Странный дом

Этот дом стоит на нашей улице в самом овражке.
Кусты сирени и бузины закрывают от людских глаз большую часть постройки, поэтому складывается впечатление, что дом и кусты переплелись своими ветвями и мощными корнями навечно.
Струйка печного дыма вьётся из трубы только в самые лютые морозы, и в редкие минуты в окнах дома загорается свет.
С тех пор, как мы поселились в этих краях, ни разу не встречали ни хозяина дома, занятого колкой дров, ни хозяйку, увлечённую прополкой огорода. Создавалось впечатление, что обладатель дома – призрак, который лишь изредка топит печь и на минутку включает в доме свет. Только однажды я заметила, как наведалась в дом сухопарая тётка, несущая в авоське булку хлеба…

Крещенский мороз разукрасил окна нашей избы витиеватыми узорами, а берёзы у дороги щедро посеребрил инеем. Звонкий скрип половиц эхом разносился по всем комнатам нашего пятистенника.
- Миш, я добегу до тёти Лизы, ладно? Праздник всё-таки, Крещение!
- Угу, - не отрываясь от экрана телевизора, отозвался Михаил.
Я быстренько оделась, взяла гостинцы и ступила в январскую стужу… Добежав до странного дома, у самой тропинки вдруг увидела тёмную неподвижную фигуру. То ли мужик, то ли сам чёрт - не разобрать!
Холодные мурашки побежали у меня по спине.
- Здравствуйте! – крикнула я, дрожа от холода.

На звук голоса фигура обернулась… Уф-ф! И вовсе это не чёрт, а старичок – щуплый, невысокого роста… А бородища-то, бородища! Ниже колен опадает серебристой  диковинной волной.
- Николай Чудотворец! - пронеслось в голове.
На моё приветствие старичок не ответил, а отпрянул от меня, словно от прокажённой.
- С Крещ-щением в-вас! – выдавила я, отбивая зубами чечётку.
Дед проворно повернулся ко мне спиной и  засеменил к дому.
Вот он, призрачный хозяин дома! Но что-то с ним было не так… Лицо! Белое, как снег, застывшее в неподвижной гримасе, а взгляд – как у фарфоровой куклы.

Я опрометью бросилась к тёти Лизиному дому.
Соседка, выслушав мой сбивчивый рассказ, перекрестилась.
- Вовку Сухорукова ты встретила, голуба моя.
И тётя Лиза, разлив по кружкам ароматный чай, охотно поведала историю, потрясшую меня до глубины души…

- Женился Вовка Сухоруков аккурат накануне войны. Взял в жёны самую красивую девушку в нашем селе – Татьяну. Не успели молодые намиловаться, как забрали Владимира на фронт. Воевал он справно, да не долго. Заела его тоска-кручина – спасу нет! Жена Татьяна каждую ночь стала сниться, увещевать да упрашивать: « Вернись, любимый! Худо мне одной. Мамка померла, на руках - дитё малое». И стонет Татьяна, и слезами горючими умывается…

Не смог он более терпеть и быть с любимой в разлуке - дезертировал. Каким-то чудом добрался до родных мест. А народ деревенский в толк не возьмёт: чего это Татьяна вдруг засветилась вся, как бляшка на новом ремне! И расцвела пуще прежнего… Ну вот, значицца, живёт себе Танька с дитём, поживает. Соседи помогают, кто чем может. Только не в коня корм – худющая Татьяна, как смерть. Одни глаза на лице светятся - огромные, цвета перезрелой вишни. Блестят, аки при лихорадке.
- Тёть Лиза, а муж-дезертир где прятался?
- В этом доме и прятался, где Татьяна с дитём жила. Там подпол был да ишшо чердак. Дальше слухай… Проходит скока-то времени, и стала наша Танюша поправляться. И токмо с одного боку  - спереди. Баб деревенских на мякине не проведёшь – опять Танька брюхатая!
Только бабы одного понять не могут: от святого духа, что ли, понесла? В деревне мужиков-то, почитай, не осталось…Но, как говорится, всё тайное рано или поздно становится явным. Увидал кто-то из соседей Володьку случайно – страшный, обросший, будто лешак или ведьмак. Днём-то он прятался, а ночью, как сыч, на волю выбирался.

Тетя Лиза замолчала, а мне стало не по себе.
Я живо представила себе молодую красивую женщину, а рядом с ней – того самого бородатого старика. Да, ворованное счастье – тяжелая ноша! И не всем она по плечу…

- Новость сразу всё село облетела, - продолжила тётя Лиза. – Сначала сельчане хотели в волость сообщить, да Танюша на коленях умоляла не выдавать любимого, рыдала шибко.
- Пожалел народ Татьяну?
- Пожалел, - вздохнула соседка. – Токмо Вовка людям так и не показался. Стыдно, видать, было, а может одичал окончательно…А Татьяна вскоре пацанёнка родила! Старшая девчонка, чем старше, тем больше на мать походила – красавицей росла. Да…

В избе стало тихо-тихо, как в сумерках перед грозой.
 - Тётя Лиза, а как детишек Татьяниных назвали?
- Вовкой да Танькой.
- Что-о-о!?
- Вовкой да Танькой говорю, тетеря глухая! Папка хотел в дочке продолжение своей ненаглядной видеть, а жена в сыночке – своего любимого.
- А потом что?
- А потом, девонька, амнистия случилась. Думаю, в волости про Володьку слыхали, да связываться не захотели. Танюша кое-как концы с концами сводила, детей поднимала да мужа-дезертира на шее тащила. На двух работах работала, лямку тянула. Видать, силёнки и закончились.
- Заболела, что ли?
- Не-е-е, к «горькой» пристрастилась.  Сначала помаленьку, потом поболе. Только грязной или злобливой  никто Татьяну никогда не видал! Всегда со всеми весёлая, приветливая…Старики говорят, от большой любви дети шибко красивыми рождаются. Истинная правда! Танечка, дочка, вся в мать уродилась, хоть икону с неё пиши. Вовка, сын, вырос - на артиста стал похож. Только фамилию артиста я запамятовала…Ну, помнишь, кино такое было, про мужика с жабрами?
- «Человек – амфибия»?
- Ну, да, оно самое! Как фамилия этого артиста, не помнишь?
- Не помню…А где теперь Татьяна, хозяйка дома?
- Где ж ей быть-то, голуба моя? На небесах почивает, годков десять, пожалуй. Вырастила деток и упокоилась по весне. Тихо ушла, во сне... В последний путь Татьяну всем селом провожали.
- Жалко-то как!
- Судьба, знать, такая. Вовка, сын Татьянин, служивым стал, а дочка Татьяна на бухгалтершу выучилась да в Москву подалась.

- А как же старик? Кто же за ним теперь смотрит?
- Сестра двоюродная приходит. Иногда я схожу - проведаю, пирожок отнесу али яиц домашних. Только отвык Владимир от людей, всех избегает, ото всех  прячется. Потому оставляем  ему продукты в сенцах и уходим.
Тётя Лиза взглянула на меня исподлобья:
- Вот такая история приключилась... А кто виноват, кумекаешь?
- Кто?
- Война проклятая, - горько вздохнула тётя Лиза.- Если бы не война, всё бы иначе сложилось.

И тётя Лиза украдкой смахнула со щеки, изъеденной морщинами, скупую слезу.