Новый год

В рабочем посёлке городского типа «Большие загулы» сегодня ночью было неспокойно. Кучерявая метель, не встречая на пути особых преград, носилась с притопом по единственной поселковой улице. Правда улица была длинна и называлась по-русски залихватски - проспект Космонавтов. Свет в люстрах и холодильниках погас ровно в нулевую полночь и все, поголовно похмельные мужики, кряхтя взялись за наточенные с вечера топоры. В лесу задрожали иголками зелёные ёлки.
Новый год ровно через неделю придёт обязательно, а без разлапистой красавицы как? Одичавший в хмурой чаще лесничий, взял сегодня отгул за прогул. Риск благородное дело, но не до такой же степени. Он один, а их, страждущих о мохнатых ёлочках, целиковая и яро пахнущая местным алкоголем рать. Вооруженные наточенными лезвиями на отполированных топорищах, в ночной тиши они становились зловещими тенями. И потом не последнее место занял  в их душах стимул. Любая, погибающая на кухне хозяйка даст после набега сто грамм, а может и ещё чего даст.
В лесу теперь было тихо и спокойно. Спали медведи в реновационных берлогах, спали еноты в застеленных соломой дуплах. Медведям сегодня снились лапы, густо помазанные красной икрой, а енотам ничего не снилось, оттого как были они ленивы и неумны. На дальнем кордоне, утопая по грудь в голубоватом снегу, бродил, подвывая одутловатый волк. Был и он, надо думать, когда – то в силе, стаю имел подневольную, лязгал зубами на неё. А теперь одних уж нет, а те далече. Воет он в полнолуние на Луну, а та не обращает на него внимания, изредка высылая с обратной стороны тарелку, с межпланетными жандармами. Стражи порядка засыпали волка вредным  сугробом, столкнув того с субтильной сосны, и довольные возвращались в родные пенаты. Туда – сюда, минутное дело. Это ж не на Альфа – Центавра, а местная командировка. Привозили детишкам сувениры – сосульки и были рады этому, улыбались.
Левонтий Львовский, как только часы и в темноте пробили полночь, тоже сунул за пояс топор, и мысленно попрощавшись с домочадцами, шагнул за дверь. Вокруг него разом расположилась вся из себя вредная темнота. Уже был там в гуттаперчевой этой тьме сосед Лёшка, по кличке – «загорелый», оттого что горячей цыганской крови. Чуть подрагивающими родными руками бережно поглаживал стальной обух. Воровато оглядывался глазами по всем сторонам, зябко поёживаясь.

- В магазин вечером завезли целых пять ящиков, исключительно на Новый год – подмигнув, прошептал Лёха. – Нинка – продавщица просила ей ёлочку махонькую, чекушкой грозилась отплатить.

- Нафига драной козе растянутый баян дался? – возбудился самым первостепенным в предновогоднюю ночь вопросом Левонтий. – Притащим самую большую и зелёную, за поллитру. Ноль пять и в прошлом году была в половину больше четвертной. В этом и подавно.

- Большая ей ни к чему, она же чаще в погребе живёт, пару литров принесёт, а там кадка с огурцами, хруп - хруп и …взгляд косеет. Магазин по три дня не открывает. Что характерно, в туалет не ходит всё это время, как космонавт в поднебесном пространстве. Зато железно после всех дел минут пятнадцать опорожняется, почти цельное ведро – заржал Лёха

- Это я знаю, у моей Лушки когда соль кончилась, она её сковородкой будила. Та пока не опростилась, дел с ней иметь не захотела.

В самом конце проспекта кто – то развязно ударил в набатный рельс. И тогда они пошли. След в след, нога в ногу. И не стало в мире другой силы которая могла бы извернуть их обратно. И не смущало мужиков, что смотрят на них в тысячекратный бинокль жандармы с обратной стороны луны и воет в середине рощи доживающий свой век волк.
Минут через пятнадцать подмёрзший с одного бока ветер принёс с собой звук первого удара стального лезвия по тоненькому стволу лесной красавицы. И началась тогда вакханалия и перекрестился спрятавшийся в подпол бледный лесничий. Пригубил из надколотого бутылочного горлышка настоянной на скипидаре жидкости. Отгул же у него. Ёлочки – то новые отрастут, а жизни запасной никто не предоставляет – ни Бог, ни жандармы, ни профсоюз лесничества.

- Левонтий, ты для чего две штуки такие красивые заломал? – спросил при встрече через полчаса Лёха. – Я - то ладно, одну себе горемычному, сам-друг Нинке в погреб за ноль двадцать пять. Гляди, какая маленькая, прям первоклассница. В белом фартучке.

