Мои восьмидесятые

   Началось все торжественно и красиво. Москва, Олимпиада, все строго и чистенько. Пепси-кола.
Потом было немножко грустно, медведь улетел и унес пепси-колу с собой.
   И тут… Как они все начали...
   Сначала тихий разговор в пельменной:
- А вы что, не знаете? Брежнев умер!
   Потом – ещё один, другой, третий... Быстрый поход к Колонному залу, строгие лица и грустная, но живая музыка.
   Потом сбили к чертям самолет с какими-то корейцами, которые все поголовно оказались шпионами. Переживали тогда не сильно.
   Вот зато игра!.. Бегаешь, прыгаешь, все это гораздо важнее корейцев.
Броски за мячом. Он пытается ускользнуть. Если ему это удается, то слышатся громкие крики и мат. С тоской соображаешь, что тебе достанется. И поделом, однако. Куда понесся-то?
   Но иногда и в твою честь кричат. Тогда парение в эйфории, но обычно недолго.
   Все это время не забывал, слава Богу, учиться. Институт. Как-то все успевал, и учеба, и спорт, и книги, сейчас бы так не смог, ни в какую.
   Лейтенантские звездочки в стакане с водкой, мы пьяные и поезд стучит - домой-домой, домой-домой... Это мы закончили военную кафедру.
   Диплом, значок красивый к нему. До сих пор где-то лежит в укромном месте. Буду старенький, надену для встречи с молодежью. Стану учить их жизни. Они будут хихикать и переглядываться с девушками.
   Тогда я сам был такой.
   Был влюблен. Был снова влюблен. И это было здорово, сам о себе столько нового узнал. Поэзия вдруг стала ясным и увлекательным окном в мир.
   Почему-то казалось, что все так и будет вечно красное. Про золото на голубом даже не думал.
И вдруг Булгаков, вдруг "Альтист Данилов", Стругацкие, Тарковский, и красное стало отступать и прятаться в темные углы. А золото обнаружилось в словах и музыке странного на вид человека, как будто бы не в себе.
   Был еще аэродром где-то посередине континента. Это военная служба. Не могу сказать где, секрет, хотя если заглянуть на Google-maps, то можно найти даже тот павильончик, на котором поленились написать букву М, а в букве Ж не было вовсе надобности.
   Стратегические. Если лечь ему на спину лицом вверх, то перед глазами только голубой цвет, это небо, облаков нет, краев не видно. Нырнуть туда, что-ли?
   Открывается какая-то дверь, за ней бетонный колодец, там копошатся люди. Что это? Гарнизонная гауптвахта. Вывод - не ходите, дети, в армию служить... Грохот двигателей на форсаже, стремянки, закручивание каких-то разъемов в крепкий мороз, стертые о бетонку ботинки, Млечный Путь как огромная река в ночном небе и алые брызги солнца, встающего сквозь лес за Ангарой.
   Отмена водки показалась сначала несмешной шуткой, если бы не её последствия. Хотя основная масса населения сумела выжить и дать конкурентоспособное потомство.
   Радостно грянул дембель, и уже неважно каким рейсом и во сколько ты вылетишь, но ты полетишь домой, и внутри тепло-тепло.
   И вот тут пришла пора жениться, и я сделал предложение своей жене, за что огромное спасибо всем.
   Постепенно продукты, вещи и желание что-то делать в стране закончились. И аккурат в конце 80-х, что, видимо, нарушило какое-то глобальное равновесие, отчего начались природные и политические катаклизмы, которые успешно продолжались ещё долго-долго.
   Появилась перспектива полететь куда-то в тар-тарары. И когда всем показалось, что это самое тар-тарары уже видно, 80-е годы вдруг кончились и все самое апокалиптическое досталось девяностым.
   Но это уже совсем другая история.