Мама

   - Когда уже ты свою «соску» бросишь? – беззлобно произнёс Саша, глядя, как жена, накрасив губы, задымила папиросой «Север».
   - Когда-нибудь брошу! А с ней привычней. Я на рынок схожу.
   И Зоя, пачкая папиросу губной помадой, зашагала по улице уверенной, размашистой походкой. Курить она начала на войне совсем девчонкой, когда вернулась с бойцами разведроты из своей первой вылазки в тыл врага. На фронт ушла добровольцем, ускоренно выучившись на санинструктора, ушла защищать родной Сталинград. В мирное время несколько раз пыталась бросить курить, но никак не получалось.
   Я пришла из школы и по вкусному запаху, доносящемуся из кухни, сразу поняла, что мама варит борщ. С уткой!
   - Мам, когда картошка в борще сварится, потолчёшь немножко в чашке?
   - Конечно, доченька. Я же знаю, как ты её любишь! Специально побольше целой в кастрюлю положила.
   Папа тут же, на кухне, шил брюки на своей ножной машинке. Кому-то на заказ. Когда строили дом, специально кухню сделали просторной, чтобы и маме было где развернуться, и папа мог спокойно строчить свои бесконечные строчки на красивой немецкой машинке «Зингер». Правая рука хоть и побаливала после тяжёлого ранения, но он не обращал внимания. Что поделаешь? Мета от осколка на всю жизнь осталась. И боль.
   Родители жили дружно, я с детства была обласкана их любовью. Когда выросла, то поняла, что младшеньким детям всегда больше нежного внимания перепадает – от мамы, папы, бабушки, дедушки и старших братьев и сестёр. Особенно мне нравились вечера, когда мама или папа рассказывали, как они воевали.
   Затаив дыханье, слушала маму:
   - Один раз получила задание от младшего командира сходить в разведку одной. Вроде и не очень опасно – не глубоко в тыл врага надо было пройти, а издалека понаблюдать в бинокль за движением неприятеля и по его интенсивности определить, где ждать наступления. Ползу потихоньку, чтоб себя не выдать, и вдруг за кустами слышу немецкую речь! Замерла, распласталась на земле, тихо лежу, как мышка, молитву про себя читаю. Они ещё немного постояли за кустами, поговорили и повернули обратно. Видно, тоже их разведгруппа.
   Я полежала чуть-чуть и поползла вперёд. Задание всё-таки выполнила. Вернулась, доложила, рассказываю, что чуть на фашистов не напоролась, и тут заходит старший командир. Послушал мой рассказ и… Ох и дал он прикурить младшему за то, что он меня одну в разведку послал!
   - Девчонку! Одну! Ей восемнадцати ещё нет, а ты что удумал?! Девчат беречь надо! Им после войны детей рожать, страну поднимать! Чтоб больше никогда, слышишь, никогда такого не повторилось!
   И дальше пошли крепкие, русские пояснения, что будет младшему командиру, если он ещё хоть раз!..
   …С тех счастливых пор моего детства прошло уже много лет. Я сама уже два раза мама. Родителей давно нет… А в памяти последние дни мамы… Ей шёл семидесятый год. 15 лет назад она, наконец-то, бросила курить свой «Север», немного располнела, но больше папиросы в руки не взяла. Всё чаще жаловалась мне:
  - Ох, доченька, если бы ты знала, как я устаю!..
  - Мама, а ты старайся больше двигаться, вон, к берёзе напротив дома ходи, обнимай её, она тебе силы прибавит.
   - Да пробовала я, тяжело мне, задыхаюсь…
   А через несколько дней маму увезли в больницу с приступом – камни в желчном. Врачи сказали, что будут оперировать. Я шла домой с маминым зимним пальто голубого цвета и плакала, а пальто это казалось мне неимоверно тяжёлым, как будто в нём кирпичи лежали.
   Операция шла пять часов. Я в халате стояла в коридоре около операционной, видела, как спустя час после начала оттуда выбежала медсестра и сразу вернулась с врачом-реаниматором. Что там случилось?! Умерла?!. Но никто не выходил. Долгие пять часов! Целая вечность! Врачи вышли уставшие и показали мне два камешка, крохотный и большой, как воробьиное яичко, он-то и закрыл желчный проток. А ещё показали ванночку и в ней будто говяжья почка.
  - Это миома, мы заодно и на половых органах операцию сделали, раз уж брюшную полость вскрыли, провели, так сказать, «ревизию» органов.
   Было это 6 января 1994 года, второго января маме исполнилось 70 лет, а 9 января она умерла, ненадолго придя в себя. Эти три дня мы с папой радовались, что она выдержала операцию. Меня все три дня пускали в реанимационное отделение без всяких запретов.
   - Какие медики добрые, - думала я, не понимая, что мама умирает… Но они-то это ясно понимали, потому и пускали.
   - Мамочка, родная, всё позади, держись, мы выкарабкаемся.
   Она кивала головой и шептала:
  - Да-да, доченька, берегите папу…
   Я ушла домой, а через час - звонок по телефону… и мой крик:
  - Нееет!!!