- В столицу свезу на электричке, родственникам. Они там, в закатанном в асфальт городе, сидят себе в квартирах и выжидают. Думают, ёлка сама придёт, в звонок скромно позвонит, уже с шариками – вытер рукавицей нос Левонтий. – В туалете тепло, а тут такие морозы выпадают, струя на лету замерзает.

- Не довезёшь – зловредно хмыкнул Лёха. – В вагоне и срисуют тебя. На заготовленных государственных ёлках, в самом комле печать стоит. Круглая и синяя. Мол срублена для нужд пополнения козны государством и налогом не облагается. Газета писала патрули ходить будут.

- Не бренчи желудком – остановился как вкопанный Левонтий. – Всё продумано от самого начала и до самого конца. Пока ты Нинке атрибут новогодний заготавливаешь, контора пишет.

- Корявые только буквы у неё получаются, как на допрос приведут, так
и запоёшь – полез в карман за спичками сосед. – Вы же все ёлки на корню уничтожите и следующим поколениям ничего не оставите.

В самом конце дороги засверкал фарами тяжёлый грузовик. Он хоть и медленно, но приближался к паре десятков мужиков с топорами и зелёными красавицами. В лесу, за оврагом, предупреждающе взвыл волк, а лунные жандармы от неожиданности мигом выронили тысячекратный бинокль и тот покувыркавшись в морозном воздухе упал в свежий сугроб на задворках посёлка городского типа «Большие загулы». Завтра его найдёт на обходе местный участковый Владимир Владимирович. Задумчиво махнёт головой и недоверчиво оглянется.
Мужики, чуть пометавшись, дружно рванули в сторону, опять же след в след, метрах в полсотни от полотна дороги рассредоточились. Повтыкали в снег ничего не понимающие деревца и распластались позади них. Через три минуты грузовик прибыл сюда и остановился.

- Смотри Тимофей – озадаченно обратился к водителю и махнул рукой в сторону залегших мужиков пассажир. – Тут никогда рощи и не было. За день выросла.

- Пить надо меньше – тронул грузовик с места водила. – И закусывать.

Но только когда бортовые огни исчезли за поворотом оставив за собой тяжёлый дух выхлопов, оголтелые мужики поднялись для продолжения нелёгкого жизненного пути. Притихшие ёлочки прижались к ним зелёными боками и ласково поглаживали по небритым щекам востроносыми иголками. И тут впереди вспыхнули огнями окна домов посёлка городского типа «Большие загулы». На единственной площади, перед гипсовым Ильичом загорелся полутёмный фонарь. Вождь укоризненно покачал тяжёлой головой и хотел было вслух произнести тираду картавым языком, но не стал, самоустранившись. Теперь дела его прошлые обнулили и даже столетие устроенной им бучи не отмечали. Фонарь светивший около человека в кепке понимал, что главное это электрификация всей страны, но ему было лень светить ярко.
Там внутри «Больших загулов» что – то происходило. Происходило то, чего происходить не могло в другое время. Хозяйки, ждавшие мужиков уже нажарили картошки, уже налили в гранёные стаканы сто граммов равные двумстам, уже приняли водные процедуры, умывшись везде, где надо. И тогда они пришли, все с добычей. Пахнувшие морозом, метелью, ельником. На входе им призывно улыбнулись.

- Завтра повезу одну штуку в столицу – сказал после принятия, раскрасневшийся лицом Левонтий. – С самого утра. Так что стели постель.

- Постелено уже – хитро улыбнулась Лукерья. – Тебя дожидается с той
самой поры как ушёл. Грелкой подогревала. Вы же там в лесу про своих жён позабыли, а мы тут скучали около плиты.

Наутро в морозном посёлке было хмуро. На электровозе стоявшей в тупике электрички домовито сидел нахохлившийся ворон. Белым бельмом не выспавшегося глаза он рассматривал приближавшегося человека с зелёной ёлкой на изготовку. Человек тот шёл неуверенно, всё пытался оглянуться назад, прикрываясь рукавицей от яркой фары встречного поезда. И тут двери фыркая открылись, будто из наискосок проткнутой камеры вырвался на свободу спрессованный в ней воздух. Задевая зелёными лапами веток мужик протиснулся в стынь вагона. Он был пуст в этот предрассветный час, пуст и трепетный иней повисший на ажурных паутинах, не пугано молчал. Мужик положил ёлочку на багажную полку в середине вагона и метнувшись на обратную сторону и чуть назад, сел лицом в сторону движения. Глаза наметано смотрели в сторону новогоднего символа.
Минут через пять в дверь просунулся известный нам участковый, а именно Владимир Владимирович. По – хозяйски огляделся, что бы обратить бдительное внимание на деревце.

