Шаль

      Спустя несколько минут Диар сидел рядом с Гулим-апай в зале ожидания. Его безусое загорелое лицо было перекошено страхом. Губы тряслись, когда он сбивчиво рассказывал тётке о событиях пятиминутной давности. Женщина внимательно осмотрелась, стараясь не поворачивать голову.

      ...Гулим была из казанских татарок. Вот уже четверть века жила она вдали от родины, в Ташкентской области, в «местах компактного расселения» казахов. Чужой она себя здесь не ощущала. В ауле Каракши муж ее был одним из самых уважаемых людей. В далекие тридцатые столкнула их судьба. Тогда сын переселенцев из казахских степей, молодой имам Батырбек приезжал в Казань на подпольный съезд служителей ислама. Ему приглянулась статная светлолицая Гулим, и она ответила обходительному и образованному мулле взаимностью. Многое пришлось пережить им вместе. Смерти детей, притеснения властей, войну, с которой далеко не все мужчины-каракшинцы вернулись невредимыми, послевоенную разруху. Теперь, когда жизнь большой страны налаживалась, Гулим-апай захотела проведать свою казанскую родню. Кому-то надо было стать ее спутником в этой поездке. Правоверные мусульмане не отпускают своих женщин в дальнюю дорогу без провожатого. Рядом непременно должен быть мужчина. Родственник. В идеале – муж. Но Батырбек-молда вырваться в тот момент из своей служебной рутины никак не мог. Решено было отправить с Гулим-апай племянника, восемнадцатилетнего Диара.
– Мальчишка он совсем еще, что с него проку? – Гулим-апай покачивала головой, слушая доводы мужа. Однако выбора не было. Опасностей в дальнем пути хватает, одна пересадка в Москве чего стоит.
- Деньги пусть будут у Диара. Как бы там ни было, он мужчина. – Батырбек-молда задумчиво поглаживал аккуратную бородку. «Сидела бы ты дома, – говорили его глаза. – И мне спокойней, и расходов меньше». Бывала она с мужем и в Бухаре, и в Самарканде, всей душой полюбила эту щедрую землю под жарким южным солнцем. Но, увозя юную Гулим из ее родного города, Батырбек уже тогда понимал, что рано или поздно затоскует жена. И никогда не уйдут из ее снов ни светлые  стены казанского кремля, ни величественный полноводный Итиль.
          Диар едва не запрыгал от радости, узнав о предстоящей поездке. Еще бы! Все его друзья-ровесники перебрались в город, кто-то учился в техникумах и вузах, кто-то писал длинные письма из армии. Его, младшего в семье, немолодые родители оставили при себе. Дальше Ташкента он из Каракши не выбирался. А тут – настоящее путешествие….

- Ну, чурек копченый, гони свой чулок. Да не жидись, ты себе еще наторгуешь. – Конопатая рука резко тряхнула щелкнувшей «финкой» перед носом Диара. В мужском туалете «Казанского», как назло, кроме них двоих, не было ни души.
- Сичас, сичас, - Диар покорно нагнулся, вытягивая что-то из сапога.
«Финка», холодной сталью пощекотавшая его подбородок, упала на затоптанный пол. Конопатый покачивался, держась за бок и хватая ртом воздух. Диар опрометью кинулся вон из туалета…
        По старой их местной привычке любой каракшинский парнишка носил при себе небольшой кинжалообразный ножичек. Персик разрезать, грушу или дыню – далеко ходить не надо, «орудие» всегда под рукой. Собираясь в путь, Диар машинально сунул ножик за правое голенище. А в левом сапоге, в плотном матерчатом узелке, были деньги. Немалые, по тем временам. Чтоб и на дорогу хватило, и в гостях не чувствовать себя стесненными. Никогда б не подумал племянник аульного муллы, что придется ему обагрить руки чьей-то кровью. Но рассуждать было некогда.
- Корыкпа, балам. Не бойся. – Гулим-апай вытащила из баула широкую темно-зеленую шаль и набросила ее на голову Диара. Юноша натянул концы платка на колени, прислонился щекой к плечу тетушки и закрыл глаза. Рассредоточившись, между рядами сидений медленно продвигались три типа, чем-то неуловимо похожих друг на друга. Они хмуро вглядывались в лица, обходя баулы и мешки. Гулим-апай перебирала четки и тихо бормотала слова молитвы. Скользнув равнодушным взглядом по двум женским фигурам, один из дружков конопатого прошел мимо…

#драма_бэнд
#острыйсюжет_бэнд