выглядел бы ужасно глупо. Исходивший от него запах кружил голову покруче самых забойных феромонов, а пристальный взгляд, отражавшийся в стекле, говорил красноречивее слов. И может быть, стоило наплевать на все и не мучить друг друга, но только женщине Бог дал ключ понимания мужчины. Я осознала, что если хочу, чтобы это не осталось приятным приключением, то время для отношений еще не подходящее. И сказала, что пора отдыхать, иначе завтра мы не сможем работать. Илья разжал руки и сообщил, что будет учить меня вождению, а потом я сдам на права, потому что юрист, не умеющий управлять автомобилем, — это нонсенс.
На этот раз Илья проводил меня прямо до квартиры и взял за руку, словно хотел пожать на прощание, по-деловому. Но задержал мою ладонь в своей, погладил второй рукой сверху и, так и не решившись что-то произнести, пожелал спокойной ночи и ушел.
У меня не было сил идти в комнату. Съехав спиной по двери, я опустилась на корточки и подумала: почему в жизни все так сложно? Или это мы все усложняем?
;
ГЛАВА 8. КОРПОРАТИВ
Корпоратив, как всегда, прошел на высшем уровне. Домой я поехала с сотрудниками. Отношения — это расход энергии, а моя энергия была на нуле, и я желала уединения. Еще чуть-чуть, еще немного — и новогодние каникулы… А потом будет потом…
Но судьба решила, что отдыхать не время. Илья пригласил на корпоратив в компанию отца.
«Это просто демон какой-то. Как только думаешь, что он исчез, он появляется и нарушает все планы», — подумала я.
Александр Георгиевич никогда не посещал подобные мероприятия. Но я знала, что на этот раз он обязательно придет. Поэтому подготовилась очень основательно. Друг Ильи и по совместительству мой поклонник, музыкант Валера, помог поставить музыкально-танцевальный номер. На самом деле их было два — приличный и на случай появления папы. Илья об этом ничего не знал. Это были мои личные счеты с его отцом.
Корпоратив был в разгаре, когда Валера сообщил мне, что Александр Георгиевич почтил своим присутствием светскую вечеринку. Все было сработано на пять баллов. Фонограмма была включена в нужный момент, и когда отец Ильи вошел в зал, на сцене появилась я собственной персоной с песней Константина Меладзе «Детка-Клетка». На словах припева «Не пугайся, не пугайся, детка, заходи в мою большую клетку, хочешь мне помочь, только на одну ночь, ты притворись моей, и я сказала: Oh, Yeah» папа передумал уходить, а подошел вплотную к сцене и, скрестив руки на груди, с еле заметной улыбкой стал наблюдать за действом. На словах второго куплета костюм, состоявший из косухи с балетной юбкой черного цвета и ботинок на платформе, превратился в наряд девочек из Playboy — тот самый, который отец Ильи послал мне вместо порванного во время скандала в офисе. В курсе метаморфоз с костюмом была только я. Илья замер от удивления, а Валера спрятал лицо в руки и начал приглушенно хохотать. На последних аккордах песни я сняла ожерелье-бантик и бросила в сторону папы, который, не отводя взгляда, ловко поймал его правой рукой, словно летящую бабочку.
Зал взорвался аплодисментами, а я поспешила уйти за сцену. Сначала прибежал Илья и полным возмущения тоном потребовал объяснений, сделав акцент на том, что не стоило выдавать подобные номера и что отцу репутации не испортишь, а вот меня могут принять за содержанку. Также он обиделся за отца и отчитал меня за то, что все-таки надо иметь уважение и не вести себя так по отношению к владельцу компании. Отчитал и убежал.
— Ух ты. Оказывается, яблочко от яблони… Статус, видите ли. Репутация…
Неожиданные откровения прервало появление папы. Он был спокоен, на губах играла лукавая улыбка, а глаза блестели азартом.
— Бантик, я так понимаю, — это перчатка… Ты меня вызываешь на дуэль. Что ж, принято. Номер отличный, и костюм тебе очень идет. А ты еще сопротивлялась. Видишь, как безошибочно я определил размер и содержание. Вот если ты так же хорошо сможешь показать свой профессиональный уровень на практике, да еще жонглируя кодексами и знаниями на шесте… цены тебе не будет. Бантик… бабочка… Бабочки — красивые создания… Жаль, живут мало... и чересчур хрупкие… Доверится, сядет на ладонь, хлоп... и все… была — и нету.
Папа демонстративно сжал в руках бантик.
— Иногда нам кажется то, чего на самом деле нет. С большого расстояния и летучую мышь можно принять за бабочку. А ее просто так не прихлопнешь. Она маленькая, коварная и может очень больно поцарапать. Предугадать ее поведение невозможно. Лучше всегда быть начеку. А то мало ли…
Папа подошел вплотную, смотря прямо в глаза. Я с таким же вызовом посмотрела в ответ.
— Ты хоть понимаешь, что делаешь? Вообразила себя укротителем хищников? Жаждешь экстрима? Хочешь играть — хорошо. Только не забывай, что условия изначально неравные. И ты не партнер. Ты жертва. Совет первый: вызывая кого-то на бой, не смотри так нагло в глаза. Потому что контакт взглядом на ринге означает переход к бою. А ты, я вижу, сегодня не при оружии. По крайней мере, в интеллектуальной битве. Ну разве что для секс-эскорта.
Папа подчеркнуто скептически смерил взглядом наряд.
— Не понимаешь по-хорошему, будет по-плохому. Считай, что адвокатский экзамен ты уже сдала. Практику после Нового года будешь проходить в моей компании. Под моим неусыпным контролем шесть долгих месяцев. Помимо этого, раз ты у нас потенциальная невестка, то переезжаешь жить в мой загородный дом. Моя практикантка и невеста сына должна быть рядом по первому требованию. Счастливого Нового года. Второго числа за тобой заедет водитель, и ты начнешь новую счастливую жизнь.
После этих слов Александр Георгиевич развернулся в сторону выхода, где столкнулся с диджеем Валерой. Валера поздоровался, но ответа удостоен не был.
— Ты что творишь?! Чего добиваешься? Тебе удалось разозлить Илью. Но самое страшное, что ты вызвала неподдельный интерес у Воронова. Он никогда не ходит на подобные мероприятия. Никогда не допускает фамильярности. Даже на закрытых вечеринках девочки определенного класса не позволяют себе вольностей в обхождении. А ты мало того, что устраиваешь цирк, ведешь себя как девица из кабаре, еще и швыряешь ему в лицо бантики!
— Но он же заглотил крючок!
— Нет, это ты попалась на удочку. Он игрок. И ты в игре. Ты сначала умудрилась его оскорбить и зацепить за живое, а затем сыграть на природном инстинкте и вызвать интерес как у мужчины. И это притом, что после смерти жены никто никогда не видел его в компании женщин. По крайней мере, прилюдно. Ты играешь с огнем. Если он решит, что ты ему нужна, то тебя не спасет даже полет на Марс. А если не захочется играть дальше, то будет трагедия трех человек. Но это если ты ему будешь нужна. А если нет, он сотрет тебя в порошок и развеет по ветру. Достаточно ему только утратить интерес или победить в игре.
— Валера, что наша жизнь — игра… Он уже поломал массу своих правил, нарушил личные границы, изменил себе. Значит — это уже больше, чем игра.
— А ты и рада. После Нового года начнутся будни, и…
— И если я покажу такой же номер как профессионал-юрист…
— Так ставка в игре — Воронов? Ты решила его обыграть? Надеешься, что он на тебя западет? — Валера начал истерически хохотать. — Ну ты, мать, даешь. Желаю успехов. Только я бы на твоем месте отметил праздник и уехал в Сибирь в глухое безлюдное поселение. Или сказал, что бес попутал и все это было наваждением.
— Валера, бес меня не путал, а в Сибири холодно. Жизнь — это квест. Правила игры меняются по ходу. Поживем — увидим.
— Увидим, если доживем, — примирительно улыбнулся Валера.
;
ГЛАВА 9. НОВЫЙ ДОМ
Отец Ильи все-таки сдержал слово и сделал все для того, чтобы адвокатскую практику я проходила в его компании. Пути к отступлению были отрезаны: экзамен сдан, руководителя практики не выбирают, отказаться — значит поставить крест на дальнейшей карьере адвоката и возможности открыть собственный бизнес. А принять вызов — означало быть под полным контролем человека, который имеет мощный арсенал для манипуляции: от требования расстаться с его сыном до выдачи документа о непрохождении практики и полной профнепригодности. Куда не сунься — везде острые колья.
Новогоднее настроение испарилось. В детстве, когда мне было страшно или предстояло принять важное решение, я пряталась от всего мира под одеялом в своей комнате. И на этот раз я тоже решила отсидеться в квартире родителей. На основной работе были новогодние каникулы. Третьего января мы с Ильей должны были ехать в романтическое путешествие во Львов. Предполагалось, что он сделает мне предложение. Но папа разрушал все, к чему прикасался. Прямо под Новый год он отправил Илью в командировку в Германию. А второго числа, как и было обещано, за мной приехала машина, чтобы увезти в новый мир.
Я до последнего надеялась, что романтическое путешествие состоится, но папа писал свою историю в тетрадях наших жизней.
Илья вернулся накануне нашего предполагаемого отъезда, и папа сразу сообщил, что предложение можно сделать прямо сегодня, сейчас, и для этого необязательно куда-то ездить. Илья почему-то не проявил логичной для такого момента решимости. Если бы в тот момент он взял меня за руку и предложил уехать с ним на край света, я бы наплевала на все. Даже на мечты о карьере адвоката и на опасения папиной мести. В конце концов, не убил бы он нас. Но Илья как-то вяло возразил отцу, что прямо сейчас он никаких предложений делать не будет и решения будет принимать сам.
Папа демонстративно громко повторил вопрос:
— Ты делаешь предложение?
— Сейчас — нет! — раздраженно прокричал Илья.
— Тогда она больше не твоя невеста.
За руку вместо Ильи меня взял папа — не для того, чтобы сбежать на край света, а чтобы посадить в машину и дать распоряжение водителю отвезти меня домой.
Затем, словно вспомнив свое обещание о прохождении мной практики у него в компании, передумал и, не выпуская моей руки, как маленькую девочку, завел обратно в дом.
— Итак, она уже не твоя девушка, но моя практикантка. И будет жить рядом. Потому что личный ассистент (а на большее она пока не тянет) должен быть возле босса по первому требованию. На сегодня все. Все свободны. Всем спасибо.
Затем папа обратился к немолодой женщине восточной внешности:
— Амина, покажи Паулине ее комнату. Она будет жить в комнате для гостей. И объясни правила поведения в доме. А теперь всем спокойной ночи.
Папа ушел к себе на второй этаж и захлопнул дверь. Амина поспешила выполнить задание хозяина, подошла ко мне и увлекла… тоже на второй этаж. Моя комната оказалась рядом с комнатой папы. Мне показали, где находится душ, где лежат постельные принадлежности и куда можно повесить вещи, где в доме принимают пищу и в какие места вход категорически воспрещен. Таких было целых три: комната папы, его кабинет и подвал. Закончив инструктаж, Амина поспешила оставить меня наедине со своими мыслями. И тут ворвался Илья:
— Ты останешься тут?
— А что ты мне предлагаешь? Вернее, ты ничего мне не предлагаешь. Я не невеста, я практикантка. То, что я не встречаюсь с тобой, не означает, что я защищена от влияния твоего отца и его угроз.
— Ты не рабыня.
— Ты его сын. И тебе все простится. А я — простой человек, и раз плеча из тебя не вышло, мне придется, как обычно, весь огонь принимать на себя.
— Ты что, не понимаешь, что приняла его предложение?
— Да, я согласилась под нажимом обстоятельств стать его практиканткой.
— Нет, ты стала его… потенциальной любовницей. Он взял тебя за руку, но ты ни разу не попыталась высвободить ее. Это демонстрация власти и подчинения.
— Твой конек — богатая фантазия. А вот благородство и умение бороться за свою любовь… А была ли вообще любовь?
В ответ Илья громко хлопнул дверью.
После сцены в доме воцарилась тишина — временное перемирие после объявленной шепотом войны. Илья бывал здесь часто, но на правах гостя, так как жил в собственной большой квартире в центре города. Но после моего переезда к его отцу, тоже как бы невзначай, приехал в гости на праздники и остался на неопределенный срок.
Так мы все и жили, практически одной семьей, если не учитывать тот факт, что я была пришлой, а Илья и отец имели на меня каждый свои виды: сын — ввести отношения в более интимное русло, папа — проучить зазнавшуюся девчонку.
В доме было много охраны и вышколенная прислуга. Прислугой руководила Амина, старая татарка, знавшая Илью с пеленок. Охрана делилась на два типа — личная папина и общая. Личного телохранителя папы звали Димой, и хотя он был намного моложе, отношения были больше похожи на дружбу, чем на службу. Подстраховывал Диму его коллега Максим.
Все были приветливы и молчаливы. Из выделенной мне комнаты открывался вид на сад, который обещал весной стать цветущим раем. Как и предупредила Амина, мне было разрешено ходить везде, за исключением комнаты Воронова, его кабинета и подвала. В доме была огромная столовая, целых три ванных комнаты и внушительных размеров библиотека. Книги носили на себе отпечатки человеческих рук, красноречиво свидетельствовавшие о том, что читали их часто. Подбирались они не по сериям, а по интересам. Тут была и античная философия, и психология с криминалистикой. Булгаков соседствовал с Гришковцом, а Оруэлл — с «Искусством войны»…
Из обрывков долетающих до меня разговоров я узнала, что в подвале находится тренажерный зал и специально оборудованное помещение для стрельбы и отработки навыков борьбы. Скорее всего, тут занимались охрана и сам папа. Особняком стояла сауна и летняя беседка.
Несмотря на то, что экзамен был сдан и меня зачислили на практику, ситуация с настоящей работой оставалась под вопросом. А что будет после практики — не мог предугадать никто. Понты хороши, когда ты уверен в завтрашнем дне. А когда под тобой качается земля, приходится играть по чужим правилам. Поэтому мне пришлось на время спрятать свой гонор и пройти собеседование повторно. Я, конечно, нервничала: одно дело — пускать бабочек на сцене, другое — доказать, что ты имеешь вес в жизни больший, чем пустой мыльный пузырь.
На следующее утро после Рождества охранник Дима позвал меня в рабочий кабинет отца Ильи для разговора.
Когда я вошла, Александр Георгиевич сидел за столом. Он жестом пригласил меня сесть, и я плюхнулась на жесткий деревянный стул: ноги все-таки предательски подгибались. Ничего страшного не происходило. Подумаешь! Я же не студентка... Я ого-го! Однако дерзить отцу бойфренда и проходить практику у олигарха в международной компании — немного разные вещи.
— Я навел справки о твоем образовании и опыте работы, — папа посмотрел на меня так, словно окатил ледяной водой. — Внушительный список… Финансист, маркетолог, юрист. С должности секретаря — сразу в главбухи, затем — ведущий юрист в юридической компании. И все это без покровителя и надежной крыши.
Воронов скривил губы в едва заметной улыбке и чуть наклонился вперед.
— Ну а теперь в произвольной форме, кратко и по сути: почему при таком многообещающем списке дипломов, сундуке с опытом и знаниями ты до сих пор не адвокат, не открыла свое бюро и не ездишь хотя бы на автомобиле среднего класса? А работаешь каким-то ведущим юристом, пусть и в хорошей компании. И вообще, что это за должность такая — ведущий юрист? Кого и за кем он ведет?
Горло сперло от возмущения! Хотелось хлопнуть дверью, кинув на ходу: «Потому что не всем везет родиться мажорами». Но этого я, конечно, не сделала.
— Хорошо. Коротко и по сути: я достигла вершин профессионального дна.
На этой фразе одна бровь у Александра Георгиевича поползла вверх.
— Дальше двигаться некуда, — продолжала я. — Свой бизнес я не потяну: нет ни денег, ни связей. До партнера я еще не доросла, а если и дорасту, дураки меня вперед не пропустят, чтобы конкуренцию не создавала, а умные уже обзаведутся своими партнерами. Покровителя у меня нет.
— Значит, если будет покровитель, то автоматом подтянутся партнеры, деньги на собственный бизнес и клиенты? И почему он до сих пор не появился? Неужели ума не хватило обзавестись хотя бы богатым любовником? И почему он, черт возьми, вообще должен у тебя появиться? Это визуализация потаенных желаний или мечты вслух? — Воронов откинулся на спинку кресла.
— Послушайте, Александр Георгиевич, давайте начистоту. Илью я совращать не собираюсь. Мы друзья. Нам хорошо вместе. Можно, конечно, перевести отношения в более интимную сферу, но я не хочу быть музой, которая со временем превратится в няню и передаст созревшего мужчину другой. Да и стоит ли портить дружбу сексом? Поэтому вопрос партнерства и выуживания из молодого любовника денег на собственный бизнес отпадает. Да и вы на пушечный выстрел к бизнесу не подпустите и жить с Ильей нормально не дадите. К тому же у него особого рвения я не вижу. Покровителем вы моим не станете — зачем я вам? Поэтому я готова заключить сделку: практика плюс дальнейшее продвижение по карьерной лестнице в обмен на права на вашего сына. Ну а там — чем черт не шутит.
— Черт не шутит. Он выполняет волю Бога, предназначенную для отклонившихся от правильного пути.
На этот раз моя бровь предательски поползла вверх.
— Вот зачем тебе бизнес?
— Как зачем? Потому что у меня гора опыта и море знаний. И я хочу самостоятельности и покоя.
— А бизнес, значит, — самостоятельность?
— Да, ты сам себе хозяин. Ка. Хозяйка.
— Если одинокий предприниматель, то да... Иначе, знаешь ли, все эти учредители, бизнес-партнеры... Сплошной квест в лабиринте. А спокойствие тут не живет.
— Это больше возможностей для заработка и реализации.
— А зачем тебе больше денег? Ты будешь их вкладывать в блокнотики?
— Нет, я буду заниматься благотворительностью и построю приют для животных.
— Идея хорошая. Однако без инвестиций — увы. Но это еще больше работы и несвободы. А возможности для развития — это путь длиной упора затылком в следующую ступеньку. Твой потолок — всегда всего лишь чужая ступенька. Все дело в желаниях и ресурсах.
— Так мы ни о чем не договоримся. Оставь надежду, всяк входящий. Хорошо, не самостоятельный бизнес. Партнер в большом бизнесе.
— Тогда спрошу по-другому. Я — твой потенциальный работодатель. Почему я должен вдруг взять тебя в партнеры по бизнесу (понятно, что в перспективе)? Вот ты сейчас кто?
— Практически начальник юридического отдела.
— Практически — это как?
— Практически — это номинально да, на бумаге нет.
— Практически девственница.
— Но я уже была начальником...
— Мы все когда-то были... Тогда почему ты не убедишь и не добьешься на бумаге?
— Потому что в плане роста это, по сути, ничего не изменит, и так заведено. Это никому, кроме меня, не надо.
— В любой ситуации человек бизнеса должен уметь договориться, убедить, обойти, переиграть, настоять, обосновать. Если ресурс исчерпан — подняться выше или уйти в другое место. Гора знаний и море опыта с океаном понтов при условии стояния на месте и созерцания своих перспектив сквозь отражение в окне... Вот, например, языки...
— Что языки?
— Английский в совершенстве, немецкий отлично?
— Нет... А зачем, если их применить некуда?..
— Значит, сначала дайте мне королевство, а я в процессе наслесарю... А ты знаешь, сколько литературы по бизнесу, аналитики в среднем читает человек бизнеса? Анализ конкурентов, разработка схем, бесконечные поездки? А то, что просто умная голова — мало? Вот нужен клиенту ездовой верблюд, и что ты ему предложишь?
— Предложу забить косячок. Тогда и слоны-боцманы появятся.
— Как писателю — «пять». А собеседование не прошла.
— Ну и ладно.
— На обиженных воду возят. Кто хочет победить — того отказы лишь раззадорят. Бизнес — это еще и лидерство. И умение промолчать, когда надо.
— Тогда все безнадежно.
— Так к чему ты готова ради продвижения по карьерной лестнице? Я согласен заключить сделку. Но если человек — пустышка, то сколько в него ни вкладывай, сумма вложений помножится на ноль отдачи.
— Я готова учиться и пахать…
— Учиться и пахать… Это запросто. Меня не интересуют дипломы и отзывы работодателей. Я доверяю только фактам и собственному мнению. Поэтому, как я и сказал ранее, ты начнешь с самой низкой ступени — с должности личного ассистента. Работа будет заключаться в вычитывании юридической составляющей документов, редактировании спичей, ведении деловой переписки, сопровождении меня в поездках, планировании рабочего дня...
Воронов завис, ожидая от меня решительного «нет», но я, не на шутку разозлившись, выпалила: «Я согласна». Мосты были сожжены.
Он снова посмотрел на меня пристальным взглядом, на этот раз с легким интересом.
— Тогда начинаем. Завтра с утра заберешь в офисе рабочий инструментарий — ноутбук и мобильный телефон. Два условия: телефон никогда не выключается, даже ночью, и ты всегда должна иметь с собой сумку со всем необходимым на случай командировки. Ноутбук тоже всегда должен быть с тобой, и ты следишь, чтобы он не попал в чужие руки и не произошла утечка информации. Так как ты практикантка, то оплачивать практику должна сама. Поэтому работаешь бесплатно до тех пор, пока я не смогу оценить тебя как специалиста. Конечно, если будет, что оценивать. Зарплата на основной работе у тебя есть, поэтому с голода не умрешь.
— И еще, — подумав, добавил Воронов. — Дресс-код. У личного ассистента должен быть подобающий вид. Впрочем, как и у любого сотрудника компании. Да и в целом — у любого уважающего себя человека с амбициями. Как говорил Дональд Трамп, вы должны одеваться так, словно уже заполучили должность, на которую претендуете. А у тебя вид тинейджера-переростка с невнятным макияжем и цветом волос.
Я была раздавлена. От обиды хотелось плакать и дать в морду. Профессиональное унижение — еще куда ни шло, но он опустил меня как женщину. А женщина во мне, по-моему, очень хотела ему понравиться...
— Теперь можешь идти в свою комнату.
Воронов нажал на кнопку, расположенную под столом, и появился охранник Дмитрий. Разговор был окончен.
До завтра была уйма времени для отдыха. Но у меня складывалось впечатление, что я живу в интернате. Дом был уютным и милым, но чужим. Дом — это свобода самовыражения, расслабление, занавес, за которым можно скрыться от мира, а здесь ты под постоянным вниманием и все время начеку.
Я съездила домой, привезла оттуда личные и необходимые для работы вещи и постаралась сделать из своей комнаты маленький оазис, разложив книги, игрушки, блокноты и прочие дорогие сердцу вещи. Даже захватила маленький символический подарок от любимой подруги — смешную куклу с надписью «Никогда не сдавайся». Это немного разрядило обстановку, и я постаралась больше ни о чем не думать. Что будет, то будет. Решение принято.
Комната стала более уютной, но заснуть все равно удалось только под утро. Всю ночь я размышляла над тем, зачем ввязалась во всю эту историю, смогу ли выдержать практику и существует ли вероятность обмануть папу. Ведь на самом деле с Ильей расставаться я не собиралась. Я решила принять условия Александра Георгиевича номинально, для отвода глаз. Чтобы выиграть время, чтобы не получить проблем с практикой, чтобы изменить о себе мнение… В конце концов, в свете последних событий приоритеты сильно поменялись. Теперь на кону была не свадьба с Ильей, а возможность унести ноги и при удачном раскладе — получить бонус в виде хорошей практики. А может быть, даже предложения о работе. Хотя кому я нужна… Я для них никто…
Я даже поплакала от души — стало легче.
;
ГЛАВА 10. ПЕРВЫЙ КЕЙС
Проснулась я от нетерпеливого стука в дверь. Спросонья я потерялась в пространстве и не сразу поняла, где нахожусь. Стучал охранник Дима.
— Хочу тебя расстроить, но тут долгий сон не приветствуется. Босс встает очень рано и требует от всех железной дисциплины. Мы уже практически опаздываем. Поэтому у тебя на сборы полчаса и ты… остаешься без завтрака.
Женщина остается женщиной в любых условиях. Бог с ним, с завтраком. За полчаса я успела навести марафет, собрать все необходимое и прибыла к машине в полной боевой готовности.
— Сначала магазин и салон, потом офис, — сказал охранник.
Сказано — сделано. В салоне и магазине меня никто не спрашивал о предпочтениях. Из огненной я стала благородной рыжей с солнечными прядями дорогого мелирования, а джинсы заменил деловой костюм. Результат превзошел мои ожидания. В зеркале была совсем другая Паулина. Увидевший мое преображение охранник даже присвистнул, что означало только одно: смена имиджа оказалась потрясающей, а предыдущая Паулина была отнюдь не на высоте. Если мужчина так явно замечает перемену, значит, то, что было, точно не свидетельствует в твою пользу...
Потом мы заехали в офис и я забрала рабочий инструментарий — ноутбук и телефон. Дальше я прошла стандартную процедуру подачи документов: подписала договор о неразглашении информации и получила первый кейс.
Каждый человек, поставь перед ним задачу, будет решать ее, принимая во внимание собственный жизненный опыт, профессиональные знания, способ мышления. Можно быть хорошим специалистом, который знает подводные рифы в своей области. Можно быть гением, который руководствуется исключительно интуицией и озарениями. Но топы, а проще говоря — те, кто управляет сверху (и неважно, компания это или государство), мыслят нелинейно. Наверное, поэтому они летают на самолетах так же часто, как мы ездим на трамвае, и проводят отпуск под пальмами, а не в зарослях картохи на даче.
Итак, передо мной была поставлена задача. Она была спрятана в синюю папку на кнопках и содержала массивную стопку документов. Цель была озвучена коротко и лаконично: выявить взаимосвязь между документами и написать свое заключение о схеме и методах взаимодействия субъектов. Вроде бы все понятно. Но на самом деле — неясно ровным счетом ничего. Документы состояли из каких-то балансов, извлечений о компаниях, договоров, счетов и прочей документации.
Дедлайн наступает ровно через 12 часов после получения волшебной папки. Конечно, я сразу же со всем усердием ринулась в бой и начала проверять компании, учредителей, их историю и репутацию. Искать зацепки и взаимосвязи, возможные судебные баталии. Прошерстила все базы. И иссякла. Все было чисто. Как связаны эти люди и их компании — неизвестно. Но ведь цель — выявить взаимосвязь и схемы. А по факту — параллельные прямые этих бизнес-структур не пересекаются.
Если ты умен, знаешь и уверен, но ответ не находится — варианта два. По крайней мере, у меня: или решить, что ты затупился, или впасть в панику. Я выбрала второе. Выбежав на улицу подышать воздухом, я обнаружила перед входом в офис Илью и неизвестного сотрудника, который только что извлек из новой пачки сигарету и собирался ее закурить. Не знаю, что на меня нашло, но я зачем-то на автомате выхватила из его рук сигарету и, не донеся до губ, продолжила диалог с самой собой о том, что не может быть так, чтобы не было ответа, если есть задача.
Илья в недоумении посмотрел на меня, затем на сотрудника и спросил:
— Золушка, ты куришь?!
— Что? — удивилась я, увидела в своих руках сигарету и моментально бросила ее в урну, словно напавшую змею.
Сотрудник задохнулся от возмущения, вынул вторую и отошел подальше.
— Что случилось? — спросил Илья.
— Я убила три часа на решение задачи, а решения нет.
— А ты хорошо искала?
— Да.
— Все проверила?
— Все.
— Ты ищейка?
— Вот тут не поняла. При чем тут собаки?
— Собак натаскивают на выполнение конкретных задач. То, что остается вне зоны их ответственности, они не замечают или игнорируют.
— И при чем тут я?
— Вот именно. А ты пробовала мыслить нестандартно?
— Это как?
— Можно искать то, чего нет.
— А как можно искать то, чего нет?!
— Задача не искать, а дать заключение, что папка бумаг — просто набор макулатуры.
— ?!
— Важно не только знать, как, где и что, а еще и вовремя понять, что куда-то забираться преждевременно, не стоит или нет смысла.
— Ааааа… То есть вот так. Решение, не имеющее задания. Так и напишу.
— Вот видишь, мозги периодически надо затачивать.
Сотрудник, который сначала отошел подальше, снова вклинился в разговор:
— Интересно вы живете. То курите, то не курите, то задачи без решений разбираете, то мозги затачиваете. А вообще, Илья, практикантка пришла сюда учиться, и подсказки — это игра вне правил.
Я осмотрела сотрудника с ног до головы:
— Вообще-то я не практикантка, а вторая мама Ильи. Илья не подсказывает, а сотрудничает с будущим совладельцем компании. А курить вредно.
Сотрудник сначала завис, после чего выдал коронную фразу:
— Хоть вы оба и волшебные, зато с вами весело. А из всего происходящего я для себя одну вещь точно уяснил: для гарантированного будущего в компании мне надо дружить не только с папой, но и с его веселым сыном и чокнутой второй мамой.
ГЛАВА 11. КОРПОРАТИВНЫЕ ДЖУНГЛИ
Назвавшись второй мамой Ильи, я вызвала судьбу на дуэль. Никогда не бросайтесь словами напрасно. Они, как и рукописи, не горят. Шутка стала кодовым словом, включающим новую программу дальнейших событий.
А пока наступил день второй. День сотворения мной нового мира. И был новый кейс. И кейс этот предполагал общение вживую — не с бумагами, а с людьми.
Утро началось с приглашения на совещание.
Сотрудники нервно ерзали на стульях, а мы с Вороновым сидели в его кабинете за прозрачной стеной-стеклом, и, судя по всему, он не спешил обрадовать коллектив своим появлением.
Александр Георгиевич сидел во главе стола, подпирая подбородок рукой, и несколько секунд с какой-то азартной улыбкой рассматривал мою настороженную фигуру. Затем резко откинулся в кресле и начал вводный инструктаж.
— Посмотри внимательно на собравшихся людей. Что ты можешь о них сказать?
— А что можно сказать о людях, которых ты видишь впервые? Образ обманчив. Надо посмотреть на них в динамике, действии. Проанализировать поступки, круг общения, как и с кем они взаимодействуют. Но для этого нужны время и ресурс.
— Рассуждаешь здраво. Вот эти — надутые от осознания собственной важности — коммерческий и финансовый директора. Они держатся главного, то есть меня, готовы лизать ботинки тому, кто представляет для меня важность, и растерзать неугодного при команде «фас». Не ведись на их комплименты, обхаживания и заискивания. Будь вежливой, но жесткой. Никогда никому не верь на слово. Только факты. Если у тебя есть сомнения или подозрения, на твоем лице не должны отражаться никакие эмоции — какие бы бури при этом ни бушевали в душе. Что-то настораживает, не сходится — аккуратно собираешь информацию, не привлекая внимания, и, если есть веские аргументы, приходишь ко мне. Дальше сидит мозговой центр компании — главный бухгалтер, руководители юридического департамента, отделов логистики и маркетинга. Эти люди, как и штатные сотрудники, обязаны хорошо делать свою работу. Никаких кофе в перерывах, доверительных бесед. Никакого панибратства. Они должны соблюдать субординацию и либо бояться, либо уважать, что зависит и от личности подчиненного, и от руководителя. Более низкий состав пока трогать не будем. Еще есть охрана и партнеры по бизнесу. Охрана тоже делится на несколько типов. Есть те, кто обязан мне всем и в случае необходимости готов пожертвовать жизнью. Есть такие, при которых можно делиться важной информацией и поручать серьезные дела. И есть псы на довольствии. Их не сманить, пока у тебя статус, а у них — хороший гонорар, но все в жизни меняется… Ну и партнеры по бизнесу, «друзья». Для этих ты — возможность пробить брешь в системе моей защиты, способ найти слабости. Тут есть шакалы и гиены. Никому не верь вообще. Твоя работа — это я. Если я буду тобой доволен, ты не станешь крысятничать и проявишь ум и смекалку, бояться тебе нечего. А разбираться в законах офисных джунглей научишься со временем сама. Если, конечно, качать мозги и развивать наблюдательность…
— А зачем вы мне все это рассказываете? Неудачнице из хрущевки, которая не знает, чего хочет от жизни, носится с багажом знаний, не находя им достойного применения, и метит в невестки, которую вы все равно в семью не пустите?
— Потому что мы заключили с тобой соглашение. Ты оставляешь Илью в покое, я помогаю тебе пройти практику номинально для получения статуса адвоката и реально — для того, чтобы в итоге стать хорошим адвокатом. Но это при условии, что в коня корм, конечно. Если ты бестолковая, все, что я говорю, как вода сквозь пальцы. А если мозги есть — мне будет интересно, какие выводы ты сделаешь и как этой информацией воспользуешься. Ну что, пойдем, я представлю тебя коллективу.
Воронов почтительно пропустил меня вперед и на какое-то время мы оказались в проеме двери друг напротив друга. Вроде бы все оставалось, как и раньше, но глаза… Мне показалось, что во взгляде Александра Георгиевича блеснул луч интереса, который я уже имела возможность увидеть после корпоратива.
Когда мы зашли в комнату для совещаний, публика явно скучала. Но, завидев начальника, все собрались и сделали умные лица, всем своим видом демонстрируя крайнюю заинтересованность.
— Доброе утро, коллеги. Хочу вам представить практикантку и моего личного ассистента Паулину. С сегодняшнего дня вы можете обращаться к ней по всем основным вопросам.
Все приторно заулыбались.
— А теперь перейдем к повестке дня…
Повестка дня не представляла особого интереса, а вот атмосфера была очень насыщенной. Все присутствующие, каждый как бы невзначай, изучали практикантку, то есть меня. Женщины смотрели с завистью и что-то активно обсуждали. Приближенный к телу босса костяк начал бросать многозначительные взгляды и тянуть улыбку. До меня даже долетело несколько обрывков диалогов. Что, мол, у Александра Георгиевича отродясь не было никаких помощников, тем более женщин. И что очень странно, что скрытный и не выставляющий свою личную жизнь на всеобщее обозрение Ворон ввел в бизнес бабу. И что я очень даже ничего, Воронов все-таки мужчина, и почему он не может соблазниться, как все.
Ну вы поняли: мне особенно понравилась та часть, где я «ничего» и Воронов — тоже мужчина… Значит, он впервые разрешил женщине приблизиться к сфере его деловых интересов, а это было не менее потрясающе, чем то, что никто после гибели жены никаких дам кроме меня рядом с ним не видел. Или он их тщательно скрывал, или вел жизнь отшельника… Хотя, при всем уважении, я не верила, что здоровый холеный мужчина с его статусом мог сдерживать инстинкты.
Мечты, мечты… Коллектив меня окрестил женщиной Воронова. И тут меня ошарашила мысль. Стоп. Я встречаюсь с Ильей. Соглашение поменять Илью на практику и карьерный рост — липовое. Папу я ненавижу… Или нет?.. Возможно, мне просто приятно и греет самолюбие, что меня включили в число приближенных олигарха. Но если он неприятен и я его ненавижу, то мысль тоже не может греть. Выходит… На этом месте мои нерадостные размышления прервали потенциальные коллеги.
Наверное, за всю свою предыдущую жизнь я не слышала такого количества комплиментов.
Коммерческий директор сразу пригласил меня на обед. Не зная, что делать, так как Александр Георгиевич мне еще ничего не поручил, я решила, что ничего страшного не произойдет, если я насыщу мозг глюкозой и съем пирожное с кофе.
Коммерческий директор был сам не свой. Поцеловал мне руку и сказал, что он — самое доверенное лицо Александра Георгиевича. Что в любое время суток, что бы ни случилось, надо обращаться к нему, так как Александр Георгиевич — персона очень важная, у него много врагов, а наша с коммерческим директором задача — не допустить вражеских лазутчиков на территорию бизнес-империи Ворона. Через 30 минут беседы мне стало жарко и тошно. Не знаю, то ли я съела слишком большое пирожное, то ли тошнило от хвалебных од и вранья, но очень хотелось сбежать. Но тут спасительным звонком прозвенел мобильный, и я ушла на встречу к Ворону в его кабинет.
— Ну что, как впечатления?
— Слишком сладко! До тошноты.
— Да? — Ворон окатил меня смеющимся взглядом. — Ничего, будет еще и горько. Неизвестно, что хуже. Это только начало. Запомни главное: никогда не думай, что ты все знаешь. Каждая структура, каждый человек играют по своим правилам. И везде нужны специальные знания, ум, опыт и наблюдательность. А еще есть закулисье. Когда ты играешь с кем-то в шахматы, возможно, под доской кто-то ведет свою партию, а игроки вообще управляются умелой рукой кукловода.
Да, было о чем задуматься… Особенно после примера с шахматной доской.
— На сегодня твоя практика окончена. Дима отвезет тебя домой.
При слове «домой» у меня возникал эмоциональный диссонанс. Мой дом был там, где обитали мои родители, коты, любимые книги и игрушки. И в то же время я не могла сказать, что мне не нравилось, что у меня появился второй дом. И не просто в значении хорошего добротного здания. А нового места, с новыми смыслами и атмосферой, где жил человек, которого я, кажется, перестала ненавидеть.
;
ГЛАВА 12. ГНЕВ И МИЛОСТЬ
После новогодних праздников и каникул рабочая неделя была короткой. На выходные домой как-то не тянуло, а из дома папы меня никто не выгонял. Не могу сказать, что исчезло напряжение и я чувствовала себя очень комфортно, но атмосфера загородного дома, живописные места, близость Ильи, прогулки на свежем воздухе с лайкой по кличке Вольф, простор и свобода, новые приятные традиции, такие, например, как обедать и ужинать за большим столом, мне понравились. Вдобавок ко всему папа, когда был на месте, вел себя как нормальный человек. Он оказался тонким знатоком литературы, обладал хорошим музыкальным вкусом, прекрасно разбирался в винах и любил изысканную еду. Вдобавок ко всему увлекался экстремальными видами спорта — дайвингом, прыжками с парашютом, и, по выражению Ильи, мог ездить на всем, что имеет четыре колеса.
В спокойной обстановке система обороны и здравомыслия дала сбой, и я начала смотреть на папу не как на монстра, трясшего меня за пиджак, и руководителя практики с пометкой «гонки на выживание», а как на простого человека. Для себя я сделала ряд открытий: что у папы такие же нереально красивые голубые глаза, как у Ильи, обворожительная улыбка, ямочка на правой щеке и чарующий взгляд с легкой лукавинкой. Правда, волосы у Ильи были черными как смоль, а у отца — пшеничные, какие бывают у маленьких детей, согретых теплым солнцем. Еще у папы была прекрасная фигура и рост намного выше среднего. И собственный безупречный стиль в одежде. И такой запах, словно на него пролили контейнер феромонов. Это позже я поняла, что духи у него, конечно, были хорошие, но чарующий аромат был только в моих снесенных смерчем гормонов мозгах.
В общем, я влюбилась. Недаром говорят: от ненависти до любви — один шаг. А может, меня надо было раньше хорошо встряхнуть. Или я была тайной мазохисткой. Кто знает… Но что случилось, то случилось. Ситуация, конечно, была патовая. Илья в отставке, практика жизненно необходима, а тут чувства к потенциальному тестю и руководителю, которого совсем недавно я считала чудовищем.
Возможно, правы психологи: мы зеркалим людей и притягиваем себе подобных или тех, кто нам нужен на данном этапе в жизни. Улыбнувшись, словно крошка-енот из мультфильма, своему отражению в реке, которое до этого грозило палкой и пугало страшными рожицами, я получила в ответ улыбку.
Мы сидели за столом после ужина, и тут папа, обозвавший во время бурной сцены в кафе мои произведения писаниной, как ни в чем не бывало спросил:
— Илья сказал, что ты пишешь, и довольно неплохо. Причем за основу берешь реальных людей и делаешь их героями своих произведений, безошибочно определяя их характеры и тайны.
— Пишу я на самом деле неплохо, и то, что вижу и чувствую. Но, помнится мне, кто-то назвал мои произведения писаниной. Конечно, вам виднее. Тем более у вас такой безупречный литературный вкус. Но как можно оценить то, чего вы не читали?
— Я не прошу тебя дать мне что-то почитать. Попробуй написать обо мне. Более закрытой личности, судя по мнению общества и прессы, не найти, — папа грустно улыбнулся.
— Как же я смогу написать то, что недоступно даже обществу и прессе?
— А ты включи режим «мозги». Ты видишь меня каждый день дома и на работе. При желании можешь собрать досье из сплетен и слухов.
— Хорошо. Только я пишу то, что вижу, и столько, сколько приходит. А вы мне не мешаете.
Папа поднял руки, словно преступник, дающий знак, что сдается, и я села писать.
Текст давался сложно. Знала я очень мало. Сочинять оды и врать я не могла, иначе муза этого не простит. Первые строчки родились сами по себе:
«Царь зверей — данность от природы, или этот титул надо постоянно доказывать? Ты не имеешь права быть слабым, не имеешь права показать страх. Ты должен опережать противника на несколько шагов и не давать спуска врагам. Вся жизнь — борьба и оборона. Хорошо если есть кто-то, кто может разделить твой мир, зализать раны и принять слабости. Тот, к кому можно повернуться спиной и попросить помощи при тяжелом ранении. А если этот кто-то умер и ты один? Царь на вершине с пронзенным сердцем и давящей ношей могущества… Одиночество, холод и долг. Но ведь царю зверей тоже хочется, чтобы его кто-то погладил...»
Я отдала ноутбук папе и взяла стакан с минералкой. Пока я медленными глотками пила воду, на лицо Воронова пытались прорваться живые эмоции. Прочтя зарисовку, он посмотрел мне в глаза. Это было сложно, но взгляд я выдержала. Какое-то внутреннее чутье говорило мне, что если на тебя смотрит хищник и ты отведешь взгляд, он тебя растерзает.
— Хорошо пишешь, продолжай. А про кто-то умер — это о чем?
— Это моя авторская фантазия.
— А почему ты решила, что хищник хочет, чтобы его кто-то погладил?
— Потому что хочет. Я художник, я так вижу, — улыбнулась я.
— Ну хорошо, посмотрим, что будет дальше, художник.
У меня возникло чувство легкого превосходства. Оказывается, он тоже способен испытывать обычные человеческие эмоции. Появилось неожиданное желание погладить этого дикого зверя. А папа с этого момента стал смотреть на меня иначе, он меня изучал... Но с какой целью — еще предстояло узнать.
;
ЧАСТЬ II. ВОРОН
ГЛАВА 13. ВОРОН
Зарисовка о папе вызвала у меня целый шквал эмоций. Во-первых, он меня похвалил. И это было приятно. Во-вторых, его зацепил текст, и особенно — часть об одиночестве и смерти близкого человека. Значит, Александр Георгиевич способен чувствовать. В-третьих, ему стало интересно, что я напишу дальше. У меня же появилось не только новое задание, но и возможность удивить. И самое главное — чтобы составить характеристику, необходимо было понять, что он за человек. А я кроме того, что это отец Ильи, владелец крупного бизнеса и состояния и вдовец, не знала ровным счетом ничего. И при этом жила в его доме, проходила практику в его фирме, заключала с ним «соглашения» и даже объявила ранее войну. В омут, так с головой. Теперь надо из этого омута выныривать. Помимо полевых наблюдений дома и в офисе, я начала задавать осторожные вопросы Илье, охраннику Дмитрию, обслуживающему персоналу и ловить слухи на работе. Из массы домыслов удалось собрать немного информации.
Воронов Александр Георгиевич был владельцем контрольного пакета акций международного холдинга. Окружающие боялись его и уважали, но уважение это было какое-то раболепное, словно гиены прогибались перед львом или потенциальная дичь пыталась задобрить беспощадного хищника. 54 года. Вдовец. Жена погибла 16 лет назад при странных и страшных обстоятельствах, и этот факт все отказывались комментировать. Охранник Дима проговорился только о том, что жена была убита пулей, предназначенной Воронову. После этого он жил лишь ради сына, с комплексом вины. В повторный брак не вступал, подруг жизни не имел. Исходя из полученной информации, он вообще мало кого к себе подпускал, только узкий круг друзей и партнеров. Случайные люди в сферу его бизнес-интересов не попадали, а в дом — и подавно. Из чего я сделала вывод: тот факт, что меня пустили в дом, — исключение из правил и в том числе своеобразный способ контроля.
Поговаривали, что капитал он сколотил в 90-е, будучи криминальным авторитетом. Что прежде чем стать жестким и циничным, прошел через череду предательств, покушение на собственную жизнь и убийство жены. Сам воспитывал сына. Был умным, безжалостным, бесчувственным, опасным и влиятельным. Мог уволить за малейшую провинность без сантиментов, а убить человека ему ничего не стоило. Он был вещью в себе, с темным прошлым и таинственным настоящим. Сплошная воля и внимание. Человек, который никогда не расслаблялся, был готов отбить любую атаку, всегда настороже.
О нем говорили всякое, но это были всего лишь толки. Пресса и социальные сети молчали, словно на их высказывания наложили запрет. В официальных кругах он был Воронов Александр Георгиевич, в народе же его называли Вороном. А Ворон — птица таинственная и разноплановая: мудрая, много повидавшая, имеющая, как и коты, несколько жизней в запасе, беспощадная к врагам и преданная близким. Каким Ворон был на самом деле, можно было узнать только в процессе.
Поразмыслив над полученной с опозданием информацией о моем названом враге и потенциальном тесте, я подумала, что так ничему в жизни и не научилась. Я играла в прятки со смертью и гордилась своим бесстрашием. Возможно, если бы знала, кем был папа, до всего, что произошло раньше, я бы даже не стала встречаться с Ильей. Но пути назад не было. Потому что я была влюблена. Потому что я вызвала интерес у одиозной фигуры. И потому что мне стало дико любопытно, что за человек Ворон, какое у него прошлое и возможно ли с ним мое будущее. Вместо того чтобы бежать от него, я побежала навстречу.
;
ГЛАВА 14. ИГРА В ЛЮБОВЬ
Мужчина — это хищник. И он всегда очень тонко на уровне подсознания и зрительных реакций определяет, как относится к нему женщина. Не могу сказать, что я была как на ладони. Но, видимо, в моем поведении, манере разговора, реакциях появилось нечто, что позволило Ворону затеять со мной новую игру. На этот раз не в профессиональной сфере, а в личной. Он мне нравился. Я пыталась произвести впечатление и завладеть его вниманием. Выглядело это, наверное, комично и нелепо. Девушка, которая так быстро сдает свои позиции, говорит одно, делает другое, меняет сына на отца… Возможно, Ворон решил мне доказать, что я такая же, как все. А может, ему захотелось поиграть в кошки-мышки. Почему бы не отказать себе в удовольствии пробить брешь в обороне принципиальной, уникальной и порядочной дивы и не доказать на практике, что все бабы одинаковы.
Возвращение в новый дом после работы можно было сравнить с отдыхом на самом престижном курорте. Душ взбодрил, стакан апельсинового фреша придал сил, и я с удовольствием легла на диван с красивой шелковой постелью. Не знаю, как долго я спала, но проснулась отнюдь не по своей воле. Меня разбудило прикосновение чьей-то руки к лодыжке. Рука оказалось мужской и принадлежала Ворону.
Он нагло по-хозяйски сел на диван и совершенно бесцеремонно взял меня за обнаженную ногу. Оказалось, я мешала ему сесть, и он решил меня отодвинуть.
«А разбудить, конечно, было сложно. Это же нормальная практика — хватать девушек за обнаженные лодыжки», — возмущалась я про себя. Дополнительно я отметила два момента: прикосновение к ноге было так же приятно, как рукопожатие во время выяснения отношений в кафе, и мне показалось, что его рука задержалась на моей ноге дольше необходимого времени.
Я лежала, Ворон сидел рядом и бесцеремонно рассматривал меня своим немигающим взглядом. Ситуация была за гранью, и как себя вести — я не знала.
— С завтрашнего дня характер твоей работы изменится. Я доволен результатами практики, и мы можем двигаться дальше.
Ворон говорил, а я мысленно вела с ним свой немой диалог: «Ну конечно, это надо сообщать обязательно сейчас, на моей постели, сидя на чистой простыне в верхней одежде и не давая мне встать…»
«О, — мысленно продолжала я, — барин, целую ваши руки… Век не забуду…»
— И еще… — на этих словах Ворон зачем-то опять взял меня рукой за лодыжку. — Я жду вторую главу произведения о хищниках, долге, одиночестве и поглаживаниях.
Мысленный диалог прекратился, и я поняла, что рука Ворона на моей ноге вызывает отнюдь не раздражение, а совсем противоположные мысли и чувства. По животу разлилось предательское тепло, мысли стали путаться… В завершение разговора Ворон наклонился к моему лицу, практически накрыв своим телом…
«Каждый иногда хочет, чтобы его погладили, — размышляла я. — Но суть не в действиях, а в целях. Страсть — слабость. Она делает человека уязвимым».
Не знаю, что произошло бы, если бы действо это продлилось еще несколько минут, но Ворон осторожно подвинул мою ногу обратно, поправил простынь и с довольным видом направился к выходу.
— Жду вторую главу, и завтра начинаем осваивать новую ступень карьерной лестницы.
Мое состояние можно было описать как обморок с открытыми глазами. Никогда не думала, что способна на такие переживания. И вообще, надо как-то решить этот вопрос с внезапными вторжениями и начать закрывать двери на ключ. Мало ли, что еще взбредет в светлую голову Александра Георгиевича…
Придя немного в себя, я открыла ноутбук и начала писать вторую главу.
«Страсть — слабость или сила? Зависит от того, кто и с какой целью ее применяет и насколько силен тот, в чью сторону она направлена. Все живое подвержено страсти. Если бы она не грела кровь и не плавила разум, человеческий и животный род просто прекратил бы свое существование. Хищник, использующий страсть как маневр против другого хищника женского пола, должен помнить о том, что его же оружие может стать причиной его падения. А как говорит история, женская слабость способна разрушить самую прочную мужскую оборону. Поэтому если не уверен — не ввязывайся в игру. Природа есть природа. Тело может предать самые стойкие мозги».
Я посмотрела на часы. Было ровно три ночи. С каким-то детским азартом я отправила только что написанную главу на и-мэйл Ворону. За стенкой послышался звук, оповещающий владельца о том, что пришло новое письмо.
Довольная, словно нашаливший ребенок, я выключила ноутбук и на цыпочках подошла к стенке, разделявшей мою комнату и кабинет Ворона, и услышала, как по клавишам клавиатуры в соседней комнате танцуют чьи-то пальцы…
Повинуясь какому-то неведомому чувству, я снова включила ноутбук. Это казалось безумием, но я была почти уверена, что Ворон пишет ответ на мое письмо. И я не ошиблась. Спустя несколько минут пришло сообщение: «Женщина может сделать мужчину мягче, может сделать его слабее и может сама решить, что из этого с ним сделать. Этим она и страшна. Но для этого женщина должна или очень сильно любить, или очень сильно ненавидеть».
Эх, если бы он знал, что моя ненависть за такой неприлично короткий срок превратилась в любовь. Интеллектуальные и физические касания отключали мой мозг, и если бы не желание доказать, что я не такая, как все, и возможность сделать рывок вперед по карьерной лестнице, я бы просто пала под обстрелом гормонов, как неискушенный подросток. Но я скромно умолчала о третьей цели. Пока она еще не была достаточно четко сформулирована даже для меня. Но этой целью однозначно был Ворон: или в роли трофея, или в роли мужа. Одно было ясно: я хочу быть с этим человеком вопреки всему, что произошло между нами и о чем твердила молва.
;
ГЛАВА 15. ОТЕЦ И СЫН
Тот факт, что отношения между мной и Вороном получили новый статус, заметили все. Еще бы. Если раньше я избегала Александра Георгиевича или дерзила ему, а он пресекал мои выпады и воспитывал, то теперь я пыталась под любым предлогом попасться ему на глаза и блеснуть интеллектом. А он, словно кот, который не замечает маневров мышки, кружил вокруг, дразнил и превращал любые попытки поиграть интеллектом в шутку с поучительным подтекстом.
Илья формально оставался моим парнем, Ворон не переходил границ дозволенного. Пока Илья, заметивший наши амурные маневры, не вышел из себя и не предъявил претензии мне и отцу во всеуслышание.
— Как говорят в народе, третий лишний. И, по ходу, этим третьим стал я. Девушка оказалась такой, как все, и решила, что папа будет более значимым трофеем. А папа никогда со мной не считался. Подумаешь, девушка. Захотел — взял, захотел — выкинул. Для тебя же люди — вещи. Только ты забыл ее предупредить, что цена твоей любви — смерть. Женщины становятся для тебя живым щитом, получая в сердце пули, летящие в твою голову.
Алесандр Георгиевич развернулся в сторону сына и медленно направился к нему:
— А ты, я смотрю, все умнеешь и умнеешь. Мажор на полном довольствии, пребывающий в состоянии вечного подросткового поиска и метаний. Если я — воплощенное зло, то почему ты не прекратишь пользоваться моими деньгами, не покинешь дом и не начнешь новую жизнь? Тебе не нужен такой отец? Так уходи. Сделай хоть раз в жизни поступок вместо бесполезного трепа. И докажи, что ты лучше, мудрее и у тебя получится иначе. А пока ты даже не захотел бороться за свою девушку. Ты сдал ее с потрохами, боясь, что тебя лишат средств и наследства. Можешь убираться.
Илья молча покинул дом, а все его обитатели попрятались.
Не знаю, как поступила бы на моем месте мудрая женщина, но я возмутилась:
— Как только начинаешь думать, что вы нормальный человек, вы сразу превращаетесь в чудовище. Разве предложение выйти замуж выбивают силой? Разве сына можно попрекать куском хлеба? Разве можно бить лежачего?
— А ты что тут делаешь, а? Илья что, член общества инвалидов? Если он мужчина, он должен говорить поступками, а не манипулировать отцом, как содержанка. Иди запрись в свою комнату, и чтобы я тебя не видел!
«Ну вот, — подумала я, — какое многообещающее утро, где я — все, и какой скучный вечер, где я никто».
Я пошла в свою комнату и попыталась отвлечься, но сцена между Вороном и Ильей крутилась в голове. За стеной слышался шум и звон стекла. Подумав, что это вернулся Илья, чтобы продолжить разговор с отцом, я заглянула в кабинет Ворона. Хотя это было категорически запрещено правилами пребывания в доме. Ворон сидел на диване, откинувшись головой на спинку, и пил коньяк, щедро налитый в большой стакан из стоявшей на столе бутылки.
«Кремень… — подумала я про себя. — Самый «прекрасный» способ решить проблемы с сыном!»
Не знаю, что придало мне сил и заставило действовать именно так, но я подошла к Ворону и уверенным движением выхватила из рук стакан, отправив его вместе с бутылкой в открытое окно.
— А не охренела ли ты, девочка?!
Ворон снова стал похож на себя во время нашей первой встречи: непроницаемое лицо, немигающий жесткий взгляд с легким прищуром.
— Вот уж точно, где баба — черт не нужен. Как только нарушаешь свои собственные правила, все летит в тартарары.
— Я не понимаю, при чем тут черт и что куда летит. Но если вы заменили ему мать, не надо разрушать созданный образ. Уважение, если потеряешь, вернуть будет очень тяжело. Не надо на всех фронтах навязывать Илье свою волю. Пусть набьет свои шишки. И пусть сам решает, что для него лучше в жизни. Хочу заметить, люди не игрушки и крепостное право давно отменили.
— И это говоришь мне ты? Человек, который заключил сделку — карьера в обмен на отказ от парня?
Ворон сказал это тоном, в который вложил все свое презрение.
— Да, это говорю я. Отказ был номинальным, сделка — недействительной. Мне хотелось сохранить Илью и получить шанс реализоваться профессионально. А еще я почти поверила, что вы — нормальный человек. Оказалось, показалось. Можете отдать распоряжение охраннику отвезти меня домой и аннулировать мою практику под благовидным предлогом. Но это будет завтра. А теперь, пожалуйста, ложитесь отдыхать, и все разговоры с сыном ведите без свидетелей. Дайте ему совершить свою ошибку — и тогда ваш авторитет будет незыблемым.
Ворон, словно играя со мной в игру, послушно лег на диван.
— А это так принято в вашем доме — садиться в костюме на чистую постель и ложиться в обуви на диван?
— Ну так сними! Раз ты решила взять на себя роль маленькой хозяйки большого дома.
Все это время Ворон продолжал смотреть на меня с вызовом и интересом.
При других обстоятельствах я послала бы человека, сделавшего такое предложение, куда подальше. Но не сейчас и не его. Я послушно сняла туфли. Затем открыла минералку, налила полный стакан и поставила его на стоящий рядом с диваном столик.
— Желаю хорошего отдыха.
На этот раз Ворон ничего не ответил. Он продолжал с удивлением смотреть мне вслед. По-моему, все шло не по плану. У Вселенной были свои замыслы.
Вернувшись к себе в комнату, я начала писать третью главу романа.
«Если хищник дает доступ к телу, это означает одно из двух: или он хочет, чтобы жертва подошла поближе, или он тебе… доверяет».
;
ГЛАВА 16. УРОК ОТ ИЛЬИ
Отличный способ объясниться — проститься. А лучший способ проститься — написать посвящение. И я написала Илье прощальное письмо:
«Наступил момент, когда мне необходимо произнести главные слова, не глядя в твои глаза. Ведь искреннее признание в любви, равно как и в безразличии, лучше говорить, спрятавшись в тень. Я могла сказать тебе «да», приняв предложение о замужестве. Но я говорю «нет» в преддверии того, как стану твоей «мамой».
Это звучит комично, а по факту — трагикомично. Я благодарна тебе за все, что случилось, и за все, что не сложилось. Я люблю не тебя, а то, что в тебе. Отражение глаз любимого человека, мягкость его рук, очерченный контур упрямых чувственных губ. Ты был копией, я приобрела оригинал. Теперь тебе предстоит стать самим собой. Ты не стал моим мужем, ты не станешь мне сыном. Потому что я все равно буду тушить упрямое влечение и вздрагивать от сходства, словно от аромата, который напоминает о дорогом человеке. Но аромат не человек. Это всего лишь метка, запускающая механизм идентификации и воображение.
Я говорю тебе спасибо за гонки со скоростью ветра под музыку ATB, за ужин под луной в компании Булгакова и за эстетический экстаз при виде авторских татуировок на красивых руках. Я обнимаю тебя до остановки сердца за то, что ты стал невольным проводником в царство моего. Прости, что я променяла богатство невысказанного тобой признания на ироничную улыбку, взгляд умных лазурных глаз и ямочку на щеке, в которой хранятся тайны не общей с тобой вселенной. Прости, что не стала той, какой быть не могла».
Илья не стал устраивать трагедий. Он вообще сделал вид, что ничего не произошло. Ведь, по факту, ничего и не было. Это были мои мечты и фантазии и желание отомстить за нереализованные надежды. Илья приехал, взял меня за руку и увлек в неизвестном направлении. Я не поинтересовалась, куда мы едем. А поинтересоваться, наверное, стоило, поскольку приехали мы на какой-то жуткий неприветливый пустырь, где, по всей видимости, и зверь был редким посетителем. Мы вышли из машины, и Илья быстрым шагом пошел вперед, вынул из углубления в старой рыхлой полуразвалившейся постройке сверток и извлек оттуда пистолет с обоймой.
«О дела. Он решил меня замочить», — мелькнуло у меня в голове.
Илья снял затвор и начал стрелять по банкам из-под энергетиков. Видно было, что бывает он тут нередко и банкам достается по полной.
Раздался первый выстрел, Илья подал голос:
— 16 лет назад моя мать встретилась со смертью, которая приходила к моему отцу. Пуля, летевшая в него, убила ее. Мне было 17. Уже не ребенок, еще не взрослый. Я не смог простить отца. Но он был единственным родным человеком. И я принял то, что произошло. Я пытался понять. Пытался оправдать. Но не смог. Да, ты можешь сказать, что тогда я должен был уйти и не пользоваться благами бизнеса, ставшего роковым для нашей семьи. Или что отец не виноват. Это рок, судьба. И он — мой отец…
Илья выстрелил еще раз. Одна из банок, простреленная насквозь, обессиленно упала на замерзшую землю.
— Но он не пытался ничего объяснить. Он заглаживал вину. Он жил своим горем и долгом. Я был сыном по крови, по статусу. Больше я от него ничего не видел. Сначала он забрал мать, теперь невесту. Он со мной, но против меня.
Илья посмотрел на пистолет и попросил подойти к нему. Когда я приблизилась, он стал сзади, вложил оружие мне в руки и, управляя ими, сказал прицелиться и нажать на курок. Выстрел получился не очень…
— Давай еще раз. Не напрягай руку. Представь, что перед тобой враг и ты неистово хочешь его убить… Но чтобы попасть в цель, надо погасить гнев, страх, напряжение и стать ветром без лица… Как будто от этого выстрела зависит все. И ты вкладываешь в него все, что могло бы быть и чего не будет.
На этот раз выстрел пришелся четко в банку, но это была не моя заслуга. Я лишь позволила Илье управлять мной и моими движениями. На какое-то время, на мгновение, мы стали одним целым. И у нас получилась слаженная командная игра.
Илья продолжал стоять за спиной и не выпускал моих рук из своих, но стрелять дальше он не собирался.
— А мы… Ты… Все начиналось так романтично… На смену романтике пришли серьезные дела, за которыми стоят большие деньги. Я был откровенен в кафе, я был честен, когда нанимал тебя на работу. Все смешалось. Я не могу быть с тобой, я не могу без тебя, я ничего не могу тебе предложить сейчас, ничего не могу пообещать, потому что не знаю, что будет завтра. Я не самостоятельная единица. Ты тоже. Но ты вправе выбрать, с кем быть тебе. Я приму любое твое решение.
Я понимала, что Илье с трудом дается это признание, ведь, по сути, это была его исповедь вслух самому себе. На самом деле что-то планировать сейчас было бессмысленно. Поэтому я решила: делай, что должно, и будь, что будет.
Вдохнув побольше воздуха и представив перед собой образ врага в виде всех тех, кто меня обидел, предал, кинул, и всего того, что мешает мне сделать шаг к счастью, я расслабила руку и, вообразив, что от этого зависит вся моя дальнейшая жизнь, выстрелила.
Смертельно раненная серая банка упала навзничь, уставившись в небо отверстием для жидкости, словно перекошенным от боли ртом.
Илья вздрогнул, посмотрел на меня исподлобья своими синими, как мечты Ассоль, глазами, забрал пистолет и, обняв, повел к машине. В этот момент я подумала, что он мне как брат. И в прощальном письме я озвучила свои реальные желания. Но Илья этого не знал.
;
ГЛАВА 17. МЕРТВАЯ ЗВЕЗДА
Пролетело четыре месяца. Я ездила на практику, которая совмещалась с работой, и домой. Ворон продолжал учить меня премудростям бизнеса и жизни. И обаять. Я пыталась защититься под маской сарказма и показать свои лучшие стороны, ведя умные рассуждения и давая компетентные оценки. Он разбивал эти старания в пух и прах.
Окунувшись в атмосферу офисных интриг, я пришла к выводу, что люди везде одинаковые и зависть, сплетни, подставы — стандартный инструментарий современных компаний. Только они тем сильнее и недосягаемей, чем выше должность ты занимаешь.
Какая интересная жизнь у Ворона, думала я: все хотят его защитить, уберечь, а при этом кроме вранья и тихого ожидания, когда он промахнется, пока ничего не наблюдается. Есть ли у Ворона вообще друзья? Как он живет в атмосфере постоянной охоты, где главная цель — он сам?
Мне стало его жалко. Хотя он ведь как-то создал эту империю и удерживает столько лет, а значит, умеет всем этим управлять. Если учесть его возраст и тот факт, что в институтах такому не учат, приходим к выводу, что начальный капитал он приобрел отнюдь не легальным путем и учителя у него были хорошие.
Судя по взгляду Ворона за ужином, он был в курсе всего, что со мной происходит, хотя ни словом не обмолвился. Мне казалось, что тут и проверка, и надежда на то, что я не облажаюсь, и интерес: как я выплыву из всех возможных в будущем ситуаций?
После ужина впервые за все время захотелось просто отгородиться от всех и почитать какую-то легкую ненавязчивую книгу. Эмоции и огромное количество информации истощили меня. Я приняла душ, набросила легкий шелковый халат и легла на диван с книгой. Но читать тоже не получалось: системная оболочка мозга была перегружена. Тогда я решила выйти на балкон (моя комната и кабинет-комната Ворона имели общую лоджию, но с разделителем). Место, где стоял дом-крепость, было чрезвычайно живописным. Из каждой части дома открывался свой великолепный вид: где-то это были сосны, где-то — река. Мне же достался красивейший сад.
Было хорошо и уютно. Небо пестрело звездами. Мягкий ветер ласкал кожу. Я запрокинула голову и начала искать глазами падающую звезду. Этих звезд я повидала тысячи, и хотя желания никогда не сбывались, я все равно верила, что когда-нибудь обязательно встречу свою. Не может же быть так, чтобы в огромной Вселенной кто-то остался без чуда, пусть лишь один раз в жизни!
Я с детским любопытством рассматривала небеса, пока не почувствовала на себе чей-то пристальный взгляд. Как-то я упустила из виду, что я не на курорте и рядом кабинет Ворона, который тоже может иметь привычку дышать вечерами воздухом.
— Что нового в небе? Ищем волшебную звезду?
— Просто небо красивое. И да, представьте себе, ищу свою звезду. А вдруг?
— Вдруг — это всегда результат кропотливой работы. Мечта — это работа. Ничего просто так в жизни не дается.
— Да, Александр Георгиевич, сказочником вам точно не стать. Наверное, когда у вас родятся внуки, вы будете еще в колыбели читать им выдержки из Уголовного кодекса.
Пока я втайне радовалась удачной шутке, Ворон спокойно перемахнул через разделявшее две лоджии перекрытие и оказался рядом.
— Почему ты все время шутишь с уголовным уклоном? Тебя гложет какая-то мысль? Ты собираешься написать мою биографию или хочешь, чтобы я поделился секретами создания бизнеса?
Ворон стоял рядом и смотрел своим немигающим взглядом. Я боялась таких ситуаций, ведь боевая стойка могла предвещать что угодно — от шутки до ментальной затрещины.
Я растерялась. Что я могла ему сказать? Что должна сказать?
Ворон зашел сзади, я чувствовала его дыхание на своей шее.
— В детстве я тоже думал, что для каждого в небе зажигается своя звезда счастья. Простое действо — увидел, загадал и стал счастливым. Но немного позже я узнал, что звезды умирают, как и люди. Ты видишь свет, который отражается тем, чего нет. Загадываешь желания, которым не суждено сбыться. Моя звезда родилась мертвой. И с тех пор я решил не полагаться ни на светила, ни на судьбу. Я верю только в себя и свои силы.
Ворон говорил важные вещи, и в это самое время я почувствовала, как одной рукой он взял мою руку, а второй поправил прядь волос на шее. Он говорил, придвигаясь все ближе к моей коже.
А взрослая девочка в легком шелковом халате слушала о звездах, теряя сознание от близости стоявшего за спиной человека. Наверное, если бы дело зашло дальше, в этот раз я бы не смогла устоять. У меня просто не хватило бы воли.
Но закончив свой монолог, Ворон так же легко перемахнул через перегородку на свою сторону и, улыбнувшись, с легким насмешливым поклоном пожелал мне самой спокойной ночи, если получится.
Я готова была его убить. Было совершенно очевидно, что ему нравится меня дразнить. Только кто я для него? Мышка, которой забавляются, или объект, который хотят завоевать?
В этот вечер я ничего не писала. Я так и заснула в шелковом халате, вдыхая запах Ворона, оставшийся на моей шее и руке.
;
ГЛАВА 18. ЛЮБОВЬ
Я влюбилась. А любовь — чувство неподконтрольное. Его нельзя изгнать, выветрить, посадить под замок. Ненависть превратилась в зависимость, замешанную на влечении. Если раньше я сознательно вызывала Ворона на интеллектуальную дуэль и дразнила, затем пыталась избегать, то теперь я все время была в мыслях о нем, словно меня держали на мушке. Я не могла нормально работать. Мне все время хотелось его видеть, наслаждаться голосом, слушая все, что он говорит. Кажется, если бы он просто читал инструкцию по использованию пылесоса, я бы внимала, словно это бессмертные произведения Шекспира. Вдобавок ко всему я стала не к месту смущаться, краснеть. Апофеозом было торжество плоти над разумом. Я не могла находиться рядом. Меня смущали запах и прикосновения. Я пребывала в хроническом обмороке. Ворон не мог этого не заметить, и игра приобрела дополнительный интерес. Теперь я уже не была девушкой Ильи, не играла с будущим тестем, от холодной расчетливой карьеристки тоже не осталось и следа. Я превратилась в жертву законов природы и Неба в мистерии о вечной борьбе подчинения и власти мужчины над женщиной.
Ворона это забавляло, и он сознательно начал делать маневры, загоняющие меня в угол. В итоге он прямым текстом предложил мне переспать с ним, чтобы зря не мучиться. Но предложение было слишком вызывающим, циничным и, по сути, не давало никаких преференций. Сдаться означало стать как все, а я хотела бать особенной и покорить Ворона и как мужчину, и как человека.
Поэтому я сказала категорическое «нет» и подтвердила факт своей влюбленности, объявив, что несмотря на то, что я в плену у чувства, над которым я не властна, я отдаю отчет в своих действиях и целях. А цель отныне у меня — Ворон. Илья был прелюдией к большой симфонии чувств к его отцу.
Ворона признание позабавило.
— Ну хорошо. Раз все так серьезно, изложи мне три самых простых и самых важных слова — «я тебя люблю» — так, чтобы я понял, что именно ты моя женщина, которую я никогда не отпущу. Объясни человеку, который видел все и сыт по горло всем, что есть что-то, что за гранью его понимания... Что ты делаешь?
— Беру блокнот и ручку и собираюсь это написать.
— Нет, ты садишься в кресло напротив меня, смотришь мне в глаза и рассказываешь о том, почему «Быть с тобой — сумасшествие. Не быть с тобой — самоубийство». И я не прошу тебя играть. Я хочу правды.
— Хорошо. Все началось тогда, когда еще ничего не было. Стальное рукопожатие обожгло руку мягкостью и теплотой, а вызов во взгляде унес остатки здравого смысла. Так выглядит страсть, завязанная на азарте охоты, когда женщина хочет попасть в плен, но не как зверь на съедение, а как королева, а мужчина охотится, движимый законом природы о продолжении рода и желанием утверждаться посредством обладания женщины.
Затем пришла очередь личных открытий: книги любимых авторов, с потертыми от частого использования страницами. Диски с музыкой, которая разделяет с тобой часы одинокого досуга с примесью радости или грусти. Фильмы, которые находят одинаковый отклик в сердце. Страны, герои, увлечения. Оказывается, что мы давно знакомы и прогуливаемся одними и теми же тропами в нематериальном мире. Так человек влюбляется в душу.
Дальше ты пытаешься убедить себя в том, что этого немало, но это не все. Так было не раз. Ты влюбляешься в интеллект или в плоть. А тут совпало. Но после того, как пробьет 12, даже если Золушка останется принцессой, она не перестанет быть человеком. И ты с каким-то садистским удовольствием начинаешь искать в человеке недостатки и одновременно с ужасом осознаешь, что боишься разочарования. Потому что тебе нравится быть влюбленной дурой, а не циничной надменной здравомыслящей особой. Оказывается, принципы мощной защиты превращаются в талый лед, когда чувства, неподвластные человеку, топят сердце. Так начинается привязанность.
И вот ты начинаешь себя чувствовать собакой. Ты понимаешь и жалеешь четверолапых, потому что нет ничего мучительнее, чем ждать хозяина, в котором сосредоточен весь твой мир. Ты готова пойти на смерть, умереть от голода, убраться с глаз, но только не быть отвергнутой и иметь возможность лизнуть ласкающую тебя руку, прикоснуться к своему господину и, положив голову на колени, преданно заглянуть в глаза в надежде увидеть знак, что ты нужна. И ради этого «нужна» ты будешь ждать, терпеть и верить, как Хатико ждал своего хозяина. Эта стадия называется потерей своего «Я». Мучительная болезненная зависимость, когда ты ненавидишь и любишь одновременно. Хочешь сбежать, но стоишь на месте.
Ты оказываешься на распутье. Ты пытаешься всеми силами удержать волшебство влюбленности, готовишь мысли о побеге, боишься и одновременно готова сделать шаг вперед. Шаг, способный разрушить твои представления о «боге», низвести тебя до уровня обычной содержанки, шаг, который может ничего тебе не дать, кроме еще большей привязанности… которая может закончиться твоей смертью или смертью предмета твоего обожания.
Но возможен и еще один шаг. Когда молекулы физиологии и души под действием недоступной нам мистерии под названием «Любовь» превратят двоих в одно целое. Когда один плюс один равно не два, а единица. Начало, точка отсчета на пути в бесконечность. Когда чувства живут вне законов логики, не тлеют в костре искушений, не прогибаются под обстоятельствами. И ты понимаешь, что твоя жизнь только начинается, и закончится она рука об руку с этим человеком. Отныне твоя жизнь — это жизнь другого. И ты готова сделать этот шаг. Ты понимаешь, что теперь для тебя не важны родители, что первый Бог, а за ним — муж. Что твое тело тебе не принадлежит, а сердце давно украдено. Что ты продала бы даже душу, но, видит Бог, ты не хочешь торговать вечным. Ты хочешь оказаться в этой вечности с душой другого. Но…
— Но…
— Шаг — это просто жест, знак, символ, направление. Если шаг не приводит к ответному, не происходит встречи, тогда это всего лишь красивая сказка. Сюжет для рождественской истории о настоящей любви.
Ворон блеснул голубыми глазами, на губах появилась улыбка:
— Боже, как много, умопомрачительно красиво, захватывающе можно рассказать о том, «как хочется, чтобы ты на мне женился».
— Ты только что убил Любовь.
— Я только что разрешил тебе перейти на «ты». А что касается всего остального… Это красивые слова, которые могут превратиться не в отменную игру, а в честную неповторимую реальность.
— И?
— Я думаю, что мы находимся где-то в начале грустной истории о собачьей зависимости.
— Ты циник.
— Я реалист.
— Цинизм — это защита от настоящего.
— Тогда ты — в состоянии хронической обороны.
— Я тебя ненавижу.
— Ненависть — обратная сторона копья с надписью «Любовь». Пиши жизнь реальными поступками. И тогда, сделав шаг навстречу, ты поймешь, что тебя уже давно держат за руку.
С окончанием увлекательного диалога начался новый театральный сезон. Теперь я полусерьезно, полушутя твердила о том, что влюблена и мне нужны серьезные отношения, а Ворон подыгрывал, доставляя удовольствие себе и окружающим лицезреть мои выходы на сцену в новой роли.
Ни он, ни я до конца не понимали, что, ввязавшись в игру, мы перешли границы допустимого, а стеб с примесью сарказма был всего лишь шторами, за которыми разгорались нешуточные страсти. И только мудрая домоправительница татарка Амина смотрела на нас, словно на двух несмышленых детей, и с легким прищуром умных карих глаз кивала головой.
Несмотря на мою должность личного ассистента, Ворон ездил в командировки без меня. Возможно, там обсуждались вопросы, не предназначенные для моих ушей. Или моя должность была фейком, частью игры. А может… Ворон соблюдал технику безопасности, защищая себя от меня и меня от себя.
Я совершенно упала духом и опускалась все ниже и ниже. Сарказм испарился, появилось непреодолимое желание лежать на диване, гулять по парку и плакать в подушку по ночам. Я решила, что если все карты открыты, то нет смысла носить маску безразличия, а действовать лучше спонтанно. Поэтому я стала писать письма. И не только деловые. Наверное, если бы первая попытка не увенчалась успехом, я бы оставила надежду или сделала паузу, но…
В нарушение всякой субординации, этики делового поведения и благоразумия я отправила письмо-сказку. И сделала это далеко за полночь посредством вайбера. Мне хотелось верить, что случится такое же чудо, как при переписке через ноутбук, и Ворон мне ответит. В то же время боялась, что он меня пошлет или скажет о недопустимости такого поведения. Но самое страшное, о чем я боялась заикнуться даже в собственных мыслях, — это было бы безразличие или возведение железного занавеса «допустимого поведения».
Написав письмо, я задержала дыхание и нажала на кнопку отправки.
«Письмо в пустом конверте
Тебе кто-нибудь когда-нибудь говорил, какие у тебя нежные и красивые руки? Это, наверное, странно, стыдно и нелепо, но мне нравится касаться губами твоих пальцев, чувствуя шелк кожи и едва уловимый запах лаванды. Ты, возможно, удивишься, но ты пахнешь необъятными просторами Прованса, где в сиреневом платье гуляет любовь. Ты пытаешься что-то сказать, но я с осторожной настойчивостью прижимаю палец к твоим губам: не спугни тишину. Молчание — спутник откровений. Самые важные признания делают молча, глаза в глаза.
Да, ты прав. Я безнадежный мечтатель и не повзрослевший ребенок. Увы, женщины никогда не взрослеют, а влюбленные, вдобавок, глупеют. А как иначе возможно верить в чудеса? Ведь любовь — это чудо за гранью рационального на рубежах безумия. Влюбленный человек — это пограничник, балансирующий над пропастью с шестом, на одном конце которого норма, а на другом — аномалия. Одно неверное движение — и ты разбился вдребезги. Любовь воздушна и неуловима. Она впитывает в себя атмосферу вокруг и меняет цвет в зависимости от обстановки. Ее пища — нежность, восторг, дурманящий запах надежд и нектар поцелуя. Влюбленный — словно ребенок, которому пообещали сказку. Он будет ждать ее, когда другим невдомек, когда о ней забыли. И верить, что сказка обязательно найдется, просто немного задержалась в пути.
Ты говоришь, как жаль, что мы не встретились раньше. Но раньше нас не было. Мы были другими. Мы бы прошли мимо, даже не заметив друг друга в толпе. Для любви не существует прошлого. Она живет в настоящем моменте. Ты строишь планы на будущее. Но я обрываю тебя. Для любви не существует будущего. Как только ты облекаешь ее в цифры, пытаешься взвесить или оценить, она исчезает. Ты спрашиваешь, что делать дальше? Просто жить. Ведь жизнь — это промежутки между горечью разочарований и салютом побед, между печалью и радостью. Просто нас завтра может не быть, а влюбленным Всевышним обещана вечность.
Ты мне не веришь... Тогда стоит убедиться в этом воочию. Как? Совершить путешествие в Прованс. И если ты меня любишь, то сможешь посмотреть на мир моими глазами и увидеть, как в тишине заката, по фиолетово-бирюзовому полю, взявшись за руки, гуляют Де Бюсси и графиня Де Монсоро. Ведь Прованс — это рай для влюбленных, живых и умерших. Но только для того, чтобы не потеряться за чертой, надо обручиться на земле».
Я вжалась в подушку и от страха хотела выключить телефон. Но передумала, успокоив себя тем, что мне никто не ответит: во-первых, уже поздно и письмо никто не прочтет, а во-вторых, даже если прочтет, то ответить — значит проявить интерес и признаться в этом.
Прошло полчаса, раздался телефонный звонок. Было ровно два часа ночи.
— Прованс… Руки с запахом лаванды. Я чувствую себя музой Вертинского: «Ваши пальцы пахнут ладаном».
— А тебе, как всегда, все надо испортить.
— Почему? Во-первых, какая мощная атака на мужской мозг. Скажи мужчине, что у него особый взгляд, тонкие пальцы, мощные плечи — и он волей-неволей будет тайно проверять, так ли это. А потом сам себя убедит, что и вправду особенный. Во-вторых, поцелуи рук — прямое воздействие на сферу либидо. Сразу включаются ощущения, фантазия, чувства.
— А в-третьих что?
— А в-третьих, какой материал для литературных произведений, полет воображения, праздник вдохновения!
— Ты только что оду любви препарировал как фаршированную индейку. Я писала то, что чувствовала.
— Чувствовала к кому? К Де Бюсси? Красивые герои из красивой любовной истории. Только Де Бюсси убили. А графиня, предвкушая и оплакивая любовь, лелеяла образ отнюдь не реального возлюбленного.
— Знаешь, мне иногда тоже хочется тебя убить.
— Тише. Ты же юрист. Меня замочат, а твои слова расценят как мотив и угрозы.
— Ты вообще в состоянии испытывать любовь?
— В состоянии, но в нежелании. Любовь — это то, что существует само по себе, рождается из ниоткуда, без точного времени, и становится открытием для самого человека.
— То есть между нами ничто или... нечто?
— Ты выбиваешь из меня признание? Для того чтобы выдать тайну, ее надо скрывать или знать.
— Все верно. Как можно признаться в том, чего нет.
— Любовь на страницах романов и в жизни — разная.
— Да, ты прав. Реквием по мечте. Поэтому так популярны романы, сериалы, и люди живут жизнью вымышленных персонажей.
— Просто мужчины и женщины отличаются. Любовь одна, но способы проявления и пути зарождения — разные.
— Например?
— Вот ты придумала, что мои руки пахнут лавандой.
— Я не придумала! Мне пахнут лавандой.
— Не тебе, а твоему творческому воображению. А мужчине важен естественный запах чистого женского тела с изысканным ароматом духов. Причем заметь: духи должны подходить женщине, нравиться мужчине, и аромат должен быть один. Максимум два. Твой образ, запах должен закрепиться на уровне подсознания. Это как твой авторский стиль. Это возбуждает и проводит ассоциацию с конкретной женщиной. А что делаешь ты?
— Что я делаю?
— Ты меняешь десятки ароматов за неделю. С тобой конкретно ничего не параллелится.
— Я обольюсь бензином, так будет лучше?!
— Тогда я буду хотеть автомобиль. Помимо духов важен стиль одежды.
— И тут все не срослось?
— Ты одеваешься, как член тайного ордена. Черная одежда, закрытая на все застежки до макушки. И эти бесконечные брюки. Чем ты собираешься соблазнить? Де Монсоро ходила в платье, и Де Бюсси, скорее всего, возбуждался при виде щиколотки или запястья. Представь ее в черном гольфе и джинсах.
— Боюсь, что если бы Де Бюсси был ты, ты бы разложил ее по полочкам даже без одежды, и она убила бы тебя раньше недругов.
— Любой нормальный мужчина, как ты выразилась, ее бы разложил, только не по полочкам.
— Законы жанра — прикид, духи, манера поведения, сексуальное влечение. Это и есть мужская любовь.
— Влюбленность в вымышленный образ, неверные представления о себе, требование невозможного или прагматизм в чистом виде и стратегия завоевания под видом чувств. Вот женская любовь.
— Тогда напиши список требований: одежда, духи, манера поведения, предпочтения в сексе. И прочая и прочая.
— Зачем? Я сказал, что мне нужен робот?
— А чего ты тогда добиваешься?
— Я хочу, чтобы ты любила меня реального. И была самой собой. И с сегодняшнего дня назначаю тебя придворным писателем. Все признания и осознания прошу оформлять в виде сказок, Шахерезада.
;
ГЛАВА 19. ПРИДВОРНАЯ СКАЗОЧНИЦА
Когда жизнь — проза, остается писать сказки. Ворон уехал в длительную командировку в Германию, и сказки превратились в роман в письмах. Я грустила, он напоминал о себе сообщениями в вайбер с вопросами о том, где очередная реально-нереальная история.
— Я вижу, ты не очень скучаешь. Где очередное послание?
— Когда грустно, не пишется…
— Наоборот, поэты и писатели в состоянии безответной влюбленности, сомнений или предчувствия конца писали лучше всего.
— А где ты сейчас?
— В Германии. В Гостинице…
— Ну хорошо. В предчувствии конца безответной влюбленности. Жди.
Я писала образу, который рисовало мое воображение. И лучше всего это получалось на расстоянии. Через час я отослала очередное письмо-сказку.
«Что видно из твоего окна? За моим окном стелется туман, скрывая тучные облака. Они, словно ленивые перины, подброшенные на небо, тесными рядами тянутся по дороге в неизвестность. Возможно, попутным ветром их занесет в другие страны. И путешествие их изменит. Они постройнеют, сбросив балласт из липкого снега. Станут светлее и прозрачнее под воздействием воздушных вихрей. Напитаются лазурью и поиграют в прятки с несмелым зимним солнцем. Они познакомятся с другими облаками и обменяются быстротечными small talk, делясь переживаниями о своей жизни. А затем, устав, остепенятся и осядут в каком-нибудь красивом месте в виде дождя. Поживут в лужице или поплещутся в море и, мучимые зовом путешествий, снова взмоют в небо легкой утренней росой. Но прежде чем отправиться в воздушное путешествие, несмелая капля дождя коснется твоей руки и, растаяв, принесет частичку твоего «Я» на крыльях птицы-пилигрима.
Что происходит за окнами твоей гостиницы? За моим окном завывает ветер. Он поет грустную песню о том, как тяжело срываться с насиженного места и бегать по окраинам чужих городов. Но ветер не может сидеть на одном месте. Как только он остепенится, тотчас же станет мертвой субстанцией, зажатой в рамки, и умрет от удушья. Возможно, ветер повстречается с тобой и, коснувшись твоей щеки, передаст послание, слетевшее с моих губ сегодня утром.
О чем ты думаешь, глядя через стекло? За моим окном резвятся солнечные лучи. Они напоминают мне о лете, тепле и твоей улыбке. Когда человек улыбается, он счастлив. Даже если это счастье измеряется в мгновениях. А если он счастлив, значит, для этого есть причина. Причина — это всего лишь слово. Но если для того, чтобы ты улыбался, необходимо побыть набором букв, я готова выстроить их в логическую цепочку и стать сутью и наполнением.
Что такое расставание? Измеряется ли оно в часах, днях, километрах, бусинах слез или отрезках воспоминаний? Полезна ли разлука? Если чувства ненастоящие, короткая разлука не даст осознать, что мир без другого — дыра размером с небо, в котором вырезали заплатку для обыденности, а долгая предаст забвению несмелые порывы души. Расставание — повод для честности перед самим собой, возможность, избавившись от масок и сомнений, увидеть реального живого человека. Ты понимаешь, что без касания рук и взглядов, без лимонада эмоций ты угадываешь мысли и чувства другого... Ты не видишь, ты знаешь — о чем и зачем. Ты живешь, не теряясь в другом, но потеряешься без него. И любить равно дышать... А значит, мир в одиночку уже невозможен».
Шесть дней командировки, шесть посланий, шесть исповедей. На седьмой день охранник Дима вручил мне билеты на самолет и сказал, что в шесть утра я улетаю в Берлин. Он ничего не объяснял, а я ничего и не спрашивала. Все было понятно без слов. Поездка была предлогом. Вернее — приглашением в новую реальность. Ворон решил проверить на практике искренность моих признаний.
Я не стала ничего анализировать. Я вообще не думала о будущем. Я просто решила: что будет, то будет. Если это будут всего лишь три, или сколько там запланировано, счастливых дня, то так тому и быть. У некоторых людей не бывает и десяти минут счастья в жизни.
По прилете Ворон встретил меня в аэропорту и повез в ресторан. Затем было путешествие по городу. Казалось, он тянет время или дает мне шанс передумать, признаться самой себе, что игра зашла слишком далеко. Отношения или войдут в другую стадию, или прекратятся совсем. Хотя был возможен и третий вариант — стать содержанкой. Но Ворону это было не нужно. Он мог это получить в любой момент в любом количестве. Для меня — невозможно в принципе.
Но водить судьбу за нос до бесконечности не получится, да и время было позднее, поэтому пришлось ехать в гостиницу, в один номер на двоих. «А чего ты хотела? — мысленно спросила я сама себя. И сама себе ответила: — Именно этого ты и хотела. Мужчины состоят из плоти и крови и не приглашают читать книжки на брудершафт».
Несмотря на мою неприкрытую откровенность в вайбере и прямолинейность Ворона во время реального общения, между нами воцарилось неловкое молчание. Мы, словно герои комедии про любовников, которую сами же и разыграли на спор перед друзьями, попав в закрытое пространство, решили отсидеться для видимости и вместо занятий любовью начали рассказывать друг другу забавные истории.
Я устала и хотела спать. Я не знала, как себя вести. Хотелось отгородиться ширмой или сбежать за стенку в соседний номер. И не потому, что испарились гормоны или исчезло влечение. Любовь никуда не делась. Просто прелюдия была нелепой и смехотворной. Любовью занимаются не по принуждению, не по договоренности, не из необходимости. Это должен быть невидимый посыл, искра, немой диалог глаза в глаза, когда не надо ничего объяснять и ты шестым чувством угадываешь, что делать и как себя вести. А наши чувства были скрыты за масками привычных отношений. Я даже подумала о том, что смеха ради надо выключить свет, лечь в разных местах и начать переписку по вайберу. В итоге я просто пошла в душ и очень долго стояла под нежной струей локального водопада, оттягивая время.
Когда я вышла, мне показалось, что Ворон сейчас сообщит о намерении лечь в другом месте, чем поставит крест на всей любовной драматургии, предшествующей прилету. Глупая девочка, испугавшаяся собственных неосторожных признаний, пошла на попятную. Очень хотелось провалиться свозь пол. Ворон ничего не сказал и тоже пошел в душ. А я предалась мучительным раздумьям, что же все-таки делать. Вести себя как проститутка я не собиралась. Ворон никаких намеков и шагов навстречу не делал. В итоге я так от всего устала, что как была в халате, так и заснула, свернувшись калачиком поверх неразложенного дивана. На часах было 22.00 по местному времени. Когда я проснулась, то не сразу поняла, где нахожусь. В номере было темно, глаза не сразу стали различать предметы. Но первым, кого я заметила, был Ворон, который сидел на краю кровати и смотрел на меня. Вернее, рассматривал.
— Ты адепт быстрого сна? — спросил он и включил торшер.
Часы показывали 23.00. Я проспала всего час, а чувствовала себя так, словно прошло не менее суток.
Я точно помнила, что перед тем, как заснула, Ворон пошел в душ. Но сейчас на нем была хрустящая белая рубашка и серые брюки. Возможно, он куда-то ходил или собирался уйти…
Я хотела что-то ответить и судорожно придумывала, почему он не должен уйти и как его остановить, но в этот момент увидела пристальный взгляд голубых глаз и улыбку на губах, соседствующую с ямочкой на щеке. Улыбка была лукавой, взгляд — внимательным, хитрым и, как мне показалось, немного грустным. Я поняла, что еще мгновение, и я потеряю контакт глазами, он встанет и уйдет. А я этого не хотела. Он отвернулся. Я поднялась с дивана и, обняв его сзади, уткнулась губами в затылок. Это все, что было нужно, — порыв, когда скрыть происходящее внутри невозможно. Дальше единственное, что я помнила отчетливо, — губы Ворона на моей шее и моя рука в его руке. Не было никаких вступлений. Это было сплошное безумное танго двух сумасшедших влюбленных. Когда мы закончили свой танец, был полдень.
Ворон едва заметно улыбался и опять молча меня рассматривал. Я боялась что-то говорить. Казалось святотатством нарушать звуками тишину еще не ушедшего блаженства. Я положила голову на грудь Ворону, спрятав глаза от пристального взгляда.
— Я так понимаю, что экскурсии по Берлину тебя больше не интересуют.
— Нет, я предпочитаю украсть тебя у мира, выключить телефон и провести оставшиеся дни командировки рядом с тобой.
— А как же культурная программа?
— К чему она? Если мой настоящий мир тут, то зачем мне тот, который остался за окнами? Он ненастоящий.
Ворон погладил меня по голове, а затем, властным движением взяв за волосы, поднял мое лицо на уровень со своим. Мы встретились глазами.
— Ты понимаешь, что так, как раньше, уже не будет?
— Понимаю.
— А чего ты хочешь, я не знаю.
— Понимаю.
— Так чего ты хочешь?
— Я хочу быть с тобой.
— А конкретнее?
— Я хочу быть в твоей постели, в твоей жизни, в твоем бизнесе. Но главное — в твоем сердце.
— Это слова из пьесы?
— Нет, это слова из повести, которая пишется вживую.
— А почему ты решила, что я этого хочу или я могу тебе это дать?
— Потому что ты изменил своим правилам, снял собственные запреты, пустил меня в свой дом и показал людям. Я единственная женщина, которая пересекла порог твоего дома в таком статусе впервые за 16 лет. А просто ради игры или интереса так не поступают. Ты так не поступаешь.
— Я сам пишу правила, которые сам же и отменяю. Если забор сдвинули на сантиметр, это не означает, что его демонтировали. Ты со мной на «ты», ты живешь в моем доме. Теперь ты спишь в моей постели. Но это не означает, что ты стала мне равной или значишь для меня больше, чем раньше. Я просто разрешаю тебе быть рядом и не говорю, что мне это неприятно или я этого не хочу.
— Ты просто боишься чувств, на которые наложил запрет. Новые чувства сорвут кожу со старых ран.
Взгляд Ворона стал жестким.
— Я все время задаю себе вопрос: это такая глупость, граничащая с бесстрашием, или бесстрашие на грани глупости? Тебе, наверное, всегда все сходило с рук. Ты или быстро бегала, или кидала камнями из бункера. Иначе давно бы получила в голову и выработала иммунитет, позволяющий сохранить жизнь и здоровье.
— А ты меня ударь.
— Женщин бьют только отморозки. Чтобы быть со мной, надо играть по моим правилам. Если тебя что-то не устраивает — уходишь сама или я отправляю тебя обратно в мир. Ну так как?
Ворон смотрел с вызовом. Улыбка исчезла. Казалось, передо мной снова сидел отец Ильи, обещавший сломать шею и закопать под офисом. Другой человек. Чужой человек. Где он — настоящий?..
— Как будет, так будет. Любовь не навяжешь и не вызовешь. Любовь — это то, что надо чувствовать. Ты ее не чувствуешь. Значит, моей хватит на двоих. Иногда, даже если влюблен один, — это уже большое счастье. Конечно, в безответной любви хорошего мало. Но у меня была ответная ненависть, теперь у тебя — ответная самооборона. А это не безразличие. И на том спасибо.
Ворон едва заметно улыбнулся. Я встала с кровати и начала одеваться.
— Интерес иссяк?
— Ну во-первых, не могу я тебе позволить умереть с голоду. Голодный любовник — плохой любовник. Во-вторых, странно от человека с твоим опытом и знанием женщин слышать о том, что что-то иссякло. Язык врет, тело — нет. Ты все прекрасно видишь сам. И в-третьих, заниматься любовью надо на одной волне. А у меня от разговоров про заборы и правила погнулась антенна. Так что экскурсии мне в помощь. Хочу увидеть Берлин.
Сначала мы пообедали в ресторане, и я отметила нескромные взгляды мужчин в мою сторону и удивление, удовлетворение и легкое раздражение Ворона. Затем мы гуляли по Берлину, внимательно слушая экскурсовода. Атмосфера путешествия и красоты местных достопримечательностей расслабила нас. Я забыла об утреннем разговоре, Ворон перестал держать оборону, и в номер мы вернулись уставшими, но довольными. В эту ночь я не боялась быть неловкой и не думала, как лучше себя вести. Что бы ни говорил Ворон и какие бы заборы ни выстраивал, достаточно было одного прикосновения, запаха — и я становилась безвольной куклой в руках умелого кукловода. Кукла — детище мастера. Но мастер — человек, а кукла — его творение. Сердца наши бились в унисон, но только в постели. В жизни мы не были на равных. Я была особой, приближенной к королю.
;
ГЛАВА 20. ДЕЛОВОЙ УЖИН
У меня возникало чувство постоянного дежавю. Количество приложенных усилий все время стиралось в ноль, и ты словно пребывал в хроническом дне сурка. С того момента, как наша взаимная ненависть превратилась в любовь с моей стороны и расположение со стороны Ворона, прошло полгода. Что такое несколько месяцев, скажете вы? Иногда за один день можно узнать то, чего не узнаешь за 50 лет совместной жизни. Уже случилось все, что могло случиться по законам жанра. Даже секс. Но мое положение практически не изменилось. Конечно, меня грела мысль, что я — та самая, которую пустили впервые за 16 лет в дом, а теперь уже и в постель. Но это был статус любовницы большого человека. Не более. Для меня этого мало. Не к этому я стремилась. Чтобы завоевать Ворона, нужно было проникнуть во все сферы его жизни. Стать незаменимой. Неповторимой. И при этом остаться не такой, как все. Но для этого необходимо было какое-то движение, а я топталась на месте.
Самолет из Берлина приземлился в 8.00, а в 9.00 мы уже были в офисе. После обеда меня ждал сюрприз. Меня пригласили на деловой ужин.
Если честно, я не люблю рестораны, деловые встречи, пафосные празднества. Я чувствую себя чужой среди «своих», не знаю, как пользоваться мудреными столовыми приборами и как «правильно» себя вести. Но жизнь — она такая, хитрож... мудрая. И, как правило, вызывает нас на дуэль с более сильным противником, выбирая для нас оружие, которое мы даже в руках не держали.
И вот случился ресторан. Закрытая зона. Правильные люди. А я — как Алиса на обеде с Черной и Белой королевами: жрать охота, да и непонятно, зачем меня на этот праздник денежной братвы позвали. На ум сразу пришла ассоциация: «Знакомьтесь! Пудинг, это Алиса. Алиса, это Пудинг». Вроде бы пудинг — это и еда, но с ним можно только пообщаться. И, судя по линии сюжета, для присутствующих пудингом была я. То есть Ворон решил засветить чудо-птицу и заодно проверить, умеет ли она петь или только каркать. Ну, он всегда следует только своим планам и соображениям. Ты лишь подчиняешься, смиряешься или бастуешь. Короче, сопротивление оказываю только я. Остальные трепещут. В общем, сижу скучаю, голодаю. Думаю о том, как хорошо дома. Сколько продлится встреча — непонятно. Поэтому решаю подкрепиться тем, что есть на столе, — хлебом и белым вином.
— Что ты делаешь?
— Ем.
— А что, уже стол накрыли?
— Нет, накрыло меня. Геркулес на завтрак и гречка на обед вызвали у меня отравление реальностью и настойчивое желание телепортироваться домой на ужин. И еще — мои мозги не варят на голодный желудок. А судя по раскладу, еда будет, но есть во время деловой беседы — плохой тон.
Ворон забрал у меня из рук бокал с вином:
— Тогда хлеб и вода. Еда плебеев.
За столом помимо нас собралось шесть человек то ли сотрудников, то ли деловых партнеров. Последним пришел Илья и сел рядом со мной. Никогда я еще не была так ему рада, как в этот вечер.
Начались умные беседы о неизвестных мне вещах.
— Этот грустный праздник надолго? — обратилась я к Илье.
— Пока не обменяются паролями и метками. Быстрый обмен важной информацией и проверка, все ли в стае.
— А, это как стая псов: пересчитать своих, подать голос, отметить, кто виляет хвостом, кто вжался в землю, а кто стоит в очереди на заклание.
Илья рассмеялся. Ворон предпринял попытку нас усмирить:
— Я так понимаю, что вам в следующий раз надо заказать манеж с игрушками.
— Мы пытаемся скрыть за смехом свое недостоинство. Не знаю, как Илья, а я тут ни с кем не знакома, и о чем говорят, даже не догадываюсь.
Ворон обратился к собравшимся:
— Коллеги, хочу представить вам нашу практикантку в новом статусе. С завтрашнего дня она — штатный юрист компании.
На этом знакомство закончилось. Видимо, представляли только пудинг. А пудингу знать, у кого в руках ножи и вилки, необязательно.
Симпатичный темноволосый мужчина с вызывающей свежестью недавнего отдыха и легким загаром протянул через стол руку. Я уже собиралась крепко пожать ее в ответ, но мою руку увенчал поцелуй:
— Марк. Финансовый директор.
— Что вы говорите? Как приятно. То есть это вы — тот самый человек, которого, если взять за... яй... горло в комбинации с отчетностью, можно узнать все финансовые тайны компании.
Обращаясь ко мне, Марк покосился в сторону Ворона:
— А вы всегда так изысканно прямолинейны?
— Нет, иногда я туплю. Но зато за улыбкой не скрываю острые клыки.
В разговор вступил Илья, пытаясь быстро переключить внимание на других персонажей:
— Рядом с Марком — Антон Владимирович, начальник юридического департамента.
Антон Владимирович манерно, с достоинством ответил поклоном головой.
— То есть это вы будете меня учить, как выводить деньги в офшоры, а потом закажете меня, чтобы скрыть схемы собственных преступлений.
По легкому постукиванию пальцев о стол я поняла, что Ворон теряет терпение.
— Ну, дальше отдел маркетинга, риск-менеджмент, логистика, партнер-соучредитель. С ними ты познакомишься позже, — добавил Илья.
Марк, мотая ленту телефона, параллельно бросил замечание:
— Под крылом у папы можно и пошалить, и подерзить.
— Марк, вы крыло, под которым мы с Ильей, перепутали со светом лампы инкубатора, под которой сидите вы.
Марк натужно улыбнулся, Илья продолжал смеяться.
Встреча подходила к концу. Тем временем мы с Ильей листали ленту фейсбука и обсуждали комментарии в группе «Сволочи и мизантропы».
— Ты проявила себя самым «достойным» образом, — заметил Ворон, когда люди разошлись. — Был Илья, теперь добавилась Паулина. Чем тебе Марк не угодил?
— Он скользкий и лукавый тип. Такой, как он, попадись ему я, не стал бы трясти за пиджак, а забил бы битой.
— И поэтому ты постаралась расположить его к себе...
— А смысл? Если я не фигура, он меня не замечает или обходит и служит своему королю. Если я сделаю шаг вперед — он попытается интригами убрать меня с доски. Если король будет в опасности — он меня уничтожит без правил.
— Ух ты. И такую картину ты нарисовала, видя человека первый раз.
— Понимаешь, народ — он жопой чувствует. Потому что только стал спиной или нагнулся — тебя сразу отымеют. Так что характеристику приходится рисовать на лету, чтобы понять расстановку сил. А зачем вообще весь этот цирк?! Я им не партнер, они для меня — темный лес. Только лишний повод для сплетен и разговоров. Илья — сын. А я в роли пудинга?
— Почему пудинга? Ты же не еда.
— Так а для чего я здесь?
— Для затравки.
— В смысле?
— Перед охотой обычно лиса и собаки встречаются. Игроки должны знать друг друга. Один убегает, другие догоняют. Самая простая и при этом серьезная цель — не стать добычей собак.
— А в лучшем случае — взять ружье и перестрелять свору.
— Лисы не стреляют, — улыбнулся Ворон. — Ружье есть только у охотника. Собаки ловят, стреляет он. И трофей тоже получает он.
— Трофей?
— Если у лисы не хватит ума убежать или стать ручной хищницей.
— Вот тебе и рассказали вкратце правила бизнеса и программу твоей практики, — внес ясность Илья. — И кстати, если ты не усекла — охотник тут папа.
;
ГЛАВА 21. ПОТЕРЯТЬ НЕЛЬЗЯ ЛЮБИТЬ
Бывает, живешь себе, думаешь, что ты — неограненный алмаз, а оказывается — омытый волнами камень.
Настоящим испытанием стала трехдневная деловая поездка. Хорошо прятать свою неуверенность за броней сарказма. Но когда ты из закрытого пространства попадаешь в открытый мир, то чувствуешь себя словно неопытный воин, вызвавший на дуэль монголо-татарское иго и забывший надеть кольчугу и взять меч. Да и те были бы без толку, ведь что с ними делать, воин не знает.
В результате трехдневного марафона на выживание я стала похожа на привидение: щеки впали, под глазами появились синие круги, а костюм висел как на вешалке.
Я не знала, как правильно планировать свой день, как отдыхать в короткие часы досуга. Задачи выполнялись за счет моего ресурса: я почти не спала, практически не ела, находилась в постоянном стрессе и боялась облажаться.
Еще одним неприятным открытием стало то, что, несмотря на новый имидж и дорогой костюм, я не умела вести себя в обществе. Я не знала, когда стоять, когда садиться, куда девать руки. Мне мешала одежда, раздражало собственное тело. Я ощущала себе неуклюжей пластмассовой куклой. А еще мне казалось, что это замечают все.
Зато Ворон был образцом уверенности и профессионализма. Он держался со всеми запросто и в то же время соблюдал дистанцию.
График был настолько насыщенным, что казалось, Ворон только на борту самолета вспомнил о моем существовании.
— А тебе к лицу новый имидж. Аристократическая бледность, худоба, тени под глазами. Может, все-таки в деревню, пить парное молоко? А то мир бизнеса — он такой жестокий, никого не щадит. Глядишь, вместо партнерства можно загреметь в больничку.
Пререкаться с Вороном не было сил. Одно вызывало недоумение: зачем он все это говорит? Хочет констатировать мою профнепригодность, или ему доставляет удовольствие добивать упавшего?
— Не дождешься. Трудности закаляют.
Ворон улыбнулся глазами:
— Если есть силы шутить и дерзить, значит, не все так плохо. Все в твоих руках.
Все в твоих руках… Начало казаться, что то ли руки у меня не той формы, то ли то, что я пыталась туда вместить, слишком для меня велико. Я везде была с Вороном: в офисе и в поездках, дома — после работы и в выходные, в постели ночью. Но я была словно полезное приложение в смартфоне. Он был рядом, но не был моим. И я решила сделать ход конем. Чувства — плохой советчик. Влюбленная баба — дура. А посоветоваться мне было не с кем, потому что никакая информация из моих уст не должна была выходить в свободный доступ. Спросить маму? Но какой совет она могла дать? Хотя могла, но этого я слышать не хотела. Скорее всего, она бы сказала, что мне надо или смириться со своей ролью, получить максимум опыта, завести полезные связи и, пройдя практику, если ничего не предложат, искать работу и нового реального друга жизни, или… Или бросить все, потому что такие, как Ворон, не женятся, потому что я придумала себе сказку, потому что я не ровня и не могу быть ему полезна настолько, насколько хочу.
Первый раз за все время я повела себя банально. Я решила выяснить отношения и прояснить свой статус. Мне было важно, значу ли я что-то для Ворона.
Наконец я вошла в его комнату не как женщина, не как друг и не как партнер. А как равная к равному. На том простом основании, что я человек. Вошла и сказала:
— Наверное, я сейчас буду словно сосуд, вмещающий живую и мертвую воду. Подросток и зрелая женщина в одном лице. Мудрая и простая до скрипа в зубах. Покорная и в то же время говорящая с вызовом. Любящая и одновременно топчущая возведенное с таким трудом здание стройными ногами, облаченными в красивые кожаные сапоги. Но я скажу прямо: мне нужна ясность. Я жажду честности. Я хочу понимать свой статус и видеть будущее за горизонтом. Свершилось все, что должно было и могло произойти. Маски сорваны, акценты расставлены. Представление окончено. Но главный герой продолжает играть свою роль, словно по привычке или из тайного умысла. И каждый раз, когда ты касаешься рукой реального человека в надежде, что рубеж пройден и это не роль, а настоящее лицо, следующим действием обязательно будет разочарование, потому что все начинается сначала. Я не хочу хитрить и проявлять ложную мудрость и покорность. Если мне отведена роль детали в механизме твоей жизни, мне лучше уйти. Я буду раздавлена, уничтожена и повержена какое-то время. Мне придется все строить с нуля. И я никогда не найду такого же другого. Потому что ты для меня все. Но на расстоянии ты останешься недосягаемой мечтой. А близость равнодушия и поведения в рамках наносит душевные раны и гнет к земле мое человеческое достоинство. Итак, мне уйти?
Ворон улыбнулся и, не вдаваясь в долгие объяснения, сказал коротко и внятно:
— Если ты решила, что так для тебя будет лучше, уходи.
Я развернулась и вышла из комнаты. Попросила водителя быть готовым ровно к 10.00, чтобы отвезти домой. Затем пошла в свою комнату и закрыла ее на ключ, не надеясь, что он попробует войти в нее ночью.
Он не спал, пытался преодолеть волнение заезженными аргументами о том, что это несерьезно, это блажь и к утру все пройдет. Он оставил дверь открытой, надеясь, что во мне возьмет верх женщина и я приду в его постель, чтобы исправить ситуацию мастерством отсутствия ненужных фраз и откровенных жестов. Но я не пришла.
Я встала раньше будильника. Обвела взглядом комнату и попрощалась с мечтой. Сняла все подаренные украшения, повесила на вешалку норковый полушубок. Затем собрала все до единой вещи в сумку и надела свое старое привычное пальто. Водитель был удивлен, но отвез меня раньше назначенного времени. Это было бегство. Я не боялась, что он меня не остановит. Я боялась, что он меня даже не окликнет. Водитель привез меня в старую бабушкину квартиру. Сил хватило только на то, чтобы повернуть за собой ключ. Ноги не держали, слезы больше не знали преград. Я сползла по стене и завыла от безысходности. Слезы не принесли облегчения. Я устала от невыплаканного горя, которое прочно осело в сердце. Отключила телефоны, заползла на диван в верхней одежде и сапогах и, свернувшись калачиком, замерла, твердо решив, что жить больше незачем.
Он все-таки заснул под утро. А когда поднялся, водитель сообщил, что отвез меня обратно в мир. Он зашел в опустевшую комнату. Увидел подаренные украшения, шубу и подумал: «Как глупо и нарочито демонстративно. Ты не заставишь меня принять решение таким способом».
Жизнь продолжалась. Никто не в состоянии остановить время. Меня искали. Телефоны хранили молчание. Холодильник был пуст. Квартира пугала холодом необжитого жилища. Три дня я не решалась умереть и пряталась, как ребенок, под теплый плед покойной бабушки, словно хотела, чтобы невидимые руки пожалели и погладили по голове.
Он пытался жить как раньше. Сначала надеясь, что я вернусь. Ведь все женщины так делают. Потом ему опостылела работа, незачем стало возвращаться домой. Он решил позвонить. Но телефон хранил молчание. Никто не знал, что со мной. Никто меня не видел. Даже родители. Тогда на смену безразличию пришла паника.
Дверь в квартиру бабушки, которая молчала под обстрелом звонков и попыток достучаться, была взломана ровно в тот момент, когда я собиралась выпить залпом убойную дозу снотворного. Ворон вырвал у меня из рук пузырек со смертью и подхватил безвольное, обессиленное тело.
— Дура. Я люблю тебя. Боже, какая ты дура!
У меня не было сил радоваться или плакать от счастья, смешанного с испугом. Я просто уткнулась лицом в него, а он, подхватив меня на руки, вынес из квартиры и отвез обратно в дом.
Получить признание в любви от Ворона было сродни тому, что река, нарушив законы природы, повернула вспять. Масштаб происшедшего сложно оценить, когда пять минут назад ты была почти в гостях у смерти.
Похоже, Ворон понимал ценность того, чем обладает, только когда осознавал, что может это потерять.
С этого дня все изменилось. Это был первый водораздел в нашей истории. Я не стала официальной женой. Но это был всего лишь штамп, формальность. Я стала любимой женщиной. А это не купишь ни за какие деньги.
;
ГЛАВА 22. ЛИЧНЫЙ ОХРАННИК
Было раннее утро. Настолько раннее, что несмелое зимнее солнце оказалось не в силах разогнать ночные тени. Идеальное время для тех, кто уже достаточно проснулся, чтобы передавать и получать под покровом тишины информацию с грифом «секретно».
Ворон вызвал охранника Дмитрия в свой кабинет.
— С сегодняшнего дня ты больше не мой охранник.
Дмитрий вопросительно посмотрел на Ворона.
— Теперь ты охранник Паулины. Понял? Только Паулины. Без «если», «может» и ложного энтузиазма. Если ситуация будет угрожать нам обоим, ты защищаешь только ее.
На губах охранника заиграла чуть заметная улыбка.
— Что?.. Что?!
— Ничего. Я поступил бы точно так же. Мы всегда защищаем самое дорогое. То, без чего не сможем жить. Но ты не учел одного. Если с тобой что-то случится, ее жизнь утратит смысл. И если по какой-то причине она все-таки выживет, то окажется один на один в серпентарии с массой проблем и дыханием опасности в затылок.
— Как показывает практика, все близкие мне люди автоматически становятся мишенями и подвергаются риску. Много лет назад я дал себе слово никогда ничего не чувствовать. Но, как оказалось, я не Бог. Моя задача — не просто не допустить гибели любимой женщины еще раз, но даже возможности причинения ей вреда чисто теоретически.
— Тогда ты должен научить ее защищаться самостоятельно и рассчитывать только на себя. Охрана не вездесуща. Люди не роботы. Человеческий фактор, стечение обстоятельств. И все.
— Что ты предлагаешь?
— Ну ты же сделал меня ее учителем по стрельбе. Ради забавы. Забава стала хобби. Стреляет она отлично. Тип оружия выбран. Психологию противника в общих чертах она знает. Позволь мне довести начатое до конца.
— Дима, я не сомневаюсь в твоем таланте преподавателя. Но она не Никита. И не девочка из «Игры престолов». Это жизнь, а не сценарий.
— Вот именно потому, что это жизнь, а не сценарий, я и предлагаю ее к этой жизни подготовить. Никто не знает, что ждет за поворотом. Сначала все думали, что Паулина — твоя любовница. И это всех забавляло. Потом решили, что она содержанка. Это дало тучу поводов для обсуждения. Затем все думали, что ты не реализовал свой отцовский потенциал и решил поиграть в дочки-матери. Это вызвало волну сарказма. Но игра затянулась. Девочка никуда не девается и уверенным шагом осваивает запретные территории. Твои партнеры и друзья обеспокоены. Когда она войдет в бизнес не как гостья, а как хозяйка, маски будут сброшены. И чтобы вынести удар, надо быть очень хорошо подготовленной.
— Ты считаешь, что хорошее владение оружием и психологией защиты в этом сильно поможет?..
— Это только часть защиты. Моя часть. Все остальное — твоя территория.
— Хорошо. Делай то, что считаешь нужным. Но в рамках разумного.
— Иногда надо познать рамки безумного. Ведь противник не всегда действует по шаблону.
— Тебе не кажется, что в последнее время ты слишком много говоришь? Лишнего. Наличие любимой женщины не сделало меня идиотом и не изменило мой характер. Только пережитое с тобой в прошлом позволяет смотреть сквозь пальцы на то, как ты нарушаешь границы.
— Саша, и королям бывает одиноко. А шуты всегда были знатными, умными и самыми преданными людьми. Должна же у тебя быть говорящая совесть?
— Все, иди. Говорящая совесть. Только не переигрывай.
Дмитрий оставил Ворона наедине с размышлениями и поднялся в мою комнату.
— Мадмуазель, если вы уже встали и приняли порцию овсянки, мне угодно поучить вас жизни.
Я скорчила гримасу и всем видом дала понять, что готова приступить к учебе.
Мы спустились в подвал дома, где была специально оборудованная территория для занятий стрельбой с полосой препятствий и симулякром возможных ситуаций, в которых необходимо выбрать правильную стратегию обороны или нападения.
Дмитрий достал стул, поставил его в центре просторного помещения и кивком головы пригласил меня сесть. Заинтригованная и сбитая с толку, я села на край стула, не понимая, какую игру и ради чего затеял охранник Ворона и по совместительству мой друг.
— Это что-то новенькое… Может, мне стоило взять блокнот и ручку?
— Нет, не стоило. Все, что я буду говорить тебе сейчас, ты будешь слушать очень внимательно и запоминать. Я предупреждал тебя, что, давая согласие стать подругой Ворона, ты получаешь не только любовь, бизнес и статус, но и бонус в виде опасности, которая будет ходить за тобой по пятам, и вороха врагов. Я уверен, что Ворон тоже спрашивал тебя, отдаешь ли ты себе отчет, что значит быть не «рядом», а «с», и готова ли ты к такому образу жизни. Ты девушка умная и решение принимала осознанно. Черта перейдена. Вместо колец на машине свадебного кортежа защелкнулись наручники на руках двух партнеров. Куда один, туда и другая. Даже если это будет прыжок в бездну.
— Как страшно… Ты хочешь меня запугать?
— Нет, я хочу тебя отрезвить. С сегодняшнего дня я — твой охранник. А через несколько дней ты будешь представлена на работе с другим статусом — женщины и помощницы Ворона. Это означает новую жизнь и новые правила.
Правило первое: у тебя нет друзей и врагов. Каждый из внешнего круга в любой момент может поменять маску. Ты доверяешь только своей интуиции, глазам и фактам.
Правило второе: ты никуда не ездишь без охраны. Ты обязана ставить в известность обо всех своих незапланированных передвижениях (потому что система слежения при желании может быть отключена). Ты не доверяешь спонтанным новостям и услужливым доброжелателям или откровенным угрозам.
Правило третье: в виде особого исключения ты носишь с собой оружие. Всегда. В случае опасности ты не занимаешься самодеятельностью, действуешь согласно инструкции и не пытаешься спасти мир. Сначала надо выжить, затем укрыться и далее принимать решение о спасении остальных.
Правило четвертое: человек с оружием — не жертва, он мишень. Если не добьешь ты, добьют тебя. Секунда сантиментов — и ты уже в лучшем мире, или кто-то из твоего окружения. Поэтому если видишь угрозу жизни — стреляй на поражение и всегда проверяй, добила ли ты противника. Иначе тебе выстрелят в спину.
Правило пятое: ты должна научиться отличать жесты обыденности от знаков угрозы. Жесты, которыми намереваются вынуть носовой платок и пистолет, на первый взгляд ничем не отличаются. Вся разница лишь в мимике, взгляде, повороте головы, наклоне кисти. Все это ты должна будешь отработать на практике.
На сегодня теории более чем достаточно. А теперь перейдем к практике. Стрельба с места в цель — это занимательно. Только в жизни так редко бывает. Сейчас я дам тебе пистолет с краской. Один выстрел синей краской — ранение. Два — ты труп. Ну и не забывай о мышлении противника. Думай на два шага вперед. Комбинаций, в которых можно обыграть оппонента, не так уж много. Но их надо знать и уметь предугадывать, какой из них он воспользуется. Вставай.
Дмитрий отбросил стул в сторону и скрылся за одной из бетонных панелей. Прежде чем я успела что-то сообразить, раздался его голос и я почувствовала на руке мокрый след краски.
— Ранена.
— Ах так. Хорошо.
Я всегда любила азартные игры. Наверное, не наигралась в детстве. Только одного я не осознавала в полной мере: это тренировка перед реальным сражением.
Какое-то время мне удавалось отстреливаться, но затем признаки, по которым можно было определить местонахождение охранника, исчезли. Тогда я превратилась в слух. Казалось, я слышала, как льется сквозь молекулы подвальной сырости тяжелый воздух. Случайные звуки взрывались тревогой изнутри, доводя до изнеможения. Дмитрий не мог уйти, он прятался. Я понимала, что моя задача — его найти. Но сделать это было куда сложнее, чем стрелять в ответ, когда ты знаешь местонахождение противника. От напряжения меня бросало то в жар, то в холод. Рука, сжимающая игрушечный пистолет, начала ныть от усталости. Пролет, еще один. И вот на открытом пространстве мы столкнулась лицом к лицу. Зажатый в руке пистолет смотрел дулом прямо в лоб охранника. Его пистолет находился примерно на уровне моей шеи. В любом случае, моя позиция была более выигрышной.
— Положи ствол на пол, — кажется, я уже забыла о том, что это игра.
— Жаль, у тебя была такая хорошая позиция. И ты забыла о том, что если судьба дала шанс — стрелять надо на поражение, — Дмитрий медленно наклонился, чтобы положить пистолет на пол.
Я внимательно наблюдала за его движениями и уже готовилась отбросить ствол ногой в сторону, но то ли заметила, то ли почувствовала, что игра не окончена. Дмитрий сделал резкое движение вперед, и я поняла, что есть другой пистолет и сейчас жертвой окажусь я. С перепугу я всадила в ногу Дмитрию три синих «пули».
— Ранен. Вернее, убит. Но три пули в ногу — это несмертельно.
Я приставила пистолет ко лбу охранника, который поднял голову и с вызовом, смешанным с удивлением, смотрел на меня. Произнеся полукомичное «пфффф», я выстрелила ему в голову.
— А ты неплохо смотришься с точкой на лбу. Почти как индийский гуру. Краска-то хоть смывается? — я хихикнула и помахала пистолетом перед носом у охранника.
За спиной раздались аплодисменты. Я вздрогнула.
— Прекрасно. Для женщины, для непрофессионала… Выше всяческих похвал. Только оружие будет настоящим, а мишени — живыми людьми. И после первой победы тебя будет распирать не от гордости, а от омерзения и тошноты. Ты не привыкнешь к этому ни после второй, ни после третьей «победы». И даже попытка убедить себя в том, что на войне как на войне и враг не человек, не избавит тебя от ощущения, что ты перешла рубеж. Тебе будут сниться кошмары, преследовать тени тех, кого уже нет, и радость от приобретенного уменьшится на количество заплаченного по двойной цене. А затем ты начнешь убивать чувства, хорошие и плохие, чтобы не испытывать ничего. Кроме, разве что, ненависти, презрения и отвращения к тем, кто не входит в близкий круг общения (если он есть или будет). Потому что чувствовать — это помнить, это быть слабым, это подвергать опасности тех, кто тебе дорог.
— Ворон, тебе не кажется, что это надо было рассказывать перед тем, как делать ее партнером и пускать в свою жизнь? — спросил Дмитрий, пытаясь стереть со лба синюю краску.
— Она прекрасно отдавала себе отчет, принимая решение быть со мной. Я давал ей возможность хорошо подумать и уйти. Принимая человека, ты принимаешь не только любовь и радость, но и весь багаж прошлого со скелетами в шкафу. Теперь тебе предстоит познакомиться со мной заново. Медовый месяц имеет свойство заканчиваться и превращаться в обычную жизнь. А обычная жизнь — это искусство жить вместе.
Во взгляде Ворона читалась ирония, легкая задумчивость и осторожный вопрос.
Я посмотрела на игрушечный пистолет в своих руках и улыбнулась:
— Если ты за меня, кто против меня?
Ворон забрал из моих рук игрушку и положил настоящий пистолет, который они с Дмитрием пристреляли заранее.
— Больше нет «я» или «ты». Есть «мы». Победа — одна на двоих, и поражение тоже. Игрушечная жизнь закончилась. Или ты, или тебя. Цена вопроса — жизнь.
;
ГЛАВА 23. БЕЗ ПРИСТАВКИ «И. О.»
Из личного опыта могу с уверенностью сказать: если где-то убывает, где-то прибывает. Жизнь часто дает авансы, за которые спрашивает по двойному тарифу, и за счастье всегда приходится платить.
Я закончила практику и перешла на работу в компанию Ворона. По аналогии с предыдущей работой, должность ассистента я сменила на руководителя юридического отдела международного и корпоративного права без приставки «и. о.». Но пока под руководством начальника юрдепартамента Антона Владимировича Тушкова, представленного на встрече во время делового ужина. Как бы хорошо я ни знала свою работу и какой бы способной и одаренной ни была, крупная компания — это другой поток информации, другая структура, другие правила игры. Я еще нуждалась в наставнике. И не потому, что могла напортачить, а потому, что на каждой стадии продвижения ученик должен быть под присмотром у учителя, пока сам не станет гуру. На гуру я еще явно не тянула.
Как простая вода, которая может показаться невероятно сладкой и вкусной для человека, одолеваемого жаждой, так и новая работа, вернее, новая ступень карьерной лестницы доставляла мне массу удовольствия. Теперь я не ходила за Вороном как тень, не писала спичи и не составляла расписание. Он бросил меня в океан информации, в котором я первое время отчаянно барахталась, а тот с интересом наблюдал — справлюсь или утону. А если выплыву, то какими качествами, кроме выживания, могу быть полезна?
Я бралась за все: юридическая часть, финансовая, маркетинг, структура, отчеты... Образование и опыт позволяли вникать в детали, но масштабы компании не давали простых ответов на сложные вопросы.
Согласно требованиям Ворона, я анализировала информацию и писала аналитические записки, составляла документы и бюджеты, контролировала поступление юридических и финансовых данных. Я была уверена, что кто-то меня дублирует на случай, если я не потяну, а также чтобы оценить мои способности анализировать и делать выводы.
Чем дальше я заходила, тем чаще задавала себе вопрос: каким умом, опытом и волей должен обладать человек, который все это создал, заставил работать и может сохранять контроль над такой мощной структурой?
Помощники и заместители Ворона на какое-то время обо мне забыли, думая, видимо, что я — такой себе человек-муляж, игрушка, отвлекалочка. После того как я разобралась с основным потоком информации и начала запрашивать дополнительные сведения у отделов, меня сначала игнорировали, потом писали отписки, наконец предоставляли совершенно ненужные и порой нелепые данные. Причем когда я приходила лично, мне все так же, как и в первые дни на новой должности, улыбались, заверяли, что посодействуют, но в итоге делали то же самое, то есть не делали ничего.
Конечно, можно было пожаловаться Ворону, но это было бы поведением маленькой девочки, а не серьезного специалиста. С одной стороны, надо было что-то решать, причем жестко, а с другой, я была крайне не уверена в себе и своих силах. А вдруг собранная мною информация недостаточно точна и в случае ошибки надо мной просто будут смеяться? Как я могу выдвигать подозрения и ставить условия таким зубрам, как Тушков — он же фигура! А вдруг меня не послушают… А вдруг… А если… В итоге я совсем замучилась. Критическая масса сомнений и поджимающих сроков произвела эффект разорвавшейся бомбы, и я от страха, смешанного со злостью на себя и окружающих, наконец-то осмелела.
В конце концов, за мной Ворон! Лучше допустить промах, но хотя бы попробовать, чем не делать ничего и этим бездействием полностью нивелировать доверие и не оправдать надежды. Да и вообще, предоставится ли мне еще когда-нибудь такой шанс…
В итоге я перестала изводить себя сомнениями и боязнью зацепить статус управленцев своими требованиями и начала действовать так, как считала нужным. Я делала конкретные запросы, требовала соблюдать сроки, указывала на неточности, просила разъяснений. У меня выработался командный тон и уверенность в себе. Слащавая речь и панибратство со стороны руководящего состава трансформировались в раздражение и попытки указать мне на мое место, унизить, поставить под сомнение мои способности и полномочия.
Дошло до того, что я начала получать завуалированные угрозы. О… Угрозы — это прекрасно! Я всегда знала, что если тебе начинают угрожать — это верный признак того, что ты на правильном пути. У меня появился азарт охотника. Я перестала быть дичью. Я знала, что не все в компании идет так, как надо, и Ворон, каким бы всемогущим он ни казался, не может за всем уследить. По всей видимости, он руководствовался принципом, что ошибки и некоторая утечка финансов возможны как погрешность. Пока они не приобретают масштабов, грозящих безопасности и стабильности компании. Но я так не считала, мне хотелось вывести всех на чистую воду и показать, что чего-то в этом мире я таки стою.
В результате кропотливой и захватывающей работы собралось немаленькое досье. Результаты были печальными. Воровали все… Кто-то по чуть-чуть, кто-то больше. Поскольку в бизнес-империю входили компании, работающие в разных сферах и имевшие разную специфику, то и способы выведения денег отличались. Где-то в структуре продаж на каждом звене довешивали свой процент, кто-то сидел на откатах, кто-то лоббировал интересы конкурентов и заводил «свои» компании для бухгалтерского или юридического сопровождения, за что получал постоянные «премиальные» плюс все время имел слив нужной информации. Кто-то же так осмелел или обнаглел, что выводил средства через офшоры. То есть по факту в каждом кирпичике прочного на вид здания империи Ворона была крыса, которая подтачивала его изнутри.
Думаю, Ворон был в курсе всего и у него были специальные люди, которые отслеживали подобные вещи, пресекали, а если надо — наказывали. Но все это было мелочью по сравнению с его партнерами и «друзьями». Этим всегда было мало, и бизнес Ворона стоял им костью в горле. Им казалось, что если они его разрушат, то кусок, доставшийся каждому, обеспечит безбедное существование до конца дней. А самой главной в этой схеме была власть… Все всегда начинается с малого: сначала немного денег, потом чуть-чуть удовольствий, а затем власть — много и сразу, как будто люди, стремящиеся к ней, будут жить вечно и на них не распространяются земные законы.
Так вот, для меня угрозы со стороны местных царьков в компании были неприятными покусываниями по сравнению с тем, что произошло дальше.
Но перед тем, как случился новый поворот в жизни моей и Ворона, я взяла досье и пошла к нему. Он молча изучал документы, периодически бросая удивленные взгляды в мою сторону, а я безмолвно сидела в кресле и ждала приговора. Мне очень хотелось, чтобы моя работа была оценена по достоинству. И неважно, повысят ли мне зарплату или дадут дополнительные полномочия. Хотелось быть значимой фигурой в глазах Ворона.
Прошло около часа с того момента, как Ворон открыл первый лист принесенной мной папки. Я уже устала сидеть в кресле, избороздила кабинет нервными шагами, напилась воды и кофе про запас, а папка все шуршала листами в руках моего «судьи», который должен был вынести вердикт.
— Знаешь, я тебя недооценил, — с улыбкой сказал Ворон. — Когда я увидел тебя впервые в кабинете, подумал, что ты очень противоречивая, даже невнятная натура. Боишься, но просишь, не уверена, но надеешься. После собеседования мне стало интересно, какая ты и насколько тебя хватит. Но, видно, либо я не утратил способности удивляться, либо есть еще люди, способные удивлять… Твой отчет превзошел мои ожидания. Да, я в курсе всего этого, но то, что ты все это умудрилась отследить и проанализировать за такой срок, без помощников и опыта работы в больших структурах… Нонсенс… Исключение из правил… Все равно не понимаю, как с такими способностями ты до сих пор никуда не пробилась. Но это все лирика. Теперь ты — личный помощник не номинально, не по штатному расписанию, а по сути. Ты теперь моя правая рука в вопросах управления бизнесом. Но, — тут Ворон пристально посмотрел на меня, — это еще не значит, что я тебе доверяю на все сто процентов. Верность проверятся временем и жизнью. Сразу хочу, чтобы ты четко уяснила: я не надеюсь ни на какие договоры конфиденциальности. Любая попытка, искушение, неосторожность, которая поспособствует сливу информации — намеренно или случайно, приведет к печальным последствиям для твоей дальнейшей карьеры и жизни. Так что осознай груз ответственности и, может, подумай пару дней. Так как информация, доступ к которой ты получишь в дальнейшем, уже будет касаться меня лично.
— Я не буду думать. Я готова.
— Что, азарт и чувство власти щекочут нервы? — Ворон прищурился. — Азарт — это хорошее качество. Он позволяет на какое-то время утратить чувство меры, страха и обостряет интуицию, но если вовремя не остановиться, можно потерять все, что приобрел, или вообще уйти в минус.
— Я готова.
— Ну раз готова, — Ворон подошел ко мне вплотную и, касаясь щеки, полушепотом проговорил: — значит, мы теперь в одной связке, хочешь ты этого или нет. Моя жизнь — твоя жизнь, моя смерть — твоя смерть. В прямом и переносном смысле. С такой высоты сойти нельзя, можно будет только разбиться.
Я не испугалась, сомнений не было. Да, Ворон оказался прав: я движима азартом, чувством власти и близостью человека, которого я не только уважала, но и не мыслила без него свое существование. Возможно, маленькая звездочка хотела найти прибежище в лучах большой планеты.
Ворон вводил меня в курс своих дел, и я не могу сказать, что все, что я узнавала, мне нравилось. Тут тоже были офшоры, отмывание денег. Какое-то время меня терзали праведные чувства и возмущение: как так можно, ведь это нечестно! Где-то голодают, кому-то не хватает… Но чем дольше я работала, тем больше менялось мое мировоззрение. Ведь место сидения определяет точку зрения, и жизнь отнюдь не так проста, как ее пытаются представить в матрице мира для простого обывателя.
Я становилась сильнее и забиралась все выше, а новые высоты бросают новые вызовы и таят совершенно иные опасности.
;
ГЛАВА 24. МАРК
После того как Ворон ввел меня в компанию, явно обозначив статус своего человека и своей женщины, меня по молчаливому согласию приняли в стаю. Я не злоупотребляла доверием, а мне не ставили палки в колеса. Я старалась учиться и вникать. Мне никто не препятствовал. За исключением Марка…
После того как он понял, что я не девушка Ильи и не игрушка Ворона, он стал не просто медовым. Он стал приторным. Он и до этого вызывал раздражение. А тут просто беда. Сначала казалось, что он хочет заручиться моей поддержкой. Но потом интуиция мне подсказала, что он намеренно стелет туман лести, чтобы скрыть какие-то шашни. Как бы в подтверждение своей теории я услышала его разговор по телефону с неизвестным, где Марк просил не торопить события и соглашался с тем, что Ворон, введя в бизнес бабу, потерял былую бдительность и силу, но не до такой степени, что можно безнаказанно залазить на его территорию и творить дела. Какие такие дела собирался творить Марк? Этот вопрос меня заинтересовал вплоть до того, что я начала за ним следить. Где не хватало знаний, я руководствовалась интуицией. Я стала проверять все его действия — договоры, контрагентов, оплаты, распоряжения бухгалтерии. И в результате наткнулась на документ, который каким-то непостижимым образом — при таком-то уровне внутренней безопасности — пошел в обход юридического и финансового отделов. Он не был проверен, не был утвержден, был на огромную сумму и уходил неизвестному контрагенту в офшоры.
Что-то не вязалось в этой истории. Марку жилось неплохо. Рисковать положением и даже жизнью ради нулей… вряд ли он об этом мечтал. А если и так, то сделал бы это тихо, незаметно, постепенно выводя нужный капитал. И учитывая, что в любой компании заложен риск потерять на форс-мажоре и воровстве, возможно, Ворон бы это простил, а Марк уехал бы в отставку на Багамские острова с сундуком денег.
Но тут что-то (или кто-то) гнало его, словно зверя, вперед, заставляя делать ошибки. Ему все чаще стали поступать звонки с неизвестных номеров, и Марк пытался уединиться, чтобы его никто не слышал. А однажды я увидела его рядом с неприятным персонажем в темных очках на пол-лица и черном плаще, хотя уже давно стояли теплые дни, а солнце к тому времени ушло в закат. За шорами очков я заметила что-то похожее на шрам на лице. Мужчина, поймав на себе мой любопытный взгляд, начал пристально и сосредоточенно меня рассматривать. В этот момент я почувствовала внутренний озноб, а Марк решил отвлечь внимание собеседника на себя, прикоснувшись к его руке, словно боясь, что я начну задавать неудобные вопросы.
После этого я еще больше зарылась в деятельность Марка и заметила, что следы оплат чудным образом исчезли из клиент-банка и бухгалтерской программы. А это означало, что кто-то помог подтереть базу. И у Марка должен быть как минимум один союзник, который мог это сделать или передать информацию об электронных ключах.
Я уже готова была пойти к Ворону со своими идеями, догадками и неполным досье... но он опередил меня. Босс сам пришел в наш департамент и заявил, что ему известен факт махинаций с выводом денег и с этого момента все, кто мог иметь отношение к делу, отстраняются от работы. И я в том числе. Мне хотелось возмутиться, сказать, что я тут ни при чем, и как он вообще мог такое обо мне подумать после всего, что я для него сделала... Но Ворон был в своем репертуаре. Он снова перестал меня замечать и под предлогом работы и деловых поездок даже не ночевал дома, чтобы не встречаться со мной в постели.
Я была взбешена. Я была уязвлена. Если мне не верят в такой ситуации, значит, грош цена прозорливости и опыту Ворона. Но это было невозможно. Или женщина и сотрудник для него — вода из разных кувшинов и он никому не доверяет, а проверка — нормальное явление, или… Я чувствовала, что было какое-то или.
Я пригласила моего личного теперь охранника Диму для беседы и, рассказав все, что мне было известно, попросила о помощи.
— Зачем это тебе? Ворон во всем разберется.
— Я не хочу ждать, пока он во всем разберется. Я хочу доказать, что я тут ни при чем, вывести виновного на чистую воду и наказать его.
— Наказать?
— Наказать. Потому что под вопросом моя репутация и доверие Ворона ко мне.
Дима усмехнулся.
— Наказать… С кем поведешься…
— Так да?
— Ну да. Куда тебя денешь. Ты такая же упертая, как Ворон.
С помощью Димы нам незаметно удалось собрать больше информации, мы нашли явные доказательства вины Марка и одного из наших бухгалтеров Марины.
Досье было готово, я предложила поехать в офис к Марку.
— Зачем? Это парафия Ворона.
— Нет. Это уже вопрос принципа.
Мы приехали в офис. Рабочий день уже закончился, наш отдел был практически пуст. Марк сидел в офисе и встретил нас удивленным взглядом.
— Вы решили немножко поработать?
— Видимо, ты тоже. Доработать начатое до конца.
— Я тебя не понимаю.
— Не понимаешь?
И тут, к удивлению Марка и Димы, да, впрочем, неожиданно для себя самой я вынула пистолет, который теперь всегда был со мной, и уперлась им прямо в лоб финансового директора.
— Ты знаешь, Марк, люди смертны. А деньги — нет. Если ты сейчас не расскажешь, как и зачем ты вывел деньги, я вышибу твои прекрасные мозги. А без них, увы, на Багамах расслабиться не получится.
— Опусти пистолет.
Приказ был отдан голосом Ворона. Я повиновалась без колебаний.
— Интересно вы тут живете, господа. Один деньги выводит, вторая сафари устраивает. Вы, наверное, забыли, с кем имеете дело, иначе здравый смысл заставил бы вас вести себя иначе.
Марк сжался. Я молча отошла в сторону. Мой охранник вел себя спокойно и непринужденно. Из чего я сделала вывод, что он не только меня охраняет и помогает, но и докладывает все Ворону.
— Ты думаешь, я не знаю, что происходит у меня в компании? Или обрел веру в людей? — Ворон смотрел на меня с легким вызовом, который диссонировал с улыбкой.
— Ну конечно. Конечно, было параллельное расследование. А я себе вообразила, что что-то решаю.
— Скорее, своей самодеятельностью ты мешаешь и подвергаешь себя опасности. Пугаешь вора и даешь ему возможность замести следы.
Я подняла руки, жестом давая понять, что сдаюсь.
Ворон подошел ко мне и, наклонившись к уху, полушепотом сказал:
— Опыт приходит со временем. Иногда лучше внезапно появиться из засады, чем палить изо всех пушек. Но все равно молодец. Вычислила, досье собрала. Теперь свободна.
Меня похвалили, но ощущение легкой издевки не покидало.
Ворон подошел к Марку:
— Ну что, Марк. Человек всегда остается человеком. То есть предателем и трусом от начала времен. Расскажи мне, чего именно тебе не хватило для того, чтобы сохранить хотя бы преданность пса на довольствии?
Мне не удалось услышать дальнейший разговор: Дима развернул меня к выходу и увлек в машину.
;
ГЛАВА 25. ПРИЗРАКИ ПРОШЛОГО
Как поет моя любимая группа «Воскресение»:
Мне говорили, просто и внятно:
«Жизнь — это пятна, это понятно?»
Я говорил: «Да, это мне ясно,
Где было чисто, там станет грязно».
Спустя время появился человек, который вышел на меня напрямую и не представился. Он лишь сообщил, что у меня есть возможность спасти Ворона от гибели, которой тот избежал несколько лет назад, и я могу сыграть в этом главную роль. Незнакомцу нужны документы, которые не успел передать Марк. И поскольку его я устранила, теперь именно я должна завершить то, что не успел сделать Марк. Встречу мне назначили в кафе под открытым небом недалеко от нашего офиса.
За время работы мое чутье на людей настолько обострилось, что я за секунду научилась принимать правильные решения. Так и на этот раз — я поняла, что если не пойду на встречу, то ситуация выйдет из-под контроля. Охране я специально ничего не говорила: я знала, что они хорошо делают свою работу и я всегда в поле их зрения.
До кафе я дошла пешком. Подъехал черный лексус с темными стеклами, из которого вышел мужчина и жестом пригласил меня сесть на заднее сиденье. Мы так не договаривались, но правила в данном случае устанавливала не я. Посоветоваться возможности не было. За мной была охрана. Я решила рискнуть — и села в машину, которая укатила меня в неизвестном направлении.
Рядом со мной сидел мужчина примерно одного с Вороном возраста. Волосы его были полностью седыми, а руки спрятаны под черными перчатками. Помимо седины и перчаток особо выделялись два момента: странный левый глаз и неестественный голос. Левую часть лица покрывала длинная челка. Голос прозвучал всего дважды: когда я села в машину и незнакомец скупо меня поприветствовал и когда мы свернули с дороги и мне сказали не дергаться. Голос от природы не мог быть настолько глухим и хриплым. Это был результат или какой-то травмы, или болезни. А глаз… При ближайшем рассмотрении он оказался искусственным. Человек с искусственным глазом, искусственным голосом и скрытыми в перчатках руками впечатление производил, мягко сказать, неприятное. Пока я рассматривала своего соседа, заметила, что мы пересекли черту города и поехали в сторону, где никаких жилых поселений нет. И тут я поняла, что Ворон не шутил: жизнь и смерть ходят рядом… Охрана, судя по всему, меня потеряла, а приключения, которые мягко щекотали нервы, грозили превратиться в триллер, главной героиней которого была я.
Мы остановились на пустыре, и незнакомец, чуть помедлив, начал разговор. Если в начале нашей поездки я могла несколько раз видеть его лицо полностью, то сейчас, словно нарочно, он сел так, что я видела только профиль с искусственным глазом. Создавалось впечатление, что говоришь с роботом. Оценить степень откровенности или угрозы было невозможно, так как часть лица с «мертвым» глазом не выражала эмоций.
— Ну что, Паулина, пришло время узнать правду о настоящей жизни Ворона, —проскрипел незнакомец.
— А зачем мне эта правда? Откуда я знаю, какая из его жизней настоящая? И для начала не мешало бы преставиться.
Мертвый глаз заскрипел неприятным смехом.
— Представиться… Мы не на балу. От того, насколько правильно ты меня поймешь, зависит даже то, вернешься ли ты в офис. Поэтому молчи и слушай. Задавать вопросы будешь, когда я разрешу. Я старый знакомый Ворона. Настолько старый, что помню те времена, когда он был простым доверчивым Сашей, верящим в людей и справедливость… Когда еще была жива его жена, он считал, что у него есть друзья, и не предполагал, что станет сидельцем.
— Кем?
Мертвый глаз снова скрипнул неприятным смехом.
— А Ворон, конечно же, тебе не рассказывал о том, что сидел? Ведь в эту часть жизни доступа нет никому. Он думает, что разобрался с призраками прошлого, но призраки бестелесны и могут возвращаться, чтобы заставить платить по счетам.
Я чувствовала, как меня начинает бить озноб, азарт улетучивается и отчаянно хочется, чтобы все это оказалось дурным сном.
Мертвый глаз снова замолчал, как будто пытался освежить воспоминания, затем продолжил повествование своим скрипучим голосом, похожим на хруст сырых поленьев в костре:
— Сашка… Кто бы мог подумать, лучший друг! У нас было столько общего. Кто знал, что пройдет время и вместо закадычных друзей мы станем заклятыми врагами. Мы воспитывались в детском доме. Его родители погибли в автокатастрофе, я своих даже не знал. Мать отказалась от меня еще в роддоме. Детдом — это маленькая тюрьма. Там каждый день испытывает на прочность, и выживает сильнейший. А сильнейшими не рождаются, ими становятся. Иначе тебя или уничтожат, или поломают и заставят служить себе. Нам пришлось стать сильными и держаться друг друга. Свою детскую дружбу мы скрепили кровью на чердаке старого заброшенного дома, поклявшись, что ничто никогда не встанет между нами и все всегда будет общим. Покинув казенные стены, мы оказались предоставленными самим себе. Было смутное время: работы не было, учеба была не для нас, поэтому мы сделали такой же выбор, какой на тот момент сделало полстраны, — ушли в криминал. И, как ни странно, там мы оказались в своей стихии, ведь, как я уже говорил, детдом — это маленькая тюрьма. А бандитские законы везде одинаковы — выживает хитрый, ловкий и сильный.
Не буду вдаваться в подробности, но нам удалось не только сохранить жизнь и здоровье в то сложное время, но еще и сколотить приличный капитал. У нас не было тайн друг от друга, и все было общим, даже бабы. Я знал, что Саша — единственный, к кому можно поворачиваться спиной, не боясь получить предательский удар. Да, он всегда имел свои представления о чести. В стране наступили новые времена. Деньги давали огромные возможности, и мы ими воспользовались. Несмотря на «образование», которое мы получили в детдоме и в лихие 90-е, для ведения бизнеса нужны были совсем другие знания. Мы наняли управленцев, они нас кинули. Тогда Саша решил пойти учиться. Не знаю, как с тем уровнем знаний, который мы имели, можно было куда-то поступить, но Сашке все-таки это удалось. Поступил он, дав на лапу в институте, а дальше характер, ум и воля сделали свое. Он начал разбираться в хитросплетениях бизнеса, и дело пошло не только на лад — бизнес стал процветать. Я в эти вопросы не лез и полностью доверял другу. Пока… Пока не появилась баба. И тут оказалось, что все у нас общее, и даже бабы нам нравятся одни и те же. Но она выбрала не меня. А Саша вдруг оказался еще тем романтиком. В общем, друг стал отдаляться. И вроде все это естественно. Но заела меня эта Лия… Оказалось, что никто из нас ее другому уступать не собирается. Глупо, конечно… Но наши отношения начали портиться. Я не привык никому отдавать то, что мне приглянулось. А тут и баба, на которую я глаз положил, не меня выбрала, и друг, который обещал, что нас ничто не разделит до гробовой доски, предал… В общем, поженились они. Родился Илья. Саша в своей Лие просто растворился. Стал важным бизнесменом. Любимый муж, отец — все у него в ажуре. А я вроде и при деньгах, но на втором плане. Тут и судьба решила меня задвинуть на второй план — попал я в автокатастрофу. В результате больничка, долгая реабилитация. Саша меня, конечно, не обижал, поддерживал, но за это время я вообще потерялся и стал каким-то приложением.
И тут случился праздник по случаю пятилетия нашей компании. Я, само собой, был в числе приглашенных, но уже не на первых ролях. Саша блистал, а мое место заменила Лия. Он — роскошный, холеный, успешный, и я — жалкий инвалид, старый битый пес на довольствии. Я хлебнул лишнего и подумал: почему ему все, а мне ничего? И, как назло, в это время в поле моего зрения попалась Лия. Хмель, злость… Я попытался поиметь ее прямо в доме своего друга. На шум и крики сбежались гости, мой лучший друг избил меня, превратив в кровавое месиво, и указал на дверь не только в доме, но и в бизнесе. В общем, выкинули меня. С тех пор моя жизнь превратилась в ад. Я просыпался с жаждой мести, с ней и засыпал. Саша своей несговорчивостью и принципами успел обжиться врагами, которым поперек горла стоял его бизнес, и они вышли на меня. Короче, мне предложили вернуть былое могущество в обмен на то, что я устраню друга. Конечно, я буду подконтролен новым хозяевам, которые при этом будут меня крышевать. Но мне больше и не надо было. Я должен был отомстить другу и вернуть свое, как я тогда считал.
Физически устранить его я не мог, все-таки не оскотел еще до такой степени, да и смысл? Я хотел, чтобы он на себе прочувствовал, что значит быть отвергнутым в этом мире. Ну и Лия… Ей я тоже не мог простить, что она предпочла не меня.
Выбрав время, когда Илья был в частной школе, а Саша еще не вернулся, я пробрался в дом. Как? Запросто. В любом заборе есть щель. Так и у Саши были те, кого можно было купить. Он тогда еще был счастливым, поэтому мог доверять… А это делало его слабым. Добравшись до Лии, я сделал то, что не закончил в прошлый раз. Да-да, — он улыбнулся, — я избил ее до полусмерти. Оказалось, она была беременна во второй раз… А потом взял нож и сделал из нее сито…
Видела бы ты лицо моего друга! Я хотел дольше полюбоваться его ужасом и отчаянием, но у меня были другие цели, да и Саша был не робкого десятка и в хорошей физической форме. Пришлось его вышибить, а затем вложить в руки тот самый нож, которым я сделал сито из его жены… А дальше — дело техники. Купленные менты, купленные понятые, отпечатки пальцев — и прощай, мой дорогой друг! Сашин бизнес стал моим, опеку над сыном оформил отец Лии (которому, как оказалось, Саша в свое время отложил немало денег, так что отец ни в чем не нуждался и сын тоже, получил хорошее образование), а Саша отправился на зону.
Но я его недооценил. Он всегда был голова и железная воля. А если человеком движет жажда мести, она сильнее смерти. Саша умудрился и на зоне стать своим, да еще и заслужить авторитет и статус правой руки одного из воров в законе. Он-то и помог ему не только избежать смерти, когда мои новоявленные хозяева приказали найти способ устранить бывшего друга, но и выйти на волю. А оказавшись на свободе, он, конечно, захотел найти меня. Захотел — нашел. Заставил переоформить весь бизнес на свое имя, а затем… А затем решил, что я должен умереть, так же, как и его жена.
Когда он вывез меня в лесополосу, я понял, что пришел конец. Каяться я не умел, сказать мне было нечего. Я ненавидел его еще больше. Он снова победил. Он убивал меня быстро, без удовольствия, пытаясь таким образом снять боль со своей души. Но если бы так просто было залечить раны! В какой-то момент он устал, ведь нормальный человек всегда содрогается, убивая живое существо, или ему показалось, что я уже на том свете, но он оставил меня одного, забрал орудие убийства и исчез. Глупый Саша… Детдом, зона… Врага надо всегда добивать. Всегда надо быть уверенным в том, что ты сделал. Но он по-прежнему жил эмоциями. Зона не вытравила в нем чувства.
Не знаю, сколько я пролежал, истекая кровью, но спустя время меня нашел лесник. Шансов у меня почти не было, кровопотеря была велика. Но небеса распорядились иначе. Я выжил… и залег до времени на дно. Узнавал о жизни бывшего друга из масс-медиа. А друг снова взошел на олимп. Жизнь сделала его жестким, он таки усвоил уроки.
— А Ворон? Откуда взялось прозвище Ворон?
— Ворон… Погонялово… Хотя нет, для него это образ жизни. Мудрый, выносливый, живучий, проницательный, преданный и скупой на эмоции. Такое прозвище ему дали на зоне…
— И ты выжил ради того, чтобы опять отомстить? Тебе не надоело? Что у тебя есть кроме мести?
— Кроме мести у меня нет ничего, и когда я закончу то, что собираюсь, смысла в моем существовании больше не будет. Поэтому меня сложно чем-то напугать. Смерть для меня — приобретение. Но только когда я выполню свою миссию.
— Да ты больной отморозок…
Мертвый глаз повернулся ко мне и резким движением ударил в лицо. У меня пошла носом кровь, но я словно взбесилась, мне хотелось задавить этого урода. От резкого движения челка качнулась, и я увидела на левой стороне лица тот самый шрам, принадлежавший таинственному собеседнику Марка.
— А теперь заткнись и слушай. Ворон опять сделал ту же ошибку — впустил в свою жизнь бабу. И если он сам себе в этом боится признаться, то уж я точно знаю, что ты в его сердце заняла место бывшей жены.
Меня передернуло. Он что, собирается на этот раз убить меня?
Мертвый глаз словно прочитал мои мысли.
— Не бойся, убивать тебя я не стану... Боль, причиненная дважды одним и тем же способом, не дает такого же эффекта. Убирать его сына тоже нет смысла. Я только разозлю его. На этот раз я хочу окончательно, навсегда, со стопроцентной гарантией убрать Ворона. Но перед этим мне необходимо подмять под себя его бизнес. Иначе простая физическая ликвидация ничего не даст — есть сын, партнеры. А поможешь мне в этом ты — его слабое звено. Тем более Марка вычислили. Да я с самого начала знал, что нельзя доверять этому лощеному идиоту.
— А если я откажусь или не сумею?
— Послушай, каждый хочет жить — даже неизлечимо больной, даже приговоренный. Тем более молодая красивая баба. А еще больше человек боится за свою семью. Ты же не хочешь, чтобы случайно пострадали твои родные?
— И в чем моя роль?
— Ты должна поспособствовать выведению средств из компании и помочь мне завладеть контрольным пакетом акций, а потом… — Мертвый глаз криво усмехнулся, — а потом ты должна заманить Ворона в ловушку, из которой он не сможет выбраться.
— И какие у меня гарантии, что я и моя семья останемся живыми?
— Никаких. Если ты ничего не сделаешь, точно не будет никаких вариантов. А если сделаешь… Светлая голова на поломанных ногах — лучшее приобретение. Будешь жить, но работать на меня.
Меня тошнило. Тошнило в прямом и переносном смысле. Каким красивым и манящим порой бывает зло на экранах и в книгах и каким мерзким и отталкивающим оказывается в реальной жизни!
Меня привезли в офис. Уже смеркалось. Я всеми силами пыталась снять отек от удара и скрыть следы избиения, но, видимо, получилось плохо, так как Ворон сначала с удивлением, а затем с беспокойством смотрел на меня.
— Что у тебя с лицом?
— Аллергия.
— У аллергии сильный мужской характер, как я вижу.
Он попытался прикоснуться к моей щеке, но я отдернула его руку и ушла.
Этой ночью я не спала. Да и как можно уснуть, когда на кону твоя жизнь и жизнь твоих родных? А с другой стороны, жизнь чужого-родного человека, который может стать тебе как проклятием, так и спасением.
Я боялась. Липкий страх сковывал тело, а тошнота выворачивала сознание. Ситуация казалась безвыходной: на обе чаши весов были положены жизни дорогих людей, а я болталась где-то посредине, словно запал боевого снаряда: исчезни он, исчезнет и опасность…
Надо было принять решение — правильное. Но как понять, по каким критериям определить, который из вариантов будет правильным, и просчитать все последствия?
От напряжения я впала в забытье. Всю ночь мне снились кошмары — человек с мертвым глазом и Ворон, которые молча наблюдали, как я тону в болотной тине…
;
ГЛАВА 26. В УНИСОН
Я проснулась, когда на часах было пять утра. Какое-то мгновение я ощущала лишь легкое беспокойство, которое обычно остается после дурного сна. Но чем больше времени проходило с момента пробуждения, тем отчетливее становилось осознание того, что сон — на самом деле страшная действительность. Я вспомнила вчерашнюю встречу с Мертвым глазом, историю его отношений с Вороном и содрогнулась.
Выбор… Вчера я собиралась сделать правильный выбор, но он не делается второпях, необходимо все тщательно обдумать.
Мертвый глаз сказал, что я — слабое звено для Ворона, значит, если не будет этого звена, использовать будет нечего. Но в то же время нет незаменимых людей, он будет искать другие пути, других жертв, а может решить действовать напрямую, вплоть до физического устранения своего бывшего друга без всяких прелюдий.
Что касается меня, то я женщина, я имею право на слабость: перед страхом все равны. Да, скорее всего, я потеряю связь с Вороном, на этой работе можно будет поставить крест, и если бежать, то со всей семьей и за пределы страны. Но и тут не все просто. Надо как-то объяснить родным, что придется срочно уехать, придумать благовидный предлог, чтобы не испугать их. И… О Боже, я совсем забыла! У моих родителей отродясь не было заграничных паспортов, а чтобы их сделать в срочном режиме — нужно время, минимум один-два дня, а их у меня нет.
К тому же… Если Мертвый глаз узнал мой номер телефона и прочую информацию, он спокойно проследит, что я буду делать, и примет соответствующие меры.
А если оставить все как есть? Зачем он мне все это говорил? Пугал? Он, конечно, отморозок, но не дурак, и прекрасно понимает, что Ворон не мог взять на должность своей правой руки наивную пугливую дурочку, которая сразу же согласится на сотрудничество. А значит… Значит, он играет в какую-то свою игру и ждет от меня совершенно других действий.
Итак, что мы имеем в сухом остатке? Сбежать я не успею, так как сбегать надо с родственниками, которые станут потенциальной мишенью в случае моего отказа сотрудничать с этим отморозком. Полиция? Смешно… Те чины, с которыми водит дружбу Ворон, могут обеспечить достойный уровень защиты, но они не боги.
Остается признаться во всем Ворону… И вдруг меня начало трясти от злости… Хороши дела! Да, я готова играть в игры, но не со смертельным исходом! Не думаю, что в процессе накопления первичного капитала ничто живое не пострадало. Наверняка у Ворона есть свои скелеты в шкафу. А невинно пролитая кровь всегда вопиет об отмщении и забирает твою кровь взамен… Это их отношения, их с Мертвым глазом счеты, их жизнь… Я всего лишь наемный сотрудник и доверенное лицо.
Всего лишь доверенное лицо… Похоже, я пыталась искать пути к отступлению, придумывая глупые отмазки… Доверенное лицо — это как инициация. Тебя выбрали неслучайно, от тебя ждут соответствующего способа мышления и действий. Если дали — значит, потянешь. Значит, это для чего-то необходимо в твоей жизни. Никогда ничего не происходит просто так.
Не просто так… Мне не давал покоя разговор с Мертвым глазом. С такими людьми никогда нельзя действовать напрямик. Надо идти от обратного. На мне свет клином не сошелся, значит, он хочет, чтобы я совершила ошибку, которая позволит нащупать слабое место в броне Ворона. Но какую? Для этого надо было знать больше о жизни самого Мертвого глаза. В конце концов, услышать рассказанную им историю из уст Ворона. А эти подробности об убийстве жены… Запугивание? Не факт. Первый раз убивают из страха или для обороны, затем оправдывают это необходимостью, а дальше — по привычке, используя как один из самых действенных и быстрых способов устранить противника. И рассказ может быть бахвальством, способом набить себе цену или… исповедью — ведь тяжело жить с такими демонами в душе. Иногда ими хочется поделиться.
Не знаю, почему, но мне показалось, что окончательное, хотя, может, и неправильное решение я смогу принять, только увидев Ворона. Стрелки часов уже показывали шесть, а значит, я провела битый час в пустых размышлениях.
Дверь в комнату Ворона была не заперта, и я спокойно вошла в его кабинет. Он спал на диване, почему-то в костюме. Возможно, поздно вернулся или работал до утра. Первый несмелый луч солнца играл на его лице, и я ужаснулась от мысли, что этот человек, присутствие которого в моей жизни стало необходимым как воздух, может погибнуть от рук какого-то больного отморозка, который возомнил себя вершителем судеб только лишь оттого, что в его жизни что-то пошло не так…
Мне было страшно, я чувствовала, как холодная змея ужаса заползла в мое сердце, но деваться было некуда. Как сказал Ворон: твоя жизнь — моя жизнь, твоя смерть — моя смерть. Только вот жаль, что если что-то случится (а я была уверена, что это неотвратимое «что-то» произойдет обязательно), я не успею проверить опытным путем правдивость слов Мертвого глаза о том, что я заняла в сердце Ворона место его покойной жены. Казалось, жизнь висит на волоске. Но умирать гораздо легче, когда понимаешь, что ты познала любовь и любима.
Осторожным движением руки я коснулась щеки Ворона и подумала, что если бы писала психологический триллер или детектив, то сейчас обязательно должна бы быть постельная сцена, где торжество любви своим бесстрашием дразнит смерть. Но жизнь — это проза. Ворон и во сне не терял бдительности, и не успела я отнять ладонь, как она оказалась в мощных тисках его руки, а он уставился на меня внимательным непонимающим взглядом.
— Что за чудное явленье? Ты хочешь написать мой портрет или, как злые духи севера, воруешь по ночам чужое дыхание?
Ну что ты с ним сделаешь! Он непробиваем. В какое сердце я могу поместиться? Оно у него вообще есть? Очарование мыслей о любовной сцене исчезло, и на их место снова пришли страх и раздражение.
— Нет, хочу тебе поведать историю о разбитом носе, человеке с мертвым глазом и старухе с косой, которая собирается назначить тебе встречу. Но только я не желаю быть ни арбитром, ни ассистентом, ни священной жертвой.
Впервые за время нашего общения на лице Ворона отразилось беспокойство.
— Ты встречалась с человеком с искусственным глазом и голосом? Как ты умудрилась?
— Он пригласил меня на встречу, и я поехала.
— Ты дура? То есть ты никому ничего не сказала и поехала с незнакомым человеком неизвестно куда?
— Я подумала, что за мной охрана. А человек сказал, что эта встреча очень важна и необходима.
— Она подумала! Если бы я тебя не знал, решил бы, что у тебя вообще нет функционала для мышления. И что он тебе сказал?
— Ничего нового. Что хочет тебя убить, но сначала ему необходимо отобрать твои деньги и бизнес и я должна ему в этом помочь. Иначе… Иначе он сначала убьет меня. А еще…
Лицо Ворона стало непроницаемым, как и острый взгляд, которым он пронизывал меня.
— А еще он рассказал о дружбе, одиночестве, детдоме, любви и тюрьме… И сожалел о том, что ты его не убил тогда окончательно. Вот теперь он мучится, жаждет крови…
Шутила я, конечно, от страха — нервный юмор. Но Ворон оценил мою стойкость.
— Молодец, что шутишь. А чего не сбежала?
— А смысл?
— А смысл оставаться? — Ворон улыбнулся.
— Ну, я надеюсь, что в твоей стае у меня больше шансов задержаться на земле подольше. И к тому же я не уверена, что он думает то, что говорит, и открыл свои истинные намерения.
— И каково теперь твое мнение обо мне после услышанного?