- Здорово Левонтий – хрипло поздоровывался с пассажиром. – Чья ёлка не знаешь? – после чего прихватив красавицу с полки, пристально глянул прямо в комель. – А печати – то нет! Такая сиреневая должна быть. Хотя у нас и базара ёлочного нет, откуда ей взяться.

- Знать не знаю – однако не дрогнул Львовский. – Она уж лежала, как я сел. Никто и не подходил, я бы увидел. У меня глаз ватерпас.

- Тогда конфискую, а ты чего так рано в столицу?

- Надо мне нынче! - ответил Левонтий и неуклюже отвернулся к разукрашенному морозом окошку.

В новую полночь посёлок городского типа «Большие загулы» на три четверти уже спал, сегодня жёны изменили своим привычкам и ничего сильной половине не давали. Ни сто граммов, ни ещё, упаси Бог, чего. По проспекту Космонавтов извивалась и швыряла в окна пригоршни снега нагловатая метель. Невесть откуда взявшаяся гармонь сама по себе, от лёгких прикосновений пальцев, извергала из – под мехов матерные частушки. Но вот неадекватный гражданин в образе гармониста присел на постамент принадлежащий Ильичу и горько заплакал от безысходности.

- Всё закрыто и добавить негде – размазывал он по щекам слёзы. – А в кармане ещё есть, но что толку? Низы, видимо, не могут, а верхи не хотят. Видимо плохо апрельские тезисы читали, хотя там об этом ничего не сказано. Да и что с броневика скажешь? Того и гляди ветром сдует,  пойдут клочки по заулочкам. За….я собирать.

- Дом номер тринадцать, там бабка Стёпка, у неё есть, правда дорого, как во времена НЭПА – сказала из – под алебастровой кепки всё знающая метель и убралась восвояси. Может и не сказала, а музыкальному мужику только почудилось? Разберись теперь, за давностью времени. Но гармонист причудливо встал и, не сомневаясь, направился в обратную от нужного дома тринадцать сторону. Можно и так, земля – то круглая.

А уже известный нам Левонтий Львовский в очередной раз, мысленно попрощавшись с родными, смело шагнул в ночную темень. Правая рука крепко держала в своей теплоте отполированное топорище. Повторная операция по превращению заснеженной ёлки в новогоднюю красавицу проводилась им в одиночку. У лесника был сегодня второй день отгулов за прогулы и он безмятежно похрапывая чесал во сне пятки в мягкой постели. Старый волк совсем потерял звериные силы и забравшись с головой в логово поблескивал оттуда горящими глазами.
Ёлочка ему попалась в этот раз, красивее не бывает, один же – выбирай любую. Мужики под ногами не мешаются. Под топором только вздохнула тихо и приготовилась к скорому новогоднему торжеству. Назад добрался беспрепятственно. Лукерья, однако, повторно не наливала, оттого, что у неё к вечеру заболела голова. Может оно и к лучшему, завтра на электричку и в столицу. Дай Бог удачи. А то в один момент преграды объединятся, и уж тогда упирайся - не упирайся, всё коту под хвост.
На восточном сегменте зимнего неба сильно посветлело, когда он бодрячком подходил к нахохлившемуся составу. В этот раз двери были уже открыты. Ёлку на багажную полку, сам на обратную по ходу сторону, сел и осмотрелся. Участковым и не пахло. Надышал прогалину на окошке, стало видно проспект. Там на удивление пустынно, только какой – то мужик с гармошкой притоптывал в ста метрах отсюда. Успокоился и даже задремал через пять секунд.

- Левонтий, ты опять в столицу? – похлопали его по плечу. – Зачастил под Новый год. Маслом там намазано? Короновирус только закончился, сидел бы дома. С Лукерьей поругивался.

- А! – грубо вздрогнул путешественник. – Ёлка не моя!

- Тогда конфискуем, на всякий такой случай – ухмыльнулся Владимир Владимирович. – Второй день кто – то забывает, что за народ? И печати сиреневой нет. Ну что ты будешь делать? Всё исключительно на моём участке. Прямо диверсия. Значит, не видел никого?

- Откуда? – уже пришёл в самого себя Львовский, и потянулся до хруста в суставах. – Я  сегодня поздно загрузился, весь народ уже тут был  во
всех вагонах. А может это ты вчерашнюю забыл?

- Попрошу без намёков! – грозно взял под самый козырёк Владимир Владимирович. – Я тебя всё равно поймаю. Следы сегодня только твои, да и подсказали мне.

- Кто? – искренне удивился гражданин славного посёлка городского типа «Большие загулы» Левонтий Львовский. – Быть того не может! Да я никому у нас в посёлке копейки не должен. Да я пионером металлолом собирал. Да я…

- Словлю – прервал тираду участковый. – Поверь мне.