— Я не обязана доверять одному источнику. У тебя может быть своя версия. Но почему-то мне кажется, что он не врет. Обычно тяжело больные люди, приговоренные или самостоятельно приговорившие себя к смерти, испытывают острую потребность излить душу. Думаю, он почти не врал.
— Почти?
— Почти… В том, что касается моей роли в твоем устранении и моем месте в твоем сердце.
Брови Ворона удивленно взлетели вверх.
— В моем сердце?
— Да, он сказал, что я слабое звено, так как ты допустил одну и ту же ошибку — впустил бабу в бизнес. А чтобы впустить ее в бизнес, ты для начала должен был впустить ее в свое сердце.
— Веришь в это?
— Нет, не верю. У тебя нет сердца. Ты его вырезал после смерти жены и отчаянно боишься всего, что может оживить твои чувства, потому что чувства оживят и боль, которую ты заморозил много лет назад.
Ворон пододвинулся ко мне вплотную, лицо стало мягким, мне даже показалось, что во взгляде появилась нежность. Он зачем-то поцеловал мою руку.
— Спасибо за понимание. Твоя легендарная прозорливость убьет любую логику, напичканную самыми железобетонными фактами. Тем лучше…
— Тем лучше для кого?
— Тем лучше для всех.
Мне безумно захотелось, чтобы весь мир слетел с катушек и произошло то, что и должно было произойти между мужчиной и женщиной, которые любят друг друга. Затем мне захотелось его ударить, оттолкнуть и послать ко всем чертям. Я задыхалась от истерического напряжения, пока конец всему не положил вкус губ Ворона на моих губах. Это было так желаемо и органично, что я не стала ничего обдумывать и предпринимать. Я лишь положила руки ему на плечи и еще раз убедилась, что умереть мне теперь не страшно. Цель, к которой я стремилась, есть, и что вспомнить на том свете — однозначно будет.
;
ГЛАВА 27. ПЕРЕСТУПИТЬ ЧЕРТУ
Уже потом, когда случилось все, что могло случиться, я поняла, что старый прохвост, Мертвый глаз, добивался именно такого развития событий. Страх потери, близость смерти сближают людей, бросают в объятия друг друга, заставляют решиться на смелые поступки.
Что ни говори, преступники — очень тонкие психологи! У них психология хищника, и если ты не мыслишь, как хищник, а становишься дичью, у них включается инстинкт охотника и они идут на твой запах.
Мое счастье стало началом трагедии. Мертвый глаз был прав: гора должна остаться горой, иначе бурлящая в ней лава возбужденных чувств разрушит оборону и приведет к гибели.
Я была на седьмом небе, верила в то, что Ворон все решит и никакая опасность не сможет подобраться к нам близко. Ведь, как говорят, снаряд не попадает дважды в одну и ту же воронку. Но кто ведет такую статистику?
Жизнь шла своим чередом, все было под контролем. Я тоже была под особым контролем, так как теперь охрана следовала за мной повсюду. Но и «повсюду» есть места, куда охрану звать неприлично или нелогично. Например, в туалет.
В тот обычный день я решила обновить гардероб, ведь влюбленная и любимая женщина хочет нравиться. А значит, у нее появляются новые привычки и вкусы. Она становится нежнее и слабее. Я не была исключением. Поехав в тот самый магазин, с которого началась моя новая жизнь в стае, я решила, что будет очень символично, если моя новая жизнь с Вороном тоже начнется с этого места. Я долго и тщательно выбирала наряды, охрана долго и тщательно меня стерегла. Я уже почти закончила и зашла в примерочную, как вдруг почувствовала: рука, обтянутая кожаной перчаткой, наглухо закрыла мой рот. Движения человека, стоящего у меня за спиной, были настолько отточенными и парализующими, что я ощутила себя беспомощной куклой, не способной ни пошевелиться, ни, тем более, закричать. Затем случилось то, что обычно происходит во всех детективных историях: что-то тяжелое обрушилось мне на голову и я потеряла сознание.
Когда пришла в себя, было очень холодно. Ужасно болела голова, а кожу тянуло от спекшейся крови. Я сидела на грязном полу в каком-то ужасном помещении, напоминающем цех по заготовке мяса с морозильными камерами. Да, я не ошиблась. Именно поэтому было так холодно. Я моментально вспомнила про магазин, руку, удар, и перед моим взором предстал Мертвый глаз.
— Как Бог мог наделить мозгами такое примитивное создание. Баба — всегда дура… Аналитика, юрист-финансист… Думала-размышляла, а потом пошла и сделала именно то, чего я от тебя добивался. А Ворон!.. Те же грабли! Говорят, человек на ошибках учится. Человек слаб! Он всегда идет на поводу у инстинктов и верит в лучшее. Надо убить в себе все эмоции, вытравить все чувства, чтобы выжить в этом мире.
— Ну да, ты и вытравил. Уже разъедаешь сам себя…
Наверное, у Мертвого глаза была такая манера — вбивать сказанное, так как я снова получила по лицу. Почувствовала, как взор застилает свежая порция крови. Она почему-то была сладкой на вкус и помогала подавить чувство дикого ужаса. Возможно, так ведет себя умирающий зверь, делая отчаянную попытку взять реванш, пробудив природные инстинкты.
— Вы с Вороном друг друга стоите, поэтому и сдохнете вдвоем. Такой себе романтичный медовый месяц в катафалках вместо мерседеса — с путевкой на тот свет.
— А тебе-то что? Месть закончится и что останется? Больной ублюдок…
Мертвый глаз хотел что-то сказать, но в это время я увидела Ворона. Не знаю, что происходило за кулисами, пока я валялась на холодном полу со связанными руками, но, думаю, все было, как и хотел Мертвый глаз. Ворон вышел из зоны комфорта, когда обрел в моем лице новую любовь, и это чувство снова стало миной, на которую он ступил двумя ногами. Только теперь, в отличие от истории с женой, он мог хоть как-то контролировать ситуацию и надеялся обыграть ее так, как не смог тогда. Не знаю, надеялся ли он на то, что мы уйдем отсюда вдвоем. В таких случаях никогда ничего нельзя предугадать. Но он точно пришел сюда, чтобы сохранить мою жизнь. И, судя по всему, готов был пожертвовать своей.
— Какие люди! Ворон собственной персоной, — проскрипел Мертвый глаз. — Ты, как и прежде, веришь в любовь и справедливость.
Ворон держался спокойно, с достоинством, не выказывая страха.
— Не пытайся обмануть старого доброго друга. Оружие в сторону.
Ворон бросил пистолет на пол. Мертвый глаз отшвырнул его ногой.
— Мы с тобой договорились. Тебе нужен я — я пришел. Тебе нужны деньги и бизнес, — Ворон кивнул на папку, которая лежала на стуле, — там все, что ты просил. Достаточно поставить подпись — и я остаюсь ни с чем, но ты отпустишь ее, — Ворон кивнул в мою сторону. — Она мне не жена, не мать моих детей. Зачем портить жизнь увлекшейся девчонке?
Я понимала, что Ворон говорил это нарочно (по крайней мере, это было логично), но все-таки слова неприятно резали слух — предательское сомнение и обида терзали душу.
Мертвый глаз усмехнулся.
— Ворон, ты очень умный, но при этом такой дурак! Ты думаешь, что мне нужны деньги? Что я с ними буду делать? Деньги тратят на баб, а у меня на них просто не стоит. Удовольствия мне в тягость, я инвалид. Мне некому завещать состояние и не о ком заботиться. Я умею радоваться только чужому горю.
Пока я слушала этот достойный театральных подмостков монолог, почувствовала, как что-то острое упирается мне в спину. Этим «что-то» оказалась железка с острыми выступающими краями, о которые можно было не просто больно порезаться, но и нанести увечья.
Мама всегда говорила мне, что зерна знаний рано или поздно дают всходы, но иногда для этого нужен толчок. Близость смерти заставляет мозг работать активнее, и я сообразила, что железка может помочь мне высвободить руки из веревок. Пока Ворон беседовал с Мертвым глазом, я изо всех сил пыталась перетереть веревку, сделала несколько неудачных попыток, изрезала кисти в кровь, но все-таки добилась своего — руки были свободны.
Далее все развивалось очень стремительно. Ворон, конечно же, не верил своему бывшему другу и надеялся его перехитрить, поэтому не стал рукоплескать прекрасному монологу, а выхватил пистолет, чтобы пристрелить безумца. Но сумасшедшие ублюдки обычно очень живучи! Мертвый глаз извернулся и запустил в руку Ворона нож. Поэтому выстрел пришелся мимо, а Ворон лишился оружия и получил ранение.
Ситуация однозначно не обнадеживала счастливым концом. Мертвый глаз, обозленный действиями Ворона, пошел на раненого друга, видимо, чтобы насладиться своей победой и нанести еще несколько ранений, а также чтобы обезопасить себя на случай, если тому вздумается прийти мне на помощь. А в том, что помощь мне будет нужна и Мертвый глаз однозначно попытается устроить показательное убийство во второй раз, я уже не сомневалась.
На раздумья были минуты. В конце концов, мы все чему-то учимся впервые и никогда не знаем, как далеко можем зайти и через что переступить.
Я оглянулась по сторонам и увидела в тени охранника Диму. Как ему удалось остаться незамеченным — непонятно. У него было оружие, но дислокация была проигрышной. Застрелить Мертвого глаза он не мог, а попробовать спасти можно было только одного. Мы встретились взглядом, и немой диалог был красноречивее любых слов. Я вспомнила слова Ильи на пустыре о цели и единственной возможности, от которой зависит вся дальнейшая жизнь. Что ж — со щитом или на щите. Сейчас нет ни «до», ни «после». Есть лишь задача убрать безумца, который рушит мою вселенную.
Дима сделал едва заметный кивок головой, и в руке показалось оружие. Он положил его на пол и отточенным движением ноги отправил в мою сторону. Я мгновенно подняла пистолет, сняла с предохранителя и обратилась к Мертвому глазу:
— Тебе кажется, что ты уже на троне. Но ты на него не воссядешь. Трон примет твой прах. Ты убил одну половину Ворона, другая убьет тебя.
На звук моего голоса Мертвый глаз развернулся всем корпусом.
Я понимала, что у меня нет времени на диалоги и размышления, на страх и фокусировку. Противника надо добивать сразу. Поэтому я не стала ждать, пока Мертвый глаз ответит, и выстрелила.
Мертвый глаз осел под тяжестью собственного тела и упал на спину. Затем захрипел, и изо рта потянулась ниточка крови.
Тело еще несколько раз содрогнулось в конвульсиях, но жизнь уже покидала его. Глаз его стал стеклянным и застыл в немом вопросе, уставившись на подоконник.
Я подошла к мертвому врагу Ворона, увенчанного, словно короной, пулей, попавшей прямо в центр лба.
Меня не бил озноб, не подступала тошнота, не терзала совесть. Я выстрелила еще раз в район сердца. И хотя это было излишне, Мертвый глаз уже был мертв, я помнила уроки охранника: начатое надо доводить до конца и всегда убеждаться в том, что результат достигнут.
Ворон, несмотря на ранение, с помощью Димы подошел к месту возмездия.
— Хороший выстрел. С такого расстояния прямо в голову. А контрольный зачем?
— Для уверенности, что труп на этот раз не оживет.
Ворон хотел забрать у меня пистолет, видимо, опасаясь за мое состояние после происшедшего, но я отвела его руку:
— Пистолет — это личное, и должен быть только в тех руках, которым он служит.
Ворон едва заметно улыбнулся.
За время нашего диалога Дима успел вызвать охрану, полицию. С каждой минутой прибывало все больше людей. Приехала даже скорая, которая перевязала рану Ворону и предложила медицинскую помощь мне.
— Может, ты лучше поедешь в больницу и придешь в себя после всего?
— Нет. Я никуда не поеду. Мне не надо приходить в себя. С сегодняшнего дня родилась новая Паулина. Человек, который научился убивать, не нуждается в успокоительных каплях.
Я с трудом помню дальнейший ход событий. Когда мы отъехали от места нашей вынужденной «командировки» на определенное расстояние, Ворон набрал охрану, а затем мы поехали домой, оставив полиции и представителям Ворона разбираться с мертвым телом и придумывать дальнейшую интерпретацию событий для непосвященных.
;
ЧАСТЬ III. ТЕНЬ ВОЖАКА
ГЛАВА 28. НОВАЯ РОЛЬ
Вот, кажется, и все. Предел мечтаний. Только цена реализации задуманного оказалась слишком высокой. По крайней мере, так я тогда думала. Я почему-то решила, что свершилось все, к чему я стремилась, позабыв о том, что мечты — это всего лишь ступени. И осилив одну, хочется взобраться еще выше. Мистерия прошлого была отыграна. По сути, я отомстила за гибель жены Ворона недобитому бывшему партнеру и врагу. Я получила официальное предложение стать женой Ворона и его партнером по бизнесу. Все, что я задумала, стало реальностью. За исключением того, что я убила человека. Я перешла черту. И возможно, выстрел, который я произвела собственными руками, выпустил демонов, дремавших во мне долгое время, не имея повода для выхода на сцену. Пролитая кровь, даже если это кровь плохого человека, меняет сущность того, кто решил сыграть роль помощника судьбы под именем Возмездие.
Я приняла приглашение Ворона. Мы расписались в узком кругу доверенных лиц без пышного торжества. В любви ведь главное не печать в паспорте и не кольца, а принятие другого как самого себя и желание быть до конца при любых обстоятельствах. Хотя и печать, и кольца были. В дополнение к меткам в виде золотых обручей, надев которые, мы стали словно окольцованные птицы, мы сделали татуировки в виде колец, которые не потеряешь, не сотрешь и носишь как часть самого себя.
Отношение сотрудников и партнеров с этого дня тоже изменилось. Да, все так же имели место лесть и желание заручиться поддержкой, но я увидела чувство страха и уважение силы. Слухи о том, что я метко стреляю, распространились быстро. Боялись уже не только реакции Ворона на отношение ко мне как к его женщине. Боялись меня саму по себе. И не скрою — это было приятно.
Я стала более жесткой, нетерпимой. Перестала придумывать оправдания поступкам людей. Я не снисходила до их слабостей. Слабый — это тот, на кого приходится тратить свой ресурс. А мне нужны были сильные. Я вспомнила былые обиды и как меня била жизнь. И решила, что мстить не буду. Да и кому — призрачному прошлому? Я выжила, значит, у всех остальных будет реальная школа жизни.
Мне понравилось властвовать. Я с презрением наблюдала, как в кабинет вплывают люди, готовые вытереть о себя ноги ради подачки в виде должности или денег. Как эти же люди, получив кость, пинают ногами более низких по статусу и отыгрываются за минуты страха в моем кабинете.
Партнеры Ворона по бизнесу вели себя иначе. Они позволили мне быть. Они стали со мной считаться как с человеком, за которого поручился Вожак. И я из кожи вон лезла, чтобы доказать, что стою дорогого сама по себе.
Я стала трудоголиком. Я стала внимательной и цепкой к деталям. Научилась давать характеристики на расстоянии и по звуку голоса в телефоне. Мне достаточно было одного взгляда на человека, его манеру входить и садиться, чтобы понять, будет ли он в моей команде.
Чем больше я погружалась в бизнес, тем больше отдалялась от Ворона в личном. Мне казалось, что я хочу быть полезной и равной. А я просто соревновалась за пальму первенства. Мне захотелось побыть Крестной матерью, пока Крестный отец уехал в командировку. И пока в одной чаше прибывало, в другой испарялись последние капли влаги.
Дошло до того, что мы практически не виделись. Мы стали соседями по жизни.
Ворон меня не останавливал, и я катилась в тартарары. Я превратилась в стерву. Мне казалось, что я делаю все то же самое, что и мой партнер. Но почему-то он был благородной птицей, а я питалась падалью.
Вторым поворотным моментом после убийства Мертвого глаза стало распоряжение об убийстве «крысы», которой оказался один из наших сотрудников, сливавший информацию конкурентам. Нет, я его не убивала лично. Я не давала распоряжений о его физическом устранении. Я лишь сказала отвезти его тем, кому он служил, и выкинуть для последнего разговора. Ведь предатель, переставший быть полезным, вызывает уже не просто презрение и раздражение. Он становится помехой и лишним свидетелем. Его устраняют. Так и случилось...
Я все сделала правильно. Но даже мой личный охранник и друг Дима встретил такое решение без энтузиазма.
— Ты переигрываешь, Паулина. К тому же ты не обсуждаешь вопросы с Вороном. Ты залазишь на его территорию.
— Тут нет его территории. Есть наша. И я делаю то, что считаю правильным. Поступи он так же, ты бы его не отчитывал.
— Он бы так не поступил. Его жертвы — вынужденные и осознанные. А ты — как наркоман, слетевший с катушек после лечения, — не можешь остановиться.
— Дима, следи за разговором. Я не нуждаюсь в твоих наставлениях. Если мне нужен будет твой совет, я спрошу.
Дима манерно поклонился.
— Что вы, госпожа. Дело охранников — охранять. Какие из них советчики. Каждый должен знать свое место.
Дима ушел. А я впервые попыталась голос совести и здравого смысла заглушить гневом и смела на пол все, что было на столе.
;
ГЛАВА 29. ПОИСК ВИНОВНОГО
Прошло еще немного времени, и мне надоело играть роль маленькой хозяйки большого бизнеса. Я оглянулась по сторонам и поняла, что все это время существовала сама по себе. Мне захотелось внимания Ворона, но он отдалился от меня. Казалось, мы снова вернулись в самое начало нашей истории, и его снова надо было завоевать.
— Ты намеренно меня избегаешь?
— Ты во мне не нуждаешься. Ты добилась всего, чего хотела, и я решил тебе не мешать.
— Я хотела стать равной. Я хотела помочь.
— Ты врешь сама себе. Ты хотела всего того, чего хочет большинство. Статуса, денег, власти. Просто у всего этого не было выхода. Не было возможности себя показать. Поэтому ты была пай-девочкой. Вынужденно. Мы очень часто просим Бога: дай, и ты увидишь, что я не забуду других. Я не стану добычей демонов. Я буду лучшим твоим послом на земле. А когда появляется то, что можно потерять, то, что есть в избытке, мы становимся жадными. Мы меняем настоящее на подделку. Мы заражаемся болезнью саморазрушения и мчимся на всех парах в пропасть.
— Хочешь сказать, что ты лучше? Ты какой-то другой?
— У меня есть принципы. Есть границы. Я смог сохранить свои чувства, скрыв их под броней безразличия, долга и вины. А у тебя нет ограничений. Не научившись водить, ты едешь на максимальной скорости по встречной полосе.
— Значит, ты плохой учитель и наставник.
— Ты не просилась ко мне в ученицы. Ты решила стать гуру самостоятельно.
— Я отомстила за твою жену и сняла с тебя груз вины и прошлого.
— Ты пришла на ее место и должна была прожить вместо нее счастливую жизнь любимой и любящей женщины.
— Из-за тебя я убила. Я перешла черту.
— Черта — это не убийство. Черта — это когда человек делает поступки не из необходимости, не для защиты, а ради мнимых целей и ощущения власти над чужой жизнью.
— Ты сделал меня такой.
— Ты такой была. Мы никого не можем сделать лучше или хуже, у нас есть свободная воля.
— Значит, моя воля — стать просто твоей женщиной. Я устала. Я больше не хочу быть мужиком в юбке.
— Это невозможно, Паулина. Для этого тебе надо подчиниться. Но не из страха, не из лести, не из ложной покорности или боязни меня потерять. Ты должна хотеть этого осознанно. А для этого надо переосмыслить все и понять, чего ты хочешь. Потому что теперь ты другой человек. Наивной доброй девочки уже нет. Она умерла. А вольной птицы еще нет. Она не родилась.
— Тогда уходи. Я хочу остаться одна. Мне нужен отпуск, чтобы все обдумать.
— У тебя будет такая возможность. Завтра я уезжаю по делам на две недели. Иногда достаточно одного дня, чтобы что-то понять. А за две недели можно переписать историю заново.
;
ГЛАВА 30. СМЕРТЬ
Судьба часто выступает в роли пересмешника. Я уже настроилась на двухнедельный продуктивный отдых и получила удар, от которого разлетелось все здание моей жизни.
Спустя сутки после нашего с Вороном разговора в комнату ворвался Илья и криком известил меня о начале конца.
— Это ты его убила. Как просто! Он убил мою мать, а ты, став на ее место, убила моего отца.
— Илья, ты выпил или бредишь?
Осмыслить услышанное мне не дал зашедший вслед за Ильей охранник Дима. Он молча включил телевизор, который я никогда не смотрела — он был скорее предметом обстановки, чем носителем информации. В дневном выпуске новостей невзрачный журналист, стоящий на фоне обрыва, делано взволнованным голосом произнес слова, смысл которых до меня не дошел ни с первого, ни со второго раза: «Сегодня утром в автомобильной катастрофе погиб президент международного холдинга Воронов Александр Георгиевич. По предварительным данным, водитель не справился с управлением…»
Картинка диссонировала с услышанным. Мозг отказывался воспринимать информацию. Дима и Илья пытались мне что-то сказать. По крайней мере, я видела движение их губ, но не слышала звуков. Я вообще ничего не слышала. Я отказывалась верить в происходящее. Так просто не могло быть. После всего, что было. После борьбы и восхождения на олимп судьба не просто скинула меня с него пинком под зад, отобрав приобретенное. Она сбросила меня в пропасть.
Я отказывалась принимать факт смерти Ворона. Я не плакала. У меня не было никаких эмоций. Илья с Димой не на шутку обеспокоились и даже пригласили врача, который пытался назвать мое состояние посттравматическим синдромом и прописать антидепрессанты. Но пистолет убедил доктора убраться, а Илью и Диму — не лезть с ненужной помощью. Я закрылась внутри, словно шкатулка с потайным замком. Пока ты не увидишь смерть собственными глазами, мозг показывает другие картинки.
Не знаю, сколько прошло времени с того момента, как Дима включил новости, но мне казалось, что время стоит на месте. Или я хотела, чтобы оно остановилось. Приехала полиция. Молодой представитель органов попытался дежурными фразами передать мне слова глубокого сочувствия.
— Давайте не будем заниматься словоблудием. Я не нуждаюсь в вашем сочувствии. Вы приехали пригласить меня на опознание? Я готова.
Молодой полицейский замялся.
— Видите ли…
— Я готова ехать, слышите? Я знаю процедуру и меня не надо щадить.
— Да я, собственно и не собирался вас отговаривать. Просто процедура опознания в принципе невозможна.
— Как это невозможна? Тогда как можно утверждать, что человек мертв, если нет доказательств?
— Во-первых, это утверждают журналисты. Мы вам еще ничего не сообщили. А во-вторых… Опознавать нечего. Машина слетела с дороги в пропасть. Падение с большой высоты, взрыв… На сегодняшний день даже анализ ДНК вызывает сомнения в плане 100-процентной точности идентификации.
— То есть, мать вашу, вы не можете установить личность, не можете опознать ее по ДНК, не можете сказать, что он умер, но пытаетесь убедить в этом меня и трубите об этом на всех углах?
— Но тела сильно пострадали…
— Они летели со скоростью света с другой планеты? Что должно было произойти, чтобы все превратилось в ничто?
— Мы не исключаем версии убийства…
— Послушай, мальчик. Я — жена Ворона. Я юрист. И не надо мне вешать лапшу на уши. Вы не просто сделаете все, что надо. Вы сделаете все возможное и еще больше. А я проведу собственное расследование. Пока не будет неоспоримых доказательств его гибели, он жив.
Полицейский поспешно удалился, не попрощавшись и оставив меня наедине с Димой и Ильей. Очень хотелось побыть одной, в тишине. Спрятаться под одеяло и заснуть. А потом проснуться и услышать, что все это лишь сон. Но это была реальность…
— Ты собираешься проводить собственное расследование? Для этого у Ворона есть достаточно высокопоставленных знакомых в органах. Обратись к ним, они сделают все необходимое.
— Дима, ты так спокоен, словно рад или знаешь то, чего не знаю я. Вас устраивает официальная версия? Вы собираетесь ждать заключения полиции и сидеть на месте? Почему машина слетела с дороги? Почему тела водителя и Саши в таком состоянии, что сложно провести даже экспертизу ДНК? Почему везде озвучена версия смерти, которую еще никто не подтвердил? У меня тысяча «почему»…
— У всех тысяча «почему». И поэтому сейчас мы созвонимся со всеми, кто может помочь, и полетим на место ДТП. Ты готова?
— Готова.
Через четыре часа мы были на цветущем весной полуострове в морге с удушливым запахом формалина.
Нам предъявили то, что, в понимании полиции, было фрагментами тела. Останков было так мало и они так нелепо выглядели — словно подгоревший шашлык, что признать в них плоть, которая еще недавно была человеком, любила, дышала, строила планы на будущее, было невозможно.
Изнутри бил нервный озноб, но внешне я оставалась спокойной.
Дима предупредительно взял меня за руку, боясь, что я упаду в обморок. Но я отдернула руку.
— Вы хотите сказать, что это может быть предметом исследования? И почему до сих пор нет никаких версий гибели, кроме официальной? Чтобы такое осталось от человека, взрыв должен был произойти еще до падения с обрыва.
Патологоанатом пожал плечами.
— Я не знаю о версиях, и будет ли этого достаточно. Такова процедура. Вы хотели видеть — вы увидели.
— Увидела что?
— То, что мы смоли вам представить.
Чуть позже мне также предъявили результаты экспертизы, в которых процент совпадения был равен 30% по Ворону и 90% по его охраннику Виталию. Заключение о присутствии следов веществ, которые могут говорить в пользу версии о взрыве, а значит, о покушении на убийство. Письменные показания каких-то свидетелей, видевших Ворона и его охранника за полчаса до аварии. А затем было то, что назвали останками в закрытом гробу, и пышные похороны в узком кругу приближенных. Я наотрез отказалась присутствовать на этом преставлении, но меня доставили насильно.
Слушая искусственные речи в адрес того, чья смерть не была подтверждена фактами, я ощущала себя пластмассовой куклой в магазине игрушек.
Я выстояла панихиду, бросила в сторону гроба букет, который мне вручил Дима, и поспешила уйти из царства лицемерия. Красные розы, словно обманутые надежды, соскользнули с крышки последнего пристанища для выбывших из игры и упали на землю.
В спину посыпались камни осуждения и недовольства, смешанные с обвинениями в том, что я, должно быть, рада случившемуся, и чего еще ждать от плебейки, которую вытащили из народа. А еще я услышала, что у меня характер, как у Ворона, который так же вел себя на похоронах убитой Мертвым глазом жены. И это было самое радостное из того, что я услышала… Раз жива я, значит, жив и Ворон. Впрочем, никто так и не смог доказать, что он мертв…
Жизнь, похоже, решила меня не добить, а покалечить и посмотреть, как я в таком состоянии буду существовать дальше.
Вопреки законам здравого смысла и юридической логике, спустя три дня явился нотариус и зачитал завещание, о котором никто не имел ни малейшего понятия. В кабинете Ворона были собраны самые близкие: я и Илья в качестве родственников и охранник Дима, чья дружба и преданность не вызывали сомнений.
Мне было все равно, Илье — интересно. Дима, как всегда, оставался непроницаемым для эмоций.
Нотариус медленно сел в кресло, неспешна надел очки и торжественно с расстановкой объявил:
— Согласно завещанию, все имущество Воронова Александра Георгиевича, движимое и недвижимое, включая контрольный пакет акций компании, переходит…
В комнате повисла тишина. Я мысленно продолжила монолог нотариуса: «Воронову Илье…»
Нотариус вслух произнес:
— Его жене Вороновой Паулине.
На этих словах у меня зазвенело ушах и, если бы не подоспевший Дима, я бы имела все шансы удариться о пол. Ноги не слушались. Сердце колотилось с такой силой, словно хотело вырваться наружу.
Нотариус бесцеремонно протиснул в мои ватные пальцы ручку и потребовал расписаться:
— Здесь и здесь.
И я расписалась. Я признала смерть, которая была не доказана, и приняла на себя весь груз ответственности, которой не хотела. С этого момента я номинально стала владельцем холдинга — пока без права распоряжения, с приставкой «и. о.» — и заядлым врагом Ильи, которому отец не оставил ровным счетом ничего, за исключением квартиры, машины и акций, которыми Илья владел ранее.
Вожак поневоле, без опыта управления стаей, потомства и покровителя среди шакалов и гиен.
Я по-прежнему отказывалась жить по-новому и принимать статус, ожидая возвращения Ворона. Но время шло. Жизнь требовала действий. И самое главное — человек жив, пока жива память о нем. А Ворон жил в своей бизнес-империи, в нашем доме, общих воспоминаниях и предметах. И я не могла это разрушить.
На мое очередное «нет» по поводу выхода на работу, аргументированное недоказанностью смерти Ворона, Дима ответил жестко:
— Хватит! Слышишь, довольно. Даже если нет доказательств смерти — нет и доказательств жизни. Ты его где-то видишь? У тебя есть другие варианты? А когда люди пропадают без вести, это тоже считать недоказанным фактом гибели? Ты так и будешь сидеть, ничего не делать и твердить, что он жив? Ты обещала, что будешь партнером? Так, черт возьми, партнер — это тот, кто до конца рядом. Даже если время жизни и смерти не совпало. Ты обещала…
Сказанное Димой звучало как приговор. Если его лучший друг, бывший охранник и мой нынешний охранник и наставник не верил в то, что Ворон жив, значит, все... Получается, я себе что-то придумала. Я просто отказывалась признать страшную мысль, которую была не в состоянии вместить. А еще эта фраза о партнерстве… Да горело бы оно все адским пламенем. Я готова была остаться ни с чем — лишь бы рядом был тот, кого не было. Империя без Вожака не имела никакого значения. Ворон был прав… Вот только отпуск длиной в две недели превратился в вечность.
Все эмоции, которые я сдерживала в себе с момента сообщения о гибели моей половины, вырвались наружу. Я хотела плакать, но не могла. Меня душили слезы, я выла, словно раненая волчица. Я начала крушить все, что встречалось на моем пути, колотить руками стены. Я кричала проклятия в адрес Ворона, грозила небу и желала всем сгореть в аду. Дима пытался меня сдержать, но, видя мое состояние, передумал. Я выбежала из дома и ушла в никуда. Не знаю, сколько я так ходила, захлебываясь слезами и извергая проклятия, но когда Дима нашел меня сидящей на сырой земле под яблоней, в тени которой Ворон сделал мне предложение, уже смеркалось.
Дима взял меня под руку и увел обратно в дом. Сил сопротивляться не было.
— А на сырой земле обязательно было сидеть?
— Да мне пофиг. С этого момента мне абсолютно все п-о-ф-и-г. Меня больше нет.
;
ГЛАВА 31. КРЕСТНАЯ МАТЬ
Да, меня больше не было. Паулина умерла. Паулина была, только пока существовал Ворон. Альтер Эго исчезло, я решила, что я теперь — он, только с другим знаком. Я приняла бразды правления и решила сохранить империю, которую с таким трудом год за годом создавал Ворон. Я стала мудрой и осмотрительной. Я пыталась думать, как бы поступил он, что бы он сделал, как бы мыслил. Я разговаривала с его портретом, вела диалоги на кладбище. Я по-прежнему не верила, что под землей лежат останки человека, которого я любила и люблю еще сильнее с каждым днем. Но мне нужно было место его номинального присутствия. Даже если это было место ненастоящего захоронения.
Все подумали, что я успокоилась. А я успокоилась лишь до того момента, пока истечет срок принятия наследства и я буду распоряжаться имуществом. Для себя я решила, что как только приставка «и. о.» исчезнет и я смогу написать завещание, все перейдет Илье. А пока я играла роль. Но никто не знал, что творилось у меня в душе.
Я верила в Бога. Я знала, что самоубийство — тяжкий грех. Но я не была обвенчана с Вороном, у меня не было от него детей, на его и моих руках была чужая кровь. И надежда на встречу за чертой казалась призрачной, словно дымка над утренним морем. Я все еще верила Богу, но я перестала ему доверять. Поэтому попытка найти успокоение в церкви закончилась полным фиаско моей веры. Я долго всматривалась в лик Спасителя, пытаясь получить ответы: за что? почему? Но Спаситель хранил молчание, и я, оставив незажженную свечу в подсвечнике, ушла из храма. Ушла, не веря больше ни во что, одержимая желанием покинуть этот мир.
Я честно выполняла свои обязанности Вожака и партнера шесть месяцев. День освобождения был все ближе. В ежедневник была внесена дата встречи с нотариусом. Дневник, которому я доверяла свою боль, был исписан практически в ноль. Финальный выход был почти готов.
Наконец я вступила в наследство, переписала все на Илью и устроила себе вечер воспоминаний. Последний вечер. Налила в бокал красного, как кровь, вина и под аккомпанемент треска поленьев в камине дописала последнюю строчку в дневнике:
«Так закончилась счастливая история несчастливой Паулины. Потому что власть, богатство и любовь никогда не смогут существовать вместе. Чем-то надо пожертвовать. А если не сделаешь этого самостоятельно, у тебя это отберут силой. Я сказала тебе, что готова стать твоей женщиной и партнером, — и стала. Я сказала, что готова за тебя убивать, — и я убила. Я сказала, что меня без тебя не будет. И я ухожу. Встретимся ли мы, я не знаю. Но ходить по земле, на которой нет тебя, я не буду».
Я опрокинула в себя бокал вина, словно последнее причастие смерти. Бросила дневник в камин и взяла в руки пистолет. Это было не по-женски, но благородно и наверняка. С оружием за это время я перешла на «ты». Поэтому погрешность была минимальна, а процент риска нивелировался желанием уйти навсегда.
Я посмотрела на потрет Ворона, закрыла глаза и, сняв затвор, приставила дуло пистолета к виску. Последний штрих, последнее движение пальцев…
Кто-то властно выхватил оружие из моих рук. Я открыла глаза и увидела стоящего передо мной Ворона:
— Ты, наверное, очень собой гордишься. Не по-женски смелый поступок. Но я тебя разочарую. Глупость данного действа имеет чисто женскую природу.
На смену шоку пришла истерика. Реакция была странной даже для меня самой — я начала хохотать.
— Так ты еще не наигрался… Театр, представление, шоу… С живыми актерами и настоящими потерями. Но ты, конечно, все предусмотрел и рассчитал. Как всегда. А я повелась на эту комедию.
— Ты хотела отпуск. Ты хотела познакомиться с собой настоящей. Я тоже хотел познакомиться с тобой настоящей. А как узнать человека, если не в условиях борьбы, потерь и предательства? Как проверить свое окружение? Для этого надо умереть. Только мертвому ничего не нужно: ни честность, ни преданность, ни любовь, ни настоящая Паулина.
— Я ненавижу тебя! Слышишь? Я не желаю тебя ни видеть, ни слышать. Ты не представляешь, что я пережила за эти шесть месяцев.
— Ребенок всегда плачет, когда рождается. Тебе надо было родиться заново. И мне тоже.
— Какая же ты скотина. Лучше бы ты на самом деле умер.
Ворон вложил в мою руку пистолет и приставил к своей груди.
— Ну так убей меня. Всего одно движение — и все будет, как ты хочешь. А потом ты следом. Не портить же сцену с вином, камином и двумя влюбленными: она убила его, затем себя. Реинкарнация Ромео и Джульетты.
Конечно, я не смогла выстрелить. От усталости и бессилия я начала плакать. Что поделать. Женщина есть женщина. Я пыталась ударить Ворона и дважды попала в цель. Но он меня не остановил. Он переложил в левую руку пистолет, а правой погладил меня по щеке:
— Бедная моя, глупая девочка, ты так и не поняла. Когда я говорил, что мы вместе навсегда, во всем и до конца, — я не шутил. Ты — часть меня. А моя половина должна мне соответствовать. Поэтому ты сдала жизненную академию экстерном. Ты все еще хочешь меня убить? А я очень рад тебя видеть.
Я больше не в состоянии была злиться и не могла принять то, что произошло. Ворон меня не держал, и я сползла по его телу на пол, обессиленно опустившись на колени. Я дала волю слезам, уткнувшись лицом в его колени, а он нежно гладил меня по голове, словно любимого непослушного ребенка.
Я начала успокаиваться, но тут раздался выстрел. Я обернулась и увидела, как под тяжестью ранения оседает директор нашего юридического департамента.
Затем появился охранник Дима.
— Теперь уже точно последний. По состоянию на сегодня все крысы корабль покинули. Хотя и принудительно.
Дима улыбнулся, и я поняла, что он был в курсе всего.
Игра продолжалась. Жизнь продолжалась. И кровь продолжала литься. А я стояла на коленях перед своим кумиром, с которым по-прежнему была готова быть до конца. Только на этот раз в ад мне не хотелось. Ведь только верным Богу обещана вечность. А верность Богу зиждется на его жертве, а не на крови тех, кого приносишь в жертву ты.
;
ГЛАВА 32. РАСКАЯНИЕ
Осознав, что натворила, и боясь потерять Ворона снова, я ударилась в новую крайность. Решимость физической расправы над собой сменилась желанием уйти от мира, запереться в стенах монастыря, заглушить голос совести. Я готова была отказаться от всех благ ради спокойствия души и жизни того, без кого я не жила, а существовала. Но священник дал не совет, он вынес приговор: жена и муж, обрученные перед Богом, вместе до конца, пока...
— Да-да, я знаю. Пока смерть не разлучит нас. Но он уже умирал, а я сейчас мертва в душе. За каждым из нас тянется шлейф чужих жизней, пущенных под откос. К тому же мы жена и муж только перед миром, а не перед Богом. Мы не венчаны, и я не знаю, как он отнесется к такому предложению. Как это исправить?
— Ради чего ты хочешь загладить вину: чтобы не тревожили призраки или чтобы не потерять любовь?
— Я хочу покоя. Как Мастер в романе Булгакова. Я устала бояться, устала терять, устала ждать расплаты.
— Тогда физический труд и молитва через силу не помогут. Спасайся там, где стоишь. За каждую отнятую жизнь выкупи две взамен. А что до того, кто должен больше… Муж спасается женой, жена — мужем. В ком больше любви, в том больше дерзновения. Сердце подскажет, что делать. Деньги откроют возможность для реализации задуманного. А там, как говорится, — принято, прощено, дадено. Богу не нужны бессмысленные смерти. Богу нужны люди с живой душой и любящим сердцем. А суд для каждого разный. Великие грешники часто становились великими святыми. Для начала поговори с ним. Любовь найдет нужные слова. Предложи ему повенчаться. Исповедайся и сходи на причастие. И мужу тоже предложи. Но не настаивай. А там Бог сам все управит. Неисповедимы пути Господни… А о монастыре забудь. Над мужем Бог, над женой муж. Ты создана для мира. Любовь — это дар и крест. А дарами не бросаются.
Я оттягивала разговор с Вороном, пытаясь найти нужные слова. Я потеряла покой, меня мучили кошмары и плохие предчувствия. Поговорить я все-таки решилась — после очередного ночного кошмара.
…Мне снился старый пешеходный мост возле родительского дома. Я звала Дьявола — и он пришел. Вернее, сначала я заигрывала со Смертью. Я стояла на этом старом мосту и представляла картины своего падения вниз.
Можно ли почувствовать себя птицей за те секунды, когда ты из человека превратишься в груду биологического материала? Я уже готова была свеситься через перекладину и улететь в вечность, но в последнее мгновение почувствовала, как кто-то сжал мою руку и резким движением отдернул от перекладины.
Рука была сильной и теплой. Кто-то оказался не гостьей в капюшоне с косой, а симпатичным брюнетом с темными глазами. Настолько темными и глубокими, словно это были не глаза, а бездонный колодец.
Самоубийство надо совершать быстро, без раздумий. Достаточно любого внешнего обстоятельства — и ты уже больше не готов. Ты трусишь и малодушествуешь. Я не стала исключением. Я не плакала и не радовалась. Я внимательно разглядывала незнакомца.
— Неужели меня услышали? Дело за малым — заключить сделку? Роспись кровавыми чернилами на воздушном пергаменте?
Мужчина едва заметно улыбнулся.
— Я не буду спрашивать, как ты догадалась. Люди у черты всегда чувствуют силу внешнего мира. Пергамента не будет. Желание будет одно. Вместо подписи достаточно вслух произнести «да».
Я поняла, что озвучить решение надо как можно скорее. Сделка с нечистью сродни самоубийству. Начинаешь задумываться — и уже не готов лететь в пропасть без страховки.
— Желание одно, и ты об этом знаешь. Я хочу любви. Взаимной. Любви, которая сильнее жизни и смерти, могущественнее власти, с которой не нужны ни люди, ни декорации. Два в одном, один как продолжение другого. Я хочу быть вечно с тем, кого люблю больше жизни.
— И что ты готова за это отдать?
— Душу… Душа бессмертна. Я готова сделать все, чтобы быть с предметом своей любви на земле и за чертой.
— Даже если тебе придется убивать?
— Жизнь убивала меня каждый день: скукой, обманутыми надеждами, старением, ожиданием конца, боязнью одиночества. Этого всего так много, все это так зябко и омерзительно, что мне кажется, убийство человека на этом сером фоне — веселое представление, драйв и всплеск эмоций.
— А если это будут родные и близкие?
— Я сыта по горло всем и всеми. Я хочу счастья для себя. Родные и близкие хотят тебя в качестве ресурса для решения своих проблем и дарят тебе подачки в виде поглаживаний, и то не всегда и с каким-то прицелом. А чаще тебя бьют прямо в сердце и обливают помоями за твое же добро. Отныне мне жалко только себя.
— Но жизнь — это не монолог и не диалог, это театр.
— Жизнь — это массовка с кукловодами и главными героями, у которых кукловоды в подчинении.
Мужчина на минуту задумался, а затем протянул руку:
— Ну что ж. Вечная взаимная любовь в обмен на души.
— На души?
— На души… Заключая сделку, ты продаешь свою душу, души своей половины и всех тех, кто связан с тобой пуповиной жизни.
— Скорее паутиной.
— Тогда по рукам?
— Да. По рукам.
Я протянула ладонь для рукопожатия и почувствовала острое жжение. Мужчина разжал кисть, я посмотрела на свою ладонь и заметила, как линии на ней вздрогнули и изменили свое расположение. Судьба родилась заново.
Счастье было так велико, а любовь — так всепоглощающа, что я забыла обо всех и обо всем. Я растворилась в мужчине, стала его правой рукой. Я стала жестокой и непримиримой, научилась убивать. Сначала я убила безразличием свою дружбу и лишилась друзей, затем убила своих родственников, на которых наплевала и перестала помогать, бросив на произвол судьбы и мстя за детские обиды. Но все это были метафорические убийства. Затем я первый раз убила зарвавшегося сотрудника, который пытался выставить меня в невыгодном свете и списать на меня собственные грешки. Наверное, именно это убийство стало точкой невозврата. Вылетевшая в человека пуля пробила мою собственную душу. Маленькое отверстие в раненой душе превращалось в воронку. Чем счастливее я становилась, тем больше смертей было вокруг. Нечисть оказалась права, когда сказала, что ценой сделки будет не душа, а души. Их было много. Находиться со мной стало опасно. Люди начали меня избегать. Круг замкнулся. Вырвавшиеся наружу демоны питались кровью, и унять их можно было только прекратив убийства и смерти. Но это было невозможно ни в силу образа жизни, ни в силу специфики бизнеса. Каждая капля пролитой крови требовала литр чужой взамен.
Оставался еще один способ. Кровь за кровь. Неправедно пролитая кровь вопиет об отмщении, и маховик может остановиться только тогда, когда будет уничтожен человек, развязавший войну.
Наступил момент, когда я практически захлебнулась своим счастьем. Я осталась без друзей, без родных, ненавидимая всеми. Себя я тоже ненавидела. Оставалась лишь любовь. Любовь между мной и моим Альтер Эго. Но это была странная любовь. С ней ад, без нее — преисподняя. Мы думали в унисон, мы стреляли по одним мишеням.
Наконец я решилась и мысленно позвала того, с кем заключила сделку.
— Я устала. Я не думала, что все будет так. Я лишь хотела взаимной любви и чтобы весь мир пошел к черту.
— Ты получила то, что просила. Ты осталась один на один со своим отражением. Теперь уже не отличишь, кто из вас кто. Вы — одно целое. Ему тоже не хватало счастья, и он готов был пустить под откос вселенную. Вы встретились неслучайно. Идеальная пара. Любовь выше жизни, сильнее смерти, без лишних свидетелей.
— Но это не любовь. Любовь — это покой в душе, радость в сердце, это… Это жертва… А то, что дал мне ты, — любовь наоборот. Эгоизм, самовлюбленность, жертва другими. Это наркотик, которого надо все больше, а кайфа все меньше. Это фейк. Я готова принести себя в жертву.
— Поздно. Тех, кто ушел, не вернешь. Того, с кем ты обручилась, нельзя отделить от тебя. Если ты приносишь себя в жертву, вы погибаете одновременно. Вернее, не погибаете, а меняете координаты расположения во вселенной. Да и что даст смерть, если останется память и душа? Не будет тела, но призраки будут следовать за тобой по пятам.
— Ты лжешь. Выход есть всегда, и нет такого греха, который нельзя было бы искупить.
Мужчина ткнул пальцем в небо.
— Ты о Нем вспомнила?
— А ты считаешь, что можешь чем-то Ему помешать?
— Нет. Но у меня есть права на твою душу и душу твоей половинки.
— Суды на земле и на небе имеют один и тот же алгоритм. Существует право на апелляцию.
— Ну что ж, попробуй, — мужчина расхохотался и растворился в воздухе.
Только за все надо платить. И когда ты подумаешь, что все прощено и тебе даровали благословение, благословение может оказаться проклятием…
…Я проснулась в холодном поту и решила, что поговорю с мужем именно сегодня, сейчас.
Был выходной день, но Ворон встал раньше обычного и пил чай за столом на первом этаже дома.
— Нам надо поговорить. Срочно.
— Я планировал уехать по делам.
— Нет. Нам надо поговорить немедленно.
— Ну если это так важно…
— Это очень важно.
— Тогда внимательно слушаю.
— Саша, жить так, как мы жили раньше, нельзя. Пора уже выкупать то, что сдано в ломбард, а не делать новые долги.
— Ты о чем?
— О душе.
Ворон посмотрел на меня с удивлением.
— Ты возомнил себя Богом, когда решил, что можешь убивать. Сначала это была вынужденная самооборона после убийства жены. Но если честно, я не верю, что ваш бизнес с Мертвым глазом был мирным и не орошен чьей-то кровью. Затем ты слал собственником. Времена изменились. Но один раз перейдя черту, ты решил, что физическое устранение — часть стратегии. Если убийство Мертвого глаза было местью за жену, то остальные — во имя чего? Он убил твою первую любовь, я убила его. Это было венчание на крови. Но за остальное спросится. Ты можешь потерять что-то очень дорогое снова, и у тебя уже не будет права сказать, что Бог жесток и ты только восстановил баланс справедливости.
— Что ты хочешь от меня? Чтоб я оделся в рубище и пошел каяться в монастырь?
— Я хочу, чтобы ты больше не убивал. Я хочу, чтобы мы повенчались. И я хочу, чтобы мы откупились от того, что сделали. А именно — занялись благотворительностью. Я не хочу быть жертвой. А если уж быть — то священной, а не ведомой на убой. У тебя достаточно денег, у тебя есть власть. И у тебя так мало близких — я да Илья. И мы стоим больше, чем вся империя вместе взятая.
— Ты моя жена и партнер. У тебя есть право распоряжаться средствами. Благотворить сегодня модно. И я никогда не был против того, чтобы помогать тому, кто в этом нуждается. Занимайся. Если тебе так важно со мной повенчаться, я пойду на это для твоего спокойствия. Но в остальном я буду решать сам, что мне делать.
— Ворон, нас накажут. Тебя накажут. Или ты заплатишь по счетам, или откупишься, насколько это возможно. И это еще при условии, что Бог примет жертву.
— Разговор окончен.
Я поняла, что ничего не добилась. Ворон или не хотел меня слышать, или не понимал, что я хочу до него донести. Это все были уступки капризам любимой женщины, путь в никуда. Я почувствовала, как задыхаюсь, и провалилась в черное ничто.
;
ГЛАВА 33. НОВАЯ ЖИЗНЬ
Я очнулась в больнице. Оказалось, что все попытки вывести меня из длительного обморока не увенчались успехом и пришлось вызвать скорую. Меня обследовали, сделали анализы. Как говорила моя соседка тетя Поля, деньги не Бог, но милости много. Важный бородатый мужчина в халате взял мою руку и измерил пульс.
— Как вы себя чувствуете?
— Нормально, только слабость и голова кружится.
— В вашем состоянии это абсолютно нормально.
— В моем состоянии?
— А вы не знаете, что беременны?
У меня опять начался приступ удушья, и врач поспешил меня успокоить.
— Спокойнее, вам нельзя волноваться. В таком возрасте велик риск осложнений.
Ворон был в комнате и смотрел на меня так, словно видел впервые.
Тут в голове отчетливо прозвучали слова нечисти из диалога на мосту в моем сне: «Только за все надо платить. И когда ты подумаешь, что все прощено и тебе даровали благословение, благословение может оказаться проклятием…»
Благословение… и проклятие.
Ворон попросил врача оставить нас наедине и подсел к кровати:
— Ты хочешь сказать, что ничего не знала?
— Если бы я знала, этой ссоры не было бы.
— Но ведь врач сказал, что возможность иметь детей под вопросом.
— Врач не Бог. Он может лишь предполагать. Теперь есть то, что потерять будет еще больнее.
— Прекрати!
— Хорошо. Я прекращаю. Сделай хотя бы то, что пообещал раньше, — венчание и благотворительность. А дальше я буду делать то, что сочту нужным. И что будет, то будет.
Ворон исполнил обещание. Мы обвенчались. Я не стала открывать фонд, а занималась целевой благотворительностью, помогая тем, кому доверяла. Потому что фонд — дело хлопотное, а в моем положении хлопоты были излишними.
Я получила двойную охрану, Ворон предугадывал даже мои мысли. Беременность проходила на удивление нормально. И в положенный срок у меня родилась здоровая дочка. Муж был на седьмом небе от счастья. Даже Илья искренне радовался рождению сестры. Я больше не лезла в бизнес и решила, что на данном этапе я просто жена и мать — этого достаточно. Самовыражение — это прекрасно. Но только в том случае, когда оно дополняет призвание. А призвание женщины — любить, быть любимой, хранить очаг, создать семью и познать радость материнства. Все остальное — в свободное время и по желанию. А все, что вместо, — подмена.
Ворон не запрещал мне ходить в церковь и даже присутствовал на крещении и воскресных службах, где я с крестным и крестной — Ильей и его девушкой Ольгой — причащала ребенка. Присутствовал, но не участвовал. А я, памятуя о том, что муж спасается женой, решила откупиться за двоих. Правда, батюшка-монах, к которому я ходила на исповедь, все чаще ругал меня за то, что взяла на себя непосильную ношу, под которой могу сломаться. На что я категорично отвечала, что семья не ноша и ради самых близких я готова на любые жертвы.
Наконец жизнь вошла в спокойное русло. У меня было все, о чем я мечтала: любимый и любящий муж, дочь, собственный дом, статус и бизнес. Все было слишком ладно и спокойно. Тишина резала слух. Так тихо бывает только перед началом битвы.
Однажды Ворон решил, что мне с ребенком лучше уехать отдохнуть за границу, где воздух чище, экология лучше и жизнь спокойнее. И мы собрались в Испанию. Купили билеты, собрали вещи. Я была внутренне готова к отпуску даже без Ворона. Ведь как бы ни была сильна любовь к мужчине, ребенок забирает пальму первенства и переключает внимание на себя. Я наслаждалась материнством, мне хотелось покоя. Я столько лет мобилизовалась, боясь пропустить счастье, что, обретя его, практически свалилась от душевной и физической усталости.
Мы вышли из дома. Ворон собирался ехать с нами в аэропорт, но я настояла, что лучше проститься тут. Долгие проводы — лишние слезы. Тем более, через несколько дней он должен был прилететь к нам. Последний поцелуй, взгляд на прощание и… сильнейшая острая боль под левой лопаткой. Я почувствовала, что больше не владею ни ситуацией, ни собственным телом и проваливаюсь в никуда. Последней картинкой, которую захлопнула темнота, были растерянные лица Ворона и охранника Димы.
;
ЭПИЛОГ
За все в жизни надо платить. Если не платишь сам — тебя заставят. Но ты можешь попробовать все исправить. То, что нельзя оплатить, можно выкупить. Иначе тебя накажут. И все было бы очень просто, если бы наказали только тебя. Это больно, но быстро и примитивно. Поэтому наказывают обычно тем, что очень дорого, что дороже собственной жизни…
Мистерия второй половинки Ворона была проиграна дважды. Сначала я невольно стала убийцей Мертвого глаза, который лишил жизни первую жену Ворона. Но я пролила чужую кровь. Потом я дала распоряжение на фактическое устранение сотрудника, работавшего на конкурентов. А Ворон в силу характера и специфики бизнеса возомнил себя судьей, выносящим приговоры другим. Я должна была ответить за свое, Ворон — за свое. Но в данном случае «свое» у Ворона было вложено в мою жизнь и жизнь нашей дочки. Остановить его можно было только отобрав самое дорогое.
И этим самым дорогим опять стала вторая половинка, которой на этот раз оказалась я. Дочка была благословением, пущенный в меня выстрел — проклятием.
Но суд небесный и земной отличаются. Потому что Бог судит по справедливости, с оттенком любви. Моя вера и попытка все исправить были приняты во внимание. А посему — принято, прощено, дадено.
Я выжила. А Ворону пришлось получить второе рождение во всех смыслах: крещение, переосмысление, прощение и начало новой жизни. Жизни, в которой ты делаешь шаг, думая о том, как этот шаг отразится на людях, связанных с тобой нитью судьбы.
Ворон. путь героини
© Copyright: Эвелина Каравай Бертольд, 2020
Свидетельство о публикации №220040501038
Свидетельство о публикации №220040501038
Рецензии