- А на спор! Литр гоню, самой хорошей.

- А давай!

Левонтий вернулся из столицы поздно. Уже и звёзды вкусно позёвывая собрались укладываться под одеяло млечного пути. Уже окончательно перегорел измученный фонарь возле Ильича и в жутких потёмках ночи что – то попискивало в алюминиевых проводах. Зачуханый электропоезд встал как вкопанный у перрона когда на часах набралось уже ближе к полуночи. Было морозно и пустынно. Окошко кассы надёжно закрылось на продажу и никто не приметил вышедшего из нутра вагона Львовского. А посмотреть надо было. Ведь в руках у того притихла молоденькая красавица – ёлка. Оглядываясь и переходя на бег, устремился Левонтий ближе к дому. И улыбнулся когда не замеченный никем, нажал на кнопку звонка родной квартиры.

- Где же ты был цельный день? – тут же напала на него Лукерья. – У всех мужья так мужья у меня одной поросёнок. Лёха уже нарядил свою ёлку. И Нинка в погребе пригубила, а чего ей, она монополист. Жёлтую водичку начала вырабатывать. Откель у тебя новая ёлочка?

- Отстань. Завтра в столицу повезу.

- Отстань, так отстань. Ужина тоже нет. Нашёлся мне тут ужинщик. Ко мне, между прочим, гармонист днём приходил. Прямо с инструментом. Дом тринадцать ищет. А ты пропади пропадом со своим Новым годом, холодец варить не буду!

- Лушь, я тебе потом всё объясню – обнял тогда он жену. – Ну, правда. Одного дядю надо по носу щёлкнуть. Очень хочется.

- Смотри не промахнись – вырвалась от него Луша. – Не расхлебаешь в
один присест. Сколь уж разов было.

Утром он шёл на станцию, не особенно скрываясь. Даже хотелось, что бы его видели. На посёлок городского типа «Большие загулы» упал Русский мороз. Пощипывали уши под треухом и начал процесс натурального обмораживания большой Левонтиевский нос. Хорошо ещё недалёк путь до станции. Мороз щипал – щипал, но вот уже открытые двери электрички и знакомая багажная полка. Ёлочку туда, сам напротив и задремать. Глаза закрыл, по спине постучали.

- Здоров, Левонтий – послышался голос участкового. – Не знаешь, чья ёлочка – то на полке примостилась? Прямо эпидемия новая, каждое утро, уж три дня подряд.

- А, Владимир Владимирович, привет! Моя красотка, моя. В столицу везу, родственникам. Им там всё некогда, детворы много, а я в район смотался, купил, вот везу.

- И печать есть?

- Сам посмотри, печать сиреневая, опись, протокол опять же – всё как положено - по – русски широко улыбался Львовский. – И квитанция об оплате, ЗАО «Берлога», на присмотрись.

Участковый всё же приподнял комель дерева и недоумённо положил обратно. Круглая и чёткая печать ехидно улыбнулась ему оттуда. В соседнем вагоне заиграла гармонь и под эту музыку зашипели закрываемые двери. Пришлось стражу порядка рвать на себя стоп – кран и выскакивать на попытавшийся ускользнуть перрон. Успев покричать:

- Твоя победа, Левонтий, кикимор подери!

А Левонтий Львовский ласково взглянул на лесную красавицу и вроде как даже погрозил ей пальцем. Захотелось покурить. Но он отказал себе в этом и прикрыв ресницы задремал и снилось ему как привезёт он новогодний подарок родственникам и гордо откажется от гранёной стопки. За окном чередовались станции, большие и маленькие, а он спал. Проснулся уже перед самой столицей, открыл заспанные глаза и начал медленно привставать. Ёлки не было.

- Не видели случайно, кто ёлку отсюда взял? – спросил у древней бабки напротив. – Моя была.

- Нет, сынок, не видала – прошамкала в ответ бабка. – Жулики взяли. У меня – то уже есть, искусственная, я её лет двадцать назад купила, хорошо не
надо кажный год в лес мотаться, у меня и топора теперь нет. А зачем?

- Вот тебе, бабушка, и праздник! – закрыл красное лицо руками Левонтий. – Контора пишет.

Бабка в ответ ничего не сказала, но вроде как и обиженно отвернулась к окошку. Задумалась о чём – то своём, причмокивая тонкими губами…
И когда Новый год настал, загорелись во многих окошках лесные красавицы. И участковый Владимир Владимирович пришёл встречать его ко Львовским. Он же полицейский давнишний, а загульные девушки замуж за него не идут. Оттого холостяк. Принёс литр солидного коньяка. А Лукерья холодец всё же сварила. Хорошо посидели. До самого утра и дальше.

Москва. 2020